Мунций встал. Люций поднялся за ним.
- Я попрошу Владилена позвать кого-нибудь на помощь, - сказал он.
Вынув из кармана маленькую плоскую коробочку, точно такую же, как та, которой пользовался в полете Мунций, Люций нажал нужные кнопки.
Через несколько секунд голос Владилена раздался так ясно, будто молодой астроном стоял в двух шагах:
- Я слушаю.
- Где вы находитесь? - спросил Люций. - На земле или в воздухе?
- На продовольственном складе, - ответил Владилен, - Это вы, Люций?
- Да. Найдите желающих помочь нам перевезти все найденные вами камни и захватите большой арелет.
- Хорошо! Ждите примерно через час.
- Пойдем пока в палатку, - предложил Мунций.
Не прошло и часа, как на поляне опустился большой арелет - отличающийся от одноместных только размерами - окрашенный в темно-вишневый цвет. Из него вышли Владилен и четверо мужчин, молодых и здоровых, одетых в одинаковые, различающиеся только по цвету, легкие костюмы с короткими брюками и рукавами.
По-видимому, они хорошо знали, кто такой Мунций, потому что поздоровались с ним со всеми признаками глубокого уважения. Не менее почтительно они приветствовали и Люция.
По просьбе Владилена Мунций рассказал о находке все, что знал сам.
С большой осторожностью (многие из камней грозили развалиться на более мелкие) обломки были погружены на воздушный корабль.
Владилен обещал принять все меры, чтобы найти недостающие куски мрамора, если только они сохранились в земле, а не рассыпались от времени. Он дружески простился со своими гостями.
- Надеюсь непременно увидеться с вами в ближайшем будущем, - сказал он Мунцию. - Меня очень интересуют результаты ваших исследований.
- Я буду рад встретиться, - ответил старый историк. - Вы сделали очень ценную и интересную находку. Желаю быстрее найти метеорит.
Он крепко пожал руку астронома и направился к своей машине.
- Люций, - сказал Владилен, - оставьте мне ваш арелет. Я забыл свой на складе. Если вы любите именно этот, то я его верну.
Люций засмеялся.
- Мне все равно, - ответил он, - на каком арелете летать. Возьмите этот совсем. Я полечу на большом. До свидания, Владилен! Желаю успеха!
Они простились, и вскоре обе машины поднялись в воздух и скрылись за кромкой леса.
3
В восемьсот пятидесятом году новой эры одно из первых по своему значению мест занимала старинная наука, роль которой для человечества поняли и оценили еще в первом веке коммунистической эры, - биология.
На протяжении почти двух тысяч лет поколения ученых пытались исчерпать до дна "науку жизни", подойти к ее пределу, за которым открывать и изучать будет нечего, поставить самую могучую силу природы целиком и полностью на службу человеку.
Проходили века. Много раз казалось - "дно" уже видно! Но мнимый конец опять и опять превращался в начало. Биология была неисчерпаемой, как неисчерпаем атом - основа всей мертвой и живой природы.
Впрочем, в восемьсот пятидесятом году граница между живым и мертвым почти стерлась.
Проблемы возникали друг из друга, и им не было конца. Вопросов, ждущих разрешения, становилось не меньше, а больше с каждым пройденным этапом. А значение биологии в жизни человека непрерывно возрастало.
"Наука жизни" предъявляла к своим адептам все большие и большие требования. Чем дальше углублялись ученые в тайны жизни и смерти, тем сложнее они оказывались. Работать становилось труднее. Но армия биологов наступала упорно. Огромные, с каждым годом нарастающие знания, настойчивость и упорный труд были оружием в непрекращавшейся битве за Человека.
Тайна медленно, но непрерывно отступала. И снова казалось конец близок, окончательная победа совсем рядом. Вечный и благодетельный самообман!
Люций был одним из выдающихся биологов своего времени. Ученик и последователь знаменитого ученого семисотых годов, он как и его великий учитель, больше интересовался не жизнью, а ее оборотной стороной - смертью, полагая, что чем дальше проникнет человечество в тайны смерти, тем скорее оно добьется своей цели - продления жизни до ее естественного предела.
Средняя продолжительность жизни современного человека - двести лет - казалась ученым-биологам восемьсот пятидесятого года до обидного малой.
Люций, как и его коллеги, был убежден, что наука находится на пороге "великого скачка" и что совсем близко (по масштабам науки, разумеется) то время, когда цифра "двести" сменится желанной цифрой "триста".
Ведь именно к ней, к этой цифре, стремились усилия биологов длинного ряда веков.
"А что будет дальше? - нередко спрашивал себя Люций. - Разве наука остановится на этом? Мы считаем, что триста лет жизни - это предел для человеческого организма. Так же считали и две тысячи лет тому назад. Но так ли это на самом деле? Может быть, способность к обмену веществ многоклеточного организма беспредельна? Может быть, пройдет совсем немного времени и цифра "триста", к которой мы так стремимся, будет отброшена и заменена другой? А если этой другой не существует вовсе?"
Много подобных вопросов вставало перед пытливым умом ученого. Ответ могло дать только будущее и… упорная работа в настоящем.
Люций умел и любил работать. Сын ученого, он с детства был приучен к настойчивости и систематическому труду. В мире науки он забывал обо всем, и годы проходили незаметно, когда новая интересная задача вставала перед ним.
В девятом веке Новой эры Люций являлся редким исключением - он работал один. Такие рецидивы изредка возникали среди человечества.
Результаты его трудов заставляли других ученых пересматривать прежние взгляды, меняли направление многих работ, но сам Люций не задумывался над значением своего труда для науки.
Его слава росла, вся планета знала его имя, а он в своей домашней лаборатории считал, что является лишь маленьким винтиком великой машины.
Но так не могло долго продолжаться. Настал конец неестественному уединению большого ученого.
Избрание в члены Совета науки явилось для Люция ошеломляющей неожиданностью. Он долго не мог осознать, как это могло произойти, что побудило ученых выдвинуть его имя на соискание чести, которой немногим удавалось добиться.
Пришлось покинуть привычную обстановку, руководить другими, уделять часть времени работе учебной.
Учить других! Не каждый был достоин такого доверия!
Против своих ожиданий, Люций быстро привык к новому положению. Расширение рамок работы пришлось ему даже по вкусу. Коллективные исследования были интереснее и продуктивнее одиночных. Но ошибка, допущенная родителями, - индивидуальное воспитание, развившее природное влечение к одиночеству, - заставляла его считать себя недостойным работать в мировых институтах и лабораториях.
Теперь их двери широко открылись перед ним - можно сказать, против его воли. Он не мог не войти. И Люций вошел, сперва с недоверием к самому себе, потом с радостью и увлечением.
Но время от времени старая, укоренившаяся привычка сказывалась, и для решения какой-нибудь интересной частной задачи Люций возвращался в свою лабораторию. Новые мысли почему-то приходили ему в голову именно тут, дома.
Товарищи шутили, называя эти периодические исчезновения "периодами улитки". Но Люций вскоре возвращался, каждый раз удивляя весь ученый мир новой проблемой, за которую следовало немедленно браться всем вместе, решать силами всей мировой биологии.
Шло время, и "периодов улитки" стали ожидать с нетерпением. Они приносили новое. Они ощутимо двигали науку вперед!
Люций был еще молод. По понятиям людей восемьсот пятидесятого года девяносто - сто тридцать лет были порой зрелости, а отнюдь не пожилым возрастом. А Люцию было только восемьдесят.
Никто еще не произнес в связи с его именем слова "бессмертие", но Мунций, позабывший, когда сам был избран в члены Совета, видел и понимал, что имя его сына рано или поздно будет выбито на стене Пантеона - величайшая честь для человека новой эпохи.
Люди не ждали смерти ученого для того, чтобы увековечить его имя. Это часто делалось при его жизни.
Кто из ученых втайне не мечтал добиться столь великой чести. Благородное честолюбие - украшение человека!
Люций, незаметно для себя, становился во главе биологов всей Земли. Еще за глаза, но уже многие признанные ученые называли его "Учитель". Было ясно, что очень скоро это слово будут произносить открыто.
В то время, когда произошло падение болида, вызвавшее все последующие события, значения которых еще никто не мог даже заподозрить, Люций находился в очередном "периоде улитки". Но, несмотря на то, что его мозг был занят очень серьезной проблемой, ученый не мог не заинтересоваться редчайшей находкой Владилена.
Памятники старины хранились очень тщательно. Человечество не забывало прошлого. Решение о снятии какого-либо монумента выносилось специальной комиссией исторической секции Совета. Правда, могильные памятники были сняты все сразу много веков тому назад, когда были ликвидированы все кладбища, а имена достойных занесены на золотые доски, установленные внутри, на стенах, и вокруг Пантеона. Но было странно, что памятник, установленный на могиле героя, мог развалиться от времени и погрузиться в землю. Это казалось необъяснимым.
Когда Мунций улетел, чтобы в стенах археологического института тщательно изучить куски мрамора и заняться розысками материалов о героях с фамилией "Вол…ы", Люций вернулся к прерванной работе. Но забыть, выбросить из головы все, кроме изучаемого вопроса, на этот раз никак не удавалось. Он все время помнил о памятнике и ожидал известий от отца.
Наконец Мунций вызвал сына к телеофу.
Ничего интересного, однако, Люций не узнал во время этого первого свидания.
Мунций сообщил, что работа продвигается медленно, так как оказалась значительно труднее, чем предполагалось вначале. Бурная эпоха зарождения коммунистической эры оставила после себя необозримое море архивных материалов. Найти среди этого изобилия нужный документ было совсем не просто, несмотря на идеальный порядок, в котором эти документы содержались.
На золотых досках Пантеона удалось обнаружить тридцать две фамилии, схожие по длине и по первым трем буквам. Нужно было найти материалы обо всех тридцати двух, чтобы определить, кто из них был похоронен на том месте, где нашли обломки памятника.
- Мне помогают семь человек, - сказал Мунций. - Но работа движется буквально черепашьими темпами. Пока удалось только твердо установить, что героев-братьев с фамилией, начинающейся на "Вол…", не было ни в первом, ни во втором веке коммунистической эры. А начиная с третьего века это звание вообще больше не присваивалось. Здесь мы, похоже, ошиблись. Как дела у Владилена?
- Пока ничего не удалось найти, - ответил Люций. Поиски недостающих кусков мраморного памятника не увенчались успехом. Под поляной и в ближайших районах леса их не было. Надежда узнать имена и отчества героев, что значительно облегчило бы розыски, рухнула. Предстояло и дальше искать почти что вслепую.
- Я начинаю допускать, - сказал Мунций во время одного из последующих свиданий у телеофа, - что фамилия на памятнике была написана несимметрично. В этом случае буква "Ы" могла быть не последней. На одной из досок Пантеона я видел, например, фамилию Героя Советского Союза Ивана Архиповича Володных. А если буква "Ы" не последняя, то фамилия написана не во множественном числе, а в единственном. Наша задача, естественно, сильно усложнится. Еще хуже, если буква "В" не первая и перед ней были другие. Тогда придется искать не по фамилии, а по месту, где находилась могила. Представляешь себе трудности такого поиска?
- Так что же делать? - спросил Люций, всматриваясь в явно утомленное лицо отца. - Может быть, прекратить розыски?
- Искать! Еще и еще раз - искать! Я теперь не успокоюсь, пока не добьюсь успеха.
Прошел месяц.
И вот как-то утром Мунций вызвал сына к телеофу я сообщил, что прилетит в середине дня. И не один, а с врачом Ио.
Люций не обратил внимания на имя, названное отцом.
- Документы нашлись? - спросил он.
Не отвечая, Мунций задал встречный вопрос:
- Где Владилен?
- Он еще здесь.
- Попроси его прилететь к тебе. Его помощь может понадобиться. Мы будем скоро, ждите нас!
И Мунций выключил телеоф, так и не удовлетворив любопытство сына.
Но Люций понял, что отец находится в отличном расположении духа. Это говорило о том, что им достигнут какой-то результат.
Владилен прилетел сразу, как только узнал о предстоящем прилете Мунция.
- Меня интересует история этого памятника, - сказал он, здороваясь с Люцием. - Вы не знаете, зачем я могу понадобиться?
- Не имею ни малейшего представления. Мой отец иногда любит задавать загадки. Так и в этот раз. Он мне ничего толком не рассказал.
- А кто такой Ио?
- Какой-то врач. Вероятно, знакомый отца, который, как и вы интересуется находкой.
- Вы его знаете?
- По-видимому, нет. Я знаю, и знаю очень хорошо, другого Ио. Но тот так известен, что и вы не можете не знать его.
- Вы говорите об Ио - члене Совета?
- Да.
- Его все знают. Так же, как вас, Люций. А не он ли это?
- Конечно, нет. Ио не такой человек, чтобы поддаться обыкновенному пустому любопытству. Исторические памятники его не интересуют.
- А вот вас они интересуют, - заметил Владилен. - И это очень хорошо. Нельзя замыкаться в рамках одной какой-нибудь науки, не правда ли?
Люций промолчал.
Немного погодя на площадку перед домом Люция опустился арелет бледно-голубого цвета. Аппарат был двухместный, и из него вышел Мунций и за ним очень высокий худощавый человек с седыми волосами.
Люций вздрогнул, увидя его.
- Вы были правы, - сказал он. - Но что это значит? Зачем он здесь?
- Выходит, он более любопытен, чем вы думаете, - тихо сказал Владилен, направляясь вслед за хозяином дома навстречу прилетевшим.
Люций с сомнением покачал головой.
Ио ничем не выразил удовольствия от встречи. Он рассеянно пожал руки Люцию и Владилену и отрывисто бросил:
- Рад видеть!
"Все тот же, - подумал Люций. - Нисколько не изменился".
- Я никак не мог предположить, - сказал он вслух, - что отец говорил мне именно о вас. Тем более рад такому неожиданному и приятному сюрпризу.
- Кажется, - ответил Ио, не реагируя на слова Люция, - наши мечты "грозят" осуществиться. Вот потому я и здесь.
- Какие мечты?
- Сейчас все узнаешь, - с недовольным тоном сказал Мунций. - Никогда не надо забегать вперед.
Люций предложил устроиться на веранде или пройти в зал. Гости предпочли веранду.
Когда все уселись у круглого стола, Люций приготовился терпеливо ждать рассказа и объяснений. Он хорошо знал, что Мунция торопить бесполезно. Владилен не осмеливался первым задать вопрос людям, которые были значительно старше его. Но Ио не имел намерения ждать.
- Говорите, Мунций! - сказал он. - Время идет. Надо приступать к поискам.
- Если дело идет о поисках недостающих кусков мрамора, то их нет в земле. Теперь я могу поручиться за это, - сказал Владилен.
- Жаль, конечно, - ответил ему Мунций. - Но сейчас нас интересует другое. Так вот, Люций, - продолжал он, обращаясь к сыну, - я ошибся. Но ошибка оказалась не столь уж значительной. Я думал, что под мраморным памятником были похоронены два брата-героя. Для такого заключения было достаточно оснований. Оказалось, что не два брата, а муж и жена. Муж и жена, - повторил он. - Дмитрий Волгин и Ирина Волгина.
- Ирина Волгина! - воскликнул Люций. - Как странно! Каждый раз, бывая в шестьдесят четвертой лаборатории, я вижу ее бюст, установленный в вестибюле. Ведь Ирина Волгина была врачом. Не правда ли, это очень странно, что мы столкнулись с ее именем в связи с этой загадкой?
- Не вижу ничего странного, - сказал Ио.
- Значит, муж Ирины тоже был Героем Советского Союза?
- Да. Именно из-за него я и явился к вам, - ответил Ио. Люций и Владилен посмотрели на него с удивлением.
- Сейчас поймете, - сказал Мунций. - Я продолжаю. Под мраморным памятником были похоронены сперва Ирина, а затем Дмитрий Волгины. Они умерли в разное время. Могила находилась в центре парка одного небольшого городка. Этот городок был снесен в середине третьего века коммунистической эры, и на его месте выращен лес, который растет здесь и поныне. Памятник остался в густом лесу. И постепенно о нем забыли. Вероятно, считали, что он снят. Сейчас уже невозможно восстановить истину, да это и не столь важно. Факт, что о нем забыли и он постепенно развалился от времени. Согласен, что это редкий случай, - сказал Мунций, точно отвечая на замечание, которого никто из присутствующих не произнес. - Даже очень редкий случай. Но это факт. Для нас сейчас интереснее другое. Ирина погибла во время войны, и ее похоронили в обычном для того времени деревянном гробу. Разумеется, от нее не осталось ровно ничего. Но не так получилось с Дмитрием. Он умер в Париже, который был столицей бывшей Франции. Его тело было запаяно в свинцовый гроб. То есть гроб запаян, - поправился Мунций. - И отправлен на родину, в бывший СССР. Мужа похоронили рядом с женой. Тогда и появилась на памятнике надпись, которая ввела нас в заблуждение. Любой мог ошибиться. Ничего удивительного здесь нет. Так вот! Под памятником было два гроба: один деревянный, другой свинцовый наглухо запаянный…
Люций вскочил.
- Понял! - вскричал он, перебивая Мунция. - Теперь я знаю о каких мечтах вы говорили, Ио. Надо попытаться найти этот свинцовый гроб.
- Вот именно! - Ио в первый раз улыбнулся. - Найти непременно, так как он никуда не мог исчезнуть. Свинец - не дерево. И если гроб был хорошо запаян…
Сильно возбужденный Люций вторично перебил собеседника.
- Ваше мнение, Владилен? - спросил он.
- Могу только сказать, что поблизости от поляны никакого гроба нет, - уверенно ответил молодой ученый. - Мы не могли не заметить столь объемистого предмета.
- Завтра прибудут два геолога, - сообщил Мунций. - Ведь ясно, что гроб перенесен на другое место силой подземных вод или, возможно, сдвигами почвы. Придется затратить много труда, но поискать стоит. Такого счастливого случая может никогда больше не представиться.
На этом закончился памятный для Люция (но не для Ио, который никогда не жалел о сделанном) разговор.
На следующий день начались поиски.
Это была нелегкая задача - найти в земле, в совершенно неизвестном месте, свинцовый гроб, переместившийся почти за два тысячелетия под землей неизвестно куда и погрузившийся неизвестно на какую глубину.
Но упорство людей преодолевало и не такие трудности. На помощь прибыло несколько десятков человек, как только о намерении четырех ученых стало известно. Работы развернулись широким фронтом.
Геологическое исследование местности не дало никаких определенных результатов. Следов подземных источников не нашли. Ученые-геологи разошлись во мнениях относительно почвенных сдвигов, происшедших за две тысячи лет.
Пришлось приступить к поискам без всяких указаний, систематически осматривая недра земли с помощью видеоскопов и извлекая на поверхность все, что вызывало хоть малейшее подозрение. Такой метод требовал много времени и сил.
Поиски велись по концентрическим кругам, радиус которых постепенно увеличивался. Разведчики минувшего все дальше и дальше удалялись от поляны.