Сорокина там больше не было. По сути, он вообще боль ше не существовал.
Они отодвинули кровать от стены, чтобы с обеих сторон от кровати было пространство для двух Слуг, стоявших на коленях. Вместе с человеком, лежавшим на ней, они образовывали своего рода круг, держа друг друга за руки, все пребывая в каком-то трансе. Их паразиты также соединились - и кольцо было замкнуто, так как чёрная субстанция ползла по спине того, кто раньше был Сорокиным, постепенно распространяясь по всей поверхности его тела. Его волосы плностью выпали. Если бы не упоминание Эго об обмане, я мог бы усмотреть в этом обычную процедуру представления - приёма новой овцы в отару. Но я понял, что то, что предстало перед моим взором, было метаморфозой обратной той, что уже имела место раньше.
Они создали Сорокина. Сам выдумал его. Внешние проявления паразита были удалены адсорбцией. Суперстимуляция гормональных и физических процессов отрастила ему волосы. И его разум был буквально сформирован. Он не притворялся… Он действительно стал новой личностью. Он был достаточно хорош, чтобы убедить даже Мариэль.
- Я даже не подозревал, что вы могли сделать что-либо подобное, пробормотал я.
- Мы тоже, - ответил Эго. - До тех пор, пока не возникла необходимость. Мы только начинаем осознавать, что мы можем делать… и кем мы можем быть. Прогресс достигается при исследовании новых проблем. А мы только-только начали.
- Это была очень правдоподобная история, - сказал я. - Даже при том, что мне не удалось найти ни малейших свидетельств, говорящих о существовании других людей… я был готов поверить в неё.
- Мы были уверены, что вы поверите, - сказал Эго. - Когда поняли, что ты искал так упорно на корабле.
- Таким образом вы выманили двоих из нас из корабля. Это вам ничего не даст. Вы не сможете выманить остальных. Как бы вы не были убедительны, там всегда остаются двое. Это одно из нерушимых правил.
- Нам не нужно выманывать больше никого из ваших наружу. Нам нужно только послать одного из вас обратно внутрь.
Я следил за молчаливой церемонией, которая воссоздавала одного из граждан Нации из чего-то совершенно отличного - запрограммированного существа, из почти совершенной имитации того, чем он притворялся.
- Это не сработает, - сказал я ему. - Вы располагаете временем и хорошей историей, в которую ещё верят на борту "Дедала". Но в одном из ранцев, которые вы отобрали у нас, имеется радио, и на корабле ждут нашего доклада. Если мы этого не сделаем, они начнут подозревать неладное. Имея время, вы, быть может, и смогли бы запрограммировать меня, как вы запрограммировали его - включить меня в состав Нации, уничтожить мою индивидуальность, настроить меня, как настроили его, сделать меня наследником Иуды. Но вы не сможете внедрить меня на корабль. Мариэль знает меня слишком хорошо - а она может читать мысли. Вы обманули её с выдуманной личностью, но вам не удасться обмануть её чем-то, притворяющимся мной… или Карен. Вы зря потратили время. Вы ничуть не приблизились к захвату корабля.
- Наша цель состоит вовсе не обязательно в этом, - сказал человек в чёрном. - Действительно, это было бы чрезвычайной мерой, если бы мы предприняли такую попытку.
- Так что же вы намереваетесь делать?
- Мы ещё не знаем. Это зависит очень сильно от того, что мы выясним, обдумывая суть сложившейся ситуации. Что мы должны будем сделать, в очень большой степени зависит от того, что намерены делать ваши люди.
Это известие вовсе не наполнила меня надеждой. Я знал, что намерен был сделать Натан, и ни насекунду не мог предположить, что меры, которые Нация предпримет в ответ, были бы какими-то отличными от чрезвычайных.
- Вы могли задержать меня, когда мы вернулись с севера, - сказал я. - Вы не должны были позволять мне рассказать другим то, что я выяснил. Зачем же вам задерживать меня теперь, когда слишком поздно?
- Вероятно было ошибкой пытаться обмануть вас с самого начала, сказал Эго. - Но мы прибегли к обману из самых невинных побуждений. Мы думали защитить вас от ваших собственных страхов и предубеждений. Нашей целью тогда было успокоить вас до того, как принять в лоно Нации в союзе с Самим. Давая вам время изучить нас, мы тем самым, прдеоставляли и себе возможность изучить вас. То, что мы выяснили, несколько изменило наши намерения. Никогда не было никакого стремления применить к вам силу или причинить вам вред. подобные действия были рассмотрены и отброшены. У Слуги не было другого выбора, кроме как претворять это решение в жизнь во время вашей поездки на природу. Он позволил тебе вернуться на корабль, а сам тем временем вернулся сюда, чтобы информировать Самого о новом положении вещей. В это же время мы также выяснили, что вы получили образец того, что вы называете паразитом, вопреки соглашению. Вы больше не выходили из корабля, и это заставило нас задуматься. Казалось вероятным, что вы можете никогда больше не выйти - что вы можете оставаться внутри, работая над средством уничтожения так называемого паразита. Мы боялись, что вы можете найти такое средство. Поэтому возникла необходимость выманить одного или нескольких из вас, чтобы мы могли узнать, что вы намерены делать и как, и имеется ли у нас возможность, даже на этом этапе, добиться примирения.
При объективном рассмотрении всё это звучало имеющим определённый смысл. Но я был далёк от уверенности, что это было правдой.
- Похоже, - сказал Эго, отворачиваясь от открытой двери камеры, что все мы вели себя немного глупо. Мы проявили в соих действия слешком узкое мышление. Сам проявил узко-мыслие в своём заключении, что ваше включение в Нацию было единственным подходящим выходом. Вы мыслили слишком узко, прийдя к заключению, что Сам является абсолютным злом. Сам, заверяю тебя, стал мудрее благодаря контакту с вами. Вы должны помнить, что вы являетесь первыми разумными индивидуумами, с которыми встретился Сам. Когда на Аркадии ещё оставались индивидуальные разумы, Сам находился на такой стадии своего развития, что едва ли осознавал их. История, которую рассказал вам Сорокин, безусловно была вымыслом… но не таким уж далёким от истины. Иммунитета не было, но мы верим, что прогресс в росте Самого в колонии происходил так, как было описанно. Сперва появился паразит, как вы его называете, заражая всех и каждого. Только когда он стал достаточно хорошо развит, реализовалась возможность установления связи между мозгами, и первый такой случай произошёл, конечно, случайно. Но как только связь была установлена… клетки, которые сделались нашими компаньонами не обладают разумом, но они в высшей степени активны. Они экспериментируют, в слепую, и предоставляют естественному отбору выбирать эффективные результаты. Когда колонисты поняли, что связь между разумами была возможна, они сделали всё, что было в их силах, чтобы поощрить это. Они усмотрели в ней определённое средство индивидуального контроля, новое свойство организма. Сам прошёл в своём развитии ещё одну стадию. Получив возможность, он развивался с поразительной стремительностью, но его истинная сущность была неясна даже для него самого. Как и большинство его потенциальных возможностей. Думаю, вы могли решить, что Сам являяется чем-то стабильным, чем-то раз и на всегда установившимся. Эта иллюзия, вне всякого сомнения, была подкреплена тем, как мы выстроили свой город. Но на самом деле Сам всё ещё находится в процессе эволюции, и эволюции очень быстрой. Город явился продуктом его самой ранней вспышки сознания и продуктивности. Это, как нам представляется теперь, было детской забавой. Мы верим, что скоро перерастём подобную инфантильность. Это наш дом и мы будем жить в нём ещё много лет, но причины, побудившие нас построить его, больше не значат для нас так много. Когда Сам появился, его первой мыслью было быть собой. Он не представлял себя в виде чего-то, что существует в процессе изменений. Он воображал себя чем-то завершённым… и совершенным. Претенциозный утопический дизайн города отражает это ощущение. Но правда сосотоит в том, что Сам не знает ни то, чем он является, ни то, чем он станет. Он изменяется и должен продолжать изменяться, так как каждое открытие, которое он делает, ведёт всё дальше и дальше. Но вы не должны судить нас ни на основании того, чем мы кажемся, ни, тем более, на основании страха перед тем, чем мы могли бы быть. Ваши разумы слишком ограничены. Вы не можете знать. Так же, как и мы. Одному Господу это ведомо.
Поток слов оборвался не замедлившись перед концом. Я должно быть затаил дыхание, без всякой на то причины. Теперь я перевёл его и глубоко вдохнул. Я пребывал в полнейшей растерянности. Я не знал, что и подумать.
- Ну а что теперь? - Спросил я, непроизвольно повторяя вопрос, заданный мне Карен.
- Мы должны выяснить, что вы знаете. Мы должны разобраться в том, что скорее всего сделают ваши друзья на борту корабля, и какие последжствия наиболее вероятно будут иметь их действия.
- Вы хотите, чтобы я рассказал вам всё это.
- Ты расскажешь нам всё.
Я оглядел комнату. Я по-прежнему не видел дыбы. Или ящика с раскалёнными железяками. Может, они держали это где-то в чулане.
- Судя по тому, как ты это сказал, - произнёс я мрачно, - у вас есть способы заставить меня говорить.
- Он не воспринял насмешку, - но я услыхал, как прыснула Карен. Она была по-прежнему у двери своей камеры, прислушиваясь к каждому слову. Это был очень короткий смешок.
- Мы должны знать правду, - сказал Эго. - Всю правду.
- И ничего кроме правды, - пробормотал я. - Полагаю, у вас имеется сыворотка правды.
- Сам, - произнёс человек в чёрном, - находится в исключительно выгодном положении для изучения влияния психотропных средств. Думаю, ты понимаешь почему. Ты ведь помнишь, что клетки нашего компаньона эволюцией приспособлены находиться в постоянном процессе экспериментирования. Сам унаследовал, на умственном уровне, кое-что из этого устремления. Биохимические ресурсы жизненной системы Аркадии весьма богаты.
- Готов биться об заклад, что так оно и есть, - пробормотал я. Сам, как было сказанно, находился только в самом начале осознания некоторых из своих потенциальных возможностей. Каждый раз, когда он исследовал новую проблему, то открывал целый спектр новых возможностей…
- Боюсь, что должен попросить тебя снять свой костюм, - сказал Эго. - Мы не знаем, какое влияние твоя фильтрационная система окажет на лекарство. Я даю тебе своё слово, что ты не будешь… инфицирован… компаньоном.
Я бы и двух пенсов не дал за его слово чести. Но у меня даже не было другой возможности, которая стоила бы двух пенсов. В ситуации, когда тебе не представляется никакого выбора, нужно, хотя бы сохранять достоинство.
- Здесь? - спросил я.
- Думаю, это место подходит, как и любое другое, - ответил он. И возможно, будет необходимо вернуть тебя в твою камеру… после.
Я вернулся в камеру и медленно начал раздеваться.
Откуда-то, словно чёрт из табакерки, появвился Слуга с миской наполненной чем-то похожим на овсянку. За ним следовали другие Слуги. Похоже, что здесь собиралась довольно большая толпа. Один из них привёл Карен - ей было позволено остаться в своём костюме. Я решил, чтора зрешение ей присутствовать в определённой степени было мне на руку. У меня появилялся свидетель, который мог позже рассказать, что произошло.
- Лекарство погрузит тебя в сон, - мягко сказал Эго. - Боюсь, что испытание будет не совсем приятным. Твоя личность может испытать галюцинации подчинящиеся подсознанию. Понимаешь, воля должна быть изолированна от памяти, чтобы информация могла быть вспомнена точно и последовательно.
- Забудем о вступительной лекции, - сказал я. - Давайте покончим с этим.
Слуга вручил мне чашу.
На вкус это не имело ничего общего с овсянкой.
Глава 15
Мне снилось, будто я провожу ночь на голой горе.
Поднялся ветер, который свирепо завывал среди тёмных сосен, чьи ветви мотались и раскачивались, словно тёмные крылья ветрянных мельниц, в товремя, как духи деревьев плясали под музыку всбесившегося воздуха. Небо над головой было ясным, но гора являла собой оазис в безбрежном океане облаков, защищаемым какой-то сверхъестественной силой от бури, свирепствовавшей вокруг с такой яростью, что ни один путешественик не смог бы взойти на гору без помощи потусторонних сил. Северный, западный, южный и восточные кромки неба кромсались молниями а земля была залита потоками ливня.
Ведьмы прилетали сквозь бурю, защищённые коконами непроницаемой тьмы, ведомые дьявольскими автопилотами, верхом на демонических баранах или козлах, или же на чёрных конях с горящими глазами, или на прутиках и мётлах, остро-пахнущих мазями.
Огни вспыхивали вокруг вершины горы, которая светилась фиолетовым и синим - огни, которые плясали вокруг сосен, но не пожирали их, их пламя и жар только подчёркивали темноту Божьей ночи.
Хозяин не прилетел на сборище, но просто… возник из чёрных теней горных склонов, из каждого осколка скалы. Он был чудовищен, как по размерам, так и по форме, с огромными рогами, похожими на бараньи, с козлиной бородой и с ногами огромной олбезьяны. Его ступни имели форму орлиных лап, ягодицы были как у самца-мандрилла. Свет - белый свет - плясал вокруг его лица, словно дождь из расплывчатых искр. Кожа его была прозрачной. Под плотью отчётливо был виден жёлтый череп и окружности налитых кровью глаз. Видны были и вены, которые проступали сквозь плоть, словно разветвлённая паутина толстых, просмолённых труб, казавшиеся на первый взгляд клеткой, служившей для содержания внутренностей и для демонстрации внутреннего устройства.
Плоть лица, почти невидимая, не несла на себе никакого выражения, которое можно было бы разобрать или интерпретировать. Но глаза, сидевшие в черепе и выступающие из глазниц, наливаясь кровью, казались одновремено и ужасающими и задумчивыми… свирепость, отчаянный гнев вечного страдания.
Ведьмы, прибывая одна за дугой, представлялись ему, кланялись и целовали его полу-окрашенные ягодицы. Затем своими губами, благословенными таким образом, они поворачивались друг к другу и целовались. И тогда их плоть становилась видна, их покровы исчезали под воздействием чёрной магии, открывая белизну костей и черноту вен, словно у гротескных морских созданий, изгибаясь и свиваясь при их движениях, сплетаясь и переплетаясь в кровавой страсти злобных поцелуев.
Затем начались истязания, когда ведьм, которые совершили недостаточно зла, бичевали узловатыми верёвками до тех пор, пока чёрные вены не прорвали невидимую поверхность их рассечённой кожи и брызнули чёрной кровью. И каждая чёрная капля, падавшая на землю, оставалась живой, заползая, словно червь в щели горы. Всё время, пока ведьмы кричали в агонии своей пытки, им вторило эхо божественного возмездия, которое в своё время проклянёт их всех, и обречёт на те же вечные страдания, которые изнуряли их хозяина.
Угощение, как и сам хозяин, выросло из вещества скал. Сгнившая трава, камни, отбросы, перегной, сосновая хвоя и птичий помёт - всё это превратилось в мясо и булки, сахар и приправы. Горные потоки наполнились смесью крови и вина, и дьявол выплюнул пламя, чтобы поджечь её. Ведьмы ели, зная, что их угощенье оставалось тем, чем было, не смотря на кажущий ся внешний вид, и подхлёстывали свои дикие развлеченья, пренебрегая этим знанием.
Затем празднующие оделись в мантии для пантомимы, превратившись в карикатуры на монахинь, церковных служек и актёров, являя, даже, какрикатуру своего собственного господина, который был представлен в сценках. Они насмехались не только над святым, но и над жизнью, смертью и таинственностью, над обыденным и над праздничным, над искусством.
И дьявол благославлял церемонию пустыми, елейными обещаниями, которые громоздились друг на друга, вызывая хохот и наслаждение.
Небо исполняло для них музыку, гром превращался в бой барабанов, ветер играл бесконечные пассажи в высоких ветвях, а сами они плясали, пока дьявол спускался к ним, беря одну за другой для исполнения извращённого духовного бракосочетания. Его палка, как и плоть лица, была прозрачной, похожей на ледяную иглу, и он входил в них её ужасающим холодом, замораживая их до последней клетки, и затем покидая их с экстатической пыткой возвращения огня и ощущений. И во время их соединения, кровь свободно вытекала и смешивалась, когда вены выступали из остекленевшей плоти и сплетались в причудливые узоры.
Шабаш всё длился и длился, замкнутый в замороженном мгновении ночи, защищённый абстракциями от вторжения внешнего мира. И бесконечная буря, огораживавшая тайеное место, свирепствовала вокруг, терзая землю.
После плясок они легли, и дьявол, снова превратившийся в скалы, принялся ласкать их всех одновременно своими каменными пальцами и рогами. И ведьмы соединили руки и коснулись ступнями тел друг джруга, превратившись в одну замкнутую огромную паутину, покрывавшую вершину горы, словно живой плащ.
Они были в трансе…
… в объятиях своих собственных снов…
… пока дьявол собирал свои инструменты вместе, делая единой личностью и единой волей, которые были его собственными совершеннейшее зло и совершеннейшее проклятье. Он наставлял их в грехе, отбирал их мысли и инстинкты, делал их послушными его собственному влиянию и злобному интеллекту, губил их души заключением дьявольского пакта, которым они отрекались от всего человеческого… пакта который оставался записанным в каждой их жилке.
Я ждал, безнадёжно, петушиного крика.
Кукареанье так и не раздалось.
На неопредлённое время потерял сознание.
Позже, я обнаружил себя летящим в ночи, как летали они, несясь сквозь бушующую бурю, но не подвергаясь его яростному воздействию.
Вокруг меня всё в мире шло своим чередом.
Словно засохший листок на свирепом ветру, меня швыряло и крутило, но я чувствовал себя таким же лёгким, как сам воздух. Струи дождя обрушивались на моё тело, но осязание куда-то отступило, и я не ощущал ни малейшего прикосновения. Молнии ударяли в меня снова и снова, со всей яростью обозлённого божества, словно разъярённые кобры.
Снова и снова, и снова…
Но я пропускал их сквозь себя одну за другшой. Электрическая пытка не могла коснуться меня, не могла потревожить мою плоть ни в малейшей степени. Хотя мои сердце и разум сжимались от отчаяния, я был цел, невредим и пребывал в полной безопасности.
Казалось, что я скорее падаю, чем лечу, но медленно… очень медленно…
Пытка, которая должна была заставить меня кричать, поражала себя, словно живое существо, со всей своей яростью, оборачивающейся против неё самой. Я был неуязвим и бесчувственен. Я мог спокойно наблюдать, как вспарывалась моя кожа и вытекала моя кровь. Я мог бы наблюдать, как меня разрывало на части, и это меня едва ли взволновало бы. Что-то, что было мной, находилось в безопасности, и в безопасности навсегда.
Глядя вниз во время падения, я увидел две фигуры, движущиеся среди сосен по склону другой горы, заливаемые дождём и пугающиеся раскатов грома.
Мне были знакомы их лица, но я не мог вспомнить их имена.
По мере того, как я падая приближался к линии их движения, они проступали всё отчётливее и отчётливее, но я всё ещё не мог вспомнить имена или кто они такие.