На месте базы зиял молчаливый кратер. Теперь нужно было как-то остановить штурмовую машину. Этцвейн несколько раз нажал и отпустил педаль акселератора и даже потянул ее к себе, но это не привело к желаемому результату. Наконец, когда он полностью откинул в сторону крышку люка, сработал предохранительный выключатель, и двигатель заглох. Машина остановилась. Этцвейн выпрыгнул на черный бархатный мох. Если бы в эту минуту его убили, он умер бы в полном восторге.
Другие водители тоже остановили машины способом Этцвейна и вылезли наружу. Из ста сорока человек, отправившихся в самоубийственную атаку, вернулись примерно семьдесят. Наркотик еще действовал - лица раскраснелись, глаза чернели расширенными зрачками и блестели, личность каждого казалась необычно сосредоточенной и своеобразной, каждый чувствовал себя сильным, способным на все. Мятежники хохотали, притоптывая и прихлопывая, обменивались обрывистыми фразами, одновременно пытаясь собраться с мыслями и обосновать свой неестественный оптимизм:
"Наконец-то! Свобода! Теперь наша жизнь не стоит ломаного гроша..."
"Значит, так: удерем за холмы, и как можно дальше! Пусть гонятся за нами, если посмеют!"
"Еда? Конечно, мы найдем еду! Ограбим кха!"
"Нам не простят победы! Асутры налетят стаей звездолетов и сожгут нас!"
Этцвейн вмешался: "Подождите, послушайте! За холмом - черные звездолеты. В них люди, такие же, как мы, но с другой планеты. Почему бы не встретиться с ними по-дружески и не положиться на их добрую волю? Нам нечего терять".
Дюжий чернобородый мужик по имени Корба (больше Этцвейн ничего о нем не знал) потребовал разъяснений: "С чего ты взял, что в черных звездолетах - люди?"
"Я видел, как взорвался похожий звездолет, - ответил Этцвейн. - Из него выбросило человеческие тела. В любом случае, давайте разведаем обстановку - нам нечего терять".
"Правильно! - заявил Корба. - Дожить бы до завтра, а там будь что будет".
"Еще вопрос, - сказал Этцвейн. - Важно действовать сообща и предусмотрительно, а не как шайка диких ахульфов. Нужен руководитель, человек, способный координировать действия. Как насчет Корбы? Корба, возьмешься командовать?"
Корба погладил черную бороду: "Только не я. Ты первый помянул руководство, вот и руководи. Тебя как зовут-то?"
"Гастель Этцвейн. Тогда я буду распоряжаться до поры до времени - если никто не против".
Никто ничего не сказал.
"Ну и прекрасно, - вздохнул Этцвейн. - Прежде всего давайте отремонтируем машины, чтобы они тормозили и останавливались".
"А зачем они нам, машины?" - вмешался старик с горящими глазами. Его звали Сул, он слыл заядлым спорщиком: "Пешком можно пройти там, где на машине не проедешь!"
"Что, если придется далеко ездить, чтобы найти что-нибудь поесть? - возразил Этцвейн. - Мы ничего не знаем о местных условиях. Бесплодная пустошь может тянуться на тысячу километров во все стороны. Машины дают больше шансов выжить. Кроме того, на них установлены орудия. В машинах мы - опасные бойцы, без них - банда голодающих беглецов".
"Верно! - поддержал его Корба. - С оружием, по крайней мере, мы успеем всыпать асутрам под первое число, даже если придется помирать. А помирать придется - помяните мое слово!"
Мятежники, хорошо знакомые с устройством машин, сняли панели двигательных отделений и удалили зажимы, фиксировавшие регуляторы скорости. Этцвейн поднял руку: "Тихо!" Ветер донес из-за холма еле слышное завывание странного скрипучего тембра, заставлявшее ныть зубы.
Бойцы разошлись во мнениях:
"Кого-то вызывают!"
"Нет, это сигнал тревоги!"
"Они знают, что мы здесь, и ждут нас".
"Так воют призраки - я слышал этот клич на заброшенном кладбище".
Этцвейн сказал: "В любом случае пора выезжать. Я поеду впереди. На гребне холма остановимся". Он забрался в машину, захлопнул крышку люка и поехал. Штурмовые аппараты скользили по черному бархату мха, как тени деловитой стаи огромных крыс.
Снова преодолев пологий склон холма, водители затормозили, как только впереди показалась долина. Бойцы вылезли из люков. За ними мшистый склон спускался к кратеру уничтоженной базы. Дальше, за базой, поблескивала трясина. Впереди распростерлась долина с озерцом, черными звездолетами и кольцом конусов вокруг них. По берегу озера суетились люди - человек двадцать - выполнявшие какую-то работу. На таком расстоянии невозможно было разглядеть их черты или определить, чем именно они занимались, но, судя по движениям, они торопились. У Этцвейна появилось недоброе предчувствие - будто в воздухе над долиной скопилось предгрозовое напряжение.
Со стороны космических кораблей опять взвыла дребезжащая сирена. Люди, возившиеся у воды, обернулись, застыли на несколько секунд и побежали к звездолетам.
Тут же раздался испуганный возглас Корбы - он указывал на юг, где в туманной дымке за трясиной на фоне вечно пасмурного неба угадывались очертания другой гряды холмов. Из-за тех холмов выплывали три красновато-бронзовых диска: впереди два обычных и за ними третий невероятной величины, всходивший над горизонтом подобно медной луне. Первые два диска приближались с угрожающей быстротой.
Большой корабль двигался медленнее, над самой землей. Из конических укреплений вокруг озера вырвались трескучие белые молнии, поразившие звездолет-диск, летевший впереди. Диск озарился голубым сиянием, подскочил высоко в небо и мгновенно пропал в тучах. Второй диск испустил широкую струю лилового огня, целиком охватившего один из сферических черных звездолетов. Укрепления вокруг озера отвечали новыми залпами белых разрядов, но попавший под обстрел черный шар накалился докрасна, потом добела, и осел на дымящемся мху бесформенной полурасплавленной массой. Атаковавший его бронзовый диск, судя по всему неповрежденный, проворно нырнул под прикрытие пологой возвышенности. Громадный бронзовый звездолет опустился на поверхность поблизости. Его выходные люки раскрылись, как лепестки неожиданно распустившегося бутона, и легли на мох, превратившись в наклонные выездные рампы. Изнутри стремительно выскальзывали штурмовые машины-саламандры - двадцать, сорок, шестьдесят, не меньше сотни.
Машины бросились к человеческим укреплениям, рыская черными тенями по черному мху, почти невидимые, защищенные от огня гребнем холма. Кольцо укреплений вокруг озера раскрылось: конусы стягивались к двум уцелевшим сферическим звездолетам. Но машины-саламандры уже спешили вниз по бархатно-черному склону - огневые позиции людей оказались в радиусе действия торпед. Черные конусы ощетинились белыми трескучими разрядами. Машины-саламандры часто взрывались, высоко подскакивая и кувыркаясь, но их было слишком много, и уцелевшие успевали выпускать торпеды. Одно за другим орудия-конусы превращались в рваные клочья металла. Водители штурмовых машин обстреливали также шарообразные звездолеты, но безрезультатно - злобные красные вспышки разрывов гасли, не долетая до угольно-черных корпусов.
Два бронзовых диска, огромный и обычный, поднялись в воздух, ощупывая черные шары толстыми прямыми щупальцами лилового огня. С неба прибыло подкрепление. Восемь серебристо-белых веретенообразных кораблей с выступающими из корпусов сложными устройствами или орудиями быстро спустились и повисли над двумя черными шарами. Воздух мерцал и дрожал. Лиловые струи огня затуманились, стали янтарно-желтыми, потом потускнели и исчезли, как если бы источники энергии в бронзовых дисках иссякли. Черные шары вертикально поднялись в воздух, набрали скорость, превратились в темные пятна на фоне серых облаков и скрылись за завесой туч. Серебристо-белые звездолеты повисели над озером неподвижным восьмиугольником еще три минуты и тоже исчезли в облаках.
Машины-саламандры скользили обратно, поднимаясь по рампам большого дисковидного звездолета и исчезая в трюмах. Через пять минут оба бронзовых диска взлетели и удалились за туманные южные холмы.
За исключением взбунтовавшихся рабов, ошеломленно стоявших на гребне холма, на всем обширном пространстве поля битвы не осталось ничего живого. Около маленького темного озера застыли изуродованные остатки конусных укреплений и все еще раскаленный оплавленный черный шар.
Мятежники залезли в штурмовые машины и осторожно спустились по склону к озеру. От огневых позиций людей остались бесполезные переплетения обрывков металла. Оплывший черный звездолет излучал такой жар, что никто не осмелился к нему приблизиться. Даже если в нем были запасы провианта, они, несомненно, сгорели. Вода, однако, была в двух шагах. Бойцы подошли к берегу мелкого озерца. От него исходил неприятный запах, заметно усиливавшийся по мере приближения.
"Вода есть вода, - заявил Корба. - Пусть воняет, мне все равно. Сейчас побрезгуешь - а потом где еще напьешься?" Он наклонился зачерпнуть пригоршню и сразу отскочил: "Что-то плавает! Кишмя кишит!"
Этцвейн присел на корточки и заглянул в воду. Озерцо бурлило вихрями и всплесками, вызванными движением бесчисленных юрких, напоминавших насекомых существ всевозможных размеров, от микроскопических букашек до гигантов величиной с руку. Из-под розовато-серого туловища каждой твари свисали восемь членистых ног с тремя крохотными щупиками на концах. В шерстистых углублениях спереди поблескивали черные глаза-бусинки. Этцвейн с отвращением выпрямился: "Асутры! Миллионы асутр!" Он наотрез отказался пить из этого пруда.
Этцвейн взглянул на небо. Низкие черные тучи лениво дрейфовали под сплошной серой пеленой, роняя прерывистые шлейфы дождя. Прозябшего Этцвейна передернуло нервной дрожью: "Проклятые места! Чем скорее мы отсюда уедем, тем лучше".
Один из мятежников с сомнением произнес: "Где еще мы найдем воду и пищу?"
"Питаться асутрами? - Этцвейн скорчил гримасу. - Я скорее подохну с голоду. В любом случае эти твари развились на чужой планете и, скорее всего, ядовиты". Этцвейн повернулся лицом к югу: "Звездолеты могут вернуться. Лучше убраться подобру-поздорову".
"Все это замечательно, - жаловался старый Сул, - но куда бежать? Мы обречены. Зачем торопиться?"
"Предлагаю ехать на юг. Где-то там, за трясиной, наш лагерь - ближайшее место, где можно добыть воду и пищу".
Повстанцы прищурились, глядя на Этцвейна с подозрением и в замешательстве. Корба вызывающе спросил: "Мы только что освободились - после стольких лет рабства - и ты хочешь возвращаться в лагерь?"
Другой мятежник ворчал: "Я родился в упрямом племени баготов, в семье из клана Стальных Шпор. Пусть я буду жрать насекомых и хлебать вонючую жижу, но продаваться в рабство за еду не намерен!"
"Я не собираюсь сдаваться в рабство, - возразил Этцвейн. - Вы забыли, что у нас есть оружие? Мы не вернемся стоять в очереди к лагерной кормушке - мы вернемся, чтобы взять свое и рассчитаться со старыми долгами! Будем двигаться на юг, пока не найдем старый лагерь, а там посмотрим".
"Путь далек!" - пробормотал кто-то.
Этцвейн отозвался: "В транспортном корабле мы прилетели за два часа. Возвращение займет два-три дня, может быть четыре - а что еще делать? Ложиться и помирать?"
"Верно! - одобрил Корба. - Пусть асутры спалят нас молниями - на этой промозглой планете все равно никто долго не проживет. Поедем и встретим смерть, как подобает людям!"
"Значит, по машинам! - заключил Этцвейн. - Едем на юг".
Обогнув озерцо и дымящийся корабль-шар, они поднялись по черному мшистому склону, где виброподушки уже оставили переплетения блестящих следов-дорожек, потом спустились к воронке, оставшейся от базы, и помчались дальше. "Где-то под обломками базы, - думал Этцвейн, - лежит старый Половиц, вдавленный в черный торф чужой земли. И поделом - стоило выслуживаться столько лет!" Тем не менее, несмотря на горечь возмущения сотнями несправедливостей, причиненных бригадиром ему и многим другим, Этцвейн чувствовал некое мрачное сострадание. Он обернулся, взглянув на скользящие следом машины-саламандры. Все повстанцы, и он в том числе, спешили навстречу смерти. Но сперва они успеют отомстить.
Трясина была уже близко: безграничный простор липкой грязи, местами покрытый пятнами белесо-зеленой пенистой плесени. Машины повернули и продолжали мчаться на юг по краю топи. Под тяжелыми низкими тучами моховые луга, трясина и небо сливались в мутной дали без четкой линии горизонта.
Машины скользили на юг зловещей гибкой вереницей. Мятежники не оборачивались назад. Ближе к вечеру им повстречалась болотистая заводь с грязноватой водой. Они напились, не обращая внимания на горький привкус, и наполнили той же водой баки в машинах. Потом, осторожно перебравшись вброд через мелкую заводь по самому краю трясины, они снова помчались на юг.
Небо потемнело, пошел неизбежный вечерний дождь, мгновенно поглощавшийся мхом. Машины ехали в сумерках, постепенно сменившихся непроглядным мраком. Этцвейн остановил колонну, и бойцы выбрались на мох, кряхтя от голодной усталости и со стонами растирая онемевшие мышцы. Мрачно бормоча хриплыми голосами, люди бродили вперед и назад вдоль вереницы машин. Некоторые заметили, что пенистая накипь на трясине заметно фосфоресцировала в темноте, тогда как моховой луг беспросветно чернел. Кто-то предложил ехать всю ночь: "Чем скорее мы вернемся в лагерь, тем скорее все это кончится так или иначе - утолим голод или нас убьют".
"Я тоже тороплюсь, - отвечал Этцвейн, - но в темноте ехать слишком опасно. У нас нет опознавательных огней, мы можем разъехаться кто куда. Что, если водитель заснет, не снимая ногу с акселератора? Утром мы его уже не найдем. Нужно перетерпеть голод, дождаться рассвета".
"Днем нас могут увидеть с летающих кораблей, - возразил один из самых нетерпеливых. - Других опасностей здесь никаких нет, куда ни посмотри, а пустые животы бурчат и днем, и ночью".
"Двинемся в путь, как только забрезжит заря, - пообещал Этцвейн. - Ехать в полной темноте - безумие. Мой живот так же пуст, как и у вас. За неимением лучшего я намерен спать". Он решил больше не спорить и спустился к краю бесконечной трясины.
Болотная накипь мерцала синеватой сеткой пересекающихся линий, медленно плывших и постоянно образовывавших новые узоры из неправильных ромбов. Бледные пятнышки света то и дело сновали проблесками по открытым участкам, неподвижно задерживаясь в редких пучках тростника...
Что-то быстро пробежало по грязи у самых ног Этцвейна - судя по очертаниям большое плоское насекомое, опиравшееся на плесень подушечками многочисленных широко расставленных ног. Этцвейн пригляделся: асутра? Нет, что-то другое, хотя асутры, вероятно, развились где-то в таком же болоте или озере. Возможно даже, что захребетники развились именно на Кхахеи - хотя в первых напевах Великой Песни о них ничего не говорилось...
Другие повстанцы тоже вышли на берег огромной топи и дивились странной игре света в зловещей, сырой тишине ночи. Кто-то развел на берегу крохотный костер, подкладывая в огонь сухие кусочки мха и тростника. Несколько человек поймали в грязи насекомых и теперь готовились поджарить их и съесть. Этцвейн фаталистически пожал плечами. Он занимал шаткое положение в группе мятежников - любой мог оспорить его первенство в любую минуту.
Ночь тянулась долго. Этцвейн пытался уснуть внутри штурмовой машины, но там было слишком тесно. Он вылез наружу и лег на мох. Приземистая машина почти не защищала от холодного ветра, но мало-помалу он задремал... и вскочил на ноги, разбуженный отчаянными стонами. Наощупь пробравшись вдоль вереницы машин, Этцвейн нашел трех человек, судорожно извивавшихся на земле. Их рвало. Этцвейн постоял минуту, потом вернулся к своей машине. Как он мог им помочь, чем он мог их утешить? Смерть дышала в затылок каждому, потеря трех человек казалась несущественной... Ветер крепчал, с трясины наползло облако тумана с моросящим дождем. Этцвейн снова залез в машину. Стоны отравленных слабели и в конце концов прекратились.
Наконец рассвело. На губчатом черном торфе лежали три мертвеца - трое, поужинавшие жареными насекомыми. Не говоря ни слова, Этцвейн вернулся к своей машине, и колонна двинулась на юг.
Черные болотистые луга казались бесконечными - повстанцы ехали быстро, но в почти летаргическом оцепенении. К полудню они подъехали к еще одной заводи и снова напились. Вокруг заводи, в тростниках, кое-где висели гроздья мелких плодов, напоминавших восковые шарики. Двое повстанцев осторожно потрогали их и понюхали. Этцвейн ничего не сказал, но на этот раз никто не захотел рисковать.
Корба стоял и смотрел на сплошь поросшую мхом равнину, простиравшуюся к югу. Он показал Этцвейну на далекую тень над горизонтом - то ли облако, то ли холм со скальными выходами: "К северу от лагеря торчала как раз такая скала. Похоже, мы скоро приедем".
"Боюсь, что нескоро. Корабль, перевозивший нас на базу, двигался гораздо быстрее машин. Думаю, ехать придется еще не меньше двух дней".
"Что ж, как-нибудь доедем, если с голоду не передохнем".
"От трех дней голодовки еще никто не умирал - вот если машины не дотянут, будет гораздо хуже. Этого я больше всего боюсь. Аккумуляторы не вечны".
Корба и еще несколько человек с сомнением обернулись к черным плоским машинам. "Поехали! - сказал один. - По меньшей мере увидим, что делается по ту сторону холмов - вдруг Корба не ошибся, и нам повезет?"
"Я тоже надеюсь на лучшее. Но приготовьтесь к разочарованию", - предупредил Этцвейн.
Колонна скользила по волнистому черному ковру. Нигде не было никакого движения, никаких признаков жизни - ни остатков жилищ, ни развалин древних укреплений, ни ориентиров, сложенных из камней разумными существами.
Налетела гроза. Черные тучи клубились над самой головой, машины дрожали от ураганного западного ветра. Но уже через полчаса гроза прошла, и воздух стал чище, чем раньше. Теперь было ясно, что тень на юге - внушительная возвышенность.
К концу дня колонна поднялась на гребень седла между двумя холмами. Впереди, насколько видел глаз, простирался монотонно-черный моховой луг.
Машины остановились. Люди вышли и молча смотрели на открывшуюся им пустыню. Этцвейн сухо сказал: "Нам еще ехать и ехать". Вернувшись в машину, он повел ее вниз по склону.
У него в голове сложился план. Когда темнота снова заставила их сделать привал, Этцвейн предложил его на обсуждение: "Помните корабль-диск, стоявший на дворе перед бараками? По-моему, это космический аппарат. В любом случае ценная машина. Асутры дорожат ею гораздо больше, чем жизнью шестидесяти-семидесяти рабов. Если этот корабль все еще в лагере, предлагаю захватить его и выторговать возвращение на Дердейн".
"Как мы это сделаем? - спросил Корба. - Нас заметят и обстреляют торпедами!"
"Насколько я помню, лагерь охраняют не слишком бдительно. Почему бы сразу не сделать большую ставку? Если мы сами себе не поможем, кто нам поможет?"
Один боец, кочевник из племени алулов, с горечью сказал: "Я забыл - так много всего случилось, столько времени прошло... Давным-давно ты говорил о Земле и обещал помощь какого-то Ифнесса".
"Мечты, сказки! - развел руками Этцвейн. - Я тоже многое забыл... Странно, странно! Если бы люди с Земли видели нас сейчас, мы показались бы им существами из кошмарного сна, порождениями черных болот, чуждыми и бестелесными, как блуждающие огни... Боюсь, я никогда не увижу Землю!"
"Что мне Земля! Повидать бы еще раз старый добрый Караз! - отозвался кочевник. - Если мне улыбнется удача и я попаду домой, я больше никогда не пожалуюсь на судьбу".