И у меня больше не поворачивается язык называть его предателем. Потому что он-то как раз остался верен своей родине – Земле. Он решил сделать то, что еще недавно я бы посчитал невозможным. И сейчас близок к цели, как никогда.
Я подумал о том, что пора в конце концов поговорить с Ларроком, но тут Диана сообщила, что на связь ко мне рвется Таня Корень. Мне совсем не хотелось заставлять ее ждать.
– Таня, привет!
– Привет, Эйбрахамс. До меня только что дошла новость о неработающих Портах.
– И что ты об этом скажешь?
– Этот сукин сын всех нас поимел! Что бы мы о нем ни думали, но он – гений!
– Я полностью с тобой согласен. Какие новости из "Экстроникс"?
– Прототип "Сфинкса", о котором ты рассказывал, по слухам уже функционирует. Не знаю пока где, но узнаю.
– Потрясающе! Еще?
– Ищем следы притока информации. Но их нет!
– Что значит – нет?
– Нет – значит нет! Впечатление такое, будто они все это придумали сами.
– Этого не может быть!
– Почему? Разве земляне ни на что не способны?
– Способны, конечно… но не сейчас, а хотя бы лет через двадцать. И настолько большое сходство с нашим просто невозможно. Я не верю в такие совпадения.
– Эйбрахамс, мы будем искать еще. Я сделаю все, что смогу.
– Я понимаю. Только это ничего не изменит.
Таня просто смотрит на меня в упор, ничего не говоря.
– Не изменит для нас с тобой. Скоро прибудут хайламцы, и нас вышвырнут.
– Но ты ведь ни в чем не виноват, Хейл!
– Я виноват только в том, что хотел спасти тебя. Но Эйнос смотрит на это немножко по-другому.
– Но ты можешь сказать ему правду. Черт возьми, я же ни о чем тебя не просила!
– Может, и не просила. Но я все равно не скажу ему правду.
– Почему, Хейл? Неужели ты испортишь себе жизнь из-за меня? Я этого не стою. Я всего лишь вредная испорченная девчонка!
– Нет, Таня. Это все Тар-Хамонт вбил тебе в голову. Даже если ты и испорченная, ты все равно лучше их всех. И поэтому ты того стоишь.
– Неправда, Хейл!
– Правда!
Мы смотрим друг другу в глаза, взглядами говоря больше, чем можно было бы сказать словами. И я знаю, что Таня благодарна мне, потому что я сейчас сказал ей то, чего она никогда не слышала и не надеялась услышать ни от одного человека. И она готова сделать все, что угодно, чтобы помочь мне.
– Что ты теперь собираешься делать? – спрашивает наконец она.
– Хочу поговорить с одним человеком. С Шиловским.
– Который теперь наш временный координатор?
– Да. Нужно задать ему несколько вопросов. Может быть, придется отправиться к нему в гости.
Мне показалось, что Таня поняла намек.
– Ты хочешь, чтобы я продолжала искать?
– Если ты сама этого еще хочешь – ищи. Проверь связи с Россией.
– Думаешь, это что-то даст?
– Сомневаюсь. Ты же спрашиваешь – я и отвечаю.
– Хорошо. И вот что, Хейл. Запиши мой номер.
Я широко улыбаюсь и записываю. Раз Таня решила дать свой номер значит, теперь она доверяет мне. Целиком и полностью.
– Я обязательно свяжусь с тобой после разговора с Шиловским. Тогда и подумаем, что нам делать дальше.
– Хейл! Ни пуха ни пера!
– К черту! И тебе удачи!
Я чувствую, что на душе после этого разговора стало намного легче. Когда-то я думал, что только Лена пытается меня понять. На самом деле она не пыталась, а всегда меня понимала, и еще много чего понимала, даже такое, о чем я и сам не подозревал. А Таня, может, и не все понимает, зато теперь она верит мне, а я могу верить ей, и нам не нужно ничего друг от друга скрывать. Это хорошо, когда есть человек, от которого можно ничего не скрывать. Не всегда можно найти в жизни такого человека. Но если нашел – надо держаться за него обеими руками, пусть даже и в ущерб чему-то другому.
Однако, я все-таки собирался связаться с Ларроком, и не нужно это оттягивать. Почему-то у меня есть неприятное предчувствие, что его сейчас не будет на месте, а этого мне совсем не хочется. Хочется решить все как можно скорее. Нахожу его номер – надеюсь, в последнее время у Ларрока не было причин его менять.
– Диана, активируй связь. Иван Шиловский, Москва.
– Связь установлена.
К счастью, в этот раз предчувствие не подтверждается – в последнее время обычно бывало наоборот, вспомнить хотя бы найденный мной труп Тар-Хамонта. Бывают моменты, когда становишься недоволен своим шестым чувством.
– Здравствуй, мистер Эйбрахамс, – говорит Ларрок по-английски, и я понимаю, что он в курсе всех событий. Иначе быть и не могло. Он всегда быстро ориентируется в ситуации.
– Привет, Иван. Слышал, ты теперь наш временный координатор?
– Эйнос не так уж давно оказал мне такую честь. Раньше, наверное, он выбрал бы Тар-Хамонта, но теперь, сам понимаешь…
– Гордишься, небось, своей должностью?
– Ты думаешь, я так уж этого хотел? У меня хватает своих проблем, а теперь на меня повесили проблемы всей нашей организации. Немножко гордости, конечно, есть, не без этого, все мы грешны. Как твои дела? Дошел слух, что Эйнос дал тебе наконец полную свободу действий?
– Да, но от этого не легче. Он опять меня подозревает.
– Тони, я так и не извинился перед тобой за ту игру, которую мы затеяли. Теперь, наверное, это уже слишком поздно и тебе совершенно ни к чему, но все-таки…
– Ты прав, это действительно ни к чему. Лучше поговорим о том, что более важно в настоящий момент.
– Я тебя слушаю.
– Знаешь, у меня остались хорошие воспоминания о твоей усадьбе. Хотелось бы побывать там еще раз.
– Понимаю, она способна произвести впечатление. Но сегодня ты уже не успеешь. Прилетай к завтрашнему вечеру.
Я посмотрел Ларроку в глаза, но они остались непроницаемы.
– Прилетай, я дам тебе несколько советов как адвокат, – добавляет он.
– Спасибо. Поговорим на месте. Я так понимаю, ты сейчас занят.
– Правильно понимаешь. Ты оторвал меня от одного важного дела. Разумеется, это не проблема – уделить несколько минут старому другу.
– Как старый друг, не стану тебя больше отвлекать. До встречи.
– До завтра, Эйбрахамс!
Закончив разговор, я некоторое время сижу в раздумье. Завтра так или иначе состоится встреча, на которую я возлагаю большие надежды. Впрочем, о чем это ты, Кайтлен? На что ты собрался надеяться?
И все-таки, если я прав, то завтра многое может решиться. Если же и нет, то я много не потеряю. Скажем прямо – мне здесь уже почти нечего терять.
* * *
Москва встретила меня холодом, который быстро заставил пожалеть, что я не взял из одежды что-нибудь потеплее плаща. Дождя сейчас нет, но небо выглядит так, что вполне можно ожидать даже снег, а мороз неприятно вонзается в тело острыми иголками. Что-то слишком быстро в этом году наступили холода.
Я еще не успеваю дойти до здания аэровокзала, как ко мне подкатывает черный "Мерседес" и останавливается рядом. Дверца открывается, и шофер демонстрирует улыбку во все лицо:
– Мистер Эйбрахамс? – он даже обращается ко мне по-английски. Ларрок никогда ничего не упускает, даже если это может показаться незначительным.
– Это я, – даю простой утвердительный ответ.
– Босс сказал, что вы прибудете на этом самолете. Садитесь, я отвезу вас к нему в усадьбу.
Не помню, чтобы я сообщал, на каком самолете прилечу. Собственно говоря, я и сам этого не знал. Но такие мелочи не составляют проблемы для Ларрока. Хотя я не удивлюсь, если на самом деле этот шофер ждал меня уже давно и присматривался к каждому самолету.
– Поехали, – я занимаю место в машине.
Здесь я наконец-то могу согреться. Машина неторопливо движется московскими улицами. Шофер, похоже, не расположен к разговору. Мне тоже особенно не о чем с ним болтать – я не из тех, кто говорит просто чтобы размять язык, хотя в хорошем настроении иногда могу дойти и до этого. Но теперешнее настроение хорошим уж точно не назовешь. Скорее, оно у меня сейчас вообще отсутствует.
Когда мы въезжаем в пределы усадьбы, я вижу, что почти все листья с деревьев уже опали, и парк совсем не вызывает того восхищения, что раньше. Впрочем, видно, что за ним следят – на дорожках нет мусора, все они вычищены, а под деревьями листва оставлена лишь там, где она не портит картину. Наверное, Ларрок вложил во все это немалые деньги – но он может себе это позволить, и не только благодаря тому, что он получает из Центра – если ему вообще нужно что-то оттуда получать.
Когда машина останавливается на центральной аллее напротив дома, я вижу, что сам хозяин спешит мне навстречу. В отличие от Тар-Хамонта, ему никогда нельзя было отказать в вежливости и гостеприимстве.
– Привет, Тони, – говорит он, пожимая мою руку. – Как долетел?
– Спасибо, хорошо.
– Предлагаю пройти в дом, сегодня слишком холодно для прогулок на воздухе.
Мы входим в дом, но на этот раз не в таинственную комнату, проход в которую скрыт за стеной, а в другую, где, наверное, Ларрок обычно и принимает гостей. Опускаемся в мягкие кресла. Напротив меня стоит фигурный шкаф со встроенным видеоцентром. У другой стены – большой аквариум с соответствующих размеров обитателями – не только рыбами, но и черепахами и, кажется, парочкой водяных змей.
– Скажи, ты сам обставлял все свои помещения?
– Я нанимал дизайнера, но в основном он просто следовал моим указаниям. Что, нравится?
– Великолепно. Я сам хотел бы жить в таком доме, но у меня бы не хватило терпения все это создать.
– Терпение не обязательно. Ты вполне можешь купить дом не хуже этого, а то и получше.
– Знаю, но эффект будет не тот.
– Это верно. Я сделал своими руками практически все, что имею. В некотором смысле можно сказать, что я доволен собой.
– В некотором смысле?
– Мне всего только двадцать семь лет. Конечно, я уже достиг немалого, но основная часть жизни еще впереди. Поэтому рано говорить о полном удовлетворении.
– Логично. Но кое о чем можно будет поговорить уже в ближайшее время.
– Ты для этого сюда и приехал – чтобы поговорить.
– Верно, Иван. Мне интересно, каким будет следующий шаг – после уничтожения спутников и вывода из строя Портов.
– Так вот ты о чем? Хорошо, я скажу тебе кое-что…
Я поднимаю голову, чтобы посмотреть ему в глаза, когда он будет это говорить. Смотрю – и в следующий миг все остальное вдруг исчезает. Я вижу два больших темных круга, две дыры, которые что-то мне напоминают. Что же именно? Обращаюсь к памяти, но воспоминания уплывают вдаль, хочу дотянуться до них, зацепиться – и не могу. Две дыры сливаются в одну, я приближаюсь к ней, она вдруг превращается в огромную воронку, которая втягивает в себя все вокруг. Пытаюсь удержаться на краю, но никаких сил нет, меня легко переносит через него и увлекает в темную глубину…
Я падаю в колодец. Я знаю, что в этом колодце нет дна, и я могу падать бесконечно долго. Но это совсем не важно. Это значит только то, что я не разобьюсь. Больше ничего. Есть только темнота вокруг, но она пуста, поэтому она меня не интересует. Я просто падаю. Не знаю, почему и зачем, но мне все равно. Потому что у колодца нет дна.
Вдруг поднимаю голову вверх и вижу чье-то лицо. Кто-то смотрит на меня с вершины колодца. Я падаю, но лицо не удаляется, и сейчас это совсем не кажется мне странным. Что вообще может быть странным в мире, существование которого предопределено с момента возникновения?
Но тут я понимаю, что это лицо может исчезнуть в любой момент, и мне становится страшно. Потому что тогда я навсегда останусь один в этом бездонном колодце. И никогда больше никто не сможет вытащить меня отсюда. Дело не в том, что мне очень хочется, чтобы меня вытащили. Пугает сам факт, что такая возможность может исчезнуть. Навсегда.
– Не уходи! – кричу я этому человеку.
Но я знаю, что он не может меня услышать. Мой голос не выйдет за пределы этого колодца. Ничто не может выйти из черной дыры. А колодец – и есть черная дыра.
Неожиданно я вижу, что он протягивает мне руку. Хотя кажется, что он очень далеко, но рука движется ко мне, и вот она все ближе и ближе, пока наконец я не понимаю, что смогу до нее дотянуться. И я тянусь, испытывая невыносимый страх оттого, что человек может надо мной подшутить и убрать руку в последний момент, а потом исчезнуть и сам. Но нет – я все-таки касаюсь ладони, и она кажется странной на ощупь, будто сделана из ваты. Я боюсь, что такая слабая рука не удержит меня, но вдруг она дергает со всей силы, и я лечу вверх, и по мере моего движения стены колодца расплываются, теряя форму…
Сижу в кресле, и перед глазами все еще плавают темные круги. Ларрок застыл в неподвижной позе напротив меня, держа в руке бокал с каким-то дорогим вином. Его глаза больше не напоминают две черных дыры. Сейчас он улыбается, хотя и весьма загадочной улыбкой.
– Что это было? – спрашиваю я. В первый момент слышу голос будто со стороны. Потом это проходит.
– Та самая "техника кшенух". Она позволяет управлять не только своим мозгом, как многие думают. Нас всех обучают простым способам воздействия на людей, но эта штука гораздо сильнее.
– Что же ты сейчас сделал с моим мозгом? Я как будто ничего не замечаю. Наверное, так и должно быть?
– Я ничего тебе не сделал, Тони. Только посмотрел кое-что, что было для меня важно, и то, что я увидел, меня удовлетворило.
– И что же ты увидел?
– Ты пришел не для того, чтобы выдать меня Центру.
– Ты действительно в этом уверен?
– Я уверен, что сейчас ты не хочешь этого делать.
– Странно, лично я сам ни в чем не уверен.
– Ты поймешь это… чуть позже.
Я чувствую, что немного вина не повредит и мне.
– Теперь я знаю, как ты создавал свою картину, ту, что с черной дырой. И что еще позволяет техника кшенух?
– Многое. Она дает полный контроль над мозгом, и через него – над телом. Я могу избавляться от ненужных мне воспоминаний и эмоций. Могу делать это не навсегда, а на время, которое сам определяю. Могу внушить свою волю другому человеку, заставить его сделать то, что мне нужно, а потом все забыть.
– Даже такому, как я?
– С наблюдателями труднее, чем с землянами. Тут многое зависит от эмоционального и психического состояния. Сейчас я мог сделать с тобой все, что угодно, но мне это не нужно.
– Что же тебе нужно?
Ларрок рассеянно окидывает взглядом комнату.
– Когда ты догадался, что это я?
– Я подумал, что у тебя слишком уж все удачно получилось с группой "Эй-Экс".
– Ты считаешь, что честным путем мы на такое не способны?
– Сделать все до такой степени чисто, чтобы не осталось ни одного свидетеля и доказательства – вряд ли реально даже для тебя.
– Но поводом послужило не это. Что-то другое натолкнуло тебя на мысль.
– Да, верно. Я смотрел новости об убийстве премьера. Когда показывали Киндицкого, сработала ассоциация и я вспомнил тебя. Я понимаю, что это не доказательство, но что-то сказало мне, что на этот раз я не ошибаюсь.
– Ваша ошибка в том и была, что вы искали доказательства. Если бы вы еще раньше попытались подойти к проблеме с психологической точки зрения, то могли бы вычислить меня уже давно. Логика не всегда бывает самым надежным средством.
– Ты хочешь сказать, что доказательств так уж и не существует? – я с сомнением покачал головой.
– Я могу тебе кое-что рассказать, а ты подумай.
– Давай, попробую.
– Историю о том, как меня ударила молния и что я после этого пережил, ты уже слышал. Это было начало, а теперь послушай продолжение. Когда я стал наблюдателем, то сначала с восторгом воспринимал свою исключительность. Но ко всему привыкаешь, и скоро это стало для меня уже чем-то само собой разумеющимся, и вместе с тем утратило ценность. Допустим, землянам я не мог, да и не очень хотел этим похвалиться. Но с точки зрения обитателей галактики я оказался бы неполноценным человеком, наполовину землянином, наполовину чаумцем – какая тут, спрашивается, исключительность? Тогда я решил развить в себе особые способности, которые бы подтвердили, что я по-прежнему имею право таковым себя называть. Я стал хвататься за все, Тони! В университете я изучал все тонкости законов, чтобы иметь представление о том, как можно выплыть наверх, оставаясь чистым. Я перечитывал древних философов Греции и Китая. Я досконально овладел корейским айкидо, индийской хатха-йогой и огровской рщантуй. Потом, когда я узнал о технике контроля над мозгом с моей "второй родины", я ухватился за нее. Я решил жить по принципу, что ни одна минута моей жизни не должна пропасть даром, и я считал, что мне это удается. Но однажды я спросил себя: мне всего двадцать один год, я уже знаю и умею столько, сколько мало кто знает и умеет в семьдесят, и с каждым годом узнаю все больше. Смогу ли я найти всему этому достойное применение, чтобы можно было сказать, что время действительно потрачено не зря? Работа наблюдателем не давала мне такой возможности. Моя земная деятельность в сочетании со способностями могла бы позволить мне когда-нибудь в будущем стать, скажем, президентом страны, и в этом не было бы ничего сверхсложного. Но я хотел чего-то другого, к чему можно было бы приложить свои силы в полной мере. Вот мотивация моих поступков, Тони. Ты же это хотел понять?
– Да, я, кажется, начинаю понимать.
– Тогда слушай дальше. Однажды случай свел меня с отцом Гэбриелом. На тот момент мне уже не сложно было понять его истинные стремления, хотя он их от всех тщательно скрывал. Гэбриел мечтал о том, что Земля когда-нибудь войдет в Галактический Союз, только он не думал, что мы можем как-то этому содействовать. И тогда я понял: это оно! Я нашел дело, которое искал. Я сделаю невозможное: подниму Землю с пятого до шестого уровня. Это случится лет на семьдесят раньше, чем могло бы произойти естественным путем. Дело не в том, скажет ли мне кто-то за это спасибо. Таким способом я смогу доказать, что молния не случайно выбрала меня, что моя исключительность – не пустой звук, а я действительно способен сделать то, что еще никто и никогда не сделал, понимаешь? Правда, я принял решение не сразу. Я знал, что как только вступлю на этот путь, тут же окажусь предателем в глазах других наблюдателей. Но я понял, что Галактический Союз ведь ничего от этого не потеряет, Инструкция же сама по себе – просто бумажка, которую вдолбили в наши головы. У меня уже был практический опыт по обходу местных законов, а наша Инструкция – тот же закон, только другой категории.
– И тебя совсем не волновало обвинение в предательстве?
– Ты слышал когда-нибудь о проклятии пятого уровня? На любом другом уровне наблюдатель может нарушить Инструкцию, и ему это скорее всего простят, потому что ни к каким особенным последствиям в масштабе планеты это не приведет. Они просто еще не готовы к восприятию чего бы то ни было галактического. А на пятом уровне такое нарушение сразу объявляют предательством, потому что здешние люди уже могут что-то понять. Но кого я по-твоему предал? Почему отклонение от этой дурацкой бумажки воспринимается как предательство Галактического Союза?
Действительно – почему? – спросил я сам себя, но не смог ответить.