Как ни печально, но среди них множество чистокровных белых, которые либо струсили, либо продались нашим врагам.
Хейвиг заставил себя подумать, что такое отношение было общераспространенным во времена Уоллиса, оно считалось даже респектабельным. Да ведь сам Авраам Линкольн говорил о врожденной неполноценности негров… Вряд ли Уоллис приказывал распинать представителей других рас.
- Сэр, - осторожно сказал он, - я не хотел бы вступать в спор, пока мы лучше не узнаем друг друга и не определим основы своего мировоззрения. Для этого может потребоваться немало усилий. Тем временем нам лучше обсудить практические вопросы.
- Конечно, конечно, - проворчал Уоллис. - У вас есть голова, Хейвиг. К тому же вы человек действия, хотя, возможно, и с ограничениями. Но буду откровенен: на этой начальной стадии нам больше всего нужен ум, особенно люди с научной подготовкой и реалистическим взглядом на мир. - Он помахал сигарой. - Возьмем сегодняшний улов в Иерусалиме. Типично! Брабантца и грека мы, вероятно, сможем использовать как солдат, разведчиков, как вспомогательные силы в экспедициях во времени, ну, и все такое. Но остальные… - Он прищелкнул языком. - Не знаю. Может, вначале просто как перевозчиков, они будут доставлять вещи из прошлого. И могу только надеяться, что женщина сможет рожать.
- Что? - Хейвиг чуть не вывалился из кресла. Внутри у него все перевернулось. - У нас могут быть дети?
- Друг с другом - да. За сто лет мы доказали это. - Уоллис расхохотался. - Но с непутешественниками - нет, невозможно. Это мы доказывали еще чаще. Не хотите ли, чтобы вам на ночь согрела постель хорошенькая юная служанка? И у нас есть рабы, захваченные в набегах… и не читайте мне мораль. Эти бандиты сделали бы то же самое с нами, и если мы не будет приводить сюда этих подонков и укрощать их, а не просто перерезать им горло, они и их отродье будут вечно причинять нам неприятности на границах. - Он снова стал серьезен. - Но женщин, путешествующих во времени, немного, и не все они хотят становиться матерями. Но те, кто хочет… Дети у них самые обыкновенные, Хейвиг. Дар не передается по наследству.
Вспомнив гипотезу, которую он выдвинул (сколько искаженных мировых линий назад?), Хейвиг не удивился. Если два набора хромосом могут взаимодействовать, чтобы произвести жизнь, это происходит, должно быть, потому, что их резонанс (?), который в противном случае мешает возникновению новой жизни, на этот раз просто не действует.
- Итак, бесполезно пытаться произвести новую расу от нас самих, - задумчиво продолжал Уоллис. - О, мы даем нашим детям образование, поручаем руководство, когда они становятся взрослыми. Мне пришлось это разрешить, чтобы агенты сохранили верность. Но откровенно говоря - строго между нами - иногда так трудно подыскать приличную должность, на которой они не могли бы принести вред. То, что родители путешественники во времени, вовсе не означает, что они не олухи; а олухи порождают новых олухов. Не стану отрицать, что мы здесь - нечто вроде аристократии, но делать ее наследственной мы не можем. Да я и не хотел бы этого.
Хейвиг негромко спросил:
- А чего бы вы хотели, сэр?
Уоллис отложил сигару и выпивку, словно следующие его слова требовали набожно сложенных рук.
- Восстановить цивилизацию. Зачем иначе Господь создал нас?
- Но… будущее… я видел…
- Федерация маури? - Широкое лицо вспыхнуло яростью. Кулак с грохотом обрушился на стол. - И много ли вы видели? Очень мало, верно? Я исследовал эту эпоху, Хейвиг. Вам тоже нужно будет сделать это. Говорю вам, это всего лишь помесь канаков, белых, ниггеров, китаез и япошек, пришедшая к власти, - они идут к власти, пока мы сидим здесь. И только потому, что в войне им меньше досталось. Они работают, сражаются, подкупают, потворствуют - чтобы овладеть миром, надеть узду и седло на все человечество, в особенности на белую расу, чтобы навсегда остановить прогресс. Вот увидите! Сами увидите!
Он откинулся в кресле, тяжело дыша, допил виски и провозгласил:
- У них ничего не получится. Три-четыре столетия - да, боюсь, человечеству придется нести их ярмо. Но потом… Для этого и создано Убежище, Хейвиг. Чтобы подготовить это потом.
* * *
- Я родился в Нью-Йорке в 1853 году, - рассказывал Сахем. - Отец мой был мелким лавочником и строгим баптистом. Мать - вот ее фото. - Он указал на мягкое невыразительное лицо на стене, и на мгновение в его голосе прорвалась нежность. - Я был последним из семерых выживших детей. Так что у отца на меня не хватало ни времени, ни энергии, тем более что старший сын был его любимцем. Ну, это приучило меня в самом раннем возрасте самому заботиться о себе и не болтать. Когда мне официально исполнилось семнадцать лет, я отправился в Питтсбург, зная к тому времени, что у этого города большое будущее. Мое старшее я больше занималось мной, чем, вероятно, ваше. Но я всегда знал, что меня ждет великая цель.
- Как вы создали себе состояние, сэр? - спросил Хейвиг. Ему действительно было интересно, и он спрашивал не только из’дипломатических соображений.
- Мое старшее я было среди фортинайнеров в Калифорнии (Золотоискатели, участники золотой лихорадки 1849 года в Калифорнии. - Прим. перев.). Но он не пытался добывать золото, только немного для начала, чтобы начать торговлю. Потом перенесся во времена гражданской войны. Потом заставил меня вместе с ним попутешествовать во времени, а когда я переехал в Питтсбург, было уже легче. Нельзя ведь говорить о спекуляциях земельными участками, если заранее знаешь, что будет, верно? Я все продал точно в нужный момент, перед паникой 73-го года, а после паники смог скупить обесценившиеся земли, которые станут бесценными из-за залежей угля и нефти. Покупал также железные дороги и сталелитейные заводы, несмотря на неприятности со стороны забастовщиков, анархистов и тому подобного сброда. В 1880 году - тогда мой реальный возраст подходил к тридцати пяти годам - я решил, что заработал достаточно и пора мне приниматься задело, ради которого меня создал Господь.
Серьезно:
- Я оставил веру своего отца. Вероятно, так поступает большинство путешественников. Но я и сейчас верю в Бога и в то, что у каждого человека есть своя судьба.
Тут Уоллис расхохотался так, что у него задрожал живот, и воскликнул:
- Какие высокопарные слова для простого старого американца! Слава и романтика, Хейвиг, существуют только в книгах про историю. На самом деле успех приносит тяжелая грязная работа, терпение и самоограничение, умение учиться на ошибках. Вы видите: я уже не молод, а планы мои только еще начинают расцветать, не говоря уже о том, чтобы приносить плоды. Работа, работа - вот в чем смысл, вот что значит быть живым!
Он протянул свой пустой стакан.
- Налейте еще. Я обычно пью немного, но Боже, как мне хотелось поговорить с кем-то новым и умным! У нас есть несколько неглупых ребят, как Красицкий, но все они иностранцы. Есть и несколько американцев, но я так к ним привык, что могу заранее сказать, что они мне ответят на мои слова. Наливайте мне и себе, и немного поболтаем.
Вскоре Хейвиг смог спросить:
- А как вы установили свой первый контакт, сэр?
- Я нанял множество агентов по всему девятнадцатому столетию и дал им задание помещать объявления в газетах, журналах, альманахах и распространять слухи устно. Конечно, в объявлениях не говорилось о "путешественниках во времени" и о том, что мне действительно нужно. Сформулированы они были очень тщательно. Не я их написал. Я не писатель. Человек действия нанимает себе мозги. Я поискал и нашел в 90-м году молодого англичанина, начинающего писателя, хорошего парня, хоть он и был каким-то социалистом. Мне нужен был человек из конца этого периода, чтобы избежать… гм… "предвидения", понимаете? Его заинтересовало мое "гипотетическое предположение", и за несколько гиней он написал мне множество умных вещей. Я предложил ему больше денег, но он ответил, что предпочтет свободное использование моей идеи о путешествиях во времени.
Хейвиг кивнул, по нервам его пробежала дрожь.
- Мне приходили в голову такие же мысли, сэр. Но у меня не было вашей… целеустремленности. И, конечно, не было у меня и вашего состояния. К тому же в мое время, когда путешествия во времени стали обычной темой фантастики, я опасался привлекать к себе внимание. И потому находил только свихнувшихся.
- Я тоже, - согласился Уоллис. - Среди них были и подлинные. Я имею в виду тех путешественников, которые более или менее тронулись от своего дара. Понимаете, болван или деревенщина, если его не напугает до смерти то, что с ним происходит, так что он больше никогда не станет пробовать, если он не хочет выходить за рамки известности таких, как я, умных и честолюбивых людей, то они затаятся, как вы и я, верно? Боюсь, что часто таятся так искусно, что нам их не найти.
- А сколько… сколько человек вы нашли?
- Сэр.
- Простите. Сэр.
Уоллис тяжело вздохнул.
- Одиннадцать человек. Во всем цветущем столетии в этих своих первоначальных поисках - одиннадцать человек. - Он их перечислил. - Лучший из всех Остин Колдуэлл. Явился ко мне заросшим щетиной жителем крайнего Запада. Но настоящий мужчина. Это он прозвал меня Сахемом. Мне понравилось, и прозвище закрепилось.
Далее волшебник и предсказатель будущего из передвижного цирка; профессиональный игрок; белая девушка из бедной семьи с Юга. Это все американцы. За границей мы нашли солдата-баварца; следователя инквизиции, которая все еще сохранялась в Испании, если вы не знаете; еврейку из Венгрии; студента из Эдинбурга, который надрывался, стараясь найти в книгах ответ на то, кем он является; парижскую модистку, которая отыскивала во времени идеи для своих нарядов; молодую крестьянскую пару из Австралии. Кстати, с этими последними нам повезло. Они отыскали друг друга сами - вероятно, единственная пара путешественников, родившаяся по соседству друг от друга. У них уже был первый ребенок, и они оставили бы его, если бы он не был еще настолько мал, что его можно было нести с собой.
Что за сброд! Представляете, какие возникали проблемы: язык, перемещение, необходимость убеждать.
- И больше никого? - Хейвиг пришел в ужас.
- Да, было еще примерно столько же, но эти бесполезны. Свихнувшиеся, как я уже говорил, или слишком тупые, или калеки, или слишком испуганные, чтобы присоединиться к нам. И так далее. Была домохозяйка, отказавшаяся покинуть мужа. Я подумывал о похищении - наша цель слишком велика, чтобы думать об удобстве отдельных личностей, - но какой толк от недобровольного помощника? Мужчине можно пригрозить и заставить работать. Женщины для этого слишком трусливы.
Хейвиг вспомнил буйное приветствие во дворе, но промолчал.
- Приобретя первых последователей, я смог расширить сферу действий, - продолжал Уоллис. - Мы начали проникать в другие времена, изучать их подробней. Мы и сами лучше поняли, что нужно делать и как. Смогли основывать фонды, организовывать базы в этом… да… в пространстве-времени. Смогли набирать новых помощников. Из других столетий, но кое-кого и из нашего. Наконец мы выбрали место для Убежища и подчинили себе местных жителей, чтобы получить рабочую силу. Голодные и запуганные, они с радостью встретили повелителей, которые принесли с собой настоящее оружие и семена для посева.
Хейвиг потянул себя за подбородок.
- Можно ли спросить, почему вы выбрали именно это место для создания своего государства, сэр?
- Конечно, спрашивайте, что хотите, - великодушно сказал Уоллис. - Возможно, я и отвечу… Я думал о прошлом. По этим снимкам вы можете видеть, что я в поисках своего назначения уходил в прошлое вплоть до Карла Великого. Но туда слишком далеко. И даже в неисследованных районах доколумбовой Америки мы рискуем оставить следы, которые могут обнаружить археологи. Помните, могут существовать и путешественники из времени маури, а единственное наше преимущество - неожиданность. Сейчас, в эти столетия, повсюду возникает феодализм, как у нас, начинается восстановление, и мы принимаем все меры, чтобы не выглядеть необычно. Наши подданные, конечно, знают, что мы обладаем особыми свойствами, но называют нас волшебниками и детьми Тех - богов и духов. Когда эта история пройдет через фильтр дикарей, она превратится в слух о существовании еще одной причудливой религии.
Хейвиг оценил эту стратегию.
- Насколько я смог узнать, сэр, а узнал я не очень много, - сказал он, - сейчас в бассейне Тихого океана формируется культура маури. Всякий, кто придет из более позднего времени, скорее заинтересуется ее происхождением, чем политикой каких-то малоизвестных нищих варваров.
- Вы несправедливы по отношению к американцам, - укорил его Уоллис. - Конечно, вы правы, с точки зрения маури. Но на самом деле нашему народу просто не повезло.
В его словах есть правда, вынужден был согласиться Хейвиг. Океания представляла собой слишком незначительную цель для ударов сверхоружия; к тому же обширные пространства океана были меньше заражены, чем внутренние моря, и скорее начали самоочищаться, когда человек превратился в редкий вид. А жители островов Тихого океана больше не были простодушными, глупо ухмыляющимися обитателями земного рая. Слишком много было напечатано книг, слишком широко распространились они повсюду, чтобы была утрачена значительная информация. В меньшей степени то же справедливо и по отношению к сложным механизмам и технологиям.
Северная Америка, Европа, части Азии и Южной Америки, в меньшей, степени Африка быстро пошли на дно, потому что перенапрягли свои силы. Достаточно было на короткий срок парализовать построенные здесь индустриально-сельскохозяйственно-медицинские комплексы, и люди начали гибнуть миллионами. А борьба уцелевших за выживание превратила все в развалины.
Но даже на таких территориях сохранялось знание: тут оазис порядка, там полурелигиозная община. Это знание - по крайней мере теоретически - могло просочиться к новым варварам, а те могли передать его дальше… Теоретически. На практике этого не происходило. Слишком тяжел был удар, нанесенной миру старой цивилизацией.
Можно, например, вырубить девственный лес, построить шахты в Месаби (Возвышенность в США и Канаде, известная своими железнорудными месторождениями. - Прим. перев.), выкачивать нефть из нетронутого месторождения - все это примитивными методами. Используя полученное, можно создавать все более и более сложные заводы, способные на более массовое производство. Когда сократятся природные ресурсы, можно заменить древесину пластиком, извлекать железо из таконита, опустошить всю планету в поисках нефти.
Но ко времени Судного Дня все это уже было сделано. Эта комбинация машин, обученного персонала, обеспеченных потребителей и налогоплательщиков исчезла, и ее не стоит возрождать.
Сведения, необходимые для возрождения промышленной цивилизации, можно найти. А вот природные ресурсы - нет.
- А не думаете ли вы, сэр, - решился спросить Хейвиг, - что маури и их союзники благодаря своему технологическому развитию выполнят эту задачу?
- До некоторой степени да. Нужно отдать должное этим ублюдкам, - проворчал Уоллис. Он разрезал сигарой воздух. - Но лишь ненадолго. Лишь настолько, чтобы сесть в седло и закрепиться в нем. Мы знаем, что они на самом деле сдерживают развитие, подавляют новшества. Вы тоже это узнаете.
Казалось, он хочет сменить тему, потому что он сказал:
- Вернемся к нашей организации здесь. Мои помощники не находятся здесь, в нормальном времени, постоянно, а я тем более. Мы переносимся вперед, с перерывами, чтобы сохранить руководство неизменным. И у нас это хорошо получается. Дела наши в прошлом, настоящем и будущем разрастаются, как снежная лавина.
Теперь у нас уже сотни агентов и тысячи преданных обычных людей. Мы правим территорией, на которой некогда размещалось несколько штатов, хотя, конечно, передвигаемся больше во времени, чем в пространстве. Правим мы обычно через своих заместителей, обычных людей. Когда можешь просмотреть всю жизнь перспективного парня, из него легко сделать хорошего верного слугу - особенно если он понимает, что у него не может быть от вас тайн и что он никогда не окажется в безопасности.
Но не поймите меня превратно. Повторяю, мы не чудовища и не паразиты. Иногда нам приходится действовать жестко. Но наша цель неизменна - вернуть мир на путь, предначертанный для него Господом.
Он наклонился вперед.
- И мы это сделаем, - произнес он почти шепотом. - Я переносился в далекое будущее. Бывал за тысячу лет от сегодня и видел… Вы с нами?
8
- В целом следующие несколько месяцев прошли хорошо, - рассказывал (будет рассказывать) Хейвиг мне. - Однако я оставался настороже. Например, избегал сообщать точные биографические сведения. И выдал хронолог за индикатор радиоактивности и передатчик, созданный на случай, если он понадобится путешественникам во времени. Уоллис сказал, что не понадобится, и утратил к нему интерес. Я нашел для прибора укромное место. Если жители Убежища действительно таковы, как я надеюсь, они поймут впоследствии, почему я скрыл такое полезное устройство.
- А что заставило тебя быть осторожным? - спросил я.
Он нахмурился.
- О… вначале незначительные мелочи. Например, весь стиль поведения Уоллиса. Хотя, конечно, у меня не было возможности ближе с ним познакомиться, потому что вскоре он перенесся через год. Представляете, какие это дает возможности для укрепления своего положения?
- Если, конечно, подчиненные не сговорятся против него в промежутках, - предположил я.
Он покачал головой.
- Не в этом случае. Он знает, кто ему по-настоящему предан и среди агентов, и среди обычных людей. Его всегда сопровождает тесный круг верных последователей, разбросанных во времени таким образом, что всегда один из них остается на руководстве. К тому же как организовать заговор среди послушных фермеров и рабочих, высокомерных солдат и чиновников, - все это до сих пор казалось непреодолимым. Иерусалимский поиск был проведен в качестве эксперимента, результат, если не считать меня, был разочаровывающим.
Хейвиг пожал плечами.
- Вернемся к главному вопросу, - продолжал он. - Американский английский в Убежище был признан официальным языком, и все должны были им владеть. Но даже и в этом случае я со многими не мог разговаривать свободно. Помимо акцента, слишком по-разному у нас устроено сознание. С моей точки зрения, большинство из них были просто бандитами. А с их - я неженка или слишком коварен, чтобы они себя спокойно чувствовали.
К тому же у них существовала подозрительность и ревность по отношению друг к другу. То, что они оказались вместе, не мешало им думать о других как о лайми, лягушатниках, бошах, гини и прочих наследственных врагах (Лайми - презрительное прозвище англичан; гини - так негры называют работорговцев. - Прим. перев.). Как их всех объединить общим делом?