В книгу вошли избранные фантастические и мистические рассказы выдающегося библиофила и библиографа, занимательного рассказчика и одаренного прозаика, журналиста и путешественника, археолога и коллекционера С. Р. Минцлова (1870–1933). Включены рассказы из сборников "Мистические вечера (Записки общества любителей осенней непогоды)", "То, чего мы не знаем…" и "У камелька". В приложениях - очерк "Власть имен", рецензия Б. С. Оречкина и статья видного критика П. М. Пильского, написанная к 40-летнему юбилею литературной деятельности С. Р. Минцлова. Ряд включенных в книгу произведений переиздается впервые.
Содержание:
ТО, ЧЕГО МЫ НЕ ЗНАЕМ… 1
Атлантида 1
Последние боги 3
Тайна стен 5
Кольцо царя Митридата 7
Вечная слава 10
ИЗ КНИГИ МИСТИЧЕСКИЕ ВЕЧЕРА 11
Мистические вечера 11
РИЖСКИЕ ЛЕГЕНДЫ 17
Приключение с музыкантом 17
Буря 18
Ночная служба 19
Черт в Риге 20
Странное происшествие 22
ПРИЛОЖЕНИЯ 23
Власть имен 23
Борис Оречкин. Общество любителей осенней непогоды 24
Петр Пильский. Сергей Рудольфович Минцлов 24
Примечания 26
Сергей Минцлов
АТЛАНТИДА
Собрание рассказов
Том I
ТО, ЧЕГО МЫ НЕ ЗНАЕМ…
Атлантида
Лет за пятнадцать до Великой войны судьба занесла меня на несколько дней в Москву.
Стоял знойный и пыльный июль; знакомые, как водится в эту пору, все поразъехались, кто в имение, кто на дачу, между тем, свободного времени у меня имелось много и я уже с полудня начинал ломать голову, как и где скоротать дальнейший день.
Однажды меня осенило: я вспомнил, что в одной из частных психиатрических лечебниц служит мой приятель, человек редкой жизнерадостности, доктор Иволгин, которого я не видал лет десять, и я, помолодев от одной мысли об этом весельчаке, решил немедленно навестить его.
Лечебница находилась где то далеко, на Трех Горах, близ знаменитого пивоваренного завода, и занимала загородный дворец, принадлежавший когда-то графу Закревскому.
Я нанял извозчика, плохенького ваньку, и железные шины московских колес загремели по неровной булыжной мостовой. Не успел я опуститься на сиденье, как пришлось вскочить: я сел точно на раскаленную плиту; я перевернул кожаную подушку и тут только обратил внимание, что мой старичок-извозчик словно спеленат длиннейшим, сшитым на великана, рваным синим армяком из толстенного сукна, подбитым ватой; на голове его была нахлобучена теплая же шапка и из под нее выбивались взмокшие, мочального цвета волосы.
- Дед, да ведь ты испечешься?!… - воскликнул я.
- Благодать… ничего!… благодушно отозвался старик.
- Да ты бы что полегче надел?
- Нельзя этого, ваше благородие: хформа такая!… - убежденно возразил он.
Улицы делались все пустыннее, на них стала показываться трава; вместо прохожих, начали попадаться разинувшие рты куры, спасавшиеся от жары под заборами; на нас воззрилась рыжая корова, блаженно жевавшая жвачку середи улицы; она медленно повернулась и дала нам дорогу. Местность делалась все холмистее. Наконец мой извозчик вытянул вперед руку с кнутом и указал на белое каменное здание, глядевшее на нас с горы зеркальными окнами и окруженное обширным, густым садом.
- Эвося дворец!… - проговорил он.
Ворота из узорочного железа были закрыты; из будки около них внимательно и зорко глядел на меня единственным своим глазом кривой и рослый, мрачного вида, сторож.
Пролетка остановилась.
- Доктор Иволгин здесь? - спросил я, сходя с нее.
- Здесь… пожалуйте!… - ответил сторож и отпер и распахнул передо мной калитку. - Там у швейцара спросите!
По усыпанной красным песком дорожке я поднялся еще немного в гору; в дом, словно в собор, вели широкие и длинные мраморные ступени.
У дверей меня встретил ливрейный швейцар и на вопрос об Иволгине сообщил, что он сейчас занят с директором, но скоро освободится, и предложил подождать в приемной.
- А в саду нельзя посидеть? - спросил я.
- Отчего же, пожалуйте-с! Как выйдут - я им доложу-с!
Я оставил ему свою карточку, а сам спустился со ступеней, пересек небольшую площадку и очутился под зеленым навесом столетней липы; дальше шла совершенно пустынная аллея из них. Неподалеку от меня, на чугунной, старинной скамье, откинув руку на спинку ее, в чесучовом костюме сидел небольшой старичок с тщательно выбритым лицом; рядом с ним, на скамье, лежала легкая тросточка и поверх нее соломенная шляпа. Из-за золотых очков глядели сильно увеличенные ими серые глаза.
- Разрешите присесть около вас?… - сказал я, приподняв шляпу.
- А сделайте одолжение… - любезно ответил старичок и принял свои вещи. - Навестить кого-нибудь из больных приехали?
- Доктора одного повидать мне надо…. Иволгина…
- А!., и я его жду!… - старичок улыбнулся и желтоватое лицо и глаза сделались чрезвычайно приветливыми.
- Вы, кажется, нездешний?
- Да, я из Петербурга.
Я снял шляпу и отрекомендовался. Старик встал.
- Профессор N… - произнес он, - очень рад познакомиться.
Фамилия, названная им, была из известных.
- Что у вас нового?… - заговорил он, садясь вместе со мною на скамью. - Что еще про Атлантиду пишут?
Надо напомнить, что в то время в газетах промелькнули две-три заметки об этом загадочном материке.
- Да в сущности, ничего - одни общие места и гаданья!… - ответил я. - Быть может, и не было никогда такого!…
- Напрасно так думаете! - возразил профессор: - о существовании его мы имеем свидетельства древних. Да и культура доисторического населения центральной Америки указывает, что между нею и Африкой был когда-то переброшен мост из материка.
- Но ведь провал такой громады должен был повлечь за собой величайшие катастрофы, между тем, мы их не видим!
- Т. е., не хотите видеть?… - поправил мой собеседник. - А они есть и даже чрезвычайные. Мы знаем, что в глубокой древности равновесие земли было чем-то нарушено и по сей день происходит медленный, но неизменный наклона земной оси. Это открыли нам древнейшие из пирамид - в них делали отверстие, сквозь которые гробницы фараонов должны были в свое время освещаться Полярной звездой; теперь она уже далеко в стороне и на саркофаги смотрят совершенно другие звезды! Затем: вся северная часть Африки, Сахара, без всякого сомнения, была дном моря - этого вы не отрицаете? Куда же могла деваться вся масса воды его? Исчезнуть, как дым, она не могла!
- Разумеется!… - подтвердил я.
- Стало быть, вывод допустим лишь один: под материком Атлантиды имелись неизмеримейшие пустоты. Что же должно было произойти, когда материк рухнул в них? Середи океана вдруг разверзлась чудовищная пропасть: воды ринулись в нее со всех сторон. Естественно, должна была обнажиться Сахара, обмелеть Средиземное море, появиться острова… так мы все наблюдаем и в действительности! Произошло новое мироздание… вы представляете себе эту картину?
Профессор воодушевился и слегка взмахивал руками, глаза его разгорелись.
- Что же должно было повлечь за собой перемещение к югу триллиона триллионов тонн воды? - продолжал он. - Ясно - резкий наклон к югу же земной оси; в силу перегружения и нарушения равновесие он медленно продолжается и по сей час. От этого мелеет Балтийское море и уменьшается количество вод в Северном полушарии; отсюда изменение климатов. Гибель Атлантиды возродила Европу: она оборвала ледниковый период в ней, дала ей "толчок расцвета".
- И вы допускаете, что человечество видело эту катастрофу? - усомнился я.
- А несомненно-с! - ответил профессор: - человек не только жил в ледниковый период, но даже у нас, в дикой Европе, вырезывал уже на бивнях мамонта сцены охоты за ним.
- И вы полагаете, что население Атлантиды было так же культурно, ну, скажем, как египтяне?
- Выше… куда выше!!! Оно было просвещеннее нас! Мир переживает Бог весть какую по счету эру расцвета!
- Да может ли это быть? Ведь кругом же глубочайший каменный век был, всюду одни дикари, полу-орангутанги жили?
- А Китай? - возразил профессор: - разве он тысячи лет не находился в точно таких же условиях? Культура древней Греции, которой так гордится Европа, - из семян Атлантиды! Представляете себе это зрелище… - с большим подъемом добавил он и откинул назад голову, как бы увидав что то сквозь густую зелень листвы. - Голубое небо и по нему летит вереница серебряных кораблей с последними атлантидцами?
Он вдруг поразил меня необыкновенным сходством с ожившим и важным фарфоровым китайцем.
- Корабли? почему же по воздуху?.. - удивился я.
- Да, у них были не наши жалкие аэропланы и дирижабли, а настоящие воздушные корабли! Повторяю, атлантидцы знали больше нашего! А на кораблях группы людей, - среди них - Зевс, величайший художник - Аполлон, первейшие красавицы - Венера и Диана, весь цвет ума и таланта…
- Вы поэт!!!… - сказал я. - Картинка для фантастического романа действительно прекрасная!
Профессор покачал головой.
- Не фантазия это!… - задумчиво проронил он: - фантазия всегда позади действительности!…
Со стороны дома появился торопливо шедший, полный и плечистый господин в белом фланелевом костюме, и я узнал в нем своего приятеля. Панама его была сдвинута почти на затылок, маленькую темную бородку, как пробор, рассекала по- средине полоска седины.
Увидав меня, Иволгин протянул вперед обе руки.
- Вот он?!… Здорово, дружище!!.. - воскликнул он, подходя к нам и вглядываясь в меня карими глазами. На профессора он не обратил ровно никакого внимания.
- Отцы мои, да какой же мы чемодан приобрели?!… - добавил он, погладив меня по животу и садясь между нами.
- Да и вы ничего себе… тоже по всем трем измерениям вспухли!.. - ответил я.
- Да, да!! погрузнел, отяжелел!.. - улыбаясь, согласился Иволгин: - что поделаешь, "и хором бабушки твердят - как наши годы-то летят"?..
Начались обычные расспросы. Во время них я убедился, что полнота Иволгина была нездоровой; на лице его лежал бурый оттенок, оживившиеся ненадолго глаза утратили блеск и закрылись усталыми.
- Да вы здоровы ли? - спросил я.
- Как бык!.. - был ответ. - Заработался немного…
- Верно! - подтвердил профессор: - пересаливаете, мой друг!..
- А над чем вы работаете?
- Мы с профессором вместе трудимся… в области спиритуалистики!
Я изумился. Этот завзятый естественник и здоровяк был так далек всегда от всего туманного и фантастического!
- Вот так история?!.. - проговорил я: - да вы не столы ли уж вертите?
- И столы вертим!.. - подтвердил он, - а вы чему удивляетесь? "Многое есть на свете, друг Горацио" и пр.!
- Что же вас в этом деле интересует? Чего вы достигли?
- Интересует неведомое. А достигли многого: сейчас мы ведем очень важные переговоры с Зевсом.
- С кем?! - с изумлением спросил я. Мне показалось, что приятель шутит или с ума сошел, но нет - выражение его лица, также как и его соседа, было вполне нормальное и серьезное.
Я легонько дернул его за рукав.
- Почтеннейший, а у вас здесь все благополучно?.. - вполголоса осведомился я и показал пальцем себе на лоб.
Иволгин и профессор посмотрели друг на друга и улыбнулись.
- Видите… - обратился к нему профессор: - таков вообще суд общества - что непонятно, то и ненормально!…
- Вполне хорошо, дорогой мой!.. - ответил мне Иволгин. - Я должен вам призваться, что пятнадцать лет наблюдений за душевнобольными убедили меня, что еще неизвестно, кто более ненормален - они или мы, здоровые!
- То есть?
- Да то, что весь мир, каждая вещь в нем в действительности вовсе не то, за что мы их принимаем! Вот хотя бы небо - голубое ведь оно, а на деле никакой голубизны там нет и междупланетные просторы черны, как сажа в трубе! Если мы с вами не больны, видя "голубое" небо, то почему же считать больными тех, кто видит его черным? Это не признак болезни, а просто, как и все "галлюцинации", есть результат большей восприимчивости или чуткости человеческого аппарата. Скажу образней: мы, здоровые, - это люди, идущие в густом тумане по узкому гребню высокой стены. Мы не видим сквозь него ничего, а только подозреваем. А для других завеса кое-где распахивается… это, по-нашему, сумасшедшие!
- Но что же сообщил вам Зевс, это даже интересно?
- А это уж по его части! - Иволгин указал рукой на профессора. - Константин Борисович, расскажите!..
Старик положил руки себе на колени и подался всем телом вперед.
- Последние годы Атлантиды были ужасны!… - начал он тем тоном, которым обыкновенно профессора начинают свои лекции. - Население страны выросло чрезвычайно, экономический кризис был жесточайший, но решительно никто, за самыми ничтожными исключениями, не желал переселиться в дикую, одетую льдами, негостеприимную Европу или в Африку, полную страшнейшими животными. Жизнь сделалась невыносимой; ослепленный злобой пролетариат вступил в яростную борьбу с культурой, с интеллигенцией, с капиталом и опрокинул их. На всем материке начались резня, пожары, грабежи; избивались старики и дети, огнем и мечом уничтожалось все, что было создано трудами и знанием тысячелетий…
Зевс был величайший инженер Атлантиды. Группа лучших и талантливейших людей сомкнулась вокруг него для последней борьбы и шаг за шагом, электрическими ружьями и убивающими лучами, отстаивала дворец его, но разъяренная стихия одолевала: враги проникли в подвалы и собирались взорвать здание. На плоской крыше его в полной готовности стояли три воздушные серебряные корабля, и Зевс дал сигнал отступать и садиться в них.
Зевс в числе немногих знал тайну о пустотах под материком и знал, что дни Атлантиды сочтены: об этом предупреждали его все учащавшиеся случаи страшных землетрясений. Где было возможно, он возводил под землей чудовищные устои, но, предвидя исход борьбы с одичалой толпой, он бросил работы и минировал главнейшие, державшие своды скалы. И когда сверкающие корабли взмыли высоко в небо - под звериный рев и вой исступленной толпы, плясавшей на картинах наилучших художников и драгоценностях и святынях дворцов и храмов, Зевс нажал кнопку и гул сотряс небо и землю. Здания, церкви, башни - все двинулось друг на друга, все слилось в вопль и крушение и стало проваливаться. Гигантский зелено-черный вал в версту вышиной вздыбился на океане и рухнул в разверстую пропасть, еще кишевшую людьми и падающими зданиями. Все захлестнулось водой… громадные, белоголовые волны одни на всем синем просторе остались памятниками над великой Атлантидой!… Серебряные трубы опять пропели в выси неба и воздушная эскадра понеслась к Европе. А навстречу ей беспредельной желтой пеленой уже вставала из бирюзовых вод Сахара… Дикари в звериных шкурах на плечах подымали вверх головы и падали перед невиданным зрелищем!… Так появились первые боги в Европе. Высоко в неприступных скалах Зевс возвел дворец для себя и оттуда, и там правил миром и забавлялся с друзьями!
Профессор умолк и вздохнул.
- Какая картина… воистину Зевсов размах!!.. - произнес я, охваченный сильным впечатлением от рассказа профессора.
- То-то, друже!.. - сказал Иволгин и прикоснулся ладонью к моему колену. - Нет чудес - и все чудо на свете!
Мы побеседовали еще с полчаса и я начал прощаться.
- А мы вас проводим!.. - сказал профессор, и мы все втроем направились к воротам.
- Рад, что удалось повидать вас и вас, профессор!.. - обратился я к своим спутникам. - Давно я не проводил так интересно время, как сегодня с вами!
Профессор слегка поклонился.
- И я рад!.. - отозвался мой приятель: - точно свежим воздухом на меня потянуло!
У калитки оба они любезно пропустили меня вперед; кривой сторож зазвякал ключами и отпер ее. Я вышел на улицу к поджидавшему меня извозчику.
- Нельзя-с!… - услыхал я за своей спиной голос сторожа: - назад пожалуйте!!…
Я оглянулся. Оба мои спутника стояли по ту сторону решетки; калитка была захлопнута и сторож замыкал ее.
- Циклоп Полифем!!… - произнес сквозь зубы мой приятель. Он взялся за решетку и потряс ее.
- Оставьте!… - повелительно сказал профессор и снял волосатую, сильную руку Иволгина с прутьев калитки. - Скоро мы улетим отсюда на корабле… До скорого свиданья!!..
Они повернулись и пошли к дому; Иволгин, показалось мне, сразу осунулся и сгорбился; профессор выступал величественно.
- Что это значит? - с негодованием обратился я к привратнику: - отчего вы не выпустили этих господ?
Единственный глаз сторожа в свою очередь удивленно уставился на меня.
- Да ведь они же сумасшедшие, сударь!.. - ответил он.
- Как так?!.. - чуть не вскрикнул я.
Шедшие, должно быть, услыхали мой возглас и оглянулись; лицо Иволгина было неузнаваемо - озлобленное и настороженное; профессор презрительно повел в нашу сторону носом. Чтобы им видно меня не было, я скрылся за будкой.
- Господин Иволгин вот уже третий год как из докторов в больные перешли… - продолжал привратник: - все души померших вызывает!
- Отчего же это с ним случилось?!
Сторож пожал плечами.
- А кто ж может это знать? Сказывают люди - от любви, будто, попритчилось?!
- От какой любви?!
- Да глупость обыкновенная… У профессора дочка, что ли, была, не то племянница, так вот к ей… Антонидой какой-то ее звали. Провалилась она где то, вот и повредились оба!.. По нашим временам долго ли?!