Честер заглушил мотор. Лодка заскользила по течению и ткнулась носом в зацепившуюся за сук черную тушу, опутанную тонкими серебряными нитями и иссеченную серыми шрамами, словно оставшимися от яростных ударов бича.
- Водяной бык! - воскликнул Хама.
- Так вот он каков! Никогда раньше не видел.
- А мне доводилось, во время Третьей высадки. Этот - настоящее чудовище! И мертвый… - озадаченно добавил почвовед.
Честер осторожно толкнул огромную тушу, и она покачнулась. В темной воде на глубине нескольких футов неясно показался и тут же исчез какой-то большой серый пузырь.
- Сайдорец, - присвистнул Честер. - Досталось же ему. Но кто бы мог подумать, что они способны сражаться с такой тварью.
Хама зябко поежился, хотя утреннее солнце ярко светило.
- И победить - вот что главное, - добавил он. - Никто и не подозревал… - он остановился. - Что с вами?
- В нашей бухте живет один сайдорец; мой сын постоянно с ним играет и зовет его Харви. Я подумал было…
- Лучше не позволяйте своему мальчишке играть с существом, способным убить водяного быка.
- Да нет, Харви не тронет, - промямлил Честер. - Хотя… - он нахмурился, оттолкнулся багром от туши и снова запустил мотор, урчание которого музыкой зазвучало в ушах. - Знаете, мне кажется, не стоит ничего говорить жене и ребенку - портить им Рождество? А потом, когда представится возможность потихоньку избавиться от Харви…
- Конечно, - согласился Хама. - Буду нем, как могила. Ни к чему нам лишние разговоры.
Шум мотора стих вдалеке.
А потревоженная туша водяного быка высвободилась из ветвей затонувшего дерева и поплыла вниз по течению, покачиваясь на волнах и медленно поворачиваясь вокруг оси. Показалось раздавленное тело мертвого сайдорца, желтые солнечные лучи коснулись лица игрушечного астронавигатора, опутанного серебряными нитями, и позолотило его…
Салмансар
(Пер. Е. Воронько)
Кажется,я обзавелся чем-то вроде котенка. Я зову его Сэм.
Вы не удивлены? Еще бы, ведь вы меня совсем не знаете. Люди воображают, будто средних лет холостяки, точно старые девы, любят кошек, а если живут в тихом провинциальном городе и состоят в клубе садоводов, то просто обязаны их любить. Вздор. Уверяю, ко мне это не относится.
Во-первых, никто не даст мне моих пятидесяти лет, и вы не найдете у меня ни единого седого волоса. Во-вторых, жизнь моя отнюдь не тиха и не безмятежна. А что до клуба садоводов - мы в нем занимаемся не только цветочками.
И не скрываем этого. Мы - я, Элен Мерривейл, Кора Лашез со своим отрядом и (до недавнего времени) Ахмед Шуга - представляем собой, если можно так выразиться, вершину пирамиды, а ниже расположены Туристический клуб "Золотые шестидесятые" и множество объединений помельче, которые пышно расцветают в таких добропорядочных местах, как Глен Хиллз. Клуб Садоводов - это истинный штаб Глен Хиллза. И как в любом генеральном штабе, здесь идет постоянная, иногда шутливая, а порой и беспощадная междоусобная война.
Конечно, я знал - знал уже целый год - что военная удача начала изменять Элен Мерривейл, бойцу стойкому и мужественному. Не один, не два, а целых пять важнейших решений, от организации традиционного пикника для престарелых до назначения вице-президента ежегодной кампании "За чистоту и порядок в нашем городе", были приняты вопреки ее мнению. И это было вдвойне неприятно еще и потому, что я считался главным помощником Элен.
И все-таки, когда в августе прошлого года Элен, объявив, что врач настоятельно рекомендует ей подлечить нервы, с честью покинула поле боя, я ничего не заподозрил. Я проводил ее в кругосветное путешествие, и голова у меня болела лишь о той скверной тактической обстановке, которую Элен оставила мне в наследство.
Что ж, я старался как мог, но результат был предрешен. Такие опытные противники, как Кора Лашез, ошибок не совершают. Один за другим со своих постов в нижестоящих организациях слетали назначенные мной (и Элен) люди. И хотя все эти долгие месяцы уверенная улыбка не покидала моего лица, я тоже стал потихоньку наводить справки в туристических агентствах.
Как же плохо я знал своего командира! Она великая женщина, эта Элен Мерривейл. Совершенно безжалостная, но такими и должны быть настоящие командиры.
Элен вернулась тихо и неожиданно. С собой она привезла Сэма… стоп, почему я это написал? Она его не привезла; она просто не могла его привезти. Кошек, котов и котят Элен обожает не больше моего; к тому же, Сэм тогда еще не родился. Вторгшись в мою жизнь, он теперь упорно лезет и в мой рассказ. Так на чем я остановился?
Да. О возвращении Элен мы узнали, получив письма с приглашениями на вечеринку под девизом "Снова дома". В мой конверт была вложена записка, в которой Элен просила прийти чуть пораньше.
Я, конечно, пришел. Дверь открыла ее сестра, Летти. Сущее ничтожество, особенно в сравнении с Элен.
- А где наша дорогая девочка? - спросил я.
- Ждет в гостиной, - прошептала Летти, как-то странно глядя на меня.
Нахмурившись, я прошел в дом. В гостиной находились двое; увидев их, я замер. Но только на мгновение. А затем двинулся дальше, улыбаясь и протягивая руку для пожатия.
Кажется, я уже упоминал, что не отношусь к обыкновенным холостякам средних лет. Вряд ли какой-нибудь визирь древнего Востока, прибыв во дворец и обнаружив у трона эмира своего преемника, смог бы держаться с большим самообладанием. И, оглядываясь назад, я склонен думать, что в ту минуту в глазах Элен промелькнула искра - всего только искра - восхищения.
- Хорас, - сказала она, - познакомься с моим новым, но очень близким другом. - Она повернулась к стоящему рядом маленькому человечку. - Господин Ахмед Шуга. Ахмед, это Хорас Клинтон.
Мы обменялись рукопожатием. О чем мы разговаривали втроем, пока собирались гости, я не помню; да это и неважно. Больше всего меня занимал сам Шуга - субъект, вне всякого сомнения столь же опасный, сколь отвратительный.
Казалось, что рука, которую я пожал, оставляла жирные пятна. Да и весь он, похоже, был слеплен из жира. Человек-колбаса. Короткая толстая колбаса вместо головы; колбаса подлиннее - тело; из двух колбас, перетянутых там, где должны быть локти и колени, состояли конечности; завершали картину маленькие колбаски-пальцы. Но разговаривал я с ним подчеркнуто приветливо.
Однако беседа наша была недолгой. По комнате пробежал трепет, и секундой позже в окружении своих гвардейцев - могу засвидетельствовать, взгляды их были суровы и непреклонны - в дверь тяжелой поступью вошла Кора Лашез.
- Элен! - воскликнула она.
- Кора! - эхом отозвалась Элен. Они упали друг другу в объятия: высокая, седовласая, исполненная королевского величия Элен и коротышка Кора, с наполеоновским блеском в темных глазах. В воздухе запахло кровью.
- Нам ужасно тебя не хватало! - громогласно возвестила Кора. - Что заставило тебя задержаться?
- Загадочный Восток, - ответила Элен. - Милочка, он меня просто околдовал! Не было сил ему противостоять. - Она обернулась к Шуге. Если бы не милейший Ахмед, я пропала бы там навсегда.
Кора бросила взгляд сначала на него, потом на меня. Вне всякого сомнения, она поняла, что он занял мое место подле Элен, и что я тоже это понял.
- Ахмед, познакомься с Корой Лашез, многочисленные достоинства которой я не уставала воспевать. Кора - Ахмед Шуга. - сказала Элен.
- Здравствуйте, уважаемая леди. Весьма польщен, - произнес Ахмед с сильным акцентом; раньше я его не замечал, а сейчас он прямо-таки резал слух.
- Ахмед поживет у меня несколько месяцев, - продолжала Элен. - Пока не закончит свою книгу о черной магии в Америке. Мы попросим его прочесть в нашем клубе лекцию об индийских разбойниках-душителях, или о Гильдии убийц, или о каком-нибудь колдовском обществе.
- Вы знаток подобных вещей, мистер Шуга? - спросила Кора.
- Он алхимик! - понизив голос, сообщила Элен.
- Ну-ну, уважаемая леди, - возразил Ахмед, весь лоснясь от самодовольства. - Просто я - орудие неких сил, более могущественных, чем мои собственные.
- В самом деле? - проворчала Кора и покосилась на Элен. - Он слишком хорош для Клуба садоводов. Придется ему кое-что порассказать и в Доме для престарелых. Я скажу Мэрилин Спидо…
- Дорогая Мэрилин, - пробормотала Элен, - где же она?
Мы огляделись в поисках главного помощника Коры, однако в комнате ее не было. И в ту же секунду из сада, куда выходила застекленная дверь, донесся пронзительный крик.
Мы бросились туда. На клумбе настурций лежала мертвая Мэрилин Спидо, только что задушенная чьими-то сильными руками.
Разумеется, это несчастье омрачило нашу встречу. Кора и ее отряд потихоньку ушли, хотя было еще рано. Спустя два дня состоялись похороны Мэрилин, устроенные с большим вкусом, и в течение нескольких недель полицейские ретиво патрулировали улицы Глен Хиллза.
Когда мы проводили следующее собрание Клуба садоводов - на сей раз в доме Коры Лашез, как повелось после отъезда Элен в путешествие, полиции еще нечем было похвастаться. Ахмед рассказал (должен признать, весьма занимательно) о крапчатом болиголове и других ядовитых растениях. Лично я до этого понятия не имел, сколько смертельных ядов можно добыть в наших лесах и полях; и, думаю, не я один, потому что во время лекции многие мои соклубники что-то записывали. Но потом, когда мы пили кофе с пирожными, разговор неизбежно скатился к убийце Мэрилин, который все еще скрывался среди нас.
- Самое ужасное, - сказала Элен, поглядывая на Кору, - что неизвестно, кого он изберет следующей жертвой.
- Что верно, то верно, - пророкотала Кора.
Открыв кожаную сумочку, висевшую у нее на плече весь вечер - что выглядело довольно странно, ведь Кора была у себя дома - она достала короткоствольный револьвер 32 калибра.
- Это моего братишки Тома, он был майором. Милый Томми научил меня отлично стрелять… - пояснила она. Револьвер неожиданно грохнул, и у оленьей головы над камином отвалился рог.
- У-уф - какая я неловкая! Элен, прости, ради Бога. Пуля пролетела у самого твоего уха!
- Ты промахнулась на добрую милю, - возразила Элен, как мне показалось, довольно сурово.
- Не больше двух дюймов, сказала бы я, - ответила Кора. - У меня прекрасный глазомер. Томми не переставал изумляться. Но вот что я хотела вам показать - эти чудесные маленькие пульки. Их изобрели еще в первую мировую войну, потом их запретили, то ли ООН, то ли кто-то еще. Взгляните, - Кора достала одну пулю и показала нам. - На мягком металле оболочки делается глубокая крестообразная насечка. Попадая в цель, пуля разлетается на мелкие осколки - кажется, их называли пули "дум-дум".
Кто-то заметил, что пуля серебристого цвета.
- Они и есть серебряные, - ответила Кора. - Эффектно, правда? Ты согласна, Элен?
- Да, ты действительно права, милая Кора, - отозвалась Элен. Хотя преступника так и не нашли, спокойное течение нашей жизни продолжалось. Правда, произошло два весьма печальных самоубийства, от которых потускнело яркое июньское солнце - был разгар лета. Не прошло и десяти дней после встречи Клуба садоводов, как Джоан Касвелл, вторая после Мэрилин верная союзница Коры, утонула в собственном пруду среди цветущих лилий. Потом Мария Зельцер во время утренней гимнастики умудрилась с силой настоящего дзюдоиста нанести себе такой удар по шее, что скончалась на месте.
После этих трагедий стало очевидно, что шкала ценностей в Глен Хиллзе несколько изменилась. Многие приверженцы Элен, задумавшись о скоротечности и хрупкости жизни, оставили свои посты и обратились к семейному очагу. И тогда, наверное для того, чтобы хоть немного нас подбодрить, Кора Лашез задумала веселую вечеринку, ужин под открытым небом, с вином и шашлыками.
Надо сказать, вечер начался неплохо. Кора пригласила чрезвычайно занятного гостя - молодого человека с героическим именем.
- Зигфрид! - позвала она, когда появилась наша троица: Элен, Шуга и я. - Вы обязательно должны с ним познакомиться. Зигфрид! Зиг… ну вот, опять пропал. Он антрополог из колледжа в Инглсби, изучает первобытную культуру. Несколько лет учился за границей… А, вон он!
В свете китайских фонариков, развешенных на деревьях вокруг лужайки, мы разглядели высокого, неуклюже волочившего ноги, молодого человека в твидовом костюме, и дружно направились к нему. Но меня на полпути кто-то перехватил. Закончив разговор, я оглянулся, но не увидел ни Зигфрида, ни Коры, ни Элен.
Вскоре я про них и вовсе забыл. Вино, которое заказала Кора, сильно ударяло в голову. Или я… нет, конечно, все дело в вине. Кого бы я потом ни спрашивал, никто не мог с уверенностью сказать, что именно произошло в тот вечер.
По-моему, неразбериха началась ближе к ночи. Стоя у костра, где до этого жарились шашлыки, Кора объявила гостям, что сейчас будет сюрприз. Костер уже затухал и переливался углями. Помню, как в их неярком мерцании Кора возвела руки и вскричала:
- Зигфрид!
И в ту же секунду из костра повалил красный дым, и словно из-под земли выросла фигура, так же похожая на виденного мною юношу, как саблезубый тигр на… ну, к примеру, на Сэма. Фигура была совершенно голая, если не считать набедренной повязки и перьев, и ростом больше Зигфрида раза в два.
За моей спиной стоял Ахмед; при виде Зигфрида он вздрогнул и попятился. Не знаю, что на меня нашло, но я тут же в него вцепился.
- Нет! Не уйдешь! - закричал я с пьяным торжеством, а он корчился и извивался, пытаясь вырвать свою пухлую жирную руку.
Тем временем Зигфрид выделывал у костра жуткие антраша. Внезапно он издал пронзительный вопль и ткнул рукой в нашу сторону. Все обернулись.
- Ахани, бежа илар! - прокричал Зигфрид.
От этих слов Шуга просто рассыпался - в прямом смысле. Конечно, я был пьян. И разумеется, это была массовая галлюцинация. Но секунду назад Ахмед стоял рядом - человек как человек, и вот он уже разваливается на куски. Голова скатилась с плеч и запрыгала по земле, словно большая толстая куница. За ней последовало тело, оно подскакивало и крутилось, постепенно удаляясь, делаясь при этом все тоньше и тоньше, пока не стало похожим на преследующего добычу гонщика. Левая рука со змеиным шипением заскользила по траве… Но к чему продолжать? Раз это была галлюцинация, то незачем перечислять кошмарные подробности.
И все же я не могу забыть, как эти… штуки, эти части стали преследовать несчастного Зигфрида. Едва увидев их, он лишился всякого присутствия духа. С криком ужаса он бросился бежать. Но они, эти части были везде, на земле и в воздухе. Он хотел укрыться в зеленых беседках - они гнали его оттуда, он думал спастись в летних домиках - они устремлялись за ним, он надеялся затеряться в толпе визжащих женщин - они были тут как тут; в конце концов, они настигли его у костра, и навалились копошащейся массой на съежившееся тело…
Увешанный ими Зигфрид качался из стороны в сторону в тусклом свете китайских фонариков и тлеющих углей. И тут кто-то - кажется, это была Кора Лашез - плеснула из ведра на угли; взметнулось ревущее белое пламя и поглотило все. Я бросился бежать. Поспешно заперев дверь на все замки и засовы, я откупорил бутылку хереса и осушил ее в несколько глотков. И только после этого обнаружил у себя за пазухой какой-то мягкий комок.
Это был Сэм.
Не стану злоупотреблять вашим терпением и объясню все по порядку.
На следующий день стало известно, что этот молодой человек, Зигфрид, в результате слишком усердных занятий наукой лишился рассудка. Несомненно, именно он задушил Мэрилин Спидо. Почти наверняка, он же утопил в пруду Джоан Касвелл. И хотя на момент гибели Марии Зельцер у него было надежное алиби, приемы дзю-до он тоже знал хорошо. Официальное полицейское заключение, как легко читалось между строк, отдавало должное Ахмеду Шуге. Будучи накоротке с черной магией и потому не поддавшись внушению, он попытался скрутить Зигфрида, когда тот сначала загипнотизировал остальных гостей, а потом впал в неистовство.
То, что Зигфрид плеснул горючую жидкость на тлеющие угли и вместе с повисшим на нем Ахмедом бросился в огонь, имело, увы, трагический исход.
Так печально закончилась очередная глава истории Глен Хиллза. Элен и Кора, объединившись, занимаются преобразованиями и перегруппировкой сил - по слухам, миссис Лора Бромли из родственной организации подумывает о том, чтобы перебраться на нашу территорию - нашу скаковую дорожку, как я люблю ее называть.
Что же касается меня, то я теперь - правая рука обеих, Коры и Элен. Все признают, что я незаменим, поскольку работаю над этими записками, и я был бы совершенно счастлив, если бы не одно обстоятельство: Сэм. Зачем я держу эту тварь?..
Уверяю вас, терпеть не могу кошек.
Ни за что не назвал бы его Сэмом. Салманасар - вот что порой срывается с моих уст, когда я его вижу. Но откуда взялось это имя, у меня нет ни малейшего представления.
Более того, разве кто-нибудь - не говоря уж обо мне - стал бы держать дома кота, который никогда не мяукает, не мурлычет, который не делает ничего, что должны делать коты, даже молоко не пьет, а предпочитает пайков, слизней и всякую дрянь.
Он меня ненавидит, я в этом уверен. И Кору и Элен тоже ненавидит, судя по тому, как он следит за ними через оконное стекло. А когда я вижу, как он ночью крадется по ковру, словно толстая, поросшая шерстью рука, кровь у меня стынет в жилах.
И ко всему прочему, на этой отвратительной и совершенно противоестественной пище он явно растет…
Пожалуй, это несправедливо
(Пер. И. Буровой)
Фрэнк Сайя не шевелился. Он сидел, храня ледяное молчание; рука его сжимала стакан, стоявший перед ним на столе. Спертый и нагретый их телами воздух дрожал в тесноте сборного походного домика, делая широкую и давно не бритую физиономию Крейгара похожей на морду свирепого, настороженного кабана. В затянувшемся молчании эта образина не спускала с Фрэнка глаз, и каждое мгновение все сильнее напоминала сливочную тянучку. Фрэнк ждал. Рано или поздно Крейгар обязательно заговорит.
Он-таки заговорил, еще раздраженнее, чем раньше:
- Ты слышал? Развяжи его!
Стараясь, чтобы на лице не отразилась радость, Фрэнк, по-прежнему ни слова не говоря, поднялся, взял нож и вышел за порог. Там, затмевая желтоватое сияние наружных фонарей, погружалось за горизонт солнце Альфа Целена. Оранжевые лучи падали на темные, приземистые силуэты деревьев, играли всеми оттенками желтого плато перед лагерем и на стенах лагерных домиков, заливая светом поляну и фигуры скрючившихся от страха аборигенов. Глава их клана, Папаша, походил теперь на пятнистую тень - распростертый на спине, он по-прежнему лежал там, где его привязали. Когда Фрэнк подошел к нему с ножом, он ничего не сказал, а только лишь взглянул на молодого землянина, приоткрыв широкий рот так, что из-за толстых складок губ показались острые зубы. По это не было воинственной демонстрацией клыков. Папаша выглядел так, как полагалось попавшему в тяжелое положение; больше всего он был похож на беспомощную, полумертвую акулу, выброшенную штормом на прибрежный песок. Руки и ноги его были крепко привязаны к колышкам, вбитым в мягкую серую землю. Фрэнк перерезал веревки.