Они лежали на вершине невысокой плоской скалы, выступавшей из дна мелкого озера, которое со всех сторон стискивали отвесные каменные стены. Над головой чернело небо, усыпанное блёстками звёзд. Свежий ночной ветер, непонятно как прорвавшийся сквозь сплошные скалы, холодил мокрое от брызг тело. А из длинной горизонтальной щели в ближней стене раз за разом с гулом вырывалась прозрачная масса воды, с двух сторон огибала приютивший людей утёс, скользила, вскипая на валунах и вороша гальку по мелководью, и исчезала – наверное, в укрытых под камнями стоках. И это дикое, неприручённое место освещалось зияющим прямо в звёздном куполе прямоугольником дверного проёма, из которого они так лихо низверглись.
Бутафория! – со злостью понял Андрей. Ну конечно! Откуда взяться здесь настоящей волне, настоящему морю? Наполняют полость водой, затем выталкивают воду поршнем – вот и волна. Но иллюзия полная. И свод выписан классно. Где, интересно, включается луна? А солнце?.. Что ж, каждый устраивается, как может. Мне-то что за дело? Мне надо действовать – и побыстрее, пока Дейна не очнулась. Это будет жестокая шутка, но здесь, видимо, других не понимают…
Рывком поднявшись на ноги, Андрей спрыгнул в воду, едва доходившую ему до колен, и побежал за катившей к берегу волной. Там, сразу за клочком песчаного пляжа, темнел в стене вход в пещеру, где можно было надеяться отыскать пульт управления этим великолепным самообманом.
x x x
Он долго разъезжал, без труда пронизывая границы, неуловимый и многоликий. По крупицам собирал разнородную информацию, составляя для себя грандиозную, беспрецедентную модель человеческого общества. Попутно Он разбрасывал повсюду зёрна своего будущего могущества, преуспев в роли неотразимого совратителя, не оставляя без внимания ни один пригодный для засевания клочок почвы.
Результатом Его многолетнего вояжа стали предельное постижение расстановки сил в мире и многочисленное потомство, неудержимо поднимавшееся по свету, будто проросшие зубы дракона, – напористое, бесцеремонное, решительное, с железной уверенностью в себе и своём образе жизни, наделённое Его энергией и целеустремлённостью, жадностью к жизни и способностью к адаптации. Когда Его дети полностью созревали, когда в них возникала и выходила на первый план страсть к сытой и безопасной жизни – только тогда Он давал им знать о себе и о своей безграничной власти над их судьбами. Ибо в каждого из них была встроена "железа смерти", которую они, в отличие от истинных, первородных Многоруков, не могли из себя исторгнуть – об этом Он позаботился особо, помня роковые для Создателей последствия их ошибки. И, не покушаясь на благополучие своих отпрысков, Он стал направлять их движение в этом сложном мире, организовывать их карьеру, сообразуясь с запасом их сил и возможностей, которые Он знал лучше их, со знанием обстановки, необходимые коррекции к которой поставляли они же, но в первую очередь – со своей потребностью в свежей и полной информации из жизненно важных для Него сфер науки, производства, политики. Сеть, наброшенная Им на мир, была слишком тонка, чтобы ею можно было задушить, но сведения, имевшие хоть какую-то ценность, немедленно передавались по невидимым телепатическим нитям Ему, словно пауку в засаде.
Заложив основу своего будущего всезнания, Он выбрал Страну и приступил к главному делу своей жизни. В переплетении политических течений и партий Его малочисленная поначалу религиозная секта непостижимым для большинства образом стала стремительно разрастаться, затягивать в водоворот своей деятельности всё большее число соперничающих группировок, обрастая, как снежный ком, сторонниками, умело играя на трусости и равнодушии толпы, поднимая со дна этого стоялого озера муть воинствующего невежества, оголтелой нетерпимости и жестокости, сдерживаемой до поры законом. В мутной воде Он чувствовал себя на порядок увереннее самых прожжённых политиканов, Его многофункциональный мозг с ненасытностью губки поглощал стекавшуюся отовсюду информацию и воспроизводил ситуацию во всей сложности, чтобы затем выбрать оптимальное решение. Выдумывать ничего не приходилось, Он лишь обращался к своей совершенной памяти, хранившей многовековой опыт интриг и провокаций и услужливо предлагавшей набор подходящих к случаю ходов. С нужными партиями Он заключал "вечные и нерушимые" союзы, чтобы затем, когда станет выгодным, разорвать их с гениальной лёгкостью. Он убирал слишком решительных или проницательных деятелей, пытавшихся вмешаться в Его большую игру. Он лгал и предавал, устрашал и подкупал, убивал и взрывал – Он дрался за бессмертие.
Ступенька за ступенькой Он выбрался на самый верх, совершив то, что до Него удавалось немногим, – сосредоточив в одном лице всю духовную и политическую власть страны, то есть достигнув власти неоспоримой, почти абсолютной.
x x x
Полуденное солнце заливало горячими лучами лагуну, раскаляя воздух и камни, но Андрею не было жарко: он блаженно возлежал на пологом прибрежном валуне, и каждая накатывавшая на берег волна ласково холодила тело. Андрей мог быть доволен собой: за те минуты, на которые ему удалось нейтрализовать Дейну, он многое успел, даже исхитрился наскоро прозондировать парализованное сознание девушки, разжившись очередной порцией крайне любопытных сведений.
А теперь Дейна сидела, скрючившись, на коленях в мелководье лагуны и растерянно смотрела на Андрея. Её руки были вывернуты за спину и скручены так, что девушка едва могла шевелить пальцами, а выпрямиться ей не позволяла короткая верёвка, наброшенная на шею и закреплённая на дне.
Андрей соизволил наконец повернуть голову и взглянуть на девушку прямо.
– Ты попалась, – сообщил он спокойно. – Я закрыл стоки и блокировал управление. Уровень воды уже поднимается.
Дейна вскинулась, но верёвка впилась в шею и дёрнула голову вниз.
– Старый, испытанный способ борьбы с ведьмами, – невозмутимо продолжал Андрей. – Католики, правда, ведьм сжигали, но мои-то предки – православные.
Снова Дейна отчаянно дёрнулась, из её груди вырвался сдавленный стон.
– Пусти! – крикнула она. – Я уничтожу тебя!
– На здоровье, – не стал спорить Андрей. – А что я теряю? Да не переживай ты так – вода здесь тёплая, ты даже не озябнешь.
– Чего ты хочешь?
Андрей спрыгнул с валуна и приблизился к девушке.
– Я хочу убраться отсюда, – ответил он. – И побыстрее. Ну-ка, где здесь выход?
Опустив голову, Дейна смотрела на прибывавшую воду, в широко открытых глазах разгорался ужас. Она не была труслива, возможно, она даже не боялась смерти, но ЭТО было хуже смерти. Сдавив пальцами гладкие щёки, Андрей повернул лицо девушки к себе.
– Ты захлебнёшься минуты через три, – сказал он. – Не упрямься, моя радость, умей проигрывать.
Дейна отшатнулась, лицо сразу стало страшным от ненависти.
– Мразь! – крикнула она. – Выиграл? Ты?! – она захохотала, захлёбываясь водой и яростью. – Ну убей меня! Ты узнаешь смерть – изнутри, и пожалеешь, что не умер сам! Ты сгниёшь здесь, если раньше не сойдёшь с ума!..
И в гневе она была великолепна! Но вода поднималась, волны уже захлёстывали плечи девушки.
– Прощай, ласковая моя, – сказал Андрей, лицемерно вздыхая. – За меня не волнуйся: я разберу твой дом по камешку, но выберусь отсюда.
Глаза Дейны горели неукротимой яростью, а волны между тем раз за разом накрывали её с головой.
– Будь проклят!.. – выплюнула она последние слова, и вода захлестнула её лицо. Тело забилось, опрокинулось набок. Это было крушением его плана, неожиданным и полным.
– Дура упрямая! – сказал Андрей с досадой и, погрузив руки в воду, развязал верёвку. Перебросив девушку через плечо, будто полотенце, он отнёс её к берегу. Дейна мучительно кашляла, содрогаясь всем телом, но её страдания не вызывали у него ничего, кроме злорадства. Уронив девушку на песок, Андрей грубыми рывками освободил её от верёвок и выпрямился, борясь с искушением пнуть Дейну в зад.
Так, он заперт в этой клетке – неизвестно на сколько, а тем временем упрямец Андр пойдёт до конца, теперь-то его уже ничто не остановит. И всё из-за этой дурищи! В бешенстве Андрей взметнул над головой глыбу и с размаху разнёс её о валун вдребезги. Но это не убавило злости.
А Дейна уже не кашляла – сидя на песке, растирала ободранные запястья и, прищурясь, разглядывала Андрея.
– Ну, выскажись, – предложил он, кривя губы.
– Тряпка! – сказала Дейна с презрением. – Я почти поверила, что ты мужчина, а у тебя душа раба. На! – девушка выставила длинную ногу. – Оближи мне пальцы. Тебя надо постелить на входе и вытирать о тебя ноги!
– Заткнись ты, дура! – хрипло потребовал он, пытаясь совладать с новым приступом ярости.
– Никогда тебе не выбраться отсюда! Ты превратишься в идиота, в слюнявого обделанного кретина! – она захохотала.
– Молчи! – крикнул Андрей, теряя голову. – Дрянь!
– Ты попался! – злорадствовала она. – Червяк, с кем вздумал тягаться? Вам конец – всем! Вершители судеб мира – ха! Спасители человечества! Слизняк! – она плюнула в него.
Мутная волна захлестнула Андрея – будто по болоту, в котором он барахтался последние месяцы, прошёл смерч, и его наконец накрыло с головой. Слепой от бешенства, он надвинулся на Дейну, на её брезгливо улыбающееся лицо, сгрёб пятернёй спутанную гриву, рывком поднял девушку на ноги и придвинул к себе, злобно уставившись в её сузившиеся от боли глаза. Девушка напряглась, будто окаменела – Андрей почувствовал, как в спину впиваются острые когти и ползут, раздирая кожу. Сатанея, сдавил Дейну так, что у неё захрустели суставы. Вдруг резко отодвинулся, сорвав с себя хищные руки, и ударил, как рубанул, – кулаком по лицу, в полную силу.
Девушка упала без звука и осталась лежать в нелепой, распластанной позе – безжизненная, как кукла.
Мгновенно схлынула ярость, и Андрея обожгло ужасом, словно перед ним разверзлась пропасть. Качаясь на подгибающихся ногах, он смотрел, смотрел, смотрел на блёкнущее, увядающее тело Дейны…
По лагуне вдруг пронёсся чудовищный вопль, отозвавшийся в голове слепящей болью, и в наступившей следом мёртвой, кладбищенской тишине стали происходить жуткие метаморфозы. Первым погасло солнце, затем – почти сразу – стало уходить тепло. Пока бледнели и одна за другой тухли звёзды, Андрей оцепенело оглядел, как проседают и кренятся, оплывая, скалы, как мутнеет и покрывается серой пеной неподвижная вода. Потом отовсюду потянуло гнилью.
Андрей наконец смог заставить себя подойти к Дейне. Опустившись на колени, он попытался приподнять её тело, но оно так страшно провисало вокруг его рук, словно не имело костей. Терпеливо Андрей собрал эту аморфную, расползающуюся массу в некое подобие цельности, прижал к груди, как охапку тряпья, и выпрямился – уже в кромешной тьме. Усиливающиеся холод и вонь погнали его в сторону от лагуны. С трудом преодолев полосу песка, вязкого и скользкого, будто рыбья икра, Андрей ощупью забрался в глубину пещеры, опустился на колышущийся камень и скрючился, притиснув к груди ледяные останки Дейны.
Андрею было безразлично, чем грозила ему гибель этого мира, он сам был наполовину труп, и ничего уже не хотелось. Внутри что-то сломалось, когда он переступил тот рубеж, за которым человек превращается в убийцу. И он молил только, чтобы всё быстрее кончилось.
Но агония затягивалась. Если в сплошном мраке и происходили катаклизмы, то Андрей их не ощущал. Он даже не мёрз: ему с избытком хватало внутреннего тепла. И вони почти не чувствовал: видимо, притерпелся. Мало, мало!.. – шептал он исступлённо, понимая, впрочем, что никому нет дела до его пошлого покаяния и безнадёжной жажды искупления.
А потом мрак вдруг перестал быть непроглядным. Скоро Андрей мог уже видеть, как поднимается и разглаживается просевший свод пещеры. От входа повеяло свежей горьковатостью моря, донёсся осторожный плеск волн. Страшась шевельнуться, Андрей бросал по сторонам потрясённые взгляды, затем опустил глаза на Дейну, осознав вдруг, что она больше не обжигает его холодом. Ошалело он наблюдал, как расправляется и наливается упругостью тело девушки, как сходит с лица смертельная бледность и розовеют губы. Затем по телу прошла крупная дрожь, Дейна глубоко вздохнула и открыла глаза. Долго и внимательно вглядывалась в его лицо, затем с наслаждением потянулась и улыбнулась удовлетворённо.
И только тогда Андрей понял, что его просто-напросто спровоцировали, провели, как младенца. Когда всё вокруг наскучило и нагоняет тоску, разве плохо испытать воскрешение, даже если ради этого потребуется пройти через смерть? И с чего я, собственно, решил, что Дейну так легко убить? Живуча, как все гады…
Девушка негромко рассмеялась, подтверждая его догадку.
– В каждом живёт зверь, – сказала она, словно цитируя его недавние мысли. – Надо только уметь его раззадорить.
У неё был вид победительницы. Да по сути, так оно и было.
Молча Андрей перенёс девушку на огромную пушистую шкуру, устилавшую пол в одном из углов, затем вступил в просторную нишу, под миниатюрный водопад, сыпавший из темноты крупными частыми каплями. Вздохнув, запрокинул голову и закрыл глаза.
Что же это было? – думал он. Не мог же я и в самом деле её убить? К счастью ли, нет, но наши грешные тела пребывают в безопасном удалении друг от друга. Контактируют только сознания, точнее, их волевые начала – "координаторы". А на таком уровне мы лупцуем друг друга постоянно, и если бы не телепатоштучки, превращающие обычную грубость в акт садизма…
Нет, ты всё-таки подлец! Надругался над слабым, а теперь ищешь оправданий? Мразь!.. Н-да, надо признать, этот поход обнаружил во мне массу неожиданного, я узнал себя лучше, чем за предыдущие десятилетия. И как теперь к себе относиться? Во всяком случае, той чистоты, которая идёт от неведения и, наверное, немного стоит, во мне уже не осталось.
И всё же интересно, что здесь происходит в действительности, вне подсознательной модели, конкретизирующей диалог наших "координаторов" в эти романтико-натуралистические приключения? И как всё это видит Дейна? Нет, пожалуй, не стоит пока вникать в суть событий – не время, да и вряд ли это добавит эффективности решениям. Надо только твёрдо усвоить, что смерть "координатора" или даже простая его изоляция от остального сознания вызывает тяжелейший распад личности, превращает человека в идиота, и этого следует избегать всеми средствами.
А главная нелепость ситуации – в том, что после случившегося ненавидеть Дейну я уже не в состоянии. Теперь эта извращённая кукла, эта садомазохистка, эта коварная ядовитая гадина мне даже симпатична. Уж трудности-то я умею себе создавать!
Но как же всё-таки вырваться? Время поджимает, каждый час может оказаться последним. И ещё это странное ощущение надвигающейся беды. Эх, сейчас бы часок соснуть!..
2
В столицу Андр возвращался совершенно дезориентированным. За прошедшие сутки они с Ингром неплохо сработались, совершив ряд бессмысленных, вредных и даже, с точки зрения любого правоверного Служителя, подрывных акций, в числе прочего – контрабанда через пограничные горы огромного тюка, едва осиленного их вертолётиком. Причём предварительно Ингр хладнокровно и без тени жалости истребил охрану Котла своим чудо-"фонарём", а затем, что вообще не лезло ни в какие рамки, подорвал и сам Котёл. Ингр словно задался целью возможно полнее озадачить Андра или же проверить, чего в нём больше – исполнительности или благонадёжности. Смутно Андр чувствовал, что Ингр остался доволен помощником – значит, исполнительность он ставил выше?
Когда внизу замелькали ряды домов, освещённые косыми лучами восходящего солнца, Ингр отобрал у Андра управление и направил вертолёт к Храму – громадному зданию, похожему сверху на выползающую из горы исполинскую улитку. Аппарат спланировал на крохотную площадку, что даже при замечательной манёвренности машины было верхом дерзости или расчётливости, и Ингр легко спрыгнул на бетон.
– Огнестрел оставь, – бросил он Андру и исчез в темноте прохода. Отстегнув кобуру, Андр последовал за ним. Эта часть Храма была Андру совершенно незнакома, но он не успел увидеть много – в следующую минуту они оказались в просторном зале, позади полутора десятков напряжённо застывших людей, облачённых в мантии Генеральных магистров. И здесь Андр впервые и совершенно неожиданно для себя увидел Отца – громадного, божественно прекрасного, удивительно похожего на свои величественные портреты.
Отец занимал небольшую нишу, драпированную чёрным бархатом, и, что было известно немногим, отгороженную от зала прозрачной пуленепробиваемой "плёнкой". От прямого нападения владыку защищала цепочка из полудюжины тяжеловооружённых телохранителей – изуверов в последней стадии религиозного фанатизма, готовых на смерть по первому знаку Отца, но глухих к словам любого другого.
– Я недоволен вами, дети мои! – чарующим голосом вещал Отец, улыбаясь приветливо и снисходительно. – Вы обленились, погрязли в обжорстве и прелюбодеянии, забыли о долге, о своём высоком Предначертании и святых обязанностях, возложенных Мною на вас.
Ингр флегматично огляделся, выбрал место поуютнее и прикорнул в кресле, по своему обыкновению. Андр опустился рядом, слушая.
– Мне приходится напомнить вам, что если в кратчайший срок мы не оснастим нашу армию – разумеется, лучшую в мире, ибо за ней стою Я, – самым совершенным оружием и в изобилии, то истинная Вера не станет таковой для всех и мир погибнет в невежестве и смуте, не озарённый светом Истины!.. Никол, чадо неразумное, повторяю последний раз: не устранишь перебои в работе оружейных заводов, Я тебе голову расшибу, понял Меня?
Один из магистров, мясистый и приземистый, лиловый от ужаса, с трудом кивнул.
– Не жалейте людских ресурсов, дети мои! – воззвал Отец. – Великие цели требуют великих жертв, и наш народ готов к таким жертвам, а если отдельные отщепенцы не проявят должного энтузиазма, мы и для них найдём достойное применение – на границе и в рудниках, увы, высокая смертность, да и жрецам постоянно не хватает материала, я уже не говорю о Питомниках… Запомните это!
Отец обвёл магистров кротким взглядом, и те по очереди костенели перед холодным сиянием его прекрасных глаз. Андр прикинул, какие у него шансы, если он рванёт сейчас к Отцовой нише. Шансов выходило немного, даже если бы у него было оружие.
– Пункт второй, – мягко продолжал Отец. – Наша пропаганда недостаточно эффективна. Я не говорю о Служителях, они преданы и горят рвением, но на то они и получают от Меня всё, чего заслуживают истинно верующие, а если Я и забуду снабдить их необходимым, никто им не препятствует взять самим – страна у нас богатая. Но массы!.. Я приблизил вас к себе, потому что разглядел в вас усердие и энергичность, но если вы не будете постоянно упражнять свои мозги, Я лишу вас своей милости – вашей памяти, этого вы хотите?
Магистры усердно и энергично замотали головами.
– Ну так старайтесь, дети мои! Народ должен любить Меня, восторгаться Мною – вопреки временным трудностям, вопреки тому, что неослабный груз обязанностей не позволяет Мне появляться перед ним во плоти. Народ должен непоколебимо верить в своё великое Предначертание – неизбежно великое, ибо он первым приобщился к живительному роднику истинной Веры… надо чаще менять тексты, поскольку при бесконечном повторении утомляется даже подкорка, и менять на лучшие, ибо нет предела совершенствованию. Это вам ясно?