Однако эксперимент продолжается. Перегородку, разделяющую животных, делают звуконепроницаемой, чтобы не допустить никакой звуковой коммуникации между ними. Дело в том, что было замечено: самка, реагируя на тест, непрерывно издает звуки. Теперь самке предлагают серию световых сигналов, и она на них отвечает. Но на сей раз - и это впервые, - когда наступает очередь самца, он, прежде чем отреагировать, ждет появления сигналов на табло.
Тогда в звуконепроницаемой перегородке проделывают отверстие, которое дает нашей паре возможность переговариваться. Тесты повторяют снова, и снова самец их опережает. Таким образом, он был проинформирован именно благодаря звукам, издаваемым самкой. (Бурное оживление). Все происходит так, как если бы самка, нажимая на разные планки, говорила мужу, который не может ее видеть: "Я нажимаю на левую планку, потом на правую, затем на среднюю и опять на правую - поскорей делай то же самое, потому что по окончании серии ты получишь рыбу…" (Смех и умиление).
Если подобная коммуникация имеет место, а предполагать, что ее не существует, просто невозможно, если она включает столь отвлеченные понятия, как "правая сторона", "левая сторона", "середина", то ее осуществление возможно лишь с помощью настоящего языка.
Другие исследователи занимаются собиранием различных дельфиньих звуков, специальными приборами трансформируя их в светящиеся на табло формы, которые фотографируются. Если когда-нибудь мы сумеем расшифровать эти фотопластинки с помощью экспериментов или наблюдений за поведением животных в естественных условиях, то мы, быть может, вступим на путь хотя бы элементарного познания языка дельфинов.
Второй этап - однако сейчас, по-видимому, говорить о нем крайне преждевременно - будет состоять в том, чтобы, опираясь на наше знание дельфиньего языка, преподать дельфинам начала языка человеческого. Опыты подобного рода, очевидно, исходят из предположения, что дельфин способен имитировать человеческие звуки. Как вы знаете, такова точка зрения доктора Лилли, который в настоящее время пытается научить своих дельфинов английскому языку.
Однако для того чтобы животное перешло от дельфиньего к человеческому языку, оно должно сделать такой невероятный скачок в своем развитии, что пока будет разумнее прекратить перечень всех этих "если" и отказаться продвигаться дальше по пути предположений.
Севилла замолчал, улыбаясь, оглядел присутствующих, поклонился и сказал:
- Благодарю вас за ваше любезное внимание. (Продолжительные аплодисменты.) Я готов ответить на ваши вопросы, если только вы не считаете, что я и так злоупотребил вашим временем. (Протестующие возгласы.)
Поднялась миссис Джеймсон. Светясь нежностью, являя собой воплощение такта, держа на животе толстые, унизанные кольцами пальцы, она начала низким голосом благодарить лектора. Присутствующие, все как одна, устремили на нее внимательные взгляды и сразу же перестали ее слушать.
- …Я не сомневаюсь, - заключила миссис Джеймсон, - что все наши слушательницы признательны профессору Севилле, который сам предложил нам задавать ему вопросы. (Аплодисменты.)
Миссис Джеймсон села. Воцарилась тишина, она ничем не нарушалась, становилась тягостной. Слушательницы перешептывались, покашливали, переглядывались. Сидящая в первом ряду несколько угловатая девушка в больших роговых очках пристально разглядывала профессора Севиллу.
- Я сама подам пример, - медоточивым голосом сказала миссис Джеймсон, словно ей было невдомек, что все ждут, чтобы она первой задала вопрос. - Мистер Севилла, - продолжала она, повернув к нему лицо с отвисшей нижней губой, - вы рассказывали об океанариумах и об успехе ревю с дельфинами. Вы сказали также, что океанариумов в Соединенных Штатах много. Полагаю, это прибыльные предприятия?
- Весьма прибыльные, - ответил Севилла, и в глубине его глаз мелькнул лукавый огонек. - Мне, например, известно, что в этом году оборот одного океанариума составил четыре миллиона долларов. Разумеется, общие расходы тоже значительны. Нужно время и терпенье, чтобы подготовить программу, привлекающую публику. Публике надоело все, даже дельфины.
Угловатая девушка подняла руку, но южанка ее опередила.
- Мистер Севилла, - спросила она, кокетливо повернув к нему свое прелестное лицо и прищурив глаза, - можно ли держать дельфина в частном бассейне?
- Можно, если ваш бассейн обогревается.
- А как же быть с морской водой?
- Вы можете купить морские соли и растворить их в вашем бассейне. Все дело только в пропорциях.
- А сколько стоит дельфин?
- В Нью-Йорке тысячу двести долларов наличными.
- Да ведь это же пустяк! - воскликнула южанка, причем в ее тоне к удивлению примешивалось разочарование.
Севилла улыбнулся.
- Содержать дельфина все-таки хлопотное дело, - успокаивающе заметил он. - На мой взгляд, необходимо иметь специального человека, чтобы тот постоянно занимался дельфином. Без этого дельфин скучает и чахнет. Если только вы не купите пару.
- Это возможно?
- Конечно. Однако если у вас есть дети, то предупреждаю вас, что в брачный период дельфинов они могут оказаться свидетелями весьма откровенных зрелищ.
Миссис Джеймсон заморгала, угловатая девушка подняла руку, но южанка продолжала расспросы:
- У кого же можно купить пару дельфинов?
- У специалистов, которые их ловят.
- Не могли бы вы дать мне их адрес?
- Я… у меня нет его при себе, - солгал Севилла. Он переменил позу и безразличным голосом продолжал: - Но если вы мне позвоните завтра утром, я вам его сообщу. Мой номер - в телефонной книге.
Южанка медленно опустила ресницы, а миссис Джеймсон сжала толстые губы, "Эта парочка сговаривается, и прямо у меня на глазах! Вот скоты! - с презрением подумала она. - Скоты, все, все…"
Дама лет пятидесяти с волосами цвета красного дерева подняла руку и спросила:
- Значит, дельфин становится домашним животным?
Севилла с симпатией посмотрел на свою собеседницу. Если даже он говорил для нее, одной, он не потерял времени даром.
- Ваш вопрос очень интересен, однако, прежде чем ответить на него, следовало бы попытаться определить, что такое домашнее животное.
- Ну что ж, попытаемся, - с увлечением ответила дама. - Назовем домашним животное, которое соглашается получать пищу из рук человека.
- Ваше определение не годится, - сказал Севилла. - В неволе почти все животные, включая льва, тигра, удава, принимают пищу от человека. Я бы называл животное домашним только в том случае, если оно соглашается, чтобы люди им руководили. Именно этим домашнее животное отличается от укрощенного. Укрощенное животное поддерживает отношения с укротителем, но только с ним одним, и отношения эти не надежны, подвержены всевозможным неизбежным случайностям. Кроме того, есть различные ступени одомашнивания. Взять, к примеру, корову и быка: корова одомашнена на сто процентов, однако с быком по-прежнему очень трудно справляться. Поэтому одомашнивание, на мой взгляд, - это возможность безопасно обращаться с животным.
- Мне кажется, - сказала дама с волосами цвета красного дерева, - что под это определение подходит также и прирученное животное.
Севилла подумал.
- Прирученное животное - это всегда одна особь. Одомашнивание - приручение целого вида.
- В таком случае, - живо возразила дама, - дельфины еще не домашние животные, раз большая часть их остается дикими.
- Да, но в неволе, - сказал Севилла, с интересом глядя на нее, - все они сразу же становятся очень дружелюбными. Впрочем, - прибавил он через некоторое время, - сегодня еще можно говорить об одомашнивании дельфинов как о приручении целого животного вида, но если однажды человек и дельфин начнут общаться посредством слова, дельфинов уже нельзя будет считать животными и их отношениям с людьми необходимо будет найти новое определение.
- Быть может, увы, это будут отношения господина к рабам.
- От всей души надеюсь, что нет, - взволнованно ответил Севилла.
Она кивнула головой и улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ и с грустью подумал: "Нет в мире ничего совершенного. Под этими крашеными волосами - отличный мозг. Какая жалость, что в головке южанки нет этого мозга. А южаночку я уже знаю как свои пять пальцев, как будто я ее создал: снобизм и гордость, инфантильность и ровно столько чувственности, сколько требуется, чтобы любить ласки. Бог мой, ну почему меня привлекает этот кусок бездушной плоти, ведь она бессмысленна, эта моя жажда, эта лихорадка, это навязчивое стремление к другому полу" (все Севиллы были католиками, каждое утро мать Севиллы с двумя сыновьями ходила к обедне; мальчики прислуживали священнику на хорах, а она в это время - колени ее мучительно ныли от долгого стояния на молитвенной скамеечке - с ненавистью молилась о спасении души своего бывшего мужа, который жил с кубинкой в Майами).
Угловатая девушка подняла руку, но ирландка ее опередила:
- Вы сказали, что вашими исследованиями интересуется военно-морское ведомство. Пригоден ли дельфин для использования в военных целях?
Севилла весь как-то неуловимо сжался, но на лице его застыла улыбка.
- Вы должны были бы задать этот вопрос, - игриво ответил он, - какому-нибудь адмиралу. (Улыбки.)
- Однако, судя по всему, - настаивала ирландка, - интерес военно-морского ведомства к дельфинам отнюдь не бескорыстен.
- Мне не известны планы военно-морского ведомства. Тут я полный профан. Я могу лишь строить предположения. Но ведь полиция использует собак, почему бы военно-морскому ведомству не использовать дельфинов? Вот все, что я могу сказать.
- После всего, что вы нам рассказали, ставить дельфинов на одну доску с собаками - значит недооценивать их.
Он взглянул на нее. У нее были голубые, как незабудки, глаза, необыкновенно ясные, невинные и непреклонные. Ее легко можно было представить в Риме при Нероне; закутанная в длинную белую одежду, она живьем сгорает на кресте, не отрекаясь от веры Христовой.
- Вы правы. От дельфинов можно ожидать других услуг. Но сказать вам, каких именно, я не могу. Это не мое дело. А строить гипотезы я не хочу.
- Я все-таки считаю, - продолжала ирландка, - что уже теперь вы должны были бы подумать о практическом применении ваших собственных исследований, чтобы потом не сожалеть о них.
Ее слова вызвали оживление в зале, а миссис Джеймсон нахмурила брови.
- Не будем преувеличивать, - махнул рукой Севилла. - Наши милые дельфины не имеют ничего общего с водородной бомбой.
Некоторые слушательницы заулыбались в ответ на слова Севиллы, но лицо ирландки оставалось серьезным, напряженным, озабоченным.
- По-моему, - сказала миссис Джеймсон, - кто-то уже давно просит слова. Мисс Андерсон?
Угловатая девушка вздрогнула, и ее большие очки сползли на кончик носа. Она поправила их невероятно длинным указательным пальцем, резким движением выпятила плоскую грудь и устремила на Севиллу свои проницательные глаза.
- Вы говорили, - начала она серьезно и сосредоточенно, - что способ размножения у дельфинов тот же, что и у остальных млекопитающих. Мне, однако, кажется, что все эти процессы - совокупление, роды, выкармливание - должны проходить нелегко, раз они осуществляются под водой, во взвешенном состоянии, а иногда, наверное, и при больших волнах. Вы не могли бы уточнить…
Миссис Джеймсон встала.
- Я предлагаю, - сказала она с убийственной вежливостью, - не злоупотреблять более терпением профессора Севиллы, а перейти в гостиную и выпить что-нибудь прохладительное.
2
Пустая, какая-то стерильная комната: ни журнала, ни листка бумаги; три кресла, столик с пепельницей и на выкрашенных масляной краской стенах три гравюры: океанские яхты с распущенными парусами во время бури. Си смотрел на яхты с досадой. Он ощущал спазму в области желудка. Боль была не сильной, но не отпускала. Это была какая-то тяжесть, какое-то мучительное сокращение мышц. Си казалось, что, если бы он смог лечь, вытянуться, поднять ноги и расправить затекшие мышцы, боль перестала бы его терзать. Но так только казалось, она не прекращалась никогда. Впрочем, вряд ли это можно назвать настоящей болью, скорее какое-то смутное недомогание, всепроникающее, упорное, невыносимое. Он мог забыть о нем на несколько часов, если внимательно на чем-то сосредоточивался. Однако недомогание неизменно и мучительно возобновлялось даже ночью, прогоняя сон. Си совсем расклеился: нервы были обнажены, усталость теперь наступала быстрее, а силы восстанавливались медленнее. Си обессиленно откинулся на спинку кресла, закрыл глаза…
И в ту же секунду он увидел, как ему на руку упала белокурая голова Джонни. Джонни судорожно дернулся, его дрожащие губы конвульсивно втянули воздух, ноги судорожно распрямились - и это был конец. Они лежали на рисовом поле, а вокруг вились тучи какой-то сиреневой мошкары, свистели пули, рвались мины.
- Отделался, - сказал позади какой-то солдат.
Пришлось ждать ночи, чтобы смогли приземлиться вертолеты. При свете фонаря санитар снимал с мертвых нагрудные бляхи, его взгляд встретился с моим - у санитара было печальное, злое лицо. Он подкинул бляхи на ладони: "Немного осталось от десятка американцев"…
- Разрешите представиться, - послышался чей-то голос. - Дэвид Кейт Адамс. Мистер Лорример ждет вас.
Перед ним стоял человек лет сорока, высокий, худой, с продолговатым лицом, с глубоко запавшими черными глазами, с тонкими губами.
- Рад познакомиться с вами, мистер Адамс, - ответил Си.
Молча они прошли по узкому, выкрашенному масляной краской коридору, бесконечному, как коридор корабля. Открылась какая-то дверь.
- Рад вас видеть, мистер Си, - сказал Лорример, - прошу садиться.
- Вы позволите? - бодро спросил Си и, привстав, через письменный стол протянул Лорримеру свой портсигар. Лорример быстро взглянул на Си: румяное лицо, злые глаза, улыбка, претендующая на сердечность.
- О, у вас сигары Апман! - удивился Лорример. Сигары были набиты в портсигар очень плотно, ему не удавалось вытащить ту, которую он облюбовал.
Си улыбался, опустив веки, он острым, профессиональным взглядом окинул письменный стол. Микрофон, по-видимому, вмонтирован в резную отделку одной из ножек стола, потому что на самом столе абсолютно ничего не было: ни бумаги, ни книги, ни блокнота, ни авторучки. Не стол, а чудо изысканной наготы, как и смуглое, невозмутимо красивое, с тонкими чертами лицо мистера Лорримера. Строгая элегантность, отлично сохранившаяся фигура, черные волосы с красивой сединой на висках, благородные морщины, нос с едва заметной горбинкой - он походил на актера. Си, протянув над столом руку, любезно улыбался Лорримеру.
- Апман, - сказал Лорример, тонкими пальцами разминая сигару. - Вы получаете их из Парижа, мистер Си?
- Может быть, это вас удивит, мистер Лорример, но я получаю их прямо из Гаваны.
- Значит, наша блокада неэффективна, - удивленно повел бровями Лорример.
- Я бы этого не сказал. Мистер Адамс, прошу вас.
- Спасибо, я не курю.
- Моя должность, - сказал Си, - изредка вынуждает меня общаться с людьми, которые ездят на Кубу.
- Понятно, - ответил Лорример, и его лицо приняло непроницаемое выражение.
Си улыбался. Его румяное, пухлое лицо выражало серьезную жизнерадостность, что немало способствовало его карьере.
Спокойно и неторопливо Лорример достал из кармана перочинный ножичек и принялся точными, тщательными движениями обрезать закругленный кончик сигары. "Я, конечно, не предполагал, что он просто откусит кончик и сплюнет на ковер, но все-таки… это его священнодействие раздражает; ему чихать на меня, он не торопится, тычет мне в нос своим снобизмом. Для него существуют два способа служить США: благородный, то есть его, и недостойный, то есть мой. Держу пари, что этот мундштук из слоновой кости получен прямо из Гонконга. Ну, а зажигалка? Золотая? Смотри-ка, нет, строгая стандартная железная зажигалка, подарок какого-нибудь британского друга времен войны, типичный образчик военного сувенира и утонченной бедности". Уязвленный Си отвернулся к посмотрел в окно. Анакостиа под кленами катила свои грязные мутные волны. "В конце концов эта их знаменитая река - просто дерьмо. И это их пристрастие КО Всякому старью, эти позеленевшие медные пушки и в жерле одной из них - я сначала глазам своим не поверил - птичье гнездо. Прекрасный символ для этих проклятых пацифистов. Вот чем наши пушки ударят по китайцам - ласточкиными гнездами!"
- Итак, мистер Си, - начал Лорример, затянувшись своим Апманом, - чем могу быть полезен?
- Мы решили, - ответил Си, - что пришло время и нам поинтересоваться дельфинами вообще, и не только дельфинами американскими, - вы понимаете, что я хочу сказать…
Лорример кивнул.
- И, будучи полным невеждой в этом деле, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
- Задавайте, - холодно согласился Лорример.
Си положил ногу на ногу: желудок его сжался. Он чувствовал, что его охватывает раздражение: "Так эта сволочь еще и осторожничает со мной". Тотчас же, словно где-то вспыхнул сигнал бедствия, в его мозгу что-то защелкнулось - злобное раздражение исчезло. Он научился до такой степени контролировать свои эмоции, что усилием воли мог устранять их в одну секунду. Он посмотрел на Лорримера, на пухлом, румяном, "опытном" лице Си сияла дружеская улыбка.
- Вопрос первый: интересуются ли дельфинами в Советском Союзе?
- Конечно. Там печатают переводы наших работ.
Внимательный, любезный Си смотрел на Лорримера. "Именно таким я его я представлял: с этим бостонским выговором, изысканной интонацией, отчетливой артикуляцией - высшая фонетическая благовоспитанность".
- А в каком же состоянии их собственные исследования?
- То, что публикуется, а публикуется крайне мало, доказывает, что они продвинулись не слишком далеко.
Си взглянул на Лорримера.
- Если я правильно понимаю, русские используют наши исследования, а мы их - нет.
Лорример улыбнулся. Когда он улыбался, правая сторона его верхней губы как-то оттопыривалась и выгибалась, что придавало его физиономии выражение неоспоримого превосходства.
- Все это не так страшно, как может показаться. С дельфинами мы проводим исследования, закладывающие основы цетологии. На нынешнем этапе секретность была бы не только бесполезна, но и невыгодна.
- Почему?
- У нас в США с дельфинами работает несколько групп ученых; одни субсидируются государственными ведомствами, другие - крупными частными фирмами вроде "Локхид". Исследования не развивались бы, если бы ученые не публиковали своих работ.
- Разве нельзя распространять эти публикации только среди ученых?
- Это трудно сделать. В Соединенных Штатах сейчас много дельфинологов. Кроме того, значительное число иностранных ученых работает на нас в своих собственных странах.
Си почесал кончик носа.
- Извините, я повторяюсь, но если все исследователи, иностранные и американские, которых мы субсидируем, публикуют свои работы, а русские не публикуют своих, то русские догонят и, как знать, может быть, перегонят нас.
- Это исключено.
- Почему?
Лорример величественно поднял свою красивую голову.