- Я говорю по-человечески: ты вышел из графика, и ангар занят. Займи место в зоне "Д", а сам немедленно явись в диспетчерскую. И прихвати своего практиканта. Выключаюсь.
Вот так. Стоит приличному парню попасть в диспетчеры космофлота - и можно считать, что он потерян для нормального общения. С отвращением, свойственным, скажу откровенно, всем пилотам Солнечной системы, я представил себе диспетчерскую с её цветными графиками, телеэкранами, сигнальными мигалками и писком радиовызовов. Среди многих мест, от которых мне всегда хотелось держаться подальше, диспетчерские идут за номером один.
Кузьма ярился, в сердцах махал то правой, то левой рукой. У него всегда было полно каких-то сверхсрочных дел на шарике, и он плохо переносил задержки. Всеволод насторожённо глядел на меня своими зеленовато-кошачьими глазами.
- Слышал повеление? - сказал я ему. - Ничего не поделаешь, друг, придётся отвести тебя за ручку к диспетчеру.
Всеволод промолчал.
Я начал маневрировать, выходя в назначенную зону, и тут мы увидели один из строящихся звездолётов, хорошо освещённый солнцем.
У меня дух захватило оттого, что я вижу это чудо не на конструкторском экране и не на чертёжных листах, а воочию. Нельзя сказать, чтобы он был красив, этот чудо-корабль. Большие корабли дальних линий, не приспособленные для посадки на планеты с атмосферой, вообще не отличаются красотой форм. Неопытному глазу они предстают как нагромождение трудно понимаемых геометрических сочетаний. Ну, а корабль "СВП", наш хроноквантовый гигант, был похож на нагромождение нагромождений.
Я хорошо помнил, как Борг, закрепив на экране найденную предварительную компоновку звездолёта, его внешнего облика, позвал нас полюбоваться. Я заметил, что корабль не очень-то красив. Борг свирепо хмыкнул и сказал: "Ты, пилот, кажется, чтишь Фритьофа Нансена. Не помнишь ли, что заявил Нансен о своём корабле, специально спроектированном для полярных исследований?" Я признался, что не помню. "Надо помнить, - отчеканил Борг. - Нансен сказал: "Форма корабля, на которой мы наконец остановились, многим, быть может, покажется некрасивой, но что она была хороша и целесообразна, думается, показало наше плавание".
Если свести облик звездолёта к простейшей, основной схеме, то получится, пожалуй, сочетание трех толстых, согнутых под тупым углом колонн с зажатым между ними конусом и двумя парами колец.
Скорей бы наше плавание во времени-пространстве подтвердило целесообразность этой формы…
Второй звездолёт плыл по той же орбите, что и первый, но значительно дальше от нас.
- Да-а, - сказал Кузьма, - ничего себе ковчег. Впечатляет.
Он включил огни, обязательные для стояночной орбиты, и вопросительно взглянул на меня.
- Да, - сказал я, поднимаясь. - Одеваться и выходить.
Скафандры, распяленные на креплениях, были серые, как осеннее небо Земли: автоматика цвета включалась после надевания скафандра, меняясь в зависимости от внешних условий. Вот марсианский скафандр с кислородным обогатителем вместо баллонов. Вот венерианский - с громоотводом на шлеме и трубчатыми охладителями вокруг толстенных подошв. Давненько я им не пользовался, да и, наверное, уж не воспользуюсь никогда: я теперь пилот дальних линий, а в перспективе у меня - сверхдальняя, упирающаяся в Неизвестность…
- Значит, в диспетчерскую? - скучным голосом спросил Всеволод.
- Куда же ещё! - бодро откликнулся Кузьма.
Мы принялись натягивать десантные скафандры, самые тяжёлые из всего набора: с терморегулировкой широких пределов, со встроенным маневровым реактивником, с катушкой троса на левом плече и массой карманов для инструментов.
- Вот что, Кузьма, - сказал я, - слетай-ка сам в диспетчерскую, ты с ними умеешь разговаривать лучше, чем я. Держи. - Я протянул ему сумку с бортовыми документами.
- А ты?
- Мы с Всеволодом покрутимся немного вокруг ковчега. Или ты предпочитаешь диспетчерскую? - Я посмотрел на практиканта.
- Бен-бо! - воскликнул тот, глаза у него загорелись хищным блеском.
Кузьма покачал головой:
- Нарвёшься на неприятности, Улисс. Увезли парня с Луны, а теперь ты хочешь…
- А что поделаешь, - перебил я его, - если попался тупой практикант, который никак не может сдать зачёт.
Всеволод залился жизнерадостным смехом.
- В общем, - заключил я по-русски, - семь бед, один ответ.
Не я это придумал. Зачёт у Всеволода я мог бы принять давно. Но ему до смерти хотелось побывать на "Элефантине", чтобы посмотреть на строящиеся звездолёты, и он упросил меня взять его с собой - под предлогом, что зачёт ещё не сдан. Мне отнюдь не хотелось осложнять себе жизнь - и без того она не слишком гладкая, - но практикант начинал мне нравиться, и… В общем, я заглянул к руководителю практики курсантов. Тот удивился, услышав, что Всеволод Оплетин не сдал зачёта по устройству корабля. "Да, не сдал, - повторил я, глядя в сторону. - Придётся задержать его ещё на неделю". Руководитель практики заколебался. "Что-то не похоже на Оплетина, - сказал он. - Ещё на неделю? Он должен выступать в студенческом шахматном чемпионате. Знаешь, Улисс, я свяжусь с деканатом, посоветуюсь, как быть". Но я не стал ждать, пока он посоветуется с деканатом. Спустя полтора часа я получил от диспетчера, ничего не знавшего об истории с практикантом, разрешение на старт и, покинув лунный космодром, повёл корабль к "Элефантине".
Семь бед, один ответ.
Мы вышли из корабельного шлюза, держась за поручни, и я запер наружную дверь на ключ. На Земле давно отказались от замков, но наша инструкция неумолима: покидая корабль на орбите, запирать шлюз на ключ. Потому что когда-то где-то кто-то по ошибке забрался в чужой корабль и угнал его с орбиты.
Помните старый анекдот времён освоения? Корабль на орбите спутника, в корабле - двое. Один, по программе, выходит наружу, на привязном фале. Сделал что надо, подтянулся, стучится в дверь шлюза: открой, мол. А второй спрашивает: "Кто там?" Я, в общем-то, ничего смешного в этом анекдоте не находил.
Ключ я положил в специальный карманчик и застегнул его. Второй такой же ключ был у Кузьмы.
Помню, как страшно было мне когда-то впервые оттолкнуться от надёжной стенки корабля и уйти в чёрную пустоту, где нет ни верха, ни низа. С годами приходит опыт, вернее, привычка. Я оттолкнулся с таким расчётом, чтобы реакция толчка понесла меня в нужную сторону. И тут же увидел, как Всеволод крутится волчком далеко от меня. У него-то привычки ещё не было. Ах ты горе моё! Маневрируя, я подплыл к нему и схватил за руку. Пришлось порядком повозиться, пока мы перестали кувыркаться.
- Пусти, теперь я сам, - сказал Всеволод. Глаза у него за стеклом шлема были дико выпучены.
- Ладно. - Я осторожно отпустил его руку. - Ну, разом включаем реактивники. Старт!
Мы понеслись, выходя к ближнему звездолёту со стороны Солнца. Неподалёку от него висел полуразобранный, уже ненужный стапель, похожий на обглоданный скелет гигантской рыбы. Там вспыхивали молнии резаков: стапель резали, чтобы по частям отбуксировать к "Элефантине", а может, на Землю, на переплавку - не знаю.
У корпуса звездолёта тоже работали, я разглядел монтажные капсулы, присосавшиеся к одной из толстых колонн. Я покрутил ручку рации, чтобы послушать разговоры монтажников. Я любил эту превосходную профессию. Не будь я пилотом - непременно стал бы космическим монтажником.
В шлемофонах возник добродушный бас:
- Чего ты дёргаешь? Ровнее держи!
- Ровнее не бывает.
- Двенадцать вакуум-накладок полагается на этот стык, сорок расшвыряли по всему космосу - дьявол с ними, а где остальные триста штук?
- Ну и колпак ты привариваешь, Джереми! Где ты его раздобыл? Мой прадедушка носил точно такой на голове. По праздникам.
- Шевели, шевели манипулятором, не обожжёшься.
- Кому тут не нравится колпак?
- Да нет, старший, это я так. К слову пришлось.
- Он всегда вспоминает прадедушку, когда хочет увильнуть от работы.
Раздался смех.
Я велел Всеволоду выключить реактивник. Инерция донесёт нас до звездолёта. Мы приближались к нему сверху.
- Эй, в корме! - услышал я весёлый голос. - Смотрите, к нам летят пришельцы из космоса!
- А верно, две фигуры! Это инспекция из космофлота.
- Почисть экран от плесени! Разве инспекция разъезжает в десантных скафандрах?
- Где ты видишь инспекцию?
- Ага, испугался? Растерял накладки, теперь собирать заставят.
- Эй, пришельцы! Кто такие, отзовитесь!
Я прокашлялся и ответил:
- Пилот Дружинин. Будущий пилот Оплетин. Разрешите к вам на огонёк?
- Пилоты? Как, ребята, пустим пилотов? По-моему, пусть они себе летят дальше.
- Хватит трепаться, Виктор. Свяжись-ка с Боргом и доложи, что прилетел Дружинин.
Да, не туманная мечта, не листы чертежей - это был всамделишный корабль. Металл и пластик, полы и стены, каюты и лаборатории, водяные цистерны и оранжерея, вспомогательные ионные двигатели и двигатель основного хода - хроноквантовый.
Хроноквантовый двигатель! Чудо века, поразительное детище новейшей математики! Ещё недавно это казалось фантазией: Время, сдвинутое из нормального течения и совмещённое с Пространством. Время, не существующее для обычного измерения. Да и с точки зрения классической Эйнштейновой физики на этом энергетическом отрезке не будет существовать и сам корабль! Пятое состояние вещества, как утверждают эти горячие головы, молодые последователи Феликса Эрдмана…
В звездолёте царила весёлая сутолока. Искусственная тяжесть ещё не была включена, и мы, отталкиваясь от потолков и переборок, плыли по коридорам, заваленным монтажным инструментом, облицовочными плитами, мотками проводов. Сновали нагруженные автоматы, светились швы разогретого пластика, шумно вздыхал в магистралях сжатый воздух. Пучки проводов и трубок автоматики, волноводные, газовые, пневматические линии тянулись вдоль стен мегаметрами, опоясывали, перекрещивали звездолёт по всем направлениям. Пахло клеем, сваркой, красителями. Тут и там вскипал смех, слышались весёлые перебранки, возникали споры у набросанных на стенах монтажных схем и расчётов. Были на стенах и другие надписи - язвительные двустишия в адрес снабженцев и бригадиров, ответные двустишия, карикатуры (в одной из них мы узнали Борга, почему-то он был нарисован с крылышками и присосами вместо ног). Жаль, что скоро плиты внутренней облицовки навсегда скроют эти следы кипучей жизни.
Громовой голос объявил по корабельной трансляции, что сегодня душ левого борта работать не будет. В ответ посыпались высказывания, из которых можно было понять, что некий Ромуальд "опять запорол ионизатор" и за это его следует наказать принудительным просмотром телефильма "Гончие псы".
Мы с Всеволодом лазали по шахтам, ездили в драйвлифтах, досаждали монтажникам своей любознательностью. Нас поругивали. В одном отсеке юнец в лихо сдвинутой на затылок каскетке вежливо попросил нас подержать баллон с вакуумной пастой, пока он что-то там разметит для сварки. Мы держали баллон минут двадцать, вертя головами и дожидаясь юнца, который сразу куда-то уплыл. Потом в отсек стали заглядывать ухмыляющиеся физиономии. Мы отпустили баллон, тут же взмывший к потолку, и двинулись дальше. Всеволод давился смехом, а я все посматривал, не видно ли этой нахальной каскетки.
Тот же громовой голос объявил, что "Борг просит пилота Дружинина прекратить шляться по кораблю и пройти в ходовую рубку".
Рубка, против ожиданий, оказалась не просторнее нашей привычной на "Т-9". То есть, конечно, она была просторней, но больше заставлена приборами. Кроме того, здесь стояло несколько походных коек для монтажников.
В рубке никого не было. Два пилотских кресла возвышались перед главным пультом. Я подплыл к левому креслу и, помедлив, забрался в него и пристегнулся. Попробовал, как лежат руки на подлокотниках, удобно ли расположены клавиши под пальцами.
Ух и удобно же мне сиделось! Я поглядел вправо на пустующее кресло второго пилота. Вот если бы в нём сидел, мирно подрёмывая, один человек, очень уравновешенный человек, я бы чувствовал себя совсем как дома. Н-да…
Кто-то хмыкнул сзади. Я выглянул из-за спинки кресла и увидел Всеволода. А я и забыл о нем. Практикант, выпрямившись, сидел в боковом, третьем кресле. Шея у него была напряжённо вытянута, руки лежали на пульте, как на фортепьянной клавиатуре. "А что, - подумал я, - почему бы и нет?.."
Снова хмыкнули. Нет, это не Всеволод, он сидит тихий, как подопытная мышь. Я посмотрел в другую сторону и увидел голову Борга. Мощная, в белокурых завитках, она торчала из люка в кормовой части рубки.
- Расселись! - сказал Борг, насмешливо щуря глаза.
Всеволод выскочил из кресла, будто катапультированный, и забарахтался под потолком. Я тоже выбрался из кресла, придерживаясь за подлокотник, и спросил:
- Помочь тебе, старший, вылезть?
- Не надо. - Борг оттолкнулся от краёв люка и подлетел ко мне. - Эта чёртова линия меня доконает, кто её только придумал! - проворчал он.
- Какая линия?
- Контрольная линия координатора.
- Старший, - сказал я, - разреши, я проверю её.
- И без тебя обойдёмся.
У Борга вид был утомлённый, над переносицей прорезалась вертикальная складка, покрасневшие от недосыпания веки тяжело нависали над глазами. Не простая это штука, подумал я, взвалить себе на плечи такой корабль.
- Старший, я ставлю корабль на модернизацию, будут менять ускоритель, это не меньше месяца…
- Погоди, пилот. С полчаса назад вызывал диспетчер с "Элефантины". Опять ты чего-то набедокурил, похитил практиканта…
- Просто он не сдал зачёта, - возразил я, - и пришлось задержать его на неделю.
- Стоит тебе появиться, Улисс, как начинается черт те что! - раздражённо сказал Борг. - Какой-то практикант, какой-то дурацкий чемпионат, несданный зачёт… Сгиньте оба с глаз моих долой!
Он вынул из шкафчика бутылку и налил себе вина.
Что было делать? Будь я один, мы бы поладили с ним. Навязался же мне на голову этот настырный практикант!..
- До свиданья, - сказали мы с Всеволодом почти одновременно и направились к двери.
Тут Борг окликнул нас.
- Что с тобой стряслось, Улисс? - сказал он насмешливо. - Тебя гонят, и ты послушненько исчезаешь. Не узнаю.
- Ничего не стряслось. Просто вижу, что тебе не до нас.
Борг залпом допил вино.
- Если тебе так уж хочется проверить линию, то вот лежит тестер. - Он кивком показал. - Надеюсь, практикант и сам доберётся до "Элефантины".
- Доберусь, - отрывисто сказал Всеволод.
Громовой радиоголос взорвался у меня над ухом:
"Презренья достоин тот, кто чужие тестеры берет!"
Я отшатнулся от динамика и недоуменно посмотрел на Борга.
Динамик заорал ещё воинственней:
"Корабельны закоулки - не для утренней прогулки!"
Борг усмехнулся.
- Просил их, на радиоузле, не рифмовать. Но они считают, что так лучше доходит. Да и верно, пожалуй… - Он взглянул на Всеволода. - Ну, практикант, лети к диспетчеру. Тебя ждут эти… пенаты и лавры. Ты, оказывается, великий шахматист?
Всеволод пожал плечами. Я сказал, что провожу его до шлюза "Элефантины", а то ещё занесёт его куда-нибудь не туда, но он решительно отказался. Он был напряжён, как кошка перед прыжком. Вернее, как рысь. Глаза горели буйным зелёным огнём на бледном лице.
Ладно. В конце концов, управляться с реактивником он умеет, мимо "Элефантины" никак не пролетишь, а там сигнальные огни покажут, где шлюз.
- Можешь сказать, что зачёт сдан, - отнёсся я к Всеволоду. - Не перепутай скафандр в шлюзе. Ну…
Я стиснул его руку.
Всеволод вышел из рубки, а я взял тестер и полез в люк. Но на душе у меня было всё-таки неспокойно. Примерно час спустя я выбрался из узкого и душного тоннеля обратно в рубку. На одной из коек спал под рыжим одеялом человек - я узнал в нём Василя Гинчева, конструктора. Борга не было. Я подплыл к коробке инфора, установленной у входа, и протянул было руку, чтобы вызвать диспетчера "Элефантины", как вдруг вспыхнул глазок аппарата и мягко пророкотал сигнал вызова. Я нажал кнопку ответа.
Это был Кузьма, он потребовал Борга и ужасно обрадовался, когда узнал, что подошёл к аппарату я.
- Ты мне и нужен, Улисс! - закричал он так, что Гинчев проснулся и заворочался на койке. - Слушай, я сдал документы, особо не придирались, обещают через двое суток затащить в ангар. Тебе тут приготовлена каюта. Или ты останешься на ковчеге?
- Да, останусь здесь. Ты управишься без меня?
- Управлюсь, чего там. Слушай, Улисс…
- Погоди, Кузьма. Практикант побывал уже у диспетчера, не знаешь?
- Да нет же! Затем я и вызвал тебя, тут на меня шипят со всех сторон, уж я не знаю, как отбиваться. Срочно гони его сюда!
Я судорожно глотнул и схватился за шею. Мне не хватило воздуха.
- Ты слышишь? - кричал Кузьма. - Его надо срочно на шарик, срочно! Чемпионат начинается, он должен играть непременно. Ты слышишь? Улисс!
- Ни днём ни ночью нет покоя! - проворчал Гинчев.
- Он уже час, как вылетел на "Элефантину", - выдавил я наконец.
- Уже час? - Голос Кузьмы прозвучал тревожно. - Так где же он?
Вот именно - где? Куда его могло занести? Воображение уже рисовало шальной буксир и человека в десантном скафандре, врезающегося в струю плазмы…
- Улисс, ты где? Почему замолчал?
- Пойду его искать. - Я рванулся к двери.
- Подожди! - завопил Кузьма. - Что ещё за глупости! Здесь экраны, отсюда виднее! Сиди у инфора, Улисс, я переговорю с наблюдателями.
Я опустился на какой-то ящик и уткнул лоб в ладони. Лоб был горячий. Стучало в висках. Черт, не хватало ещё головной боли! Никогда я не чувствовал себя так скверно. Что со мной творится? Как мог я отпустить неопытного юнца одного? Не терпелось схватиться за тестер? А, будь я проклят…
Опять загремел динамик:
"Первой смене - на обед, хочешь кушать или нет!"
Я оглянулся на Гинчева. Он лежал, натянув одеяло на голову.
Хоть бы Борг пришёл! Посоветоваться с Боргом. А что он может посоветовать? Если с этим парнем случится беда… если случилась беда, то… я просто не смогу жить.
Не знаю, по какой ассоциации вспомнился мне давний случай на Венере: Тудор не услышал призыва Холидэя о помощи… проехал мимо… Вздор! Проклятый вздор! Ничего такого во мне нет. Ничего примарского. Просто беспечно отнёсся.
Беспечно?..
Больше я не мог сидеть. Ну, скоро ты, Кузьма? Я плавал по рубке, натыкаясь, как слепой, на кресла и койки. Голова болела, будто мне горячими пальцами с силой стиснули виски.
Ну, Кузьма, скоро ты?..
- Что ты мечешься? - услышал я.
Это Гинчев. Выпростался из-под одеяла и уставился на меня. Надо бы что-нибудь принять от головной боли, нельзя же так, продавит сейчас виски…
Замигал глазок инфора. Наверно, и ревун прогудел, но я почему-то не услышал.
- Улисс, ты?
- Да…
- Наблюдатели не видели… - Голос Кузьмы доносился издалека, он прерывался, будто тонул в сером тумане. - Все передвижения фиксируются… на экранах кругового обзора не было…