Ифнесс и Этцвейн устроились за столом поближе к камину. Трактирщик, лысый и плосколицый, с одной ногой короче другой и жестким, пронзительным взглядом, проковылял к ним, чтобы узнать, чего хотят приезжие. Ифнесс объяснил: "Мы нуждаемся в ночлеге и хотели бы заказать обед из лучших блюд". Хозяин таверны провозгласил меню: пряный суп из клемов с травами, салат из кислосладких жуков, шашлык с речной зеленью, хлеб, мармелад из лазурных цветов, чай из вербены. Ифнесс, не ожидавший подобного изобилия, заявил, что его такая трапеза вполне удовлетворит.
"Вынужден предварительно обсудить вопрос о возмещении, - сказал трактирщик. - Что вы предлагаете в обмен?"
Ифнесс вынул одну из своих цветных стекляшек: "Это".
Трактирщик отступил на шаг, с презрением поднимая ладонь: "За кого вы меня принимаете? Бросовое стекло, игрушка для детей!"
"Неужели? По-вашему, какого оно цвета?"
"Цвета старого мха, с оттенком речной воды".
"Смотрите! - Ифнесс сжал стекляшку в руке, разжал кулак. - Теперь какого оно цвета?"
"Светло-рубинового!"
"А теперь? - Ифнесс проворно поднес стекло к очагу, и оно сверкнуло изумрудно-зеленым лучом. - Возьмите, отнесите в темный угол и скажите, что вы видели!"
Владелец заведения удалился в кладовую и скоро вернулся: "Оно светится сапфировым огнем и отбрасывает радужные блики!"
"Звездный камень! - заявил Ифнесс. - Их изредка находят в сердцевине метеоритов. По сути дела, отдавать такую драгоценность за пищу и кров просто глупо, но у нас больше ничего нет".
"Сойдет, - покровительственно произнес трактирщик. - У вас баржа? Как долго вы пробудете в Шиллинске?"
"Несколько дней - нужно закончить дела. Мы торгуем редкостями. Теперь мы ищем шейные позвонки рогушкоев - их целебные свойства высоко ценятся".
"Рогушкои? Это что за звери?"
"У вас их называют по-другому. Краснокожие разбойники почти человеческой наружности. У них было стойбище на равнине Лазурных Цветов".
"А, медные бесы! Ха! И эти на что-то пригодились?"
"Не могу ничего утверждать, я не лекарь. Мы всего лишь торгуем костями. Кто в Шиллинске промышляет таким товаром?"
Трактирщик отозвался каркающим смехом, но тут же притих и бросил быстрый взгляд на двух сорухов, внимательно прислушивавшихся к беседе.
"В наших краях костей столько, что они никому и задаром не нужны, - пояснил свою реакцию владелец постоялого двора. - Да и жизнь человеческая здесь стоит немногим больше. Полюбуйтесь: мать нарочно повредила мне ногу, чтобы спасти от работорговцев. Тогда за рабами охотились эски с Мурдского нагорья, по ту сторону Шилла. Нынче зеков прогнали, зато пришли хальки, и все опять как прежде, если не хуже. Не поворачивайтесь спиной к хальку - обернетесь с цепью на шее! В этом году из Шиллинска уже забрали четверых. Кто страшнее - хальки или медные бесы? Выбирайте сами".
Усатый сорух внезапно вмешался в разговор: "Медные бесы вымерли, остались одни кости - а кости, как вы прекрасно знаете, принадлежат нам!"
"Так точно!" - объявил второй сорух. Когда он говорил, кольцо его подпрыгивало над верхней губой: "Нам известна целебная сила бесовских костей бесов. Мы намерены их выгодно продать".
"Превосходно! - отозвался Ифнесс. - Но почему вы говорите, что они вымерли?"
"На равнине это всем известно".
"И кто же их уничтожил?"
Сорух дернул себя за бородку: "Хальки, вестимо - или еще какая банда, кто их знает? Всякая нечисть водится за перевалом! Без колдовства не обошлось с обеих сторон - это как пить дать!"
"Хальки волшебству не обучены, - трезво заметил трактирщик, - в работорговле оно ни к чему. За перевалом Кузи-Каза много диких, бешеных племен, но о колдовстве тамошнем я что-то не слышал".
Сорух с кольцом отмахнулся неожиданно свирепым жестом: "Это к делу не относится!" Повернувшись к Ифнессу, он вызывающе спросил: "Так вы покупаете кости или нет? Желающих предостаточно".
"Само собой, я хотел бы осмотреть товар, - уклонился Ифнесс. - Предъявите кости - тогда можно будет о чем-то говорить".
Сорухи потрясенно отшатнулись: "Нелепость, доходящая до оскорбления! Вы что же, думаете, мы таскаем товар на спине, как женщины чаргов? Мы гордый народ, над нами насмехаться опасно!"
"Никто вас не пытается оскорбить, - возразил землянин. - Я просто-напросто выразил желание осмотреть товар. Где вы храните кости?"
"Не будем усложнять положение вещей, - слегка успокоился усатый сорух. - Кости лежат на месте сражения - где еще? Мы продадим вам право на добычу костей по разумной цене, и делайте с ними что хотите!"
Ифнесс задумался на пару секунд: "Такая сделка может меня разорить. Что, если кости низкого качества? Что, если их уже растащили? Что, если их невозможно вывезти? Доставьте кости сюда или проводите нас на поле сражения, чтобы я мог оценить товар".
Сорухи помрачнели и отвернулись, стали спорить вполголоса. Ифнесс и Этцвейн принялись за еду, принесенную трактирщиком. Поглядывая на сорухов, Этцвейн сказал: "Они только и думают, как бы нас прикончить и ограбить".
Ифнесс кивнул: "Но их смущает наша невозмутимость. Они боятся ловушки, однако от приманки не откажутся - готов поручиться".
Сорухи приняли какое-то решение и наблюдали за Ифнессом и Этцвейном из-под полуопущенных век, пока те заканчивали обед, после чего предприимчивые разбойники пересели за соседний стол - от них несло болотной гнилью. Ифнесс повернулся к бандитам, ожидающе приподняв голову. Усатый попытался изобразить дружелюбную улыбку: "Все можно устроить к взаимной выгоде. Вы сможете заплатить за кости на месте сразу после осмотра?"
"Конечно, нет, - заверил его Ифнесс. - Осмотрев товар, я сообщу вам, имеет ли смысл доставлять его в Шиллинск".
Улыбка соруха задержалась еще на пару секунд, потом исчезла. Ифнесс продолжал: "У вас есть транспорт? Удобный экипаж, запряженный быстроходцами?"
Сорух с кольцом в носу презрительно хрюкнул. "Это невозможно, - ответил усатый. - В предгорьях Кузи-Каза любая телега сломается".
"Хорошо, значит потребуются оседланные быстроходцы".
Сорухи снова отстранились, чтобы тихо посовещаться. Разбойник с кольцом в носу капризно и упрямо отказывался. Усатый сперва настаивал, потом убеждал, наконец стал заискивать - и так-таки добился своего. Сорухи вернулись к Ифнессу и Этцвейну. Усатый спросил: "Когда вы намерены отправиться в путь?"
"Завтра утром, как можно раньше".
"Мы будем ждать на рассвете. Но прежде всего вы должны заплатить за аренду быстроходцев".
"Смехотворно - подумать только! - возмутился Ифнесс. - Я даже не знаю, существуют ли кости, а вы ожидаете, что я стану финансировать погоню за небылицами? Ни в коем случае, я не вчера родился".
Сорух с кольцом приготовился было яростно спорить, но усатый примирительно поднял руку: "Вы увидите кости своими глазами, а стоимость проезда будет включена в окончательную цену".
"Так-то оно лучше, - проворчал Ифнесс. - О цене договоримся по возвращении в Шиллинск".
"Выезжаем на рассвете: будьте готовы!" - сорухи вышли из таверны. Ифнесс прихлебывал горячий чай из деревянной чашки.
Этцвейн недоумевал: "Вы хотите ехать на быстроходцах? Почему не долететь до места сражения?"
Ифнесс приподнял брови: "Разве не ясно? Рыбацкая лодка посреди сухой равнины - весьма примечательный объект. Мы не сможем ее оставить без присмотра. Следовательно, у нас не будет свободы действия".
"Оставив лодку в Шиллинске, мы ее больше не увидим, - брюзжал Этцвейн. - Здешние жители - воры, все до единого".
"Я приму меры предосторожности", - Ифнесс задумался на минуту, встал и подошел к хозяину заведения. Вернувшись, он сел на прежнее место: "Трактирщик заявляет, что мы можем без опасений оставить на борту десять сундуков с сокровищами. Он берет на себя всю ответственность за сохранность лодки. Если он заслуживает доверия, мы практически ничем не рискуем". Несколько секунд историк с интересом разглядывал языки пламени в камине: "Тем не менее, придется установить защитное устройство, способное отпугнуть расхитителей чужого добра - на тот случай, если хозяин не проявит должной бдительности".
Этцвейна не привлекала перспектива многодневной тряски в седле по равнине Лазурных Цветов в компании сорухов. Он пробурчал: "Вместо летающей лодки можно было бы придумать летающий фургон - или пару быстроходцев с крыльями".
"Крылатые быстроходцы? В воображении вам не откажешь", - благосклонно отозвался Ифнесс.
Постояльцам, желающим удалиться на покой, хозяин предлагал заполненные соломой длинные деревянные ящики в тесных каморках на втором этаже. Из окна каморки Этцвейна открывался вид на пристань. Солома, однако, не отличалась свежестью - ночью в глубине постели что-то тихо копошилось. Кроме того, предыдущий постоялец помочился в углу. В полночь Этцвейн, разбуженный каким-то звуком, встал и выглянул из окна. Кто-кто крался по причалу неподалеку от того места, где была пришвартована лодка. При свете звезд Этцвейн не мог толком разглядеть темную фигуру, но неравномерно подпрыгивающая походка любителя ночных прогулок свидетельствовала о сильной хромоте. Фигура осторожно спустилась с причала в одноместный ялик и стала тихо, без плеска, грести к лодке Ифнесса. Сложив весла и привязав ялик, фигура перебралась в лодку - и принялась судорожно плясать, окруженная языками голубого пламени. Волосы незадачливого вора встали дыбом и с треском сыпали искрами. Танцуя, нарушитель скорее случайно, нежели намеренно, заступил в очередном прыжке за борт и свалился в воду. Через несколько секунд он схватился за корму ялика, перевалился в него и стал поспешно грести обратно к причалу.
На рассвете Этцвейн поднялся с соломы и направился к рукомойникам на первом этаже, откуда уже выходил Ифнесс. Этцвейн сообщил историку о ночных событиях, не вызвавших у того заметного удивления. "Я этим займусь", - заверил его землянин.
На завтрак трактирщик не подал ничего, кроме хлеба с чаем. Он хромал больше, чем накануне, и злобно косился на Ифнесса, со стуком и звоном расставляя пиалы.
Ифнесс строго обратился к хозяину: "Поистине спартанская трапеза! Ночные приключения истощили вас настолько, что вы не в силах приготовить приличный завтрак?"
Трактирщик собрался было разбушеваться, но Ифнесс опередил его: "Разрешите напомнить, что вы находитесь здесь, а не пляшете в аду под музыку голубого пламени только потому, что я предпочитаю плотно завтракать по утрам. Требуются дальнейшие разъяснения?"
"Все ясно", - буркнул владелец заведения, проковылял в кухню и скоро принес котелок с тушеной рыбой, поднос с овсяными галетами и холодец из угрей: "Хватит, чтобы утолить голод? Если нет, у меня еще есть ломоть отменного вареного эрминка и кулек свежего творога".
"Этого достаточно, - сказал Ифнесс. - Не забудьте: если по возвращении я не досчитаюсь в лодке какой-нибудь мелочи, вам снова придется отплясывать танец голубых искр".
"Вы неправильно истолковали мои наилучшие намерения! - заявил трактирщик. - Ночью я слышал подозрительный шум на причале и решил проверить, все ли в порядке".
"Если мы друг друга понимаем, больше не о чем говорить", - безразлично отозвался историк.
В таверну заглянули два соруха: "Вы готовы? Быстроходны оседланы".
Этцвейн и землянин вышли наружу, поеживаясь от утренней прохлады. Четыре быстроходна нервно топтались на привязи, похрапывая и встряхивая загнутыми назад рогами. Насколько мог судить Этцвейн, сорухи выбрали породистых, выносливых животных, длинноногих и широкогрудых. На быстроходцах красовались седла степных кочевников из чумповой кожи, с сумками для провизии и решетчатым багажником сзади, позволявшим навьючивать палатку, одеяло и теплые ночные сапоги - Ифнессу и Этцвейну, однако, эти принадлежности сорухи предоставить отказались. Угрозы и уговоры ни к чему не приводили - прежде, чем проводники нашли необходимые припасы и оборудование, землянину пришлось расстаться с еще одним стеклянным камнем-хамелеоном.
Перед отъездом Ифнесс потребовал, чтобы сорухи формально представились. Оба были варшами, то есть принадлежали к Барскому клану и почитали тотем Колоколета. Усатого звали Гульше, а того, что с кольцом в носу - Шренке. Ифнесс демонстративно записал их имена синими чернилами на полоске пергамента, добавив сверху и снизу алые и желтые иероглифы. Сорухи с тревогой следили за его каллиграфическими упражнениями. "Это еще зачем?" - не выдержал Шренке.
"Обычные меры предосторожности, - пояснил землянин. - Я оставил звездные камни в тайнике и не везу с собой ничего ценного - если хотите, можете меня обыскать. Кроме того, я наложил заклятие на ваши имена. В свое время я его сниму. Вы намерены нас убить и ограбить - это неразумно. Рекомендую заблаговременно отказаться от пагубных замыслов".
Гулыпе и Шренке хмуро молчали. Такой поворот событий их явно не радовал. "Так что же, поехали?" - предложил Ифнесс.
Все четверо вскочили в седла и выехали из Шиллинска на равнину Лазурных Цветов.
Кеба, окаймленная серебристыми альмаками, осталась позади и в конце концов исчезла за горизонтом. Со всех сторон простиралась в сиреневые солнечные дали равнина - однообразная сумятица широких ложбин и приплюснутых размытых холмов, покрытых рваными коврами сероватого темно-лилового мха и низкорослого кустарника, опушенного бесчисленными цветами, придававшими всему ландшафту глубокий лазоревый оттенок морской воды под безоблачным небом. Только на юге едва заметной голубой тенью виднелись горы.
Четверо всадников ехали весь день и перед наступлением темноты сделали привал в неглубокой сырой низине у ручейка шириной в ладонь. Вокруг походного костра установилась настороженно-дружелюбная атмосфера. Оказалось, что всего два месяца тому назад Гульше самому привелось участвовать в стычке с бандой рогушкоев: "Они спустились с Оргайских гор недалеко от Шахфе, где у хальков раболовецкая база. Медные бесы уже грабили базу дважды, убивая мужчин и уводя всех женщин, так что Хозман Хриплый, скупщик, хотел уберечь имущество и сулил полфунта чугуна за каждую отрубленную руку медного беса. Две дюжины всадников-сорухов решили разбогатеть. Я поехал с ними - но ничего мы не выручили. Стрелы от бесов отскакивают, а в рукопашном бою один бес стоит десятерых бойцов, так что мы вернулись в Шахфе с пустыми руками. Я уехал в Шиллинск на тайный совет варшей и великой битвы не видел - а в ней полегли все медные бесы, все до последнего!"
Ифнесс выразил сдержанное любопытство: "Следует ли вас понимать таким образом, что медных бесов разбили хальки? Как это возможно, если один бес стоит десятерых бойцов?"
Гульше сплюнул в костер и не ответил. Шренке наклонился поворошить угли палкой - кольцо у него в носу переливалось оранжевыми отблесками: "Говорят, бесов уничтожили колдовским оружием".
"Хальки? Где они взяли волшебное оружие?"
"Хальки тут ни при чем".
"Даже так? Кому же принадлежит честь победы над медными бесами?"
"Ничего не знаю, я тоже был в Шиллинске".
Ифнесс не стал выяснять подробности. Этцвейн поднялся на ноги, выбрался из ложбины и попробовал разглядеть, что делается вокруг, но увидел только ночную тьму. Прислушиваясь, он не уловил ни звука. По-видимому, предстояла мирная ночь - им не угрожали ни чумпы, ни дикие ахульфы. Другое дело - проводники-сорухи. Та же мысль пришла в голову Ифнессу. Тот встал на колени перед костром, подбросил хвороста в огонь и, плавно помахивая разведенными в стороны руками, заставил пламя то шумно разгораться столбом, то расползаться языками, прижимаясь к земле в такт движениям рук. Сорухи наблюдали в изумлении. "Что вы делаете?" - с почтительным ужасом спросил Гульше.
"Заурядное заклинание против напасти во сне. Теперь огненный дух начнет пожирать печень любого, кто вздумает причинить мне вред, пока я сплю".
Шренке дернул себя за кольцо в носу: "Так вы и вправду колдун?"
Ифнесс встал и рассмеялся: "Сомневаетесь? Протяните руку!"
Шренке осторожно вытянул руку. Ифнесс выставил указательный палец - из него с треском вырвалась голубая искра, прыгнувшая на ладонь соруха. Шренке издал испуганный блеющий смешок и отпрянул, чуть не свалившись на спину. Гулыне вскочил и поспешно отошел от костра.
"Пустяки, - заявил Ифнесс Иллинет, - детские забавы! Вы целы и невредимы, не так ли? Теперь вы помните о заклинании - значит, мы все будем спать спокойно".
Этцвейн расстелил одеяло и улегся. Побормотав между собой, Гульше и Шренке устроились чуть поодаль - там, где щипали мох стоявшие на привязи быстроходны. Ифнесс не торопился - он сидел еще полчаса, неподвижно глядя на тлеющие угли. Наконец землянин вздохнул и тоже лег. Этцвейн наблюдал еще некоторое время за мерцанием глаз сорухов, напяливших на ночь кожаные колпаки, похожие на капюшоны, но веки его смежались: он спал.
Второй день почти не отличался от первого. После полудня третьего дня на равнине появились крутые горбы - здесь начинались отроги хребта Кузи-Каза. Проводники совещались, указывая друг другу на известные им ориентиры. Поздно вечером всадники поднялись на пустынное плоскогорье, усеянное известняковыми утесами и останцами. Заночевать решили у огромной карстовой воронки, заполненной зеркально-неподвижной темной водой. "Мы во владениях хальков, - сообщил Ифнессу Гулыие. - Если они нападут, лучше разъехаться в разные стороны. Впрочем, вы, наверное, полагаетесь на колдовство".
"Поступим согласно обстоятельствам, - ответил Ифнесс. - Где кости медных бесов?"
"Недалеко, за первым хребтом. Разве вы не чувствуете эсмерик великой битвы, дух средоточия смерти?"
Историк отвечал спокойно и размеренно: "Рациональный интеллект, способный к полному самоконтролю, вынужден, к сожалению, поступиться инстинктивной чувствительностью, свойственной примитивному суеверному уму. В общем и в целом такой компромисс, на мой взгляд, оправдан, и представляет собой эволюционный шаг вперед".
Шренке дернул себя за кольцо в носу, будучи не уверен, следует ли воспринимать замечание Ифнесса как презрительный отзыв о его умственных способностях. Сорухи-варши озадаченно переглянулись и пожали плечами. Расстелив походные одеяла, они легли и о чем-то бормотали еще полчаса. Возникало впечатление, что Шренке настаивал на каких-то действиях, а Гулыпе упирался. Шренке прорычал пару ругательств, Гулыне отозвался примирительной фразой. Оба, наконец, замолчали.
Этцвейн тоже завернулся в одеяло, но не мог уснуть, одолеваемый бессознательной, необъяснимой тревогой. "Надо полагать, - сказал он себе, - мой ум примитивен и суеверен".
Ночью он то и дело просыпался, прислушиваясь. Как-то раз издали донеслось тявканье повздоривших ахульфов. В другой раз, отражаясь многократным эхом от гигантских каменных столбов, ночь над плоскогорьем наполнило медоточивое, прерывисто-сладострастное уханье. Этцвейн не мог угадать происхождение этого звука, но у него почему-то мурашки побежали по коже. Он не помнил, как после этого заснул, но когда открыл глаза снова, небо уже озарилось сиреневым предвестием восхода трех солнц.