Последние боги
Ночь нас застала в горах высоко над Дельфами.
Мы, трое археологов, исследовали пещеры, во множестве находящиеся в диком хребте Парнаса. Возвращаться в сумерках по карнизам над пропастями было опасно и мы решили заночевать в ближайшем гроте.
Пока рабочие собирали сучья и разводили огонь, мы присели на краю обрыва отдохнуть и полюбоваться миром, расстилавшимся у наших ног.
Дельфы лежали далеко внизу на желтых, ниспадавших уступах горы; там производились раскопки храма Аполлона и приметны были червячки - люди, уже закончившие работы, но еще копошившиеся между остатками колонн и стен. В жалких лачужках крошечного селения Кастри, приютившегося на краешке одной из террас, зажигались огни. Позади нас, как волны в бурю на море, без конца и без счета вздымались отвесные горы с обнаженными вершинами: Парнас - хаос известковых гор с обнаженными серебряными вершинами, изрезанный пропастями и ущельями; все их заполняет лес, косматый и мрачный; вечная ночь стоит под его вековыми елями, густыми орехами и лаврами. Шум их и шум потоков - вот и все, что слышит там ухо. Изредка, впрочем, с грохотом срывается со скал камень и стопудовым мячом прыгает по откосам, с треском сокрушая все на пути своем.
Человека там нет и следа. Человек ушел вправо, вдаль от грозных суровых скал, в сплошное дымно-зеленое море оливковых рощ, сбегающих к лазурной бухте Коринфского залива, окаймленной красно-лиловыми утесами.
Когда-то здесь, в нынешнем царстве мертвых, ключом кипела жизнь; на ярусах горы, где уныло торчат теперь изъеденные временем бурые остатки стен, раскидывался знаменитейший в мире город Пифийского Аполлона.
О необъятных богатствах его свидетельствуют, начиная с Гомера, все современники; красноречивее их говорит запись о грабеже фокидцев, разбойнически захвативших храм; они вывезли из него золотых и серебряных вещей на десять тысяч талантов, т. е. почти на сто миллионов рублей.
В храме висело, между прочим, и ожерелье прекрасной Елены, виновницы Троянской войны.
Чтобы судить о древности храма, напомню, что только перестроен он был в половине шестого века до P. X.
Все города соперничали в чести ставить в Дельфах мраморные изображения своих выдающихся людей: философы, победители на олимпиадах, полководцы, все талантливое и все события увековечивались в мраморе на этом всеэллинском Пантеоне.
Многие статуи покрывались золотом. Аллеи их и дымящихся золотых и серебряных жертвенников окаймляли все террасы, высились на каждой свободной пяди земли. Плиний, посетивший Дельфы после грабежа Нерона, увезшего пятьсот статуй, насчитал их три тысячи; Павзаний - путешественник второго века по P. X., называет город сплошным скульптурным музеем. Знаменитейшие художники древности - Андросфен, Пракситель и Фидий - отделывали и украшали храм, театр и другие здания города любимейшего в Греции солнечного бога.
Не было кругом ни одного уголка земли, из которого не смотрела бы седая легенда!
Две исполинские скалы, почти касавшиеся друг друга вершинами у ног наших - были братья Федриады. Там, в узкой трещине между ними, гнездился когда-то страшный Пифон-змей, убитый Аполлоном; из-под них выбивается и впадает в пропасть Кастальский ручей - превращенная в ключ красавица-нимфа Касталия.
Источник Мнемозины, река забвения Лета, исчезающая под землей, пещера Трофония, Херонейское поле и т. д. - все это, кутаясь в сумерки, лежало ниже нас в окрестностях Дельф.
Было чего замечтаться, лежа над пропастью.
- А к нам кто-то на огонек идет! - проговорил один из товарищей.
Я оглянулся: путник, пробирающийся со стороны Парнаса, да еще в такое позднее время - явление необычайное!
По узкой тропинке подымался высокий грек в белой фустанелле и феске.
Подойдя к нам, приложил руку ко лбу и к груди и сел на выступ скалы неподалеку от меня.
Бритое, как у актера, сухое и морщинистое лицо незнакомца резко шло вразрез с одеждой его и напоминало скорее голландца или финна. На небольшом, прямом носу его были надеты сильные очки, делавшие преувеличенно большими серые глаза. Он снял феску и под ней оказались седые, коротко остриженные волосы.
- Вы французы, господа? - обратился он к нам на безукоризненном языке Парижа.
Мы сказали, кто мы.
Старик как бы несколько удивился и обрадовался.
- Русские большая редкость в здешних краях! - проговорил он. - Внизу в Дельфах работают французы и я думал, что и вы из них. Вы тоже археологи?
Я сообщил ему все, что его интересовало и в свою очередь спросил о его имени и национальности.
- О! - неопределенно произнес незнакомец: - я так давно живу здесь, что уже начинаю забывать, кто я и откуда! Меня зовут здесь Аггиос!
Старший рабочий принес эмалированный чайник с кипятком, чашки и коробки с консервами.
Увидев гостя, он чуть было не выронил из рук все принесенное, затем низко поклонился ему.
Незнакомец кивнул в ответ головой.
На плоском, большом камне устроился импровизированный стол; мы пригласили гостя разделить с нами трапезу и расположились ужинать.
- Вы, вероятно, заблудились в горах; где вы живете? - обратился к старику один из моих товарищей.
Он улыбнулся.
- Нет, - ответил он: - заблудиться я не могу!…
- Какая чудная ночь! - добавил он, помолчав.
Действительно, ночь уже окутала землю; Дельф видно не было; где-то в глубине черной бездны, как светляки, мерцали огоньки деревеньки. На синем бархате неба все ярче и ярче разгорались крупные алмазы звезд. Шум Кастальского ручья доносился из пропасти явственней.
- Волшебная сказка! - проронил мой товарищ: - я понимаю, почему здесь так разыгрывалась фантазия у древних…
- Фантазия? - переспросил наш гость и медленно покачал головой. - Ей вообще очень мало места на земле: она только отзвук давным-давно забытого минувшего! Человечество не в силах создать что-либо невиданное или неслыханное им: оно может только разукрасить его!
- Значит, китайские драконы или наши Змеи-Горынычи тоже были в прошлом?
- Несомненно! - с глубокой уверенностью ответил старик. - А летающие птеродактили, а всякие бронтозавры и плезиозавры - разве не ясно, что именно их видело на заре своей человечество?
- Это не доказано!
- Доказано больше, чем надо: существованием легенд.
- Дыма без огня не бывает! - добавил второй мой спутник, молча ужинавший и затем закуривший сигару.
- Ну, господа, на таких основаниях можно Бог весть куда зайти, - заволновался начавший спор со стариком. - Тогда, значит, можно утверждать, что и здесь, - он указал рукой на Парнас и Дельфы, - действительно жили и гуляли между людьми боги?
- Так оно и было! - подтвердил старик.
На секунду-другую воцарилось молчание.
- Это вы уж слишком… - проговорил опешивший товарищ.
- Что вы называете богом? - продолжал Аггиос. - Для собаки бог - всякое двуногое существо, для дикаря - всякий белый, держащий ружье в руках. Боги древности - это только остатки высокоцивилизованных племен, доживавшие свои дни среди дикарей…
- Как же могла случиться такая невероятность?!
- Это закон истории, а не невероятность, - спокойно ответил Аггиос. - Культура и знание всегда сосредотачиваются в конце концов в замкнутой кучке людей, а вся остальная масса опять опускается, до каменного века включительно. Жизнь мира - это мертвая зыбь океана: подъем до зенита культуры и падение во мрак и дикость. Великих ученых сменяют пастухи, шелк и бархат - звериные шкуры. Вспомните историю Греции, Египта, Ассирии, Вавилона, обоих материков Америки! Каждая пядь земли пережила все то же не раз!
- Да, но ведь Греция возникла на самой заре человечества и наука не знает ее предшественников.
- Наука много еще чего не знает! - возразил Аггиос. - Это слепой, идущий на чей то далекий зов. Земной шар насчитывает за собой миллионы миллионов лет, испытал тысячи переворотов. Нам известно лишь кое-что, песчинка того, что было лет тысяч пять назад - и только. Смешно подумать, что мир кончается там, дальше чего не хватает наш глаз!
- Сохранились бы остатки какие-нибудь от тех времен: строения, вещи, но их нет!
Старик опять покачал головой.
- Есть предел жизни и камня, и металла. Вечно только одно: слово. И имеющие уши слышать - слышат его: это мифы и легенды неведомых нам веков.
- Все это красиво, но не доказано! - повторил мой товарищ. - Я верю только в то, что так же установлено, как дважды два четыре!
Старик наклонил голову.
- Прекрасное правило!… - серьезно добавил он.
Наступило молчание.
- Однако, господа, пора бы подумать и о ночлеге! - заявил второй мой спутник, видимо, относившийся к беседе с незнакомцем, как к гастрономической приправе ужина.
Он встал и бросил в пропасть окурок сигары.
Поднялись и все остальные.
- Вы с нами, надеюсь, заночуете? - обратился я к Аггиосу.
- Пожалуй… - произнес тот.
Мы подошли к узкому входу в пещеру, перед которой горел костер; около него лежали и грелись рабочие; становилось довольно свежо.
Пещера имела вид длинной и низкой комнаты; у стены уже были расстелены наши походные войлоки.
- Вам будет здесь плохо! - заметил Аггиос, мельком глянув вокруг.
- Почему? - спросил я.
- Замерзнете: вспомните, на какой высоте мы находимся!
- Что же делать, на дворе будет еще хуже.
- Зачем же спать на воздухе? Надо спуститься ниже, здесь есть следующий этаж!
Странный гость наш уверенно пошел вперед; я зажег электрический фонарь и, действительно, в глубине пещеры оказался за выступом узкий проход, довольно круто спускавшийся куда-то в непроглядный мрак.
Товарищи мои - боясь духоты и змей - переменить место ночлега не пожелали и я решил остаться с ними.
- Тогда простимся, господа: я завтра уйду до света! - обратился к нам Аггиос.
Мы потрясли его сухую руку и он исчез, словно вошел прямо в стену.
- Странная личность!.. - проворчал споривший с ним мой спутник, укладываясь на свой войлок.
- Друг мой, все мы в семьдесят лет будем странными! - философски заметил другой, закутываясь в одеяло.
Я подозвал старшого рабочего и спросил, кто такой Аггиос.
Грек покосился на дальний конец пещеры.
- Там никого нет! - заметил я.
- Как, а где же господин? - с удивлением спросил грек.
- Никто не выходил отсюда!..
Я пояснил, в чем дело.
- Не знаю, как вам сказать… - вполголоса проговорил рабочий: - мне сорок лет, а мой дед и прадед знали господина все таким же старым.
- Что вы говорите?! - воскликнул я: - это невозможно!..
Грек пожал плечами.
- Так говорят все франки и инглезы… И все-таки слова мои - правда.
- Где он живет? Что делает?
- Живет в горах. Его редко видят люди…
- Кто же он такой? Как его имя?
Грек опять поднял плечи.
- Кто может знать? - ответил он. - Говорят, он один из богов наших предков…
Я махнул рукой и отправился на свое место.
Скоро мы заснули.
* * *
Жестокий холод разбудил меня. Стояла глубокая ночь; в пещеру глядела узкая полоска звездного неба; костер почти угас и последние вспышки дотлевавших ветвей нет-нет и освещали на миг красноватым светом неподвижные фигуры моих спутников. Я стал пробовать съеживаться, укрывался с головой - ничего не помогало; наконец, сделалось невмоготу. Я сбросил одеяло, захватил под мышку постель, зажег фонарь и отправился по следам Аггиоса.
Спать мне хотелось невыносимо, дневная усталость сказывалась в полном бессилии, овладевшем мной; не разбирая неровностей спуска, натыкаясь на выступы скал, забыв о всяких змеях, я, шатаясь, прошел саженей двадцать и очутился в высоком, напоминавшем часовню гроте. Среди него имелось что-то вроде возвышения. Охватила живительная теплота.
Почти бессознательно, кое-как устроил я себе ложе на возвышении, повалился лицом в подушку и сейчас же погрузился в каменный сон.
Что-то холодное, отвратительное скользнуло по моему лицу; я отмахнулся рукой и поднялся. Не было видно ни зги. Выхватить из кармана фонарь и нажать кнопку было делом одной минуты.
Свет небольшим кружком упал на мою подушку; я провел им по бурым камням, затем по углам грота: ни змеи, ничего живого нигде не было. Стояла неизъяснимая тишина.
Обводя светом стенку слева от себя, я заметил узкую трещину около сажени вышиною. Луч фонаря скользнул в ее черную глубину, смутно обрисовал обширную пещеру и вдруг наткнулся на что то белое; я распознал человеческую фигуру, сидевшую на полу.
- Я знал, что вы придете! - проговорил голос Аггиоса. - Идите же сюда, здесь лучше!
Я собрал свое имущество и протиснулся в соседний грот.
Только что я переступил в него, ступни ног моих сразу утонули в чем-то мягком, как пыль.
Я устроился шагах в двух от старика и лег.
- Как мягко! - заметил я.
- Немудрено: в этой пещере много столетий подряд погребали мертвых. Попробуйте рукой землю: мы лежим на прахе тысяч людей; толщина его здесь аршина два.
- И черепа тут есть? - спросил я, в надежде получить благоприятный ответ.
Черепа - моя слабость; краниология, это компас историка.
- Нет! - послышалось в темноте: - все давно перетлело!
- А хотели бы вы воочию повидать прошлое? - спросил, помолчав, мой собеседник.
- Еще бы, - ответил я.
- Тогда идемте…
Что то щелкнуло, и яркий белый свет наполнил пещеру. Я зажмурился, ослепленный им.
Когда я открыл глаза, Аггиос стоял, держа за дужку необыкновенный фонарик, похожий на ослепительное яблоко из горевшего, но не сгоравшего магния.
Мы находилась в огромной пещере; высоко над нами висел неровный свод; тремя черными зевами глядели с разных сторон отверстия неведомых ходов. Аггиос, неся лучезарный фонарь, вошел в один из них и мы начали спускаться по бесконечной извилине; несколько раз мы попадали в пещеры большие и маленькие; Аггиос шел, не останавливаясь.
Кто бывал под землей, тот знает, как причудлив и странен подземный мир. В нем нет ничего напоминающего, хотя бы по формам, поверхность земли. Ее творила разумная, светлая сила; недра земли создал безумный гений. Там все навыворот, все неожиданность и невероятность, все извилисто, скручено и нежданно, начиная с колонн из сталактита и кончая храмами со свисающими со сводов их целыми скалами: всюду причуды и хаос. Именно там, в глубоком мраке, могли зарождаться страшные чудовища древнейших эпох!
Сон отлетел бесследно.
Никогда, пользуясь простым магнием, мне не доводилось видеть в таких мельчайших подробностях тайны земли! Я жадно озирался, стараясь запечатлеть в памяти все подробности необыкновенного пути.
Легкий запах какого-то газа ощущался в воздухе; он делался все сильнее и затем вдруг повеяло свежестью.
Аггиос повернулся ко мне.
- Сейчас придем! - проговорил он: - я погашу фонарь, держитесь за меня.
Раздался слабый треск, и все разом поглотил мрак.
В глазах у меня завертелись зеленые круги; мы постояли с минуту и тронулись дальше.
Воздух становился все свежее; на меня вдруг глянуло синее небо; впереди смутно очертилась небольшая, залитая лунным светом площадка; мы вышли из пещеры и остановились над темной пропастью.
- Как здесь хоро… - начал я и слова замерли у меня в горле.
Справа, в трех-четырех десятках шагов от меня, вздымался величавый, белый дворец. Из многочисленных громадных окон его лился свет и не месяц, а он, озарял нашу площадку.
Мы стояли перед мраморными длинными ступенями лестницы, ведшей на широкую террасу; за колоннадой ее, за убранными цветами столами возлежали и пировали люди. Звучала струнная музыка, прерываемая веселыми кликами: шла оргия, настоящая оргия древности!
Мне сразу бросился в глаза атлетически сложенный красавец-старик с румяным лицом, весь в серебряных волнах гривы кудрей и головы. Он что-то нашептывал слушавшей его с лукавой улыбкой собеседнице, а близ них, за колонной - вся напряжение и внимание - стояла полногрудая, статная женщина со сдвинутыми черными бровями и слушала их беседу.
- Зевс и его жена! - прошептал Аггиос.
Но я уже сам узнал богов: захмелевший, мрачный, чернобородый Вулкан спорил с могучим, спокойным Марсом; белую, как пена морская, Венеру и венок хохотавших, опьяненных богинь вокруг нее потешал краснорожий Вакх, сидевший на столе.
На ступенях террасы виден был погруженный в думы, грустный, белокурый Аполлон, перебиравший струны лиры.
Через минуту-другую я увидел, что боги постарели. Они выглядели не стариками, но что-то изжитое и усталое было в их лицах.
Ниже, не смея коснуться ступеней дворца, сидели и лежали, слушая печальные, звавшие и будившие душу звуки, тесные кучки всклокоченных людей. На голых телах их были накинуты звериные шкуры.
Сноп огней и ракет взвился над дворцом и люди в шкурах попадали на колени, молитвенно простирая руки к пировавшим. Несколько вечных юношей сбежали вниз, рассыпались среди почтительно склонившейся толпы, схватили за руки девушек и исчезли в ними в саду.
- Эвое! Эвое! - раздалось то здесь, то там из темных кущ его.
Ракеты опять осветили погруженную во тьму гору за дворцом и я успел рассмотреть, что то, что казалось мне скалами - громадный город, но безмолвный, давно безлюдный и разрушавшийся…
- Там все мертво! - проронил Аггиос, указывая на город. - Последние боги… Последние дни их!…
Мимо пирующих, словно не видя никого, слегка закинув назад гордую голову, с презрением на лице, прошла легкой поступью богиня Диана. На своре она держала двух великолепных охотничьих собак.
И вдруг одна из них ощетинилась, уставила на меня вспыхнувшие фосфором зрачки свои и завыла. Бешено залаяла, бросаясь на дыбы, и вторая. Строгое лицо Дианы повернулось в мою сторону; не сводя с меня цепенящего взгляда, она медленно стала отстегивать собак.
- Бегите скорей! За мной! - крикнул сдавленным голосом Аггиос и, схватив меня за руку, повлек к пещере.
- Изменник здесь! - раздался позади нас возглас.
- Измена! - шумно пронеслось среди пировавших.
За нами слышался яростный лай. Аггиос на бегу зажег фонарь и мы помчались, прыгая через камни, ямы, ударяясь смаху на поворотах всем телом о стены. Собаки заливались все ближе и ближе…
Вдруг Аггиос поскользнулся и рухнул, взмахнув руками, на осыпь скалы. Свет потух.
- Бегите! - прохрипел Аггиос: - все прямо здесь.
Не помня себя, задыхаясь от бега, я шарахнулся вперед, но почти тотчас уже ударился о стену; кинулся в другую сторону и руки мои опять охватили глыбы земли.
Собаки настигли уже Аггиоса и рвали его.
Я хотел закричать - и не мог, не было голоса.
- Смерть! - пронеслось в голове моей.
В ту же секунду в ногу мою вцепились зубы пса. Я ударил его ногой и… проснулся.
Брезжило утро; мутно-серое небо глядело в пещеру. Товарищи и рабочие спали.
Я сел, крепко прижимая рукой колотившееся сердце и озирался, не понимая, в чем дело.
Значит, все, что произошло сейчас, я видел во сне? но ведь я лег спать в нижней пещере, как же я очутился в верхней?!
Я быстро вскочил и вышел наружу, силясь разгадать происшедшее.