Дайстар отвечал полунасмешливо, но уже мягче, выбирая выражения: "У меня нет ни желания, ни возможности вмешиваться в чужие дела. Кто я такой, чтобы судить волокрадов или облагать налогами свечные заводы? Облекать меня властью опасно - я тут же займусь дикими разорительными проектами, стану строить башни выше облаков, закажу увеселительные баржи длиной два километра, чтобы престарелые музыканты могли в царской роскоши любоваться пейзажами Бельджамарского архипелага, снаряжу экспедиции в Караз на поиски Затерянного Царства. Нет, Гастель Этцвейн! Воображение заставляет вас забыть о практических нуждах - с музыкантами это случается сплошь и рядом. Назначьте на пост Аноме мудреца Миаламбера - а лучше всего не назначайте никого. Какой смысл в единоличном правлении, если никому нельзя оторвать голову?"
"Пусть так, - сказал Этцвейн, все еще обиженно. - Тем не менее - возвращаясь к практическим нуждам, забытым по вине моего буйного воображения - кто и как будет править страной? Кто будет приказывать и наказывать?"
Дайстар потерял интерес к разговору: "Этим пусть занимаются специалисты - те, кому не лень разбираться в тяжбах и дрязгах... А мне пора на покой. Поеду в Шкорий, займусь ремонтом усадьбы. Играть я больше не могу, с музыкой покончено".
Этцвейн изумленно наклонился вперед: "Не может быть! Вы шутите! Что заставляет вас прекратить выступления?"
Дайстар улыбнулся, пожал плечами: "Я избавился от ошейника. Я познал опьянение свободы - и ее неизбывную печаль".
"Гмм... да. Прошу вас, Дайстар, не уезжайте в Шкорий, чтобы торчать в одиночестве на веранде и предаваться мыслям о смерти и человеческом ничтожестве. Там вы только сопьетесь. Что может быть глупее и бесполезнее? Лучше найдите Фролитца и поиграйте в труппе. Общество неисправимых музыкантов скоро исцелит мировую скорбь, уверяю вас!"
"Вы правы, - сказал Дайстар. - Так и сделаю. Благодарю за совет".
Сыновнее признание готово было сорваться с языка Этцвейна. Секунды длились вечно. Он пробормотал: "Хотел бы я уйти вместе с вами!" Когда-нибудь, после веселого ужина в далекой таверне, когда вино польется рекой и развяжутся языки, Фордайс, Мильке, Кьюн - или даже старый болтун Фролитц - поведают Дайстару всю правду о Гастеле Этцвейне.
Дайстар ушел своей дорогой. Отвлеченный праздными умственными упражнениями, Этцвейн пытался представить себе гипотетическое правительство, способное служить Шанту не хуже мудрого и решительного Аноме. Мало-помалу теоретическое построение заинтересовало его. Он совершенствовал и уравновешивал сложную эфемерную модель, пока в голове не возникло нечто законченное, целесообразное, и в то же время более или менее осуществимое.
Этцвейн предусмотрел два взаимодействующих правительственных органа. В первый, Совет Патрициев, входили бы заведующий перевозками, заведующий развитием торговли и экономики, директор управления связи, главный законодатель, главный судья, начальник вооруженных сил, гарвийский эстет, музыкант, ученый, историк, двое выдающихся деятелей или знаменитостей и два человека, назначенные вторым советом. Будучи однажды сформирован, Совет Патрициев продолжал бы функционировать автономно, выбирая и исключая патрициев большинством в две трети голосов, но не меняя первоначально установленный состав собрания. Один из членов Совета Патрициев назначался бы большинством в две трети голосов на должность Верховного Хранителя Шанта - на три года или до преждевременного смещения таким же большинством.
Второй орган, Совет Кантонов, состоял бы из представителей всех шестидесяти двух кантонов и дополнительных делегатов крупнейших городов: Гарвия, Брассей, Масчейна, Освия, Ильвия и Порт-Верна.
Совет Кантонов мог предлагать законы и экстренные меры на рассмотрение Совета Патрициев; кроме того, Совет Кантонов мог исключить любого члена Совета Патрициев большинством в две трети голосов. Отдельная Коллегия Справедливости гарантировала бы равноправие всех граждан Шанта перед законом. Главный законодатель и главный судья, заседающие в Совете Патрициев, выбирались бы, соответственно, юридической и судейской коллегиями.
Этцвейн созвал на совещание Миаламбера, Донейса, Сан-Сейна, Бризе и Финнерака, чтобы предложить свою модель правительства. Все согласились с тем, что проект заслуживал по меньшей мере кратковременного опробования. Серьезные возражения выдвинул только Финнерак: "Вы упускаете из вида то обстоятельство, что магнаты Шанта, построившие благосостояние на страданиях и унижениях крепостных, все еще безнаказанно попирают всякое представление о справедливости. Разве принцип возмещения ущерба не должен быть заложен в основу новой общественной системы?"
"Определением размеров справедливого возмещения, в каждом индивидуальном случае, могут заниматься суды. Такова одна из важнейших функций системы правосудия", - сухо отозвался Этцвейн.
Финнерак не унимался: "Кроме того, с какой стати один человек вынужден гнуть спину, чтобы заработать кусок хлеба, а другой сибаритствует, перебирая в воздухе холеными пальцами под звуки музыки и набивая утробу обедом из сорока пяти блюд? Предметы роскоши и услуги следует разделить поровну - в стране всеобщего равноправия закон должен гарантировать всеобщее благосостояние".
На это требование откликнулся Миаламбер: "Сострадание неимущим делает вам честь. По этому поводу можно заметить только одно - попытки радикального перераспределения собственности неоднократно предпринимались в прошлом и неизменно приводили к хаосу и жестокой тирании того или иного рода. Таков урок истории, и мы не вправе им пренебрегать".
Финнерак замолчал и впредь отказывался высказывать какие-либо мнения.
Семь рот Бравой Вольницы, усиленные отрядами воодушевленного успехами ополчения, наступали на рогушкоев четырьмя широкими фронтами. Рогушкои, теперь легко уязвимые, приспосабливались к новым условиям, передвигаясь преимущественно по ночам, скрываясь в лесах и пустынных каньонах, устраивая неожиданные, часто отчаянно рискованные набеги в поисках женщин. Неохотно, с тяжелыми потерями, рогушкои отступили от берегов, возвращаясь в Дебри через Марестий и кантон Преданий.
Главный технист Донейс явился к Этцвейну с отчетом: "Мы тщательно изучили детенышей рогушкоев. При ближайшем рассмотрении они оказались весьма необычными существами, физиологически чуждыми природе Земли и Дердейна. Трудно понять, почему внешне они вообще напоминают людей. Тем не менее, для размножения им требуются женщины, то есть они не могут существовать, не паразитируя на человеке. Интересно было бы знать, где и в каких обстоятельствах могли развиться столь специализированные паразиты?"
"В Паласедре - предположительно".
"Вероятно. Паласедрийцы давно пытались вывести породу послушных солдат. Моряки из Караза рассказывают, что похожих тварей видели в глубине северного континента. Каким образом они рассредоточились по всей планете? Еще одна загадка".
"Вам удалось выяснить, как рогушкои распознают женщин?"
"Очень просто. Их привлекает одно из характерных женских испарений. При появлении в воздухе малейших следов этого выделения рогушкой безошибочно и прямолинейно направляется к источнику запаха, как ахульф к гниющей падали. Инстинкт удовлетворения похоти настолько силен, что рогушкоев не останавливают никакие препятствия".
Бравая Вольница насчитывала уже пять с половиной тысяч бойцов. Финнерак замкнулся в себе пуще прежнего, сосредоточенный исключительно на сиюминутных задачах. Не находящая выхода ненависть бушевала в нем, как пламя в тесной печи. Тревожные предчувствия Этцвейна соответственно обострились. Для того, чтобы ограничить власть Финнерака, Этцвейн разделил сферу руководства вооруженными силами на пять секторов. "Черный Ветровой" стал главным стратегом, Сан-Сейн - фельдмаршалом. Учреждены были также посты заведующего снабжением армии, заведующего вербовкой и подготовкой рекрутов и суперинтенданта арсенала.
Финнерак обжаловал новое распределение полномочий с холодной яростью: "Вы только тем и занимаетесь, что суете палки в колеса! Вместо одного Аноме решили завести сотню интриганов-политиков, вместо одного ответственного и эффективного командира назначаете комитет из пяти человек. Разумно ли это? Целесообразно ли это? Ваша деятельность опасна, ваши побуждения подозрительны!"
"Мои побуждения предельно ясны, - отвечал Этцвейн. - Один Аноме больше не может контролировать Шант, для этого требуется сотня людей. Война с рогушкоями, армии Шанта, их стратегия, тактика и цели - тоже слишком сложны, чтобы их можно было поручить одному человеку".
Финнерак снял черную шляпу и швырнул ее в угол: "Вы меня недооцениваете".
"Ни в коем случае, уверяю вас!"
Несколько секунд двое смотрели друг другу в глаза с откровенной неприязнью. Этцвейн сказал: "Присядьте на минуту, я хотел кое-что у вас спросить".
Финнерак опустился на диван, откинулся на спинку и сложил вытянутые ноги в черных сапогах на драгоценном ковре из Буражеска: "Что вас интересует?"
"Несколько недель тому назад вы исчезли на три дня. Вернувшись, вы не смогли дать вразумительного объяснения своему отсутствию. Что случилось?"
Финнерак недовольно крякнул: "Пустяки".
"Напротив, это может иметь большое значение, - возразил Этцвейн. - Недавно, когда я вечером поднялся к себе в номера, меня усыпили каким-то газом - насколько я понимаю. Я очнулся через три дня и не помню ничего, что происходило все это время. Может быть, нечто подобное сделали и с вами?"
"Что-то в этом роде", - неохотно кивнул Финнерак. Казалось, он говорил через силу.
"Замечаете ли вы какие-нибудь последствия? Чувствуете ли вы себя так же, как раньше, до трехдневной спячки?"
Опять Финнерак медлил с ответом: "Конечно, нет никаких последствий. Разве вы чувствуете что-нибудь необычное?"
"Нет. Абсолютно ничего".
Финнерак удалился. Этцвейн так и не сумел понять, что происходило в голове "главного стратега". У Финнерака не было очевидных слабостей, он не стремился к комфорту или богатству, не пил, не интересовался женщинами, его не привлекали маленькие радости жизни. Этцвейн не мог сказать того же о себе - хотя, сознавая опасность распущенности, старался вести себя скромно и придерживаться более или менее строгих нравов. По своей инициативе или отвечая на его приглашения - они не обсуждали этот вопрос - Дашана Цандалес стала его любовницей. Удобное положение вещей устраивало Этцвейна. В свое время, после его возвращения на музыкальное поприще, ситуация, конечно, могла измениться.
Однажды утром Сан-Сейн, командовавший фронтовыми операциями, вошел в кабинет Этцвейна со свертком карт. "Представилась многообещающая возможность, - заявил он. - Рогушкои разбиты. Оставшиеся в живых быстро отступают к Хванским Дебрям. Одна большая орда движется через Аскалон и Шемюс, другая вытеснена из Феррия в Бастерн, а третья, не останавливаясь, промаршировала через Кансум, углубилась в Южный Марестий и направляется к Бундорану. Вы видите, куда все они стягиваются?"
"Если рогушкои собираются вернуться в Дебри, скорее всего, они поднимутся по долине Сумрачной реки".
"Совершенно верно. У меня появился план - я обсуждал его с Финнераком, и он его одобрил. Допустим, продолжая подгонять рогушкоев периодическими вылазками с тыла и флангов, чтобы им не пришло в голову остановиться или куда-нибудь повернуть, мы устроим западню в теснине ущелья Сумрачной реки".
"Так-то оно так, - почесал в затылке Этцвейн, - но каким образом вы переправите добровольцев в ущелье?"
"Смотрите: вот линия воздушной дороги, вот роза ветров. Если мы погрузим добровольцев на сорок гондол в Освии и отцепим их от кареток, в свободном полете они достигнут ущелья Сумрачной реки примерно за шесть часов. Ветровым достаточно высадить отряды в районе ущелья, после чего порожние гондолы отнесет на юг, к ветке Большого Поперечного хребта".
Этцвейн думал: "Заманчивая идея. Но погода в Бастерне капризна. Я родился в Башоне и помню, что ветер дует по долине Сумрачной реки то вверх, то вниз, независимо от сезона и времени суток. Вы уже говорили с метеорологами?"
"Еще нет. Я руководствовался только розой ветров на карте".
"Слишком рискованное предприятие. Что, если ветер вообще стихнет? Так бывает. Сорок гондол с тяжело вооруженными бойцами застрянут в глубине Дебрей. Лучше уж планеры, а не гондолы", - Этцвейн внезапно вспомнил о строительстве планеров в кантоне Верн. Он еще немного подумал, наклонился над картой: "Теснина Сумрачной реки - самый очевидный маршрут. Предположим, рогушкои заранее узнают о засаде. Тогда они повернут в Башоне на запад и минуют Козан прежде, чем снова подниматься на юг, в Дебри. А мы без всякого труда можем высадить добровольцев в Козане - ветка воздушной дороги проходит всего лишь в тридцати километрах к западу. Здесь, на Козанском обрыве, мы и приготовим засаду!"
"Как предупредить рогушкоев о засаде у Сумрачной реки, чтобы они повернули к Козану?"
"Предоставьте это мне. Попробую сделать так, чтобы ложная информация ненавязчиво просочилась. Если все получится, рогушкои будут истреблены. Если нет, наши отряды по меньшей мере могут не опасаться предательской атаки. Вас я убедительно прошу никому - никому вообще! - не говорить об отмене операции в теснине Сумрачной реки. Новый план должен быть известен только вам и мне. Соберите добровольцев в Освии, посадите их в гондолы - но вместо того, чтобы отцеплять гондолы от кареток, проследуйте по воздушной дороге на юг. Высадитесь в Шемюсе, сделайте марш-бросок на запад и устройте засаду на Козанском обрыве".
Сан-Сейн кивнул и ушел. Механизм контршпионажа пришел в движение. Снова, как и в прошлый раз, источником утечки информации должен был стать эстет Бризе, часто совещавшийся с Ауном Шаррахом.
Этцвейн подошел к телефону и вызвал радиста Разведывательного управления: "Свяжитесь с Пельмонтом в кантоне Верн. Потребуйте, чтобы главный управляющий явился в местное отделение радиосвязи и сообщите мне о его прибытии".
Через час в кабинете Этцвейна раздался голос главного управляющего Верна. Этцвейн спросил: "Вы помните Гастеля Этцвейна, помощника Аноме, проезжавшего через Верн несколько месяцев тому назад?"
"Конечно, помню".
"Тогда я порекомендовал вам строить планеры. Какие успехи достигнуты в этом направлении?"
"Мы выполнили поручение и соорудили планеры, подражая лучшим образцам. По окончании сборки первой дюжины аппаратов процесс несколько замедлился, так как мы не получали никаких дальнейших указаний".
"Продолжайте сборку как можно быстрее. Я пошлю в Пельмонт бригаду технистов. Они оснастят аппараты оружием и механизмами для сбрасывания бомб".
"А пилотов вы не пришлете?"
"В Гарвии нет пилотов".
"Значит, их нужно обучить. Наберите отряд сообразительных молодых людей, пусть приезжают в Пельмонт. Их обучат, после чего они смогут доставить планеры туда, где потребуется бомбардировка".
"Так и сделаем. Рогушкои отступают благодаря таким, как вы. За несколько месяцев мы многого добились".
Глава 12
Бризе говорил Этцвейну: "Согласно вашим инструкциям я ненароком сообщил Ауну Шарраху о засаде в ущелье Сумрачной реки. Должен заметить, что поручения такого рода мне не по душе".
"Поверьте, я тоже не выношу закулисные интриги. В данном случае, однако, брезгливость неуместна - под угрозой тысячи добровольцев, если не исход всей войны. Остается только ждать дальнейших событий".
Этцвейн получал отчеты каждый час. Плотная колонна рогушкоев, сформированная четырьмя объединившимися бандами, отступившими из разных кантонов - все, что осталось от захватчиков, терроризировавших и опустошавших северо-восточный Шант - маршировала на юг вверх по долине Сумрачной реки в сопровождении неизвестного числа захваченных женщин. Добровольцы, верхом на быстроходцах, не давали рогушкоям передышки, совершая вылазки с тыла и с флангов. При этом в результате контрманевров противника Бравая Вольница несла заметные потери - там, где прошла колонна, земля была усеяна трупами рогушкоев, но среди них попадались и человеческие тела.
Орда приблизилась к Башону, где храм хилитов, обезлюдевший и забытый, уже начинал потихоньку разваливаться.
Когда голова колонны показалась на Аллее Рододендронов, рогушкои остановились. Шестеро атаманов, выделявшиеся нагрудниками из кольчуги, посовещались, вглядываясь в ущелье Сумрачной реки, ведущее к туманным склонам далекого Хвана. Решение не заставило себя ждать - характерным шагом вприпрыжку на полусогнутых ногах колонна рогушкоев двинулась на запад по аллее, под тенистыми кронами огромных рододендронов. Получив сообщение из Башона, Этцвейн вспомнил мальчишку по имени Мур, одиноко рисовавшего узоры в теплой белой пыли под деревьями. В конце Аллеи Рододендронов, когда перед ними открылись просторы западного Бастерна и Шемюса, атаманы снова задержались. По всей колонне, цепочкой, был передан новый приказ. Две дюжины бойцов, замыкавшие шествие, разошлись и спрятались в кустах по обеим сторонам дороги. Их ятаганы, по существу, лишали кавалерию возможности преследовать колонну рогушкоев по пятам - теперь добровольцам приходилось отступить и обогнуть аллею с севера или с юга.
Сойдя с главной дороги, рогушкои отправились наискосок к югу, в предгорья Хвана. Над ними возвышался Козанский обрыв - далеко выступающее пологое плечо горного кряжа, обрывающееся утесами светло-серого известняка, испещренными древними кельями и туннелями.
Рогушкои приближались к основанию утесов. С запада появилась рота Бравой Вольницы, а с востока подоспела кавалерия, ранее обстреливавшая колонну с тыла. Перейдя на бег трусцой, рогушкои спешили к Хвану, растянувшись всей колонной под Козанским обрывом. Из пещер и трещин утесов снопами брызнули яркие нити халькоидных снарядов. С востока открыла огонь кавалерия. С запада обрушился другой ослепительный шквал.
Большие плакаты - лиловый, зеленый и голубой текст на белом фоне - объявляли о создании нового правительства Шанта:
"Бравая Вольница освободила страну. Население радостно празднует единение Шанта.
Аноме милостиво уступает власть открытому для всех и ответственному перед всеми правительству, состоящему из Пурпурной палаты патрициев и Зеленой палаты кантонов.
Новое правительство уже издало три манифеста.
Ошейников больше не будет!
Система выплаты крепостных задолженностей радикально изменяется!
Религиозным режимам запрещается совершать уголовные преступления!
В состав первой Пурпурной палаты вошли следующие лица..."
В объявлении перечислялись имена патрициев и порученные им функции. Гастель Этцвейн назначался главным исполнительным директором, Джерд Финнерак - его первым помощником, Сан-Сейн - командующим вооруженными силами.