Живые консоли - Олег Никитин 16 стр.


Дождавшись, когда ученик скроется, дизайнер разом сменил маску с хмурой на улыбчивую – Вероника по-прежнему нравилась ему, к тому же порой приглашала оценить новый сценарий или просто развлечься. По этой причине всякие финансовые отношения между ними давно отсутствовали.

– Был у меня к тебе один вопрос, – сказала Вероника, – а теперь целых два. Начни с ответа на второй, чтобы потом не отвлекаться от раздумий над первым.

– Что это за чудище, которое приходится учить самым элементарным вещам? – Девушка вежливо кивнула (на самом деле она хитроумно готовила почву для своей обременительной просьбы). – Это тот самый итог искусственной эволюции, которую я учинил на одном из своих закрытых узлов. Помнишь, мы с тобой когда-то его посещали – на нас тогда кинулся монстр. – Как было не вспомнить нелепую экскурсию в пещеру и ее жителей, тошнотворных тварей? – То есть бывшая амеба, ставшая высокоорганизованной "материей". Через месяц вид у твари стал совсем непотребный – что-то на восьми ногах, с когтями, зубами и жвалами в придачу. Она питалась камнями, потому как подвижной пищи совсем не осталось. Ну, я и надел на это животное свой образ! Заодно обеспечил постоянной подпиткой электромагнитными полями и отсек неодолимую потребность грызть все подряд.

– А речевой блок? – поинтересовалась Вероника. Она с трудом сдерживала зевоту.

– Он уже был! – торжественно воскликнул Санчес. – Только примитивный. Я добавил недостающие звуки, ввел в память 30 тысяч слов и простых словесных конструкций. И назвал новое существо Кельвином.

– 32 тысячи! – с обиженными интонациями крикнул из "библиотеки" ученик.

– Кому-то уши сотру! – разгневался дизайнер.

Вероника рассмеялась.

10

На этот раз Тима попал на прием к сотруднику явно рангом повыше, хоть и не такому представительному на вид, как Болеслав Купер. Да что там – в просторном кабинете с видом на море и снежные пики (где-то на горизонте) его ждал парень примерно Тиминого возраста. И ему было совсем скучно, потому как приветствовал он посетителя таким бесцветным голосом, что ни малейшего оттенка эмоций в нем не ощущалось. В то же время он не был бионом: держать их на относительно престижных должностях было бы несолидно.

– Кайл Дюгем, – представился хозяин, когда ему удалось напялить на лицо маску доброжелательного гостеприимства. Он так и остался стоять у окна, ладно хоть отвернулся от пейзажа и явил посетителю переднюю часть своего образа. – Коммерческий директор.

– Дмитрий Гамов, – ответил Тима. – Изобретатель.

После знака Кайла он устроился в широком крутящемся кресле, в торце длинного стола, заваленного неясной документацией и деталями сборочных линий. Хлам на столе помогал в создании деловой атмосферы приема. "Такой молодой, а уже директор, – с завистью подумал Тима. – Не иначе папаша – важная шишка в этой конторе". При этом Тиме было очень лестно, что его прямиком направили к такому важному в компании человеку.

– Чтобы не затягивать ваш визит, сударь, обратимся непосредственно к его главной теме, – заявил Дюгем. – Или вам пока неясно, по какой причине вы были вызваны в офис нашей корпорации?

– Я получил голосовое сообщение. Причина мне ясна, – постаравшись не улыбнуться, сказал Тима.

Дюгем нахмурился и склонился над столом, где на краю лежала тонкая стопка бумаг. Кажется, он сам забыл, что именно собирался обсуждать с посетителем. Взяв верхний лист, Кайл несколько минут изучал его, затем поднял на гостя взгляд, в котором уже можно было различить оттенок заинтересованности.

– Как вы понимаете, – сказал он, усаживаясь напротив Тимы, – "Консоли" вынуждены доверять заключению экспертизы, проведенной Департаментом инноваций. В противном случае ваша разработка могла бы оказаться у наших конкурентов, а мы – подвергнуться серьезному штрафу… В то же время наш собственный эксперт отнесся к ней с некоторым… недоверием.

Кайл на минуту замолк, и Тима догадался, что директор с кем-то разговаривает (его адамово яблоко пошевелилось). Вскоре хлопнула дверь, и на пороге кабинета возник поджарый и весьма возрастной тип в белом халате. Из его правого глаза торчала туба микроскопа.

– Вот и он!

– Норберт Гномм, – энергично высказался новый посетитель

Он прямиком направился к Тиме и стиснул его ладонь сухим и горячим рукопожатием. В единственном видимом зрачке эксперта мелькнула насмешка, когда он уяснил возраст изобретателя пресловутой насадки, поставившей "на уши" весь конструкторский Отдел корпорации. Реагировать на коммерческого директора в том же духе он поостерегся (или попросту привык не обращать на его юные лета внимания, все-таки тот держался в своем кресле вполне уверенно).

– Так это вы, молодой человек, разработали знаменитую нашлепку, чертежи которой поступили в мой отдел сегодня утром?

– Я. Только не нашлепку, а насадку.

Гномм уселся между хозяином кабинета и Тимой, небрежно отодвинул рукой горку деталей и оперся локтями о стол.

– Вы позволите?

Эксперт выхватил из-под носа начальника ворох бумажек с резолюцией Департамента, размашисто начертанной поперек первого листа (Тима успел разглядеть ее с помощью Чиппи). Распакованный из тора в обычный гипердокумент, проект юного изобретателя стал более доступным для изучения.

– Начнем с самого начала. Прежде всего, нас особенно поразило ваше предложение заменить разрушаемый металлополимер шлема на постоянные электроды, намертво вживленные в черепную кость. Как вы себе это представляете?

Норберт уставился окуляром на Тиму и выдержал не меньше трех секунд молчания, прежде чем изобретатель ответил:

– Электроды должны заменить обычные волосы. Хирургически это не представляет никакой сложности, эстетически – тоже, разве что пользователи новой консоли лишатся возможности отращивать их. Каждая волосинка (на самом деле состоящая из тысяч металлополимерных нитей) на внешнем конце будет иметь химический ключ, который позволит ей совместиться только с одним из микрогнезд на шлеме. Второй конец волоса под черепной костью разветвится на молекулы, каждая из которых проникнет в свой участок мозга. – Тима всего лишь сжато излагал содержание первой части своего проекта. Он предположил, что у эксперта корпорации пока не было времени ознакомиться с чем-либо еще, кроме кратких резюме в конце каждого раздела. Скорее всего, так оно и было. – Первичная настройка волокон будет происходить один раз, во время инсталляции консоли. Программа отправит в каждый из доступных участков мозга определенный сигнал и по реакции субъекта определит, за какой вид деятельности организма отвечает каждая вживленная нить…

– Чем это лучше применяемой нами схемы? – перебил его Гномм. – Такая же точно инсталляция происходит и сейчас, занимает она не больше минуты, зато клиент не задумывается о длине своей прически. Вы просто скопировали свою процедуру с применяемой нами, вот и все. – Эксперт скептически усмехнулся. Дюгем продолжал с вялой заинтересованностью следить за аргументами сторон. – И еще: насколько я понял, с помощью вашей насадки вы хотите внедриться в ткань таламуса…

– Верно.

– Однако предыдущее поколение средств доступа к Сети оперировало именно с ним! Что же, вы собираетесь повернуть прогресс вспять и возродить отжившие схемы?

– Не все в старых схемах было так уж плохо, даже наоборот, – упрямо сказал Тима. – Я специально не стал "изобретать велосипед" – так, кажется, говаривали в прежние времена по этому поводу. Всюду, где возможно, я старался использовать описанные в доступных источниках процедуры, и во всех таких случаях я указал автора патента (два из них, кстати, принадлежат вам, уважаемый господин Гномм). Я уверен, что возможности таламуса исчерпаны далеко не все! Или вы полагаете, что это недостаток моего проекта? – ответил на обвинение Тима. Внутренне при этом он съежился.

– Это достоинство, – неожиданно вступился за него Дюгем. – Уважаемый эксперт Гномм далек от экономических аспектов производства. Гораздо выгоднее использовать уже наработанные схемы, чем выдумывать новые.

Норберт лишь хмыкнул, но промолчал, давая понять, что отступил – но временно.

– Выигрыш от применения постоянных электродов заключается в том, что мы получаем доступ к наиболее трудноуловимым, или "плавающим" точкам мозга. Уверенно выявить их за время минутной инсталляции невозможно. Это так называемые эмоциональные центры, рассеянные по коре мозга – эйфории, печали, гнева, скорби, страха и так далее. Микронная ошибка в наведении разрушаемого электрода неизбежно приведет к искажению восприятия образов и явлений. Скажем, смерть друга воспримется как удача, и так далее. Следовательно, программное регулирование эмоционального состояния человека исключается. То есть производители консолей целиком положились в этом вопросе либо на химию, либо на естественные мозговые процессы. Моя же инсталляция, поскольку не связана жесткими временными рамками, точно привяжет электроды к эмоциональным центрам коры. В любой момент человек чисто программным способом сможет вызвать у себя, скажем, состояние эйфории или сексуального удовлетворения. Наблюдая печальное явление, от которого нельзя изолироваться, он легко симулирует скорбь…

Тима увлекся и говорил с заметным воодушевлением, а его слушатели, будто прикованные к креслам, молча внимали ему. Даже скептицизм на физиономии Гномма ненадолго сменился удивлением.

– Как вы собираетесь организовать бесперебойный синтез медиаторов? – неожиданно встрял эксперт, чем прервал вдохновенную тираду изобретателя. – Надеюсь, вы понимаете, что одних лишь естественных "запасов" мозга для такой бурной, требующей расхода энергии деятельности вам, скорее всего, будет мало?

К этому вопросу Тима был не готов, и весь его запал внезапно исчез. "Неужели я чего-то не знаю? – сумбурно заметалась в голове изобретателя. – Корпоративные лаборатории не сразу публикуют результаты на общедоступных узлах…"

– Но ведь не обязательно все время "давить на педаль" эйфории, – пробормотал он. – Можно внести в процедуру ограничение по времени воздействия на корковые центры. Пока естественный химический баланс мозга не восстановится…

Гномм с торжествующим видом откинулся в кресле и довольно потянулся, скосив единственный глаз на Дюгема. Тот, кажется, понял из спора далеко не все – хотя и уловил, что изобретатель не полностью продумал свой проект, и не на все вопросы у него заготовлены исчерпывающие ответы.

Дверь внезапно отворилась, и в кабинет вплыла ослепительно смуглая, почти черная девушка в одежде свободного покроя. Она поставила на стол золотой поднос с тремя бокалами светлого, под цвет металла, пива и уголком губ улыбнулась поочередно всем троим собеседникам.

– Спасибо, Герта.

Очевидно, Дюгема утомила длинная речь изобретателя, и он пожелал разбавить ее отменным напитком.

Некоторое время Тима лихорадочно пытался состряпать какое-нибудь убедительное обоснование для введения фактора времени. Одновременно он вежливо отхлебывал пиво – впрочем, его вкуса он почти не чувствовал из-за того, что не имел реально вживленных капилляров и доступа к резервуарам.

Увы, мозг отказывался работать как следует. Поэтому вступление Дюгема воспринялось Тимой как спасение из неловкой и постыдной ситуации. Вертя в руках какую-то деталь со стола, директор сказал:

– Так что же там с пресловутой насадкой? Какова ее роль во всем вашем проекте?

– В ней размещены дополнительный процессор и два блока памяти (постоянной и заполняемой во время инсталляции консоли), – с облегчением отозвался Тима. – В первый блок зашиты надежные и неизменные данные о микротомографии коры и характерных реакциях организма на раздражение эмоциональных центров. Второй предназначен для запоминания индивидуальных параметров мозга. Все это позволит с предельной точностью поместить в сером веществе концы электродов.

Гномм, вопреки ожиданиям изобретателя, на этот раз промолчал – видимо, решил не смазывать свой триумф. Несколько минут Дюгем ожидал от эксперта каких-либо реплик, затем сказал:

– Поскольку предписание Департамента носит директивный характер, мы обязаны начать работы по вашему проекту, сударь. Вы придаетесь группе доктора Гномма с правами рядового сотрудника.

Норберт поморщился и смерил Тиму насмешливым оком микроскопа.

"Почему ему позволили так серьезно исказить свой образ? – недовольно (и отчасти ревниво) подумал изобретатель. – Или у него на самом деле так устроен глаз?"

– Ну что ж, ожидаю вас завтра в своей лаборатории, – буркнул эксперт.

11

– Может, сгоняем ко мне в церквушку? – спросил Санчес и легко потрогал Вероникино колено.

– Сначала дела, а потом уже все остальное. – Девушка одернула юбку. На прошлой неделе такой фасон вновь вошел в моду, обещая продержаться еще несколько дней. – Задача, по-моему, непроста! Придется тебе попыхтеть.

Дизайнер и в самом деле запыхтел, но совсем по другой причине, и Вероника вновь со смехом прихлопнула его ладонь на своей коленке.

– Это связано со Стоп-битом? Он не так давно выдернул из моего узла сокращенный словарь устаревших слов. Кстати, я не стал вводить его в память Кельвина… Не знаю, зачем он ему понадобился, я и сам-то половину слов оттуда объяснить не смогу.

– Угадал!

По всем предметам внезапно прошла мелкая рябь, отчего их четкость еще больше снизилась – и одновременно на узел опустился туман. Разглядеть что-нибудь уже в паре метров было затруднительно.

– Что такое? – испугалась девушка.

Оказалось, программа Санчеса уменьшила энергопотребление узла, поскольку его "начинка" совершенно не пользовалась вниманием хозяина и его гостьи.

– Так вот, – сказала Вероника, – Стоп-бит согласился со мной, что анахронизмы требуют комментария. Иначе зритель вместо наслаждения получит умственный зуд и занозу собственной неполноценности. Ты ведь работал с многослойными образами, когда проектировал свои ландшафты?

– Было дело, – насупился Санчес. – Долго будем общаться…

Он сотворил себе подушку, соблазнительно мягкую и пышную, а Веронике предложил толстый матрас. Она улеглась на нем спиной вверх и принялась постукивать пятками по ягодицам. Дизайнер демонстративно (с заметным усилием) поднял глаза к мутному небу и продолжал:

– Только у меня плохо получалось, и я сосредоточился на придании выразительности одному образному слою.

– Не то. Возьмешься за комментарий?

Санчес задумался минуты на две – за это время гостья чуть не уснула, но встревать с понуканиями сочла некорректным. Наконец дизайнер опустил взгляд на гостью и в сомнении покачал головой:

– Конфликт с сетевым законодательством, подруга. Помнишь Уложение о памяти?

– Откуда? – удивилась девушка. – Я и слов-то таких не знаю.

– А зря, при твоей профессии не мешало бы ознакомиться со сводом законов… Так вот, в Уложении говорится о праве человека самостоятельно определять наполнитель для собственной памяти. Ведь она, как известно, не безгранична! Ваша попытка расшифровки понятий подпадает под статью закона о несанкционированной рекламе.

– Какая еще реклама? – возмутилась Вероника. – Мы что, шампунем торгуем? Мой клип – чистое искусство.

– И все же. Вот если бы вам удалось перехватить сознательный импульс зрителя на удовлетворение информационного голода! Тогда вы имели бы полное право тут же предоставить ему свое толкование анахронизма. Но не раньше. Причем вести лог-файл обмена данными между сценической программой и зрителем – значит обезопаситься от судебного преследования.

Настал Вероникин черед таращиться в небо и осмыслять выступление дизайнера.

– Что же делать? – пробормотала она. – Пожертвовать доступностью песни и смириться с негативной реакцией потребителя на текст?

– Есть небольшая лазейка, – таинственно улыбнулся собеседник и замолк. Когда Вероника уже готова была закипеть, он продолжал: – Нужно всего лишь предупредить зрителя, что на аудиовизуальный канал узла наложен второй слой, несущий образовательную нагрузку. Причем не программирующий их подсознание на совершение какой-либо покупки. Если потребитель клипа не согласен, он просто не войдет на ваш сценический узел.

– А просто послушать песню без комментариев он сможет?

– Ну, за кого вы меня держите? – возмутился Санчес. – Я вам что, хакер, такой гибкий интерфейс лепить? Скажи спасибо, если обычная двухслойность получится.

Вероника встала и притянула голову товарища, пристроив его нос в разрезе своей полупрозрачной майки.

– Ты ведь нас не подведешь, малыш? – ласково проговорила она и позволила дизайнеру оттянуть ее поясок (шланг канюли), чтобы заглянуть под юбку. Правда, за секунду до этого она приказала Кассию облачить ее в плотные трусики. Санчес, наткнувшийся на них жадным взглядом, хрюкнул от досады и отстранился с обиженным видом. – Кстати, как там твои "хакеры" поживают? – Откровенно говоря, она спросила о "пунктике" приятеля только для того, чтобы отвлечь того от похотливых дум и придать его мозгу творческий запал. – Тебе удалось тогда локализовать канал утечки энергии?

Вероника вновь расслабленно упала на матрас.

– Ты правда хочешь об этом узнать? – нахмурился Санчес.

Наполовину наигранное томление дизайнера испарилось, и на его физиономии проступил откровенный страх.

12

Оставшуюся часть рабочего времени – до 15.00 по среднеевропейскому – Тима должен был потратить на ознакомление с контрактом и его подписание. Улыбчивая девушка из кадрового сектора компании выдала ему положенные документы, страховку и увесистый договор.

Тима расположился в отдельном кабинете, специально предназначенном для подобных случаев. Кроме молодого изобретателя, свои контракты изучало еще три будущих сотрудника "Живых консолей".

Через час вдумчивого усвоения информации Тима понял, что договор касается буквально всех аспектов его трудовой деятельности. Никакого протеста у него за все время не возникло – вполне миролюбивый и корректный документ, с социальными гарантиями полный порядок…

Несколько обеспокоил изобретателя лишь один из пунктов контракта, где говорилось: "Сотрудник обязуется сохранять корпоративную тайну всеми способами. С целью предотвращения ее разглашения в его программное обеспечение в первый же рабочий день встраивается особый модуль. Его функция: лексический анализ фраз, произносимых за пределами отдела. В случае, если модуль обнаруживает связный набор ключевых слов (текущий список которых утверждается руководством отдела), осуществляется принудительная изоляция сотрудника с последующим наказанием: а) дисквалификацией, б) увольнением и/или в) наложением штрафа в размере годового оклада содержания данного сотрудника. Служебное расследование, определяющее вид наказания, проводится в любом случае".

"Чтобы избежать кары, никогда не говори о работе", – подумал Тима и смирился с неизбежным. Очевидно, ни одна серьезная компания не обходится без такого рода предосторожностей. Что же говорить о "Живых консолях", ведущем производителе периферии в целом жилом секторе?

Все его тревоги погасил последний раздел контракта, в котором оговаривались не только текущее жалованье, но и суммы премиальных по случаю общественных и личных праздников и событий, как то: день рождения (свой и всех родственников), Объединительный Пакт, свадьба, похороны родственников и так далее, вплоть до загадочных Дня связиста и Дня здоровья.

Назад Дальше