Нет, не сходится. Не предупреждал его Тунгус. А если и предупреждал - то в самой мягкой форме. Зашли, мол, двое трассеров, сейчас пивка попьют, перекусят и отвалят по своим делам… Он до всего дошел сам. В тот краткий миг, когда Гафиев взял его под руку. И понял, что не следует ему оставлять никакой информации о теме их с Зомби задушевной беседы. Лаптоп волновал его больше, чем трассер, поэтому он освободился от Гафиева… пулей в шею, как сумел… и сразу занялся техникой. Возможно, рассчитывал добить трассера после. Расставил, так сказать, приоритеты.
Он сориентировался мгновенно. Только не учел фактора непредсказуемости в лице недалекого, но прекрасно стреляющего навскидку Игоря Авилова.
Мне становится жутковато.
Этот оборванец вполне мог быть одним из киллеров Пекла. Мы давненько не ворошили это говно, чтобы не воняло. Они не трогали нас, мы - их. А теперь поутихшая было вендетта могла раскрутиться с новой силой и, как в старые недобрые времена Экономического хаоса, выплеснуться на улицы Гигаполиса.
Я хочу немедля взглянуть на него.
Тем паче что Спешнев приносит три ледяные, пузырящиеся бутылочки с пепси.
- О! - говорю я, загоняя свою тревогу поглубже. - Новое поколение выбирает пепси!
Трассеры иронически переглядываются.
- Был такой лозунг дня в годы моей юности, - сконфуженно поясняю я. - Передохните, Игорь. Ведь наша беседа носила неофициальный характер. Через небольшое время я вернусь и сниму с вас показания по всей форме. Кстати, можете вызвать своего адвоката.
- На хрена он мне? - пожимает плечами Авилов. - Я же говорю правду…
- Верно, коллега. Сейчас адвокат особенно нужен тем, кто будет юлить и вертеть вола, - я киваю в сторону Тунгуса.
И ухожу в глубину зала.
Индира упрямо выдерживает роль - ведет себя скромницей. Хотя, похоже, одну сигарету тайком исхитрилась-таки употребить.
Останавливаюсь над телом выходца с помойки.
- Скажите, инспектор, - теребит меня за рукав ражая девица в белом комбинезоне. - Мы можем забрать тела? Бремя дорого, мы теряем шансы на реанимацию.
- Каковы же эти шансы?
- Для инспектора - гораздо предпочтительнее…
А обращаю вопросительный взгляд на старшего среди группы экспертов, Дюшу Майстренко. Тот с полминуты таскает себя за неопрятную полуседую бородень, а затем милостиво дозволяет. Девица надменно фыркает: то, что она испросила нашего согласия, всего лишь дань профессиональной этике. Авторитет представляемого ею заведения, равно как и право личности на реанимацию, настолько выше всех наших прерогатив, что она могла бы просто отпихнуть нас локтем и молча делать все, что пожелает.
Подкатывают носилки. Двое трассеров осторожно переворачивают типа на спину- гадкая шляпа спадает, обнажая сальные, сбившиеся в колтун густые волосы, давно уже утратившие естественный цвет. Лицо полускрыто сползшими темными очками. Я жду, пока его умащивают на носилках, а затем осторожно, двумя пальчиками, снимаю эти очки и передаю Дюше.
Лицо как лицо. Серая, нечистая кожа. Черты, впрочем, довольно правильные, не лишенные былой приятности.
Смутное ощущение чего-то знакомого.
Положительно, я видел это лицо. Причем в гораздо лучшие для его обладателя времена.
Пока я озадаченным пуганом торчу посреди зала, в ресторан стремительно, как и подобает начальству, входит Сполох в сопровождении двух субъектов. Первый из означенных субъектов довольно молод, одет явно не по-нашему, и выражение лица у него также отнюдь не наше, из чего сам собой проистекает вывод, что это кто-то из варяжских гостей. Второй, надо думать, переводчик, экипирован сообразно статусу, со вкусом и шиком, но на физиономии у него начертано выражение иного свойства - полуобморочное, близкое к панике… И синхронно разворачиваются две прелюбопытных сцены.
Сцена первая. Сполох ищет глазами меня, находит, с удовлетворением кивает головой и тут же начинает искать Индиру. Мало в том преуспев, отрывисто вопрошает: "Где Флавицкая?!" Я указываю. У господина комиссара отваливается челюсть, а глаза выпячиваются из орбит. Господин комиссар теряет дар речи и пытается жестами выразить свое крайнее недоумение и даже отчасти неудовольствие. Но поскольку он повергнут в шоковое состояние, то жестикуляция у него также выходит маловразумительной. Что же до Индиры, то она испытывает чрезвычайное удовлетворение произведенным эффектом.
Сцена вторая. Завидев Сполоха и его свиту, простоватый наш трассер Игорь Авилов привстает с кресла с зажатой в обширной ладони бутылочкой пепси и, словно сомнамбула, движется на них. Но внимание его занимает отнюдь не господин комиссар Сполох, а закордонный гость. На лице Авилова блуждает кривая, не сулящая ничего хорошего улыбка, а само лицо покрывается красными пятнами. "Уля, - громко, на весь зал шепчет Авилов. - Ты, верно, решил, что я убит, Уля, если отважился заявиться в наш город!.." Иностранец буквально на глазах расстается с фирменным лоском, а выражение вывески из отстраненно-брезгливого делается интернационально-испуганным. Затем он выдавливает из перехваченной спазмами глотки слова на отличном русском языке, хотя и расставляет при этом Ударения на каждом слоге: Да, Гоша, я вовсе не думал, что ты жив, но нет, Гоша, я не потому приехал…
- Так за каким же хреном ты, сучонок, сюда приперся?! - шипит Авилов, и могучая его рука сама собой ползет к заднему карману брюк, где он, по всей очевидности, имеет обыкновение носить шок-ган. Но его оружие в данный момент покоится в моем кармане, и это дает всем нам неплохой шанс избегнуть международного скандала.
Проходит какое-то время, пока Авилова под руки уводят в дальний угол зала, а иностранец Уля ретируется добровольно, к великому облегчению бедняги переводчика, до которого, похоже, так и не дошло, что он здесь ну совершенно лишний!
Сполох тоже приходит в себя и начинает командовать. В частности, приказывает Индире прекратить шалберничать и взяться за тунгуса.
А я вооружаюсь портативным видеокордером и, на ходу наговаривая обязательные сведения о времени и месте происходящего, отправляюсь снимать официальные показания с Авилова.
9. ИНДИРА ФЛАВИЦКАЯ
Допросы - не мое хобби.
Здесь нет равных Серафиму. Он - лис, он - ас. Он будет глядеть на тебя слезящимися глазами пожилой побитой собаки, грустно мотать лохматой головой, виновато улыбаясь, будто прося прощения за собственную бестактность. И ты начинаешь сознавать свое над ним превосходство, свое преимущество в интеллекте, в здоровье и бытовом благополучии, ты расслабишься, закинешь ногу на ногу, прикуришь от Серафимом же поднесенной зажигалки. И неспешно станешь делиться жизненным опытом. Не пройдет и получаса, как не будет у тебя за душой ни единого секрета, о котором не знал бы этот старый выхухоль. И вот он смущенно вздыхает, и вот он лезет в карман пиджака, долго там копается… (а ты с веселым любопытством ждешь, что же он оттуда выкопает, уж не конфетку ли?.) вытягивает двумя пальцами наручники и, сконфуженно передернув плечом, набрасывает их на твои расслабленные запястья.
Хорош также бывает и Сполох. Правда, для бенефиса необходимо, чтобы он располагал свободным временем и пребывал в состоянии интеллектуального подъема. С годами сочетание этих двух непременных условий выпадает все реже… Сполох в дознании работает танком. С каждым вопросом он наезжает на тебя все плотнее, огнем и гусеницами ограничивая твой маневр. Он теснит тебя к окопам, утюжит твои блиндажи, выбрасывает десант и вообще ведет себя настолько нагло и агрессивно, насколько это возможно в рамках процессуальных норм. Иногда кажется, что он сдернет с шеи давящий его обязательный комиссарский галстук, а с ним - и все условности, поставит ногу в отлично вычищенной туфле на краешек твоего кресла, сгребет тебя за лацканы и зловеще прошипит прямо в лицо: "На кого работаешь, п-падло?!" Разумеется, он никогда этого не делает, но обязательно наступает такой момент, когда и ты, и все окружающие сознают: еще немного, и…
Я им обоим в подметки не гожусь. А гожусь только на то, чтобы, как Ванька Жуков, бегать для них в кабак за водкой да красть огурцы.
Поэтому я приближаюсь к дремлющему Тунгусу с его воробушками с тем же энтузиазмом, что и приговоренный - к гильотине. А если по уму, так это он должен бы глядеть на меня как на гильотину, которая вдруг снялась с места и двинулась к нему, игриво полязгивая ножом.
Амбалы по бокам Тунгуса беззастенчиво пялят на меня узкие глазенки. Что за мысли при этом рождаются в клепаных котлах, какие у них вместо черепов?. Того и гляди, ближний амбал протянет конечность толщиной с мое бедро и щелчком выкинет меня прямо на улицу. Да и сморщенный адвокат глядит так, словно я хочу попросить у него милостыню.
Сволочи. Мнят себя элитой. А я для них - нищая побирушка… серая мышка.
Но, может быть, в этом кроется какой-то коварный замысел многомудрого комиссара Сполоха? Ну кому придет в голову опасаться такой дурочки! А лучше мы над нею подшутим, постебаемся, похихикаем, поиграем с нею. Как жирные, нагулявшие сало на воровстве коты с мышкой. С серой, разумеется.
Ладно, давайте.
- Флавицкая, инспектор отдела по борьбе с тяжкими преступлениями, - представляюсь я, сознательно опуская из своего титула атрибут "старший". Поджав ненакрашенные блеклые губенки, шарю в сумочке и вытаскиваю оттуда личную карточку. Адвокат, быстро подавшись вперед, желает изучить мои полномочия повнимательнее, но я, как бы не приметив его порыва, уталкиваю карточку обратно. - Мне поручено снять с господина… э-э…
- Пантелеев Сергей Андреевич, - значительным голосом подсказывает адвокат.
- …С господина Пантелеева показания.
- Свидетельские показания, - поправляет адвокат.
Я стягиваю очки и, чтобы они видели, пару раз глуповато хлопаю глазами. Приоткрываю рот.
- Ага, - роняю наконец. - А вы кто?
Адвокат горделиво ерзает задницей по креслу.
- Василий Мартынович Ихоев, член городской коллегии адвокатов, к вашим услугам, сударыня. А господин Пантелеев - мой клиент.
- Ага, - повторяю я. - А у вас есть личная карточка?
- Разумеется! - Адвокат опускает два пальчика в нагрудный карман и с некоторым неудовольствием извлекает их пустыми. - Впрочем, отложим формальности, - быстро находится он.
Тунгус наблюдает за происходящим с царственным безразличием. Что же до бодигардов, то они по-прежнему борются с желанием вышвырнуть меня в любое достаточное по размерам отверстие, например- в форточку.
Надувая бледные щеки и сопя, добываю из сумочки видеокордер и кладу его на колени. Адвокат морщится, но для протеста у него нет ни малейших оснований. Тунгус морщится еще горше. Он не любит видеокордеров, особенно наших.
- Место пребывания - частный ресторан "Инникса", улица Травкина, округ Старый Город, - диктую я. - Пятнадцатое сентября, четырнадцать часов двадцать семь минут. Свидетельские показания Пантелеева Сергея Андреевича, владельца ресторана, снимает инспектор-криминалист центрального отделения ДЕПО Флавицкая. Показания даются в присутствии лица, именующего себя… как его, гос-споди… "член коллегии адвокатов Василий Мартынович Ихоев", личная карточка не предъявлена, а также…
- Постойте! - негодующе вопит адвокат. Я нажимаю на "стоп-кадр".
- Эти люди здесь совершенно лишние! - указывает Ихоев на бодигардов.
Те с искренним недоумением оборачиваются к хозяину. Так могли бы поворачиваться к "Ивану Бели-кому" Спасская и, скажем, Кутафья башни… Тунгус, опустив желтые веки, коротко кивает. Башни воздвигаются надо мной и бесшумно перемещаются на несколько метров в сторонку.
- Далее, - духарится Ихоев. - Надеюсь, вы озаботились переводчиком с эвенкийского языка?
- Это зачем? - Теперь мой черед изумляться.
- А затем, что мой клиент является гражданином суверенной Эвенкии и, следовательно, может отвечать лишь на вопросы, заданные на его родном языке.
- Вы хотите сказать, что он не владеет русским?. - невинно спрашиваю я.
Капкан сработан топорно, и адвокат в него не идет.
- Владеет, - кивает он. - Но! Что значит - владеть? Лишь в той мере, которая необходима для обслуживания посетителей и взаимоотношений с властями. Мыслит же мой клиент на родном языке. И, согласитесь, ему будет нелегко вникать в смысл ваших непростых, иногда таящих подтекст и следственные уловки вопросов, заданных на чуждом его образу мышления языке. Я усматриваю здесь нарушение неотъемлемых прав личности на защиту и, если угодно, дискриминацию…
- Тунгус, - говорю я печально и водружаю очки на нос. - Где ты отрыл этого придурка? Да он тебя и от платяной моли не защитит. Я же тебя сто лет знаю и расколю, как орех. Охота же некоторым гореть на туфте!
От возмущения Ихоев на мгновение теряет все красноречие. Классно я его отровняла… тунгус же поднимает на меня стеклянный взгляд и пытливо, в новом ракурсе, изучает. На лице его нет ни тени эмоций, но под маской таежного идола напряженно тасуется колода в поисках экстренно понадобившегося джокера. Он пытается вспомнить, где же мог меня видеть.
Бесполезно. Как можно припомнить тощую шпанистую девчонку, неумело раскрашенную по-взрослому, в драных на попе джинсовых шортиках, высоких сапогах и кожаной куртке с бляхами, что приходила в его забегаловку по утрам лизать дешевое мороженое, а по вечерам тискаться с мальчиками под тягучие мелодии в модном тогда "шаманском" стиле… без малого двадцать лет назад?
Конечно, я хулиганю. Верно, во мне пробудилась дремавшая все эти годы "Маргарита". До сей поры я действовала ерголинскими методами, а теперь пытаюсь изобразить из себя танк а ля Сполох.
Самое смешное, что фокус удается.
- Помолчи, Василий, - говорит Тунгус. В голосе его сквозит любопытство пополам с иронией. - Я знаю русский и с малых лет вижу русские сны. Пускай девочка задает свои вопросы. Разве я хотя бы в чем-то нечист перед законом?
- Отлично, - киваю я и врубаю видеокордер. - Итак, что вы можете сообщить по существу дела?
- Ничего.
- Что вы знаете о человеке, подозреваемом в убийстве трассера Гафиева?
- Ничего.
- Как он попал в подсобные помещения вашего ресторана?
- Не знаю.
- С кем он там беседовал?
- Не знаю.
- Все ли из числа лиц, присутствовавших в ресторане в момент инцидента, находятся здесь в данный момент?
- Не знаю.
- Вам известны в русском языке иные формы ответов, кроме отрицательных?
Тунгус сжевывает сморщенными губами рвущееся наружу очередное "не знаю" и саркастически щурится:
- Вне всякого сомнения.
- Почему же вы столь упорно нарываетесь на обвинение в лжесвидетельстве?
- Потому, дитя мое, - говорит он, усмехаясь, - что есть вещи, которые страшат меня сильнее, чем ваши обвинения. Вот так, "маргаритка"…
10. ИЗ ВИДЕОПРОТОКОЛА
ОПЕРАТИВНОГО СОВЕЩАНИЯ
У КОМИССАРА С. СПОЛОХА
(Присутствуют: комиссар отдела по борьбе с тяжкими преступлениями ДЕПО округа Старый Город С. Сполох, старшие инспекторы-криминалисты того же отдела С. Ерголин и И. Флавицкая).
…СПОЛОХ. Индира, убери ноги со стола, не люблю.
ФЛАВИЦКАЯ. Ну, пожалуйста…
СПОЛОХ. Степаныч, я полагаю, ты уже передал дела?
ЕРГОЛИН (растерянно). С какой это стати я должен передавать дела?!
ФЛАВИЦКАЯ. И кому, например? Кто это у нас такой свободный?
СПОЛОХ. Например, Дорошину.
ЕРГОЛИН. А то у него своих забот мало.
СПОЛОХ. Как только выйдешь из этого кабинета, так сразу и передашь.
ЕРГОЛИН. Надеюсь, вы не настаиваете, чтобы я спровадил Дорошину дело Дикого Хирурга?
СПОЛОХ. И это - тоже.
ФЛАВИЦКАЯ. Знаешь что, Сережечка, иди к черту! Дикий Хирург - мой, и только мой! И я достану эту гадину из-под земли, чего бы ни стоило.
СПОЛОХ. Это я уже вижу. На какие жертвы ты пошла… Вырядилась огородным пугалом и веришь, что он клюнет на тебя, как муха на… на кизяк! Не думай, пожалуйста, что ты одна у нас такая умная. По моему распоряжению вот уже две недели толпа оперативниц, не чета тебе, шляются по темным закоулкам в том же рванье, что и ты! Не уверен, будто из этого выйдет что-то путное. Хоть они и прикинулись серыми мышками, всякий неглупый мужик сразу разглядит за невинным камуфляжем крысиные зубы в палец толщиной. А Хирург, против ожиданий, не кажется достаточным идиотом, чтобы ловиться на такую блесну…
ФЛАВИЦКАЯ. Серафим, это ты разболтал… про серую мышку?!
ЕРГОЛИН. Когда мне было? И вообще - что вы долбите меня со всех сторон, как будто я вам громоотвод? Собрались полаяться - лайтесь на здоровье, а меня в вашу свару не путайте. И давайте тогда я лучше пойду к себе да займусь работой…
ФЛАВИЦКАЯ. Ты же хотел показать мне что-то интересное.
СПОЛОХ. Что ты хотел показать этой сумасбродке?
ЕРГОЛИН. Так, пустяки. Болтается у меня в архиве старая информашка… Еще в девяностых годах прошлого века на территории нашего региона впервые была зарегистрирована контрабанда трансплантатов.
ФЛАВИЦКАЯ. Красиво говоришь - убиться валенком! Интеллигенция…
ЕРГОЛИН. В больничных моргах под предлогом посмертного вскрытия деляги-медики вырезали из свежих покойников здоровые органы и, снабдив это ярлыком "биологический материал", продавали через фирмы-прикрытия за бугор. Естественно, за твердую валюту. Были обнаружены родственниками покойных, чьего согласия, понятно, и не думали испрашивать, но правовых последствий мной отмечено не было.
СПОЛОХ. Ты думаешь, что Дикий Хирург решил организовать частный бизнес? Да ему достаточно было прийти в любой морг и скупить всех покойников на корню! Зачем же идти на кровь?
ЕРГОЛИН. Продажа трансплантатов сейчас вполне легальна. Но она ограничена радом юридических норм, В том числе и международных. Я предполагаю, что у нас по сей день существует также и нелегальный сбыт трансплантатов. Возможно - по линии Пекла…
ФЛАВИЦКАЯ. На кой бес это Пеклу? Что ему - наркотиков мало?
ЕРГОЛИН. Бартерные безвалютные операции, Индюша.
ФЛАВИЦКАЯ. От индюка слышу.
ЕРГОЛИН. Пекло переправляет за бугор "биологический материал", а взамен получает тот же скэффл. В весовом эквиваленте.
СПОЛОХ. Это означает, что Дикий Хирург - не одинокий маньяк, а преступная группа?
ЕРГОЛИН. Именно так. Причем он действует непрерывно, через те же морги. А в случае экстренных заказов на вполне конкретные трансплантаты вынужден идти на риск засветиться. И прикрывает свой бизнес криминалом.
СПОЛОХ. Согласись, что обычно криминал прикрывают бизнесом.
ФЛАВИЦКАЯ. А кто сейчас разделяет эти понятия?
СПОЛОХ. Мы, мы должны разделять.
ЕРГОЛИН. Надеюсь, теперь вам понятно, что бросать дело Хирурга на полпути попросту нельзя? Нужно обследовать морги и тряхнуть как следует персонал. Нужно связаться с Интерполом и Европолом - благо, они нынче у нас в гостях - на предмет их контроля за нелегальной торговлей трансплантатами. Нужно исследовать статистику сходных преступлений за последние годы…
СПОЛОХ. Конечно, нужно! Кто спорит… Только сейчас вы этим заниматься не станете.
ФЛАВИЦКАЯ. Нет, станем!
СПОЛОХ. Нет, не станете! И будете делать то, что я вам говорю! Иначе вылетите из ДЕПО к чертовой матери оба!
ЕРГОЛИН. Почему же оба? Разве я против?.
ФЛАВИЦКАЯ. Мать твою, Серафим Степаныч! И петух трех раз не прокукарекал… Знаешь что? Никакой ты не Серафим! Херувим ты Степаныч, от слова "хер"…