Этцвейн задумался: не связался ли он, действительно, с богатым наследником, рехнувшимся, когда на него свалилось состояние? Такие случаи бывали. Сосредоточенная безмятежность. прерывавшаяся назидательными монологами на отвлеченные темы, полное безразличие к окружающим, сменявшееся пристальным интересом к их мнениям и к деталям биографии - все указывало на психическое расстройство. Тем не менее, Ифнесс умел держать себя в руках лучше кого бы то ни было. Его строгое моложаво-пожилое лицо сохраняло спокойствие и внушало спокойствие, а в его внешности не было ничего необычного, кроме аккуратной шапки белых волос. Он рассуждал на неожиданные темы, но рассуждал логично, со знанием дела. Его безукоризненная вежливость и практический здравый смысл казались олицетворением нормальности. Этцвейн потерял интерес к спутнику: были заботы поважнее.
Они проехали километров пятнадцать в одиночестве, то поднимаясь, то спускаясь по пологим холмам Шемюса. Наконец показался встречный экипаж - вцепившись в руль и навалившись грудью на наклонное ложе циклопеда, бородатый человек в красном колпаке-невидимке лихорадочно жал на педали поршней. Он явно выбивался из сил, работая ногами с яростным рвением вора, удирающего от погони. За ним, однако, никто не гнался.
Натянув вожжи, Ифнесс остановил быстроходцев и наблюдал за приближением встречного. "Любопытное пренебрежение к обычаям", - подумал Этцвейн. Не зря же человек надел красный колпак! Циклопедист повернул, чтобы объехать двуколку, но Ифнесс позвал его, чем вызвал немедленный приступ гнева: "Не приставайте, имейте совесть! - резко тормозя, закричал бородач. - Вы что, слепой, или красный от зеленого не отличаете?"
Ифнесс проигнорировал вопрос: "Что слышно в Бастерне?"
"Не задерживайте меня - дело плохо! Добраться бы до Собола, пока не стемнело - чем дальше, тем лучше!" Стеклянные пневмоцилиндры шипели; бородач поставил ногу на педаль, чтобы уехать. Ифнесс вежливо поднял руку: "Будьте добры, один момент. Я не вижу опасности. Что происходит, почему вы так спешите?"
"Рогушкои! Сожгли Салюбру - все селение! Другая банда напала на хилитов. Они близко! Здесь нельзя оставаться ни минуты. Если вам дорога шкура, поворачивайте оглобли! Как хотите - я поехал". Циклопед сорвался с места и скоро исчез за холмом, оставив шлейф оседающей пыли.
Ифнесс повернулся к Этцвейну: "Ну, что будем делать?"
"Я должен быть в Башоне!"
Ифнесс кивнул и без дальнейших замечаний прошелся кнутом по спинам быстроходцев.
Тяжело дыша, Этцвейн наклонился вперед. Видения маячили у него перед глазами. Он думал о флоринах, выброшенных на выпивку, на подарки случайным подружкам, на лишнюю одежду, на дорогой древорог с серебряными кольцами и клапанами. Фролитц считал его виртуозом и скрягой. Этцвейн считал себя ничтожным прожигателем жизни. Тщетные сожаления! Деньги потрачены, время потеряно.
Породистые быстроходцы бежали без устали - подскакивая на камнях, двуколка быстро катилась по пустынной дороге. Они въехали в Бастерн; впереди показались кроны рододендронов. Из-за холма поднимался столб дыма. Проезжая по Аллее, Ифнесс заставил быстроходцев идти осторожным шагом, всматриваясь в тени под деревьями, в заросли ягодных кустов, изучая склоны с бдительностью, поразительной для рассеянного столичного интеллектуала. В Башоне все было, как обычно - все, кроме полной тишины. Сиренево-белый солнечный свет струился неровными оттененными гребешками вдоль изъезженной щебенчатой дороги. В саду у первой хижины пурпурные и лиловые герани цвели среди распустившихся лимонно-зелеными веерами копьелистов. Полусорванная открытая дверь висела набекрень - на порог, головой наружу, вывалился труп мужчины с окровавленным лицом, будто вдавленным ударом кувалды. Женщины, жившей в хижине, нигде не было.
Между деревьями показался храм. На верхних террасах можно было различить фигуры нескольких хилитов, двигавшиеся медленно, неуверенно, подобно умирающим старикам на солнечном дворе больницы. Ифнесс подстегнул быстроходцев - двуколка быстро преодолела крутой извилистый подъем. Столб дыма, замеченный издалека, поднимался от тлеющего пожарища на месте сыромятни и женских бараков. Храм и его пристройки казались неповрежденными. Встав на ноги в двуколке, Этцвейн смотрел во все стороны. Вокруг не было ни одной женщины - ни молодой, ни старой.
Ифнесс остановил двуколку у парадной лестницы между портиками храма. С террасы на крыше портика выглядывали изможденные, бледные лица нескольких хилитов.
Подняв голову, Ифнесс громко спросил: "Что случилось?"
Хилиты молча стояли, как призраки в белых рясах. "Эй, там! - голос Ифнесса стал жестким, даже грубым. - Вы меня слышите?"
Головы и плечи хилитов на террасе медленно исчезли - Этцвейну, смотревшему вверх, показалось, что они задумчиво упали навзничь.
Прошло пять минут. Три солнца величественно кружились в слепящем небе. Каменные стены дышали жаром. Ифнесс Иллинет сидел неподвижно. В душной тишине Этцвейн снова задал себе вопрос: "Почему этот странный человек так интересуется рогушкоями и причиненной ими катастрофой?" На этот раз, однако, он чувствовал, что сумасшествием тут и не пахнет - Ифнесс руководствовался важными соображениями, но тщательно скрывал их от Этцвейна.
Железные ворота над лестницей с лязгом растворились - хилиты выстроились на верхней площадке нестройной маленькой толпой. Первым вышел открывший ворота круглолицый молодой человек - полный, с крупными, тяжелыми чертами лица, редкими желтоватыми волосами и плотной желтоватой бородой. Этцвейн сразу узнал Геаклеса. За повзрослевшим Геаклесом стояла дюжина других хилитов, среди них - Оссо Хигаджу.
Ифнесс резко, отчетливо спросил: "Что здесь произошло?"
Оссо ответил хрипло - будто у него в горле застряло что-то горькое и липкое: "Нас ограбили рогушкои. Причинен непоправимый ущерб".
"Сколько их было?"
"Пятьдесят, не меньше. Они окружили храм, как стая диких зверей! Ломились в двери, грозили оружием, сожгли кожевенный завод".
"Защищая женщин и свое имущество, вы, несомненно, заставили врага отступить с тяжелыми потерями?" - сухо поинтересовался Ифнесс.
Хилиты возмущенно переглянулись. Геаклес презрительно рассмеялся. Оссо желчно произнес: "Мы отрицаем насилие. Непротивление злу - наше единственное оружие".
"Пытались ли защищаться похищенные женщины?" - невозмутимо продолжал допрос Ифнесс.
"Пытались, и многие. Это ничему не помогло. Наоборот, они отяготили душу озлоблением и непокорностью божественной воле".
"И божество наказало их вдвойне, - кивнул Ифнесс Иллинет. - Почему вы не помогли им спрятаться в храме?"
Этот вопрос хилиты встретили стоическим молчанием, укоризненно разглядывая невежду.
Ифнесс задал другой вопрос: "Каким оружием пользовались рогушкои?"
Геаклес почесал в бороде, посмотрел вдаль и огорченно ответил, будто высказывая соболезнование: "У них были палицы с железными шипами. Еще у каждого за поясом был блестящий ятаган - они ими не пользовались".
"Когда они ушли?"
"Не прошло и часа. Согнали женщин в колонну, старых и молодых. Только младенцев не взяли, выбросили в отстойник. Мы понесли огромную утрату".
Этцвейн не мог больше сдерживаться: "Где они? Куда ушли?"
Наклонив голову, Геаклес внимательно посмотрел на Этцвейна, повернулся к Оссо и что-то пробормотал тому на ухо. Оссо сделал три быстрых, коротких шага вперед.
Ифнесс холодно и вежливо повторил вопрос: "Куда они ушли?"
"Вверх по долине Сумрачной реки - туда, откуда явились", - сказал Геаклес.
Оссо указал на Этцвейна пальцем протянутой руки: "Ты - чистый отрок Фаман Бугозоний, непристойно осквернившийся и бежавший из Башона!"
"Меня зовут Гастель Этцвейн. Я сын друидийна Дайстара. Моя мать - госпожа Эатре".
Оссо угрожающе спросил: "Зачем ты приехал?"
"Выкупить свою мать из крепостного долга".
Оссо улыбнулся: "Мы не заключаем сделки с посторонними".
"У меня с собой приказ Человека Без Лица".
Оссо крякнул. Геаклес великодушно прижал руку к сердцу: "В чем затруднение? Верни нам деньги и забирай женщину".
Этцвейн не ответил - его внимание сосредоточилось на долине Сумрачной реки, куда он в детстве не отваживался заходить, опасаясь ахульфов. С тех пор, как их увели рогушкои, женщины не могли пройти больше пяти километров. Этцвейн яростно соображал. Он взглянул на сыромятню - разрушенную, сгоревшую дотла. Поодаль стояли еще нетронутые сараи, где хранились химикаты и красители. Этцвейн повернулся к Ифнессу, тихо спросил: "Могу я воспользоваться вашими быстроходцами и двуколкой? В случае их потери я возмещу расходы, у меня с собой тысяча шестьсот флоринов".
"С какой целью?"
"Я попытаюсь спасти свою мать".
"Как?"
"Это зависит от Оссо".
"Берите двуколку. В конце концов, что такое старая колымага и пара быстроходцев?"
Этцвейн обратился к Оссо: "Рогушкои испытывают страстное влечение к вину - почти такое же, как к женщинам. Дайте мне два больших бочонка вина. Я отвезу их вверх по долине и отдам рогушкоям".
Оссо моргал в замешательстве: "Ты намерен содействовать их мерзкому разгулу?"
"Я намерен их отравить".
"Что? - вскричал Геаклес. - И спровоцировать еще одно нападение?"
Этцвейн смотрел Оссо в лицо: "Так что вы скажете?"
Оссо думал: "Ты собираешься доставить вино в двуколке?"
"Да".
"Как ты заплатишь за вино? Это церемониальный бальзам для причащения - у нас другого нет".
Этцвейн колебался. Времени торговаться не было. С другой стороны, слишком щедрое предложение подтолкнуло бы Оссо к дальнейшему вымогательству: "Я могу предложить за вино не больше, чем оно стоит - тридцать флоринов за бочонок".
Оссо холодно смерил Этцвейна глазами. Ифнесс Иллинет спустился на землю и безразлично скрестил руки на груди, прислонившись к высокому колесу двуколки. Оссо сказал: "Этого недостаточно".
Ифнесс отозвался, не оборачиваясь: "Вполне достаточно. Несите вино".
Оссо повернулся к Ифнессу всем телом: "Кто вы такой?"
Ифнесс строго смотрел вдаль: "В свое время Человек Без Лица начнет военные действия против рогушкоев. Я проинформирую его о вашем отказе сотрудничать".
"Я ни в чем никому не отказывал! - рявкнул Оссо. - Передайте шестьдесят флоринов и подвезите двуколку к двери кладовой".
Этцвейн заплатил. Два бочонка вина выкатили из кладовой и поставили на двуколку, в заднее отделение для багажа. Этцвейн спустился к складу химикатов, вошел внутрь и остановился, растерянно обозревая ряды закупоренных банок и кучи пакетов на полках. Он не знал, какой из химикатов соответствовал его цели.
В сарай зашел Ифнесс Иллинет, бросил взгляд на полку, снял канистру: "Лучше не придумаешь. Никакого вкуса, никакого запаха, капля убьет быстроходна".
"Прекрасно". Они вернулись к двуколке.
"Меня не будет примерно шесть часов, может быть, дольше, - сказал Этцвейн. - Постараюсь вернуть двуколку в целости и сохранности, но что-либо обещать в этой ситуации..."
"Я внес за двуколку существенный залог, - заявил Ифнесс. - Это ценное оборудование".
Поджав губы, Этцвейн достал кошель: "Двухсот флоринов пока хватит? Или возьмите, сколько хотите - но больше тысячи шестисот у меня нет".
Ифнесс забрался в сиденье на козлах: "Не звените монетами у храма. Я поеду с вами - допустим, чтобы проследить за соблюдением моих интересов".
Этцвейн без слов вскочил в двуколку, и они направились вверх по долине Сумрачной реки. Хилиты стояли на террасах храма и смотрели вслед, пока двуколка не скрылась за дальним поворотом.
Глава 8
Дорога вдоль Сумрачной реки - не более чем колея - тянулась по низине, заросшей с обеих сторон пышнозеленой бич-травой, хлеставшей пролетавших мимо насекомых бледно-голубыми шиповатыми усами. По берегам росли ивы, ольха, небольшие группы торжественных темно-синих митроцефалов. Прошедшие недавно рогушкои оставили многочисленные следы - разбросанные по дороге и по обочинам обрывки женской одежды. Три раза пришлось объезжать трупы старух, умерших от истощения и жары или покончивших с собой. Еще дальше Этцвейн торопливо выполнил мрачную обязанность - сложил у обочины валявшиеся на дороге тела шестерых младенцев, отобранных у матерей и убитых ударом головы об землю.
Ифнесс энергично погонял - двуколка мчалась, подпрыгивая на ухабах, переваливаясь с боку на бок, грохоча колесами по дощатым мостикам через узкие притоки. Несмотря на отвратительное состояние дороги, по расчетам Этцвейна они двигались по меньшей мере в три раза быстрее погоняемой рогушкоями колонны женщин.
Первое время Ифнесс молчал, потом спросил: "Куда ведет колея?"
"На Гаргаметов луг - хилиты так называют плантацию, где выращивают изыл. Из листьев и смолы изыла делают гальгу".
"Еще далеко?"
"Километров восемь-девять. Скорее всего, рогушкои остановятся на лугу - там удобное место для ночевки".
Долина реки становилась теснее и глубже. Ифнесс остановил быстроходнее: "Не следует догонять их в ущелье. Вы отравили вино?"
"Сию минуту", - Этцвейн забрался в багажное отделение и вылил в каждый из бочонков по половине содержимого канистры.
Солнца опустились за западный склон: в долине Сумрачной реки становилось в самом деле сумрачно. Этцвейн напрягся в предчувствии неизбежности. Рогушкои не могли уйти далеко. Ифнесс правил быстроходцами с великой осторожностью - натолкнуться на арьергард рогушкоев не входило в его планы. Впереди колея ныряла в лощину. По обеим сторонам на фоне неба темнели обнаженные ветвистые силуэты высоких коралловых деревьев. Ифнесс остановил двуколку, Этцвейн побежал на разведку.
Поднимаясь из лощины, дорога огибала рощу багряных ахульфовых груш и выходила на ровный луг, почти кольцеобразно окруженный широко расходящимися крутыми склонами. Слева темнели тихо звенящие заросли меднолистника, справа убегающими вдаль аккуратными рядами торчали шесты, поддерживавшие подстриженные сетчатые лозы изыла, источника драгоценной гальги. Плантация занимала не меньше двадцати пяти гектаров. В прогалине, окруженной меднолистником, темно-сиреневое небо отражалось в тихом пруду. Сюда рогушкои согнали похищенных женщин. Они только что прибыли - женщины еще выходили на прогалину испуганной толпой. Рогушкои ревом отдавали односложные команды, сопровождая их взмахами огромных толстых рук.
Этцвейн подал знак Ифнессу. Тот подъехал ближе, спрятав двуколку в роще ахульфовых груш. Ифнесс Иллинет сидел, глядя на вечерний луг, ноздри его аристократического носа сжались и побелели. "Наши намерения не должны быть очевидны, - сказал он Этцвейну. - Вино должно достаться рогушкоям так, будто они его нашли сами".
Этцвейн не мог удержать в неподвижности нервно подергивающиеся руки и ноги. Он хрипло сказал высоким, чуть заикающимся голосом: "Сейчас они набросятся на женщин! Смотрите - ждать уже нельзя!"
В самом деле, рогушкои окружили толпу на берегу пруда, заметно дрожа всем телом, с топотом подбегая к отшатывающимся, вскрикивающим пленницам и медленно отходя, но уже на меньшее расстояние.
Ифнесс спросил: "Вы умеете ездить на быстроходце?"
"Не знаю, - сказал Этцвейн, - не пробовал".
"Мы тихонько поедем по лугу в двуколке - так, будто пытаемся незаметно проскочить мимо. Как только нас заметят, пересаживайтесь на быстроходна. Я сделаю то же самое".
В ужасе, но с решимостью отчаяния, Этцвейн кивнул: "Все, что угодно, только быстрее, быстрее!"
"Спешка приводит к катастрофам, - укоризненно произнес Ифнесс. - Мы только что приехали, необходимо учесть все обстоятельства". Он что-то оценивал и рассчитывал еще секунд десять, потом тронул с места быстроходцев, выехал из рощи и направил двуколку по краю луга к плантации изыла, отъезжая подальше от зарослей меднолистника. Двуколка была на виду - чтобы ее заметить, рогушкоям стоило только отвести глаза от пепельно-бледных женщин.
Проехав метров сто, они все еще не привлекли внимания. Ифнесс удовлетворенно кивнул: "Теперь у них возникнет впечатление, что мы надеемся ускользнуть незамеченными".
"Почему они нас не видят?" - спросил Этцвейн, сам не узнавая свой неожиданно тонкий, детский голосок.
Ифнесс Иллинет молчал. Они проехали еще пятьдесят метров. Со стороны рогушкоев раздался хриплый дикий рев, наполненный каким-то сумасшедшим, радостно-безмозглым тембром. У Этцвейна зашевелились волосы на затылке.
"Нас заметили, - бесцветно произнес Ифнесс. - Теперь поторопитесь". Без особой спешки Ифнесс соскочил на землю, отстегнул поводья одного из быстроходцев. Этцвейн никак не мог справиться с поводьями другого. "Уезжайте на этом, - Ифнесс передал ему свои поводья. - Забирайтесь волу на спину и уезжайте!"
Этцвейн вскочил на быстроходна - тот недовольно попятился под непривычным весом, опустил голову.
"Вперед, по дороге! - приказал Ифнесс. - Не погоняйте слишком сильно, животное понесет!"
По Гаргаметову лугу вперевалку бежали рогушкои - не меньше двадцати - широко открыв круглые глаза с огромными черными зрачками, усердно работая мощными руками и плечами в такт часто и тяжело опускающимся ступням. Они бежали не в ногу, не строем, но что-то было не так. Каждый рогушкой был точной копией другого. Этцвейну стало очень страшно. Ифнесс Иллинет сохранял невозмутимое спокойствие. Освободив поводья второго быстроходца, он обрезал их покороче и аккуратно связал, после чего вскочил волу на спину. Понукая быстроходца легкими ударами каблуков по ребрам, Ифнесс поскакал легкой трусцой за Этцвейном.
Заметив бочонки с вином, рогушкои мгновенно забыли о беглецах. Почти не задерживаясь, на бегу, они подхватили оглобли двуколки, развернули ее и потащили обратно через луг, время от времени высоко подпрыгивая и совершая в воздухе полный оборот, как танцоры, разучивающие пируэты воинственной пляски.
Ифнесс и Этцвейн остановили быстроходцев в тени багряных ахульфовых груш. "Остается только ждать", - сказал Ифнесс.
Этцвейн ничего не ответил. Отвлекшись от женщин, рогушкои столпились у двуколки. Бочонки пробили ударами палиц. Рогушкои жадно пили - доносились громкие удовлетворенные отрыжки.
Этцвейн напряженно спросил: "Яд действует быстро?"
"Такая доза прикончила бы человека за пару минут. Надеюсь - допускаю - что метаболизм рогушкоев сходен с человеческим".
Вино кончилось. Сбросив пустые бочонки на землю, рогушкои снова повернулись к женщинам, не проявляя ни малейших признаков расстройства или отравления. Каждый подбежал к плотно сгрудившимся, причитающим женщинам, схватил одну за руку, не обращая внимания ни на возраст, ни на внешность, оттащил в сторону и стал срывать одежду.
"Настало время", - произнес Ифнесс Иллинет.
Несколько рогушкоев вдруг перестали двигаться, непонимающе глядя в землю. Медленно прикоснувшись рукой к животу или к горлу, они почесывали блестящие, лысые, темнокрасные черепа. У других появились такие же симптомы. Женщины, истерически всхлипывая, разбредались и расползались во всех направлениях подобно бледным насекомым, высыпанным из банки. У рогушкоев начались судороги - как цирковой атлет в замедленном балете, то один, то другой поднимал согнутую ногу, наклонившись и прижимая колено к животу, подпрыгивал на одной ноге, потом повторял то же упражнение, становясь на другую ногу. Лица рогушкоев обмякли, нижние челюсти отвисли и застыли в незаконченном зевке.