Фаррингтон и Райдер расхохотались, и Фрайгейт отошел. Постоял возле причала. Бухточка была мелкая, ее пришлось углубить у берега, на что ушло немало труда. Камни вырезались у подножия гор и доставлялись сюда, чтобы выпрямить берег. Деревянные причалы были выдвинуты дальше в Реку, но возле них чалились преимущественно небольшие катамараны, люгеры, одномачтовые кэтботы. Два огромных плота с мачтами тоже стояли возле причалов. Ими пользовались при охоте на "речных драконов". Несколько боевых каноэ, каждое из которых вмещало до сорока воинов, лежали на пляже возле плотов. Каноэ и гребные лодки готовились к рыбной ловле. К полудню Река будет кишеть мелкими и крупными судами.
"Пирушка" была слишком велика, чтобы встать у пирса. Она бросила якорь у входа в бухту, неподалеку от мола, сложенного из больших черных плит. Это был прелестный корабль - длинный, низкий, изготовленный из дуба и сосны. Гвозди, конечно, отсутствовали, а деревянные чеки вырезались кремневыми инструментами. Паруса - из обработанной кожи "речного дракона", такой тонкой, что она просвечивала. Деревянная фигура под бушпритом изображала полногрудую русалку с факелом в руке.
Корабль был на удивление хорош, но еще удивительнее было то, как команде удалось удержать его в своих руках. Убивали и за гораздо худшие посудины.
Тревога не отпускала Фрайгейта, и он снова подошел поближе к Фаррингтону и Райдеру. Разговоры с претендентами на место матросов еще были далеки от завершения. Слухи быстро разнеслись, и теперь в очереди стояло уже около двадцати мужчин и десятка женщин. Если дела и дальше пойдут так, опрос может затянуться на весь день. Поделать Фрайгейт ничего не мог все равно, а потому, пожав плечами, отправился домой. Ева куда-то вышла, что можно было счесть за удачу. Смысла говорить с ней о своих намерениях не было, пока не станет точно известно, что он плывет на "Пирушке". А если не возьмут, он ей и говорить ничего не станет.
В обязанности Фрайгейта как гражданина Руритании входила работа по производству спирта. Пожалуй, с тем же успехом он может отработать сегодня полдня. Кстати, это позволит ему на время позабыть о своих тревогах. Фрайгейт направился по тропинке, бежавшей вдоль распадка между двумя холмами, и по ней добрался до того места, где тропа выходила на равнину. Дальше ему предстояло преодолеть четыре холма, один выше другого. Здесь росли могучие деревья, а хижины встречались реже. Наконец Питер поднялся на вершину самого высокого холма, примыкающего прямо к горной гряде. Гладкая черная стена вздымалась на высоту 1228 метров, или 6000 футов. В 92 метрах от тропинки (или 100 ярдах) ревел водопад, сбрасывая в озерко тысячи литров в секунду. Отсюда вода текла по широкому руслу, прорезая в своем беге к Реке гряду холмов.
Фрайгейт шел мимо костров и разнообразного инвентаря - деревянного, стеклянного и каменного. В воздухе стоял густой запах спирта. Питер вскарабкался по бамбуковой лестнице и оказался на платформе, тянувшейся вдоль гладкого вертикального склона гряды там, где покров лишайника еще сохранился.
Фрайгейт отметился у бригадира, который выдал ему скребок из кремнистого сланца. Из деревянной стойки бригадир взял сосновую палку, помеченную инициалами Фрайгейта. На палке чередовались вертикальные и горизонтальные черточки; первые отмечали количество отработанных дней, вторые - месяцев.
- В следующий раз получишь вместо кремня простую доску, чтоб соскребать эту дрянь, - сказал бригадир. - Нам придется экономить сланец и кремень для оружия.
Питер молча кивнул и пошел работать.
Когда-нибудь месторождения кремня будут исчерпаны. Технология Мира Реки покатится назад. Вместо прогресса от деревянного века к каменному человечество пойдет вспять.
Фрайгейт подумал, удастся ли ему вывезти свое кремневое оружие за границы государства. Если он поплывет с Фаррингтоном, то, согласно закону, ему придется оставить свое драгоценное кремневое вооружение тут.
Время, которое Фрайгейт тратил на работу, учитывалось бригадиром. Если не считать солнца, других часов тут практически не было. Ничтожнейший запас стекла, которым располагала Руритания, использовался преимущественно в производстве спирта, так что даже на песочные часы его не хватало. Песок, необходимый для изготовления стекла, импортировался из страны, лежавшей в 800 километрах вниз по течению. За него Руритания расплачивалась несколькими лодками, груженными табаком, самогоном, связками кож и костей "речных драконов" и "рогатой рыбы". Табак и спиртное собирали с граждан, получавших эти товары из Граалей. Фрайгейт бросал курить и пить на два месяца, чтоб сделать свой вклад в общую копилку. Когда два месяца кончались, он продолжал воздерживаться от курения, меняя сигареты и сигары на виски. Но, как это с ним бывало и на Земле, Фрайгейт опять оказывался в объятиях демона Никотина.
А пока Питер добросовестно трудился, соскребая толстый зеленовато-голубой покров лишайника с черной скалы и набивая им бамбуковые ведра. Другие рабочие опускали ведра вниз на веревках, где их содержимое вываливалось в котлы.
Незадолго до полудня Фрайгейт сделал перерыв на обед. Прежде чем спуститься по лестнице, он бросил взгляд на холмы. Далеко внизу на ярком солнце белел корпус "Пирушки". Каким угодно путем, но он должен оказаться на борту, когда она станет сниматься с якоря.
Питер вернулся в свою хижину, увидел, что Евы еще нет, и снова зашагал к берегу. Очередь желающих, по всей видимости, нисколько не уменьшилась. Он шел по краю равнины, там, где низкая трава резко обрывалась и начинались высокие травы холмов. Чем определялась эта граница? Может быть, в почве холмов содержались химические соединения, задерживающие наступление трав береговой равнины? Или наоборот? Или то и другое вместе? И зачем?
Стрельбище находилось в полукилометре к югу от портовой зоны. Фрайгейт минут тридцать практиковался в стрельбе в цель по бамбуковой мишени в виде треножника. Затем отправился в спортивный комплекс, побегал, сделал несколько прыжков в длину, отработал приемы каратэ, дзюдо и боя на копьях - всего часа два. К концу он весь лоснился от пота и здорово устал. Но в нем бурлила радость. Так прекрасно обладать телом двадцатипятилетнего, из которого исчезли усталость зрелых лет, слабость старости; боли, болезни, жир, грыжи, расширение вен, головные боли, дальнозоркость - все это ушло. Зато появилась способность бегать быстро и далеко, а сексуальную потребность ощущать каждую ночь (и большую часть дня в придачу).
Худшим из всего, чем он занимался на Земле, была работа за письменным столом в качестве автора технических брошюр в тридцать восемь лет и потом в пятьдесят один год, когда он стал писателем-фантастом. Уж лучше было бы ему остаться на своем сталелитейном заводе. Работа, конечно, монотонная, но, пока тело занято изнурительным тяжелым трудом, ум рождает сюжеты самых фантастических историй. А ночами он читал и писал.
А вот когда он стал отсиживать задницу, тут-то он и начал пить. И чтение тоже пошло под уклон. Так просто после работы на машинке засесть на весь вечер перед телевизором, попивая бурбон или скотч. Телевизор - вот самое коварное из всего, что принес с собой XX век. После атомной бомбы, конечно. И перенаселенности.
Нет, сказал он себе, ты несправедлив. Не надо было сидеть как олух и пялиться на этот ящик для идиотов. Просто требовалась та самодисциплина, которая раньше помогала писать, а теперь позволила бы выключать эту машину на все время, кроме некоторых специальных передач. Но синдром пожирателей лотоса все же победил. Ведь некоторые программы ТВ были действительно великолепны - как развлекательные, так и образовательные.
Этот новый мир был хорош тем, что здесь не было ни ТВ, ни атомных бомб, ни автомобилей, ни колоссального массового производства, ни платежных карточек, ни ипотек, ни чеков на оплату медицинских услуг. Не было и загрязнения атмосферы и вод. Не было пыли. И всем было решительно наплевать на коммунизм, социализм, капитализм, потому что их тут просто-напросто не существовало. Нет, не совсем так. В большинстве государств было нечто вроде примитивного коммунизма.
Глава 31
Фрайгейт подошел к Реке и нырнул в воду, смывая липкий пот. Затем пробежался по берегу до причалов (строительство хижин запрещалось в полосе тридцати метров от кромки воды). Он проболтался там до ужина, разговаривая с друзьями. Между делом все время наблюдал за теми двумя - с "Пирушки". Они разговаривали с претендентами, время от времени смачивая пересохшие глотки выпивкой. Неужели эта очередь никогда не кончится?
Незадолго до ужина Фаррингтон встал и во всю силу своих легких объявил, что больше никаких предложений они рассматривать не будут. Стоявшие в очереди протестовали, но он сказал, что у него и без того есть хороший выбор.
К этому времени появился глава Руритании "Барон" Томас Буллит со своими советниками. Этот Буллит в свое время имел кое-какие претензии на славу. В 1775 году он исследовал пороги реки Огайо в районе, который впоследствии превратился в город Луисвилл в штате Кентукки. Нанятый Виргинским колледжем имени Вильяма и Мэри, он досконально исследовал эту область. А затем исчез из поля зрения историков. "Барона" сопровождал адъютант Паулюс Байе - голландец XVI века. Они пригласили команду "Пирушки" на вечеринку в честь прибытия корабля. Главной причиной приглашения было желание услышать о приключениях экипажа. Приречные жители любили сплетни и интересные россказни, поскольку других развлечений тут почти не было.
Фаррингтон согласился, но сказал, что шестерым матросам придется оставаться на берегу для охраны судна. Фрайгейт последовал за толпой к большой площадке под тентом, растянутым на столбах - "Таун-Холлу". Факелы и костры разогнали тьму, играл оркестр, начались танцы - местная разновидность фестиваля на открытом воздухе. Фриско и Текс прохаживались, беседуя с главными лицами государства, с их женами и друзьями. Фрайгейт, как один из hoi polloi, не был допущен в этот блестящий круг. Правда, он знал, что немного спустя вечеринка станет куда менее чопорной. Пока он стоял в очереди, чтобы бесплатно получить литр чистого спирта, выдававшийся на каждого присутствующего в столь торжественных случаях, к нему присоединилась его подружка.
Ева Беллингтон помахала ему рукой и встала в очередь через двенадцать человек после него. Она была высокая, полная, черноволосая, голубоглазая - этакий персик из Джорджии. Родилась в 1850 году и умерла за два дня до своего сотого дня рождения. Ее отцом был богатый плантатор с отличным послужным списком майора конфедератской кавалерии. Хлопковую плантацию Веллингтона сожгли во время марша Шермана через Джорджию, и Беллингтоны остались без гроша. Потом отец Евы уехал в Калифорнию и добыл там достаточно золота, чтобы купить партнерство в торговой фирме.
Еве очень нравилось чувствовать себя снова богатой, но она никак не могла простить отцу то, что он бросил ее мать и заставил мучиться во времена Оккупации и первых лет Реконструкции Юга.
Пока отец отсутствовал, Ева и ее мать жили у его брата - красивого молодого человека всего лишь на 10 лет старше Евы. Он изнасиловал ее в пятнадцать лет (правда, как признавалась сама Ева, без особого сопротивления с ее стороны). Когда мать узнала, что дочь беременна, она выстрелила дяде в ноги и в гениталии. Он прожил еще несколько лет калекой-евнухом в местной тюрьме.
Вскоре миссис Веллингтон переехала в Ричмонд, штат Виргиния, где к ним присоединился ее муж. Сын Евы от ее дяди рос высоким и красивым мальчиком, которого она безумно любила. После жуткой ссоры со своим дядей-дедом юноша уехал на Запад искать счастья. Письмо из Силвер-Сити в Колорадо было последним, что Ева получила от него. Согласно отчету нанятого сыщика, он исчез где-то в Скалистых горах.
Мать Евы умерла во время пожара, а отец - от сердечного приступа, когда он пытался вытащить ее из огня. Первый муж Евы умер от холеры вскоре после пожара. Потом до своего пятидесятилетия она потеряла еще двух мужей и шестерых из десяти детей.
Жизнь Евы была жизнью героини романа, который могли бы написать Маргарет Митчелл и Теннесси Уильямс, работая в соавторстве. Ей, однако, подобное предположение не показалось смешным, когда Питер как-то в шутку высказал его.
После 35 лет жизни в Мире Реки Ева наконец отделалась от своих предубеждений насчет "черномазых" и ненависти к "сине-мундирникам". Она даже влюбилась в одного янки. Питер так и не рассказал ей, что его прапрадед служил в полку, набранном в Индиане, и принимал участие в "постыдном" рейде Шермана. Фрайгейт не рискнул потерять привязанность Евы.
Очередь Питера наконец подошла, и ему налили порцию спирта в кружку из мыльного камня. Он тут же смешал одну часть спирта с тремя частями воды в бамбуковом ведерке и вернулся, чтобы потолковать с Евой, которая все еще стояла в очереди. Фрайгейт спросил, где она пропадала весь день. Ева ответила, что прогуливалась то там, то сям и думала о разных вещах.
Питер не стал расспрашивать ее об этих мыслях. Они и так были ему хорошо знакомы. Она думала о том, как разорвать их отношения, не причинив ему лишней боли. Уже несколько месяцев, как они оба все больше и больше отдалялись друг от друга - их любовь внезапно и без всяких на то оснований остыла. Питер и сам немало размышлял по этому поводу. Каждый ждал, чтобы инициативу взял на себя другой.
Питер сказал, что увидится с ней попозже, и принялся проталкиваться сквозь шумную толпу к Фаррингтону. Райдер же был на танцевальной площадке, лихо отплясывая с женщиной Буллита.
Фрайгейт подождал, пока капитан не кончит рассказывать о своих приключениях в 1899 году во время юконской золотой лихорадки. История Фаррингтона, стоившая ему нескольких зубов, потерянных от цинги, в его рассказе выглядела ужасно забавной проделкой.
- Мистер Фаррингтон, вы еще не сделали свой выбор? - спросил Питер.
Фаррингтон помолчал, он собирался выдать очередную байку, его налитые кровью глаза часто-часто моргали.
- Ох да! Вы же… а… хм… ваше имя Фрайгейт, верно? Питер Фрайгейт. Тот, что прочел прорву книг? Да, Том и я решили. Мы объявим о нашем выборе во время этой вечеринки.
- Надеюсь, это буду я, - сказал Фрайгейт. - Мне очень хотелось бы плавать с вами.
- Энтузиазм, конечно, дело важное, - сказал Фаррингтон. - Но опыт ценится еще выше. Сложите одно с другим, и получите настоящего морского волка.
Питер вздохнул поглубже и рискнул пойти ва-банк:
- Эта неопределенность угнетает меня. Не могли бы вы хотя бы сказать - вы меня отклонили? Если да, я пойду топить свое горе в вине.
Фаррингтон ухмыльнулся:
- Неужели это действительно так много значит для вас? А почему?
- Ну хотя бы потому, что я и в самом деле хочу добраться до конца Реки.
Фаррингтон поднял брови:
- Эва! Вы что ж, ожидаете там найти ответы на все ваши вопросы?
- "Мне не нужны миллионы, пусть лучше ответят на мои вопросы", - сказал Питер. - Эта цитата принадлежит одному из действующих лиц романа Достоевского "Братья Карамазовы".
Лицо Фаррингтона озарилось ярким внутренним светом.
- Великолепно сказано! Я слыхал о Достоевском, но у меня не было случая его прочесть. Не думаю, чтоб в мое время он переводился на английский. Во всяком случае, мне он не попадался.
- Ницше признавался, что он очень много узнал о психологии, читая русские романы.
- Ницше, а? А вы его хорошо знаете?
- Я читал его и на немецком, и на английском. Он был великим поэтом, единственным немецким философом, который мог писать языком получше обычной водянистой прозы. Нет, это несправедливо. Шопенгауэр тоже мог писать вещи, которые не погружали вас в сон и не вызывали нервного столбняка, пока вы дожидались, когда же наконец доберетесь до конца фразы. Хотя я, конечно, не согласен с концепцией Ницше насчет Obermensch: "Человек - канат, протянутый над пропастью между животным и сверхчеловеком". Это не точная цитата - прошло чертовски много времени с тех пор, как я прочел "Так сказал Заратустра".
Но я действительно верю, что человек - это канат между животным и сверхчеловеком. Только сверхчеловек, о котором я думаю - мужчина ли, женщина ли, - это личность, которая освободилась от всех предрассудков, неврозов, психозов, которая полностью реализует свой потенциал человеческого существа, которая действует совершенно естественно на основе добра, сочувствия и любви, которая думает самостоятельно и отказывается следовать за стадом. Вот это и есть настоящий супермен без подмесу.
А теперь возьмите ницшеанскую концепцию супермена, воплощенную в романе Джека Лондона "Морской Волк".
Питер помолчал и спросил:
- Вы его читали?
Фаррингтон усмехнулся:
- Много раз. Так что же насчет Волка Ларсена?
- Я думаю, что это скорее джек-лондоновский супермен, чем ницшеанский. Это идея Лондона о том, каким должен быть супермен. Ницше наверняка испытал бы отвращение к жестокости Ларсена. Однако Лондон уничтожает Волка с помощью инсульта. Я предполагаю, что Лондон хотел этим показать, что в самом Ларсене, как в супермене, было заложено нечто изначально порочное. Возможно, он пытался внушить читателю именно эту мысль. Если это так, то такое намерение осталось совершенно непонятым большинством литературных критиков. Они так и не уяснили значение особенностей смерти Ларсена. Потом, я думаю, что Лондон хотел показать: у человека, будь он даже суперменом, корни уходят в глубь его природы животного. Он часть Природы, и, каковы бы ни были его умственные достижения, как бы он ни подчинял себе Природу, он не может игнорировать физический аспект. Он животное, и поэтому-то Лондон и делает его жертвой болезни - такой, как инсульт.
Могучие обречены на падение.
Но я думаю, что Волк Ларсен в каком-то аспекте - это то, чем Лондон хотел бы быть сам. Лондон жил в жестоком мире и думал, что ему самому следует стать супержестоким, чтоб выжить. Но одновременно Лондон обладал даром сочувствия; он знал, что значит быть одним из людей Бездны. Он считал, что народные массы должны получить помощь в своих страданиях и реализовать свой человеческий потенциал через социализм. Одновременно он был чистейшей воды индивидуалистом. Эта черта пришла в конфликт с социализмом, и, когда это случилось, он потерял веру в социализм. Он не был похож на Эмму Голдмен.
Более того, его дочь Джоан резко критиковала отца в своей биографической книге о нем за разочарование в социализме.
- Я этого не знал, - сказал Фаррингтон. - Должно быть, она написала ее после того, как я умер. Вы что-нибудь знаете о ней, о том, что случилось с ней после смерти Лондона, и о том, как она умерла?