Трое завсегдатаев кабака одновременно поспешили поправить землянина: "Неправда, не так это было! Четыре черных шара сражались с двумя дисками! Бронзовые диски развалились на части и обрушились на землю!"
"Может быть, мы говорим о разных битвах? - удивился Ифнесс. - Где и когда происходило то, о чем вы рассказываете?"
"Позавчера! Все только и говорят, что о битве звездолетов. Неслыханное дело! У нас такого еще не бывало".
"Где именно, в каком месте?" - не успокаивался Ифнесс.
"Там, в Оргайских горах, - махнул рукой Фабраш. - Под Три-Оргаем. Я в тех краях не бывал".
"Чудеса в решете! Можно подумать, на Миркиле свет клином сошелся! - возмутился Быбба. - Три-Оргай в двух днях пути, если вол не подведет".
"Мы как раз ехали в том направлении, - сообщил Ифнесс. - Любопытно было бы узнать, что делается в Оргайских горах". Историк обратился к Везучему Утопленнику: "Вы не согласились бы послужить нам проводником?"
Фабраш дернул себя за бородку, наклонился к выпивохам за соседним столом: "Что слышно о Гогурском клане? Уже двинулись на запад?"
"Сорухов-гогуршей бояться нечего, - откликнулся приятель. - Они собрались на юг за крабами к Урман-озеру. В Оргае почти спокойно - само собой, если не считать Хозмана Хриплого, чтоб его разорвало!"
Снаружи, у выхода-пролома, послышались топот копыт, скрип кожи, грубые голоса. Старик-кабатчик выглянул на улицу, обернулся через плечо: "Кащи, тотем Синих Червей!"
Два посетителя поспешно вскочили и скрылись в коридоре, ведущем к заднему входу. Пьяный голос окликнул Фабраша из угла: "Утопленник, а ты что расселся? Будто не ты сплавил Хозману четырех девиц из стойбища Синих Червей!"
"Торговые сделки в кабаке я не обсуждаю! - огрызнулся Фабраш. - В любом случае, это было в прошлом году".
Приезжие ввалились в кабак. Потоптавшись, озираясь, в полутьме, они прошагали к столам и принялись стучать кулаками, требуя выпивки. Их было девять человек - дюжие, круглолицые, с чахлыми бородками бахромой, они носили штаны из мягкой кожи, черные сапоги с нашивками, инкрустированными кремнями, рубахи из поблекшего оливково-зеленого джута. На макушках у них торчали легкие остроконечные каски, сшитые в несколько слоев из сухих стручков и шумевшие, как трещотки, при каждом движении головы. Этцвейн слегка отшатнулся, неприятно пораженный нахальным отсутствием манер и напоминавшими скотный двор запахами, сопровождавшими появление головорезов.
Часто мотая головой - отчего резонирующая каска оглушительно трещала - старший кащ проревел: "Где ахульфово отродье, скупающее рабов втридорога?"
Фабраш испуганно отозвался: "Хозмана нет".
Кабатчик Быбба осторожно поинтересовался: "У вас есть рабы на продажу?"
"А как же! Все вы тут на продажу - кроме хозяина. С этой минуты считайте себя собственностью кащей!"
Фабраш возмутился: "Как это так? В кабаке вольному воля - таков обычай испокон веков!"
"Кроме того, - резко заявил Быбба, - я не допущу никаких потасовок. Кто сюда придет, если постояльцев будут силком уволакивать? Возьмите назад свои слова!"
Старый кащ ухмыльнулся до ушей и снова затрещал каской: "Ладно, раз вы упираетесь, придется подождать. Убыток, однако! Где Хозман Хриплый? У кащей к нему большие претензии - кому он сбывает столько наших людей?"
"Этот вопрос задают многие, а ответа еще никто не получил, - тряхнул седой гривой Быбба. - Хозмана Хриплого в Шахфе нет, и мне ничего не известно о его намерениях".
Гетман Синих Червей огорченно грохнул кулаком по столу: "Тогда тащи медовуху из погреба, да и каши подай - чую, варится!"
"Будет сделано. Чем изволите платить?"
"У нас пять мехов сальноплодного масла".
"Хорошо, несите масло, - сказал Быбба. - А я пойду в погреб нацедить медовухи".
Обошлось без кровопролития. Кабатчик затопил камин. Весь вечер Ифнесс и Этцвейн сидели в стороне и наблюдали за плотными приземистыми фигурами на табуретах, хохотавшими и спорившими в скачущих тенях беспокойного пламени. Этцвейн пытался понять: чем эти громогласные поглотители горячительных напитков отличались от обитателей Шанта, несмотря на разнообразие последних? Напряженностью эмоций, способностью самозабвенно упиваться мимолетным мгновением, не вспоминая о завтрашнем дне - свобода случайна и эфемерна, рабство закономерно и долговечно. В Каразе самые обычные слова и поступки провоцировали преувеличенную реакцию - здесь смеялись до слез, задыхаясь, до боли в ребрах, здесь ярость вспыхивала внезапным, необузданным ураганом, здесь скорбь была невыносима настолько, что смерть становилась желанным облегчением. Каждому аспекту существования кочевники и горцы приписывали огромное значение, на каждую деталь обращали пристальное внимание, ничто не проходило незамеченным. Частые потрясения, резкие перепады настроений не оставляли времени для размышлений. Этцвейн не мог не спрашивать себя: как раболов-хальк или кащ из клана Синих Червей мог стать музыкантом, если он от рождения неспособен к терпеливому сосредоточению? Дикие пляски вокруг костров, попойки и резня - таковы увеселения варваров...
В конце концов Ифнесс и Этцвейн удалились на покой - раньше остальных. Завернувшись в походные одеяла под навесом во дворе, они отдыхали после утомительного дня. Этцвейн прислушивался к приглушенной сумятице голосов, доносившихся из кабака. Он хотел бы знать, что землянин думал о битве звездолетов в небе над Три-Оргаем, но воздержался от расспросов, опасаясь язвительного или уклончивого ответа. Если асутры или их "слуги-хозяева" управляли бронзовыми летающими блюдцами, кто построил черные корабли-сферы? Чья армия людей, вооруженная испепеляющим оружием, уничтожила орду рогушкоев? Почему люди-чародеи, рогушкои, бронзовые звездолеты и огромные черные шары, летающие, как пушинки, решили драться именно здесь, в верховьях Кебы, в глуши центрального Караза, на Дердейне? Этцвейн не вытерпел и, повернувшись к историку, осторожно спросил: "Применяются ли жителями земных миров Ойкумены черные звездолеты сферической формы?"
Вопрос был сформулирован точно и кратко - Ифнесс не мог ни к чему придраться. Землянин спокойно ответил: "Насколько мне известно, нет". Помолчав, он добавил: "Я озадачен не меньше вашего. По-видимому, еще до столкновения с людьми асутры нажили себе врагов среди других обитателей космоса - возможно, человекообразных врагов".
"Такая возможность сама по себе оправдывает нарушение любых инструкций Дасконетты!" - заявил Этцвейн.
"Пожалуй, что так".
Кащи из клана Синих Червей спали снаружи, под открытым небом, каждый рядом со своим быстроходцем. Ифнесс и Этцвейн провели безмятежную ночь. В розовато-лиловых предрассветных сумерках Быбба принес им две кружки горячей медовухи с плавающими, как в супе, комками местной брынзы: "Если хотите добраться до Три-Оргая, выезжайте пораньше. Тогда к вечеру успеете пересечь Большую Пустошь и сможете провести ночь на деревьях у берегов Вуруша".
"Полезный совет, - кивнул Ифнесс. - Приготовьте нам на завтрак жареного мяса с хлебом и пошлите кого-нибудь разбудить Фабраша. Кроме того, мы предпочли бы выпить чаю - напиток из вашего погреба превосходен, но с утра крепковат".
"Фабраш тут как тут, - сообщил кабатчик. - Хочет уехать, пока Синие Черви не опохмелились. Завтрак уже готов - каша и саранчовый паштет. Я всем подаю одно и то же. Могу заварить горшок чаю из перечной травы, если хотите. Жжет язык, но голову прочищает".
Ифнесс не стал возражать: "Привяжите у входа трех быстроходцев. Мы отправимся как можно скорее".
Глава 5
Кащи из клана Синих Червей уже ворочались и просыпались, когда Ифнесс, Этцвейн и Фабраш вскочили в седла и тронулись в путь. Один из разбойников прорычал проклятие, другой приподнялся, глядя вслед отъезжающим, но предпочел не утруждать себя спросонок.
Покинув Шахфе, три всадника ехали на запад по Большой Пустоши - солончаку, простиравшемуся в необозримую слепящую даль. Копыта волов мягко опускались в едкую пыль на чуть желтоватой соляной корке. По пустоши беззвучно кружились десятка полтора смерчей: как танцоры, исполняющие павану, вихри поочередно то уносились, нервно покачиваясь, за горизонт, то стремительно возвращались - одни, высокие и стройные, змеями взвивались в безоблачное небо, другие, потеряв всякое достоинство, метались поземкой, бесцельно расползаясь и испуская дух маленькими облачками.
Первое время Фабраш часто оборачивался, опасаясь увидеть темные силуэты пустившихся вдогонку кащей - но жалкое скопление хижин скоро исчезло в пепельно-сиреневой дымке, и проводник несколько приободрился. Искоса поглядывая на Ифнесса, он осторожно произнес: "Вчера вечером мы не заключили формальное соглашение, но я полагаю, что мы странствуем как союзники, и что ни одна из сторон не попытается поработить другую".
Ифнесс поддержал его точку зрения: "По сути дела, мы мало интересуемся работорговлей. По пути в Шахфе мы продали пару отборных сорухов, но, откровенно говоря, охота на рабов - неблагодарное и рискованное занятие, по крайней мере в Миркильской долине".
Фабраш кивнул: "В наших краях переловили всех, кого могли. С тех пор, как этим занялся Хозман Хриплый, население уменьшилось наполовину. Раньше у кабака в Шахфе всегда можно было встретить приезжих - полюбоваться на чужеземные наряды, послушать незнакомый говор. В каждом клане хальков насчитывалось от трех до семи стойбищ со своими тотемами. Сорухи наведывались из округи Шиллинска, алулы - с берегов озера Ниор, горцы спускались с перевала Кузи-Каза. Мелкий работорговец вроде меня мог сводить концы с концами и даже содержать пару наложниц. Хозман Хриплый всему положил конец. Теперь, чтобы с голоду не помереть, приходится ездить за тридевять земель".
"Кому Хозман Хриплый сбывает товар?"
Фабраш раздраженно шмыгнул носом: "Хозман умеет держать язык за зубами. В один прекрасный день он получит свое! Эх, было времечко, да прошло! А теперь весь мир будто с цепи сорвался: битвы звездолетов, грабежи и погромы медных бесов, Хозман Хриплый и его сумасшедшие цены - кто ж за ними угонится? Откуда он берет столько металла? Он всех нас разорит и продаст в рабство - в Миркиле не останется ни души. Что он тогда будет делать? Уедет грабить в другие места?"
"Надеюсь познакомиться с Хозманом, - задумчиво сказал Ифнесс. - Он наверняка расскажет много любопытного".
"Хозман-то? Как же! Чумпу, измученную запором, проще заставить разговориться!"
"Поживем - увидим".
Горизонт мало-помалу прояснялся, смерчи исчезли. Помимо удручающего засушливого зноя, троих всадников ничто не тревожило. После полудня они достигли первых отрогов седого Оргая - Большая Пустошь осталась позади. Когда три солнца закатились за горы, спутники перевалили через крутой холм - их взорам открылась полноводная река Вуруш, порожденная снегами Три-Оргая и бодро струившаяся в северные просторы. Внизу, у самой воды, темнела роща приземистых скрюченных тисов. Здесь, несмотря на многочисленные следы чумп, Фабраш решил устроить привал.
"Чумпы туг везде, от них никуда не спрячешься, - объяснил проводник, - а ночевать где-то надо. Если потребуется, втроем их можно отогнать горящими сучьями".
"Значит, придется сторожить по очереди?"
"Зачем же? Пожалуют чумпы - быстроходцы станут храпеть. А я разожгу огонь поярче".
Привязав волов к дереву, Фабраш развел на берегу большой костер. Пока Ифнесс и Этцвейн собирали на ночь запас смолистых тисовых ветвей, Фабраш успел наловить, почистить и поджарить дюжину речных крабов. Кроме того, он испек на плоских камнях несколько мучных лепешек. "Ловко вы управляетесь, - похвалил его Ифнесс. - Не успеешь оглянуться, а ужин готов!"
Фабраш Везучий Утопленник уныло покачал головой: "Крабов ловить невелика наука. Вечно живу впроголодь, вот и научился. А больше я ничего не умею - так что ваши комплименты меня скорее огорчают, нежели радуют".
"Уверен, что у вас есть и другие полезные навыки".
"Ну, многие считают, что я неплохой брадобрей. Еще я умею веселить народ, изображая совокупление ахульфов, с хрюканьем и визгом - очень похоже получается. Вот и все мои достижения. Через десять лет после смерти никто обо мне и не вспомнит. Дожди и ветры смешают мой прах с пыльной землей Караза. Все же, как-никак, мне повезло - по сравнению с большинством. Я часто задумываюсь: почему мне выпало прожить жизнь Кирила Фабраша?"
"Подобные мысли время от времени посещают каждого из нас, - изрек Ифнесс Иллинет. - Тем не менее, ввиду отсутствия фактических свидетельств прогрессирующего переселения душ задавать себе такие вопросы бессмысленно". Землянин поднялся на ноги и огляделся: "Полагаю, медные бесы не заходили так далеко на запад?"
Обиженный безразличием Ифнесса к поискам смысла жизни, Фабраш сухо ответил: "Они даже до Шахфе не дошли". Проводник ушел позаботиться о быстроходцах.
Ифнесс поднял голову к вершинам темного хребта - в северном небе в лучах заходящих солнц еще горел лиловым пламенем заснеженный пик-трезубец Три-Оргая. "В таком случае битва звездолетов, возможно, никак не связана с гибелью рогушкоев, - бормотал историк. - Завтра предстоит интересный день". Ифнесс, редко жестикулировавший, решительно рассек ладонью воздух: "Если я смогу продемонстрировать звездолет - пусть даже остатки разбившегося звездолета - моя репутация спасена! Дасконетта позеленеет от злости, он уже и сейчас, наверное, локти грызет... Остается надеяться, что в сплетнях местных жителей есть доля правды - нужно во что бы то ни стало найти упавший звездолет!"
Этцвейн, в принципе не одобрявший мелочный характер побуждений землянина, заметил: "Чем один разбившийся звездолет важнее другого? Космические корабли строят много тысяч лет. На планетах Ойкумены звездолетом, наверное, и ребенка не удивишь".
"Бесспорно! - заявил Ифнесс, все еще возбужденный картиной воображаемого триумфа. - Никого не удивляют достижения человека. Другое дело - достижения иных цивилизаций".
"Какая разница? - не унимался Этцвейн. - Железо есть железо, стекло есть стекло - и на Дердейне, и на другом конце Вселенной!"
"Опять же, вы правы! Элементарные закономерности известны любым мыслящим существам. Но познание безгранично. Каждое множество очевидных на первый взгляд аксиом может быть изучено с нетривиальной точки зрения, проанализировано в новом измерении. Число возможных взаимосвязанных уровней познания бесконечно. Наши представления могут относиться к одному уровню, представления иной цивилизации - к другому. Возможно даже существование полностью независимых фаз или областей познания - достаточно вспомнить о парапсихологии. В условиях бесконечности все возможное существует: таков основополагающий принцип космоса. Например, в двигателях чужих звездолетов могут применяться неизвестные человеку эффекты - что имеет огромное значение не только в философском отношении". Ифнесс остановил взгляд на пламени костра: "Должен заметить, что увеличение объема знаний не обязательно благотворно. Изобретения нередко опасны, несвоевременные догадки - пагубны".
"Почему же вы спешите обнародовать свое открытие?" - спросил Этцвейн.
Историк усмехнулся: "Прежде всего мне, как любому человеку, свойственно такое стремление. Во-вторых, я принадлежу к замкнутому кругу специалистов - Дасконетта из него, разумеется, будет исключен - достаточно компетентных для того, чтобы контролировать распространение самых опасных сведений. В третьих, почему бы я стал отказываться от личных преимуществ? Если я предъявлю Историческому институту космический корабль, построенный за пределами Ойкумены - пусть даже обломки потерпевшего крушение звездолета - мой престиж, моя репутация будут неоспоримы!"
Этцвейн занялся приготовлением постели, подозревая, что из трех доводов Ифнесса решающую роль играл только последний.
Ночь прошла без происшествий. Этцвейн трижды просыпался - где-то вдали гулко бурчали чумпы, где-то еще дальше откликалась шайка ахульфов - но лагерь на берегу реки никто не потревожил.
Фабраш встал до рассвета, раздул огонь и приготовил завтрак - горячую кашу с перченым мясом и чай.
С восходом солнц все трое вскочили в седла и отправились на юг по берегу Вуруша, постепенно поднимаясь вглубь Оргая.
Вскоре после полудня Фабраш натянул поводья и остановил вола, наклонил голову, будто прислушиваясь, и стал медленно озираться по сторонам.
"Что такое?" - спросил Ифнесс.
Фабраш молча указал вперед на теснину, служившую входом в каменистое ущелье, потом сказал: "Где-то там черные шары спустились с неба и напали на корабли-диски. До места сражения рукой подать". Поднявшись в стременах, Везучий Утопленник блуждал глазами по склонам, поглядывал на небо.
"У вас какое-то предчувствие", - тихо заметил Этцвейн.
Фабраш нервно теребил бороду-сосульку: "Здесь, в долине, случились неслыханные вещи. Чувствуете напряжение в воздухе? Или, может быть, тут что-то не то..." Сухопарый проводник боязливо ерзал в седле, выпуклые глаза его бегали из стороны в сторону: "На меня будто что-то давит".
Этцвейн внимательно изучал окрестности. Справа и слева песчаниковые склоны были рассечены глубокими крутыми расщелинами. Обрывистые верхи пеклись в бело-фиолетовом зареве солнц. Внизу глубокие черные тени отливали бутылочно-зеленой мглой. Этцвейна насторожило едва заметное движение - метрах в тридцати, схватившись за обломок скалы, притаился крупный ахульф, собиравшийся, по-видимому, швырнуть камень в путников. Этцвейн протянул руку: "Возможно, вас беспокоит пристальный взгляд ахульфа".
Фабраш резко повернулся, раздраженный тем, что не заметил опасность раньше других. Ахульф незнакомой Этцвейну иссиня-черной породы тревожно пошевелил пучками волокон на слуховых шишках и начал медленно пробираться вверх по склону. Фабраш окликнул его на языке даду. Ахульф оглянулся, замер. Фабраш обратился к нему опять. С присущей его расе самодовольной развязностью движений, производившей комическое впечатление, ахульф спрыгнул с уступа скалы, скачками спустился на тропу, вежливо испустил "запах общительности" и стал опасливо, бочком, приближаться к всадникам. Фабраш спешился, знаком посоветовав Ифнессу и Этцвейну сделать то же самое. Бросив ахульфу комок подсохшей в котелке холодной каши, Фабраш снова залопотал на даду. Ахульф ответил страстным, продолжительным монологом.