Напрягшись, он рывком сдернул шляпу с камня, и в ту же секунду от неожиданности выронил его. Вырвавшийся и небытия Дьявол качнулся, заваливаясь набок, полетел вниз и снова пропал. Уже не мешкая, Шумон наклонился за камнем и поднял его с земли. Снизу пальцы его нащупали ряд поперечных бороздок. Осторожно поворачивая камень, он увидел, как они вспыхнули ярким светом, и из камня возникла фигура Дьявола.
Стиснув зубы, и шумно дыша, безбожник держал камень на вытянутой руке, поворачивая его то в одну, то в другую сторону и от этого Дьявол послушно то появлялся, то исчезал.
Страха в человеке больше не было.
Раз сто он поворачивал камень то туда, то сюда, заставляя Дьявола то исчезать, то появляться вновь. Фигура на глазах возникала из небытия, вырастала и пропадала неизвестно где. С каждым таким поворотом на него накатывалась волна радости. В груди словно повеяло свежим ветром, и восторг гремел как прибой в береговых скалах.
Он не помнил, сколько простоял так, наполненный радостью победы и открытой истиной, но луч солнца, залетевший в глаза, привел его в чувство. Он вспомнил о монахе.
Убрав камень в мешок, вернулся к все еще бездвижному Таке. Его товарищ лежал, обнимая камень, и у Шумона мелькнула мысль, что стоит монаху пошевелиться, разнять руки, как камень, который он протаранил головой, развалится на части.
Сдернув капюшон, безбожник ощупал голову. Здоровенная шишка оказалась единственным повреждением, полученным монахом при падении.
Шумон перевернул своего спутника на спину и приложил к губам флягу. Вино оказало чудесное действие. Брат Така дернулся и рывком сел. Шумон отскочил от него - глаза у монаха были бешенные.
- Куда? - непонятно о чем спросил монах. Глаза его, оттолкнувшись от Шумона, быстро обежали окрестности. Пальцы сжались в кулаки. Он готов был постоять против кого бы то ни было. Но ни найдя врагов, расслабился, кулаки разжались. Ощутив боль, ощупал голову, немного успокоился и сел на землю.
- Кто это меня так? - спросил он у Шумона, поглаживая шишку. По тону, безбожник понял, что тот хочет спросить, не Дьявол ли его ударил, но не решается произнести имя вслух, боясь накликать неприятности.
- Это был добрый гранитный валун, - успокоил его компаньон. - Ребра целы?
Брат Така пошевелился. Кроме головы ничего не болело, и он утвердительно кивнул. Шумон оттянул монашеское веко, заглянул в глаза спутника. Тот безропотно позволил это сделать.
- Голова не кружится?
Така тряхнул волосами.
- Да нет.
Безбожник смотрел на монаха и видел, как бешенство уступает там место безмерному удивлению.
- Все живы и здоровы, - подвел итог приключению Шумон. Душа его пела. - Хватит сидеть, Божий угодник. Пойдем. Если мы не дойдем до часовни, и нас задерут черти, тебя разжалуют в Племянники.
- Не такого звания - "Племянник", - пробурчал сбитый с толку монах, все еще подозрительно оглядываясь. Он все искал гадость, которая привела безбожника в такое хорошее настроение.
- Для тебя выдумают. Вставай лежебока, вставай.
Подталкиваемый веселящимся безбожником монах, бойко пятясь, обошел холм и снова вошел в лес.
Шумон от возбуждения приплясывал. Он шел, улыбаясь, то и дело трогая свой мешок. Взвинченный случившимся он перестал настороженно вглядываться в окружавший их лес. Думая о загадочном камне, отыскивая место для него в своем видении мира, безбожник перестал следить за дорогой. Брат Така понял это, когда дважды наткнулся на здоровенные, в обхват, деревья, которые его поводырь никак не мог не видеть.
- Ты куда смотришь, чертов пособник? - раздраженно опросил монах, потирая отбитую после очередного падения спину. - Ослеп? Глаза проглотил?
И, не давая безбожнику прийти в себя, добавил:
- Сейчас они у тебя назад вылезут!
Обхватив ручищами Шумона, он легко повернул его спиной к себе и с наслаждением пнул ногой. Не устояв, безбожник покатился по траве, ломая молодую поросль.
С удовольствием оглядывая дело ног своих, брат Така, готовый к драке, уставив руки в бока, смотрел на копошащегося в кустах Шумона. Подняв одну руку вверх, он провозгласил: - "…ибо слаб каждый, в ком нет силы Братства…"
Возвращенный из заоблачных высот на землю Шумон сперва ошалело смотрел на спутника, прижимая мешок к груди, а, сообразив, что произошло, вскочил на ноги.
Первым желанием, которое испытал экс-библиотекарь, было желание схватить в руки палку потолще и расквитаться с ухмыляющимся монахом.
От взаимного истребления их спасло только то, что в первые горячечные мгновения ему ничего подходящего на глаза не попалось, а чуть поостыв он понял, что брат Така в какой-то мере прав: отвлекаться сейчас было никак нельзя. Неожиданности наверняка еще не кончились, поэтому месть следовало отложить на более подходящее время. Поквитаться с монахом придется чуть позже, когда ничто не сможет отвлечь его от этого занятия. А пока…
- Шутки у тебя… - совершенно естественным голосом сказал он, потирая отбитое место.
К своему удивлению брат Така не уловил ни злобы, ни раздражения в его голосе. Приготовившийся к потасовке монах расслабился. Необидчивость безбожника разоружила брата Таку. Некоторое время они молча стояли ожидая друг от друга извинений, но, не дождавшись их, пошли дальше.
Вновь и для одного и для другого потянулось время, наполненное напряженным ожиданием неизвестно кем приготовленных подвохов.
Посматривая за спину монаху Шумон размышлял о случившимся у "Парных холмов". В чудеса он не ветрил, и оттого ничуть не сомневался, что чудесный камень в его мешке дело рук человеческих, только вот где искать эти руки? Кому могло понадобиться разбрасывать такие камни по всему лесу? Для чего? Ответ вроде бы лежал на поверхности. Что подумает простой человек, или, что важнее, что сделает, увидев Дьявола, не нужно было гадать. Он просто сбежит. Сделает все то, что уже делали и Братья по Вере и эркмассовы наемники.
Камень вызывал страх. Ужас.
"Пугают, - подумал он, - пугают нас как детей. От леса отваживают… А зачем? Кому польза оттого, что в лесу людей не будет? Звери, конечно, вздохнут спокойнее, только куда зверям-то? Они твари неразумные…" Он представил себе лосиное копыто рядом с пугающим камнем и весело рассмеялся. Монах только головой покачал. Безбожник прикусил губу, оставляя смех за щекой.
"Дикарям вот еще тоже облегчение. Не будут их с двух сторон стегать… Только куда им…Альригийцам если только…"
Он почувствовал, что истина где-то рядом, замедлил ход.
"Эти, конечно, могут. По подлости характера они наших ничуть не слабее, только кто там у них такое сделать сможет? Работа-то уж больно тонкая…."
Он хотел сунуть руку в мешок, но сдержался.
"Хотя выгода-то, все же, прямая видна - если с нашей стороны в лес хода не будет, то весь лес к альригийцам отойдет…"
Шаги его становились все короче и короче. Он остановился. "Драконарий! Лесосплав! Это же все тогда, им достанется…. Страх, он лучше пограничной стражи держит!".
Монах дернулся и тоже встал.
- Что? - обеспокоено спросил он. - Опять?
Безбожник посмотрел сквозь него и толкнул рукой в грудь - иди мол, нечего стоять…
Имперский город Гэйль.
Монастырь Братства.
- Они ушли?
- Ушли…
Старший Брат Амаха с уважением посмотрел на хозяина и удовлетворенно потер ладони.
- Быстро у тебя это получилось…
Атари улыбнулся в ответ.
- Когда хочешь, что получилось быстро, то оно так и получается.
- Теперь бы захотеть, чтоб получилось хорошо…
Старший Брат говорил то, о чем думал и сам Атари.
- Пока это зависит от нас.
Амаха кивнул.
- Через пару дней пошлем первое письмо в Эмиргергер.
- А писать его начнем прямо сейчас!
Атари понимал нетерпение гостя, и подумав мгновение, согласился. Раз Карха измыслил все сущее, то он измыслил и то письмо, которое они должны написать Императору. Оставалось только принять его от Шестивоплощенного.
Дурбанский лес.
Разбойничий привал.
Через три или четыре поприща Шумон, шедший лицом к ветру уловил запах дыма. Он закрутил головой, стараясь определить, откуда он, но не смог - ветер налетал порывами и запах то появлялся, то исчезал. Прекратив молиться, брат Така обеспокоено спросил:
- Что, опять гудит?
- Нет, - успокоил его Шумон. - Дым. Дымом пахнет.
Брат Така остановился и принюхался. Налетевший ветер принес с собой запах гари и какого-то варева.
- Точно. Похлебку варят, - сообщил он Шумону. - Где-то рядом.
"Этого еще не хватало", - подумал Шумон. - "Неужели и впрямь альригийцы?"
- Постой тут, - предложил он монаху, - а я посмотрю, что там такое.
- Э-э-э нет, безбожник, - разом насторожившись, монах покачал головой. - Один ты никуда не пойдешь!
Шумон усмехнулся, вспомнив о камне в мешке, и пожал плечами.
- Ну, как хочешь. Пойдем вместе. Только имей в виду. Если Дьявол встретится, я с тобой не побегу и искать тебя не буду.
- Не пугай, - насупился монах. Упоминание о Дьяволе охладило его рвение. - Я с молитвой.
Не ответив, Шумон крадучись пошел вперед. Запах дыма становился явственнее. Вместе с ним сжали доноситься и звуки - металлический звон, смех.
Стараясь не шуметь, Шумон пробрался сквозь кусты. Их заросли сбегали в большой овраг, на дне которого журчал неширокий - в два шага перешагнуть - ручей. Снизу поднималась сырость, но те, кто бродил по оврагу не боялся сырости и холода… Прямо под ними четверо из них сидели у костра, над которым висел котелок с каким-то варевом. Ветер донес до Шумона обрывки разговора:
- А жрать я хотел - тут никаких слов не подберешь. Сорок поприщ с седла не слезая проскакал. Они из меня все вытрясли. Спрашиваю его: "Сколько стоит твоя тухлятина?" - "Пять монет" - говорит и интересуется - "А ты жрать- то сильно хочешь?" А по мне, наверное, видно было, что у меня на уме кроме еды нет ничего. "Конечно, - говорю - еще как хочу!" А он, собака, смеётся и говорит: "Ну, раз так, тогда семь монет!"
У меня аж дыхание сперло от такой наглости. "Что ж, ты, говорю, бандит, прохожих обираешь?" Смеется, собака, зубы скалит. Ну, думаю, смейся, смейся. И я с тобой посмеюсь. "Давай, говорю, весь лоток за золотой?" У него глаза заблестели - давай, говорит, согласен. Еще бы ему не согласиться! Ну и купил я весь лоток. Не пожалел нашего золотого.
Смех заглушил конец разговора.
Хрустнувшая позади ветка заставила безбожника отвлечься. В спину осторожно засопел брат Така.
- Что там? - неожиданно робко спросил он.
- Посмотри.
Шумон отодвинулся, освобождая место. Дав монаху насмотреться, он заметил:
- Это не лес, это черт знает что. Тут людей как у эркмасса на кухне в день тезоименинства.
- Может ловчие? - неуверенно предположил монах.
- С такими то рожами? - усмехнулся безбожник. - Скорее уж бродяги. Как это их гнев Божий обошел?
Люди внизу, казалось, ничего не боялись. И это не было похоже на браваду. Они держались совершенно естественно. Ни в разговорах, ни в их поведении Шумон не заметил никакой нервозности. Это заставляло думать, что перед ним либо ничего не боящиеся горожане, либо издревле живущие в этом лесу разбойники, почему-то понятия не имеющие о том, что твориться вокруг них.
Шумон не успел поделиться своими соображениями с монахом, как люди у ручья зашевелились - видно варево уже поспело, и потянулись к костру. Через мгновение из-за деревьев вышли еще двое. Глаза одного из них были завязаны черной тряпкой. Он медленно шел вперед, ведомый своим спутником.
- Слепой, - шепнул Шумону в ухо брат Така, а от костра кто-то крикнул:
- Эй, Хамада, Ефальтий, где вы там?
Эти два слова "Хамада" и "слепой" слились в голове Шумона в единый образ.
Конечно, это были разбойники. Мало кто из горожан не слыхал о Слепом Хамаде, вожаке шайки фальшивомонетчиков.
Дальнейшее сидение в кустах становились не только бессмысленным, но и опасным. Шумон пополз назад. Добравшись до брошенных мешков, он поднялся на ноги.
- Стражников бы сюда, - мечтательно сказал брат Така, - мы б их прижали…
Он тряхнул головой и улыбнулся своим мыслям, представляя, что тут начнется, если вдруг прямо с неба на разбойников посыплются стражники… Мысли Шумона были куда как менее радостными.
- А вот им, что нас с тобой прижать никакой помощи ненужно. Своими силами обойдутся.
Безлесный овраг еще щедро освещался солнцем, а в лесу потихоньку станови лось все темнее и темнее. Сумерки пока были ощутимы только у земли, глаза переставали отличать мелкие детали, и трава казалась ковром, стелящимся под ноги. Это означало, что скоро двигаться можно будет только на ощупь.
Дурбанский лес.
Часовня.
Осторожно пробираясь в сгустившихся сумерках они прошли еще два поприща и вышли на засеку, сплошь устланную поваленными деревьями. Она осталась в память о бунте приверженцев Просветленного Арги произошедшем пять лет назад.
Тогда фанатики из секты Просветленного подняли фермеров Внешнего Пояса Обороны, разоренных трехлетними недородами, и штурмом овладели Гэйлем. Этот бунт, обычный, рядовой по меркам Империи, какие случались чуть не ежегодно, был жестоко подавлен Императором.
Выбитые из Гэйля повстанцы отошли в лес, к городу Справедливости, построенному Аргой где-то в глубине леса, соорудив эту засеку, в надежде отгородится ей от Императорской кавалерии. Это, однако, не помогло. Город Арги после пятнадцатидневной осады был захвачен и разрушен. Сам Просветленный погиб. Отдельными вспышками восстание продолжалось еще около года, но к началу полевых работ постепенно сошло "на нет", оставив после себя скрытые где-то в лесу развалины города Справедливости и эту засеку. Стволы лежали на ней в беспорядке, топорщась щетиной хотя и полусгнившие, но все еще способные выполнить свое предназначение - задержать любого, кто попытается пройти через них. Засека была шириной шагов в сто и уходила в обе стороны куда-то в глубину леса
- Верно идем? - спросил Шумон.
- Вернее некуда. Перейти надо, а там упремся…
Брат Така не рискнул переходить преграду спиной вперед и, несмотря на приближающуюся ночь, в полный голос читая "Дневное покаяние", стал прыгать через стволы. Подгнившие деревья скрипели, грозили острыми сучьями, но остановить путешественников не смогли.
- Вот и дошли, - удовлетворённо сказал монах на другой стороне. - За засекой еще три поприща и все. Отдых!
Когда они вышли к часовне из-за кромки леса, отчетливо выделявшейся на сиреневом небе, показался Лао, добавив свой скупой свет к лучам заходящего солнца.
Часовня стояла внутри легкой решетчатой ограды. Ажур металлических прутьев окружал сад и несколько низких домиков расположившихся внутри неё.
Из-за деревьев виднелась крыла большого двухэтажного дома. Около ворот брат Така сбросил с плеч мешок и достал большой ключ. Запор щелкнул, монах плечом отодвинул створку, пропуская вперед Шумона:
- Входи, безбожник, - голос его был весел. - Неси грешную плоть в святое место.
Заперев дверь, он обычным образом, лицом вперед пошел к часовне. Здесь, за оградой, монах чувствовав себя в полной безопасности. Чувство зависимости от безбожника, угнетавшее его на протяжении всего пути исчезло, и он, по-хозяйски оглядывая постройки, уже не обращал внимания на Шумона.
Поужинав, после вечерней пляски и охранительной молитвы, совершенных братом Такой они улеглись на длинные жестокие скамьи, предназначенные в обычное время для гостей, приглашаемых на богослужения. Через незакрытые ставни в часовню вливался свет Лао и Мульпа, падавший на мозаичный пол и груду скамеек, сложенных в углу до лучших времен. Несколько минут эхо бросало от стены к стене скрип скамеек и покряхтывание людей, устраивающихся на ночь, а потом наступила тишина.
- Эй, безбожник, - негромко окликнул Шумона брат Така и задал вопрос, который мучил его с полудня, - Ты почему не сбежал сегодня? Там, у Парных холмов?
- Куда торопиться? Успею, - откликнулся безбожник. - Будут еще возможности.
Брат Така почувствовал, что он улыбается.
- Что же это за возможности такие? - оскорбился он. - Другого случая у тебя не будет. Это я тебе обещаю.
- Это почему же?
- Я сильнее. И удар у меня покрепче будет.
"Зазнался монах, - подумал Шумон, - осаживать его надо".
- Есть сила духа, и есть сила тела… - наставительно сказал он.
- Знаю, знаю, - откликнулся Брат Така.
- Так вот у тебя сила тела больше, чем сила духа, а у меня наоборот. А куда телу против духа? Это самое главное!
"Эка занесло его, - подумал монах, - если его не укоротить, так он черти что о себе возомнит".
- Силу духа даёт только Вера, - сказал он таким тоном, каким обычно говорят с ущербными людьми, - а у тебя её как раз и нет!
Шумон пропустил его тон мимо ушей и ответил по существу:
- Вера есть у всех. Только каждый верит в своё. Ты веришь в шестивоплощенного Карху и тень его, а я в силу Духа и разум человеческий.
- Да ты глуп, безбожник, - удивленно произнес монах. Он ответил так быстро, что Шумон понял - тот его и не слышал. - Как же можно верить в разум и не верить в Карху? Ведь наша способность размышлять от него.
Он поднялся со своего скрипучего ложа и сел. Шумон же закинув руки за голову, спокойно ответил:
- Тут, брат, опять-таки вопрос в точке зрения. Ты веришь в то, что Карха дал нам разум, а я думаю, что наш разум дал нам Карху.
- Зачем? - удивился нелепости такого предположения монах.
- Зачем? - переспросил Шумон. - А зачем костыль хромому?