Лариса легонько дотронулась до его плеча и протянула вперед руку. Дмитрий не сразу сообразил, что происходит. Ему понадобилось время, чтобы понять, – она передает ему ключ от входной двери.
– У вас такой вид, словно вы собираетесь взломать дверь, – сказала она, засмеявшись.
Обычно у Дмитрия возникали проблемы с незнакомыми замками, но на этот раз дверь открылась сразу. Ключ привычно скользнул в щель, словно он открывал и закрывал эту дверь по пять раз за день.
Они вошли внутрь. Вестибюль был невелик, верхнюю одежду надлежало вешать в огромный платяной шкаф. Направо был вход в служебные помещения первого этажа, налево широкая лестница вела наверх.
Лариса направилась к лестнице, Дмитрий поплелся за нею.
– Надеюсь, вы не голодны? – спросила она. – Мне бы хотелось как можно скорее доложить вам о состоянии дел по проекту "Звездные утята". Полагаю, у вас сегодня будет трудный день.
Об этом Дмитрий догадался и сам. Но пока можно было расслабиться. Он поднимался по лестнице и рассматривал портреты бывших обитателей особняка. Это были очень разные люди, очень разные лица, объединяло их одно – все они были Дельтовыми. От одной мысли, что среди его родственников оказалось такое огромное количество достойных людей, в животе у него начиналось неприятное верчение.
Для Дмитрия не было секретом, что перемещение в многомерном мире обязательно приведет к глубокому вниманию к собственной родословной, но то, что это произойдет так наглядно и жестко, он не ожидал.
– Это мои предки? – спросил он у Ларисы.
Она засмеялась.
– Как посмотреть! Непростой вопрос вы мне задали!
– Но вы поможете мне решить его?
– Эге, доктор, вы случайно не на голову приземлились? Помните, когда вы в последний раз ко мне на "вы" обращались?
– Не помню. Но если я правильно понял, для вас привычнее, чтобы я обращался к вам на "ты"?
– Разумеется… Неужели, ничего не помните?
– Не помню.
– Ничего, это дело поправимое. Можно посмотреть на происшествие с вами как на отпуск или болезнь. Здесь нет ничего страшного. Но реализовавшие не потерпят, чтобы ваш отпуск излишне затянулся.
– Реализовавшие? – переспросил Дмитрий. – А это кто такие?
– Вы действительно считаете, что столь важные вопросы следует обсуждать на лестнице? Через две минуты мы окажемся в вашем кабинете, не возражаете, если мы продолжим наш разговор там. И у лестниц, знаете ли, есть ушки.
– Ты пугаешь меня… Надеюсь, что на этот раз я обратился правильно?
Лариса засмеялась.
– Приятно, что, по крайней мере, с вашим чувством юмора все в порядке. Не удивлюсь, если оно вам сегодня еще не раз понадобится.
Дмитрий стал привыкать к тому, что оказался вовлеченным в сомнительные события. Против воли? О какой воле можно говорить, если он до сих пор не уверен, сон ли это или новый мир? Не имеет ни малейшего представления, как он попал сюда, ничего не знает о его устройстве и о том, кто такие "реализовавшие" и чего им от него нужно… Ему предстояло многое узнать, во многом разобраться, прежде, чем что-то предпринимать. И рассказать обо всем этом могла только Лариса, поскольку никого другого поблизости не было.
– Лариса, но почему ты обращаешься ко мне на "вы"? Неужели я был настолько безрассуден, что требовал от тебя соответствия своим высоким титулам и званиям? На меня это не похоже.
– Успокойся, конечно, ты был душечкой. Для меня самой твое выкание оказалось неожиданным. Сначала я подумала, что после падения с воздушного шара ты считаешь это остроумным. А потом решила, что все дело в докторской степени, которую тебе присвоили японцы. Мог же ты зазнаться? Ты ведь у нас теперь доктор!
Они поднялись на второй этаж и остановились возле двери.
– Это и есть мой кабинет? – спросил Дмитрий с надеждой. – Сколько себя помню, мне всегда хотелось иметь кабинет. Ну, чтобы было место, где я мог бы посидеть в тишине и подумать…
– Да. А теперь набери в легкие побольше воздуха – и вперед, за работу, скучать не придется. Нервотрепку я тебе обещаю.
– Я могу полчаса отдохнуть?
– Договорились, через полчаса я принесу материалы.
22. Какой мир – реальность?
Дмитрий остался в своем кабинете один. Он с интересом осмотрел помещение и остался доволен. Будь его воля, он бы и в реальности устроил все именно так. Письменный стол, компьютер, лазерный принтер, книжный шкаф, в углу – кадка с молодой финиковой пальмой. Он подошел к книжному шкафу, посмотрел, какие книги там стоят. Удивился. Оказалось, что здесь были собраны все до единой публикации, с которыми он работал в последнее время. А на верхней полке были собраны книги, с которыми он только собирался познакомиться.
Еще раз в голову пришла неприятная мысль, а вдруг все, что он считает своей реальной жизнью: великий город Санкт-Петербург, занятия астрономией и многомерными пространствами под руководством Никандрова, жена Ольга, даже Виктор Кларков – всего лишь проявление ложной памяти. Результат несчастного случая.
Дмитрий обернулся, ему захотелось внимательнее осмотреть картину, висящую над его рабочим столом.
Он едва не вскрикнул. Это было уже слишком. Эту небольшую картинку в рамке под стеклом он узнал бы из тысяч других. Кошка и собачка сидели в сугробе под занесенным снегом, голым деревом. Но… весна… Незаурядная работа, в ней чувствовалось настроение. Впрочем, картинка принадлежала к тому классу акварелей, о которых никогда не скажешь с уверенностью поработал ли над нею большой мастер, или за пятнадцать минут намалевал шестилетний ребенок.
Но дело в том, что он ЗНАЛ автора лично. Это действительно был шестилетний мальчик, сын его хорошего знакомого. Где это было? В том мире, который он привык(?) считать реальным? Или в этом, так называемом мире сновидений? Картинка – здесь! Конечно, это ни о чем не говорило, можно было придумать тысячи правдоподобных объяснений, почему она здесь. Но она была здесь и с этим надо было считаться. Так к какому миру, спрашивается, принадлежит эта картинка? Где она РЕАЛЬНО существует, где была нарисована?
Дмитрий растерялся. Он не знал, что думать, он не знал, что делать. Впервые в жизни способность здраво рассуждать покинула его. Хреновый из меня получился ученый, вынуждено констатировал он с тупой обреченностью. Самое обидное, что он не справился с делом, которое привык считать главным смыслом своей жизни. Он вспомнил свои разговоры с Никандровым. Наука, как производительная сила? Нет, это даже звучит глупо. Наука – способ познания мира. Как легко было до сих пор произносить правильные слова о смысле научного поиска. Почему же так трудно отыскивать этот смысл на практике?
Единственным человеком, который смог бы помочь ему, был Виктор Кларков. Но где он сейчас? В каком мире? Можно ли его отыскать? В голове у Дмитрия окончательно все перепуталось.
23. Вспомнить все
В кабинете появилась Лариса с переплетенной в дорогую кожу папкой.
– Напоминаю, коллегия ждет твоего заключения по проекту "Звездные утята". Ты занимаешься этим вопросом уже два месяца. Маркелоу требует, чтобы работа была закончена на этой неделе. В твоем распоряжении три дня. Справишься? Нужна моя помощь? Да скажи ты хоть что-то!
Дмитрий с ожесточением сжал руками свои виски. Неужели полчаса пролетели так быстро? Во всяком случае, этого времени не хватило для того, чтобы привести себя в норму. Неприятнее всего было то, что он не мог отделаться от мысли, что люди из этого мира – Лариса, Арни, даже пресловутый Маркелоу – знают о нем больше, чем он сам. И снова страшная догадка: а может быть, никакого другого реального мира и не существует?
– Что с тобой, Ди?
На сновидение происходящее никак не походило. До сих пор Дмитрию всегда удавалось отличать реальность от сна. Для этого достаточно было проверить, подчиняются ли совершаемые им действия закону причинности. И, главное, присутствуют ли в наблюдаемых картинах детали, выходящие за пределы его представлений и возможностей. В этом мире законы природы выполнялись неукоснительно. Когда его подъем по лестнице сменился падением, Дмитрий камнем полетел вниз, подчиняясь закону тяготения. Во сне бы он, конечно, весело порхал в небесах, а его жизни ничего не угрожало бы. Здесь у него была работа и обязанности. А еще, он вспомнил, что какие-то японцы присудили ему вчера звание доктора иррациональных наук. Худо дело.
– Отвечай, Ди. Тебе плохо?
– Да, что-то не по себе.
Совершенно неожиданно Лариса разревелась.
На Дмитрия обрушился поток слез, который буквально затопил кабинет. Он пытался успокоить ее, но все тщетно. Горе Ларисы было безутешно.
– Что случилось? Я – безнадежен? – спросил Дмитрий первое, что пришло ему в голову.
– Я была против твоего эксперимента, но ты настоял на своем! И мне показалось, что у тебя получится. Броненосцев предрекал самые ужасные последствия. Боюсь, что он был прав. Теперь Маркелоу потребует медицинского освидетельствования.
– Но я здоров.
Напоминание о здоровье вызвали у Ларисы новый поток слез.
– Ты не готов к работе.
– Почему? Напрасно ты так. Я все вспомню. Дай только собраться с мыслями.
– Скорее бы у тебя получилось. Время не ждет. Броненосцев утверждает, что ты НИКОГДА НИЧЕГО не вспомнишь!
Она заревела с новой силой.
24. Мир реализовавших
– Тебе меня жалко? – спросил Дмитрий.
Лариса кивнула.
– Но я не чувствую в себе никаких изъянов. Не понимаю, почему меня нужно оплакивать? Может быть, тебе следует рассказать, что произошло?
– Никто не знает, что с тобой произошло. Никто не понимает, что происходит сейчас. Правда, это мало кого интересует. Люди хотят жить весело и счастливо, остальное их не касается. Но ты ведь у нас – ученый! Тебе в любом состоянии нужна определенность.
– И для этого я спрыгнул с воздушного шара без парашюта?
– С монгольфьера. У входа в пирамиду у тебя спросили пароль, ты и ляпнул: "Монгольфьер". Это ты помнишь?
– Естественно, помню. Получается, что я сам выбрал себе приключение?
– Да.
– Расскажи мне все.
– Наверное, этого нельзя делать, пока ты не вспомнил сам?
– Ерунда. Ты сама сказала, что мне нужна определенность.
Лариса кивнула и принялась объяснять сложившееся положение вещей, как она его понимала. Дмитрий заранее приготовился выслушать неожиданные вещи, но то, что он услышал, скорее можно было назвать бредом, чем неожиданностью.
– Мир, в котором мы находимся, вовсе не Земля. Более того, многие из наших считают, что он не является частью Вселенной. Споры по этому поводу не прекращаются. Самым разумным объяснением представляется следующее: реализация духовного прорыва вынуждено повышает статус восприятия человека, он оказывается выброшенным в четырехмерный мир, лишенный привычных причинно-следственных связей.
– Что это еще за духовный прорыв?
– У каждого было что-то свое. Многие, как и ты, воспользовались умением перемещаться в многомерном пространстве, кто-то сделал еще что-то. Это сейчас не важно. Важно другое – мы оказались в мире существенно не трехмерном, физические законы в котором могут отличаться от привычных.
– А могут не отличаться? Так что ли?
– Верно. Отныне это наш дом. И в этом наше счастье, и наша беда. Мы лишены возможности вернуться к прежней трехмерной жизни.
– Постой-ка, но нигде не сказано, что путешествовать в многомерном мире можно только в одну сторону. Надо помнить, что запрета на возвращение нет.
– Да, запрета нет. Но попробуй, вернись, попробуй, откажись от нового мира и новых возможностей. К хорошему быстро привыкаешь.
– Я просто сказал, что запрета нет. О ваших возможностях я ничего не знаю.
– Для того, чтобы вернуться, нам пришлось бы перечеркнуть все затраченные усилия, все годы поиска и надежд. То есть, по существу, отказаться от того, что было смыслом нашей жизни долгие годы.
– Понимаю.
– Но и по-новому жить мы пока не способны.
– Почему?
– Все до одного реализовавшие – ужасные эгоисты. Объединяет нас лишь та ускользающая, микроскопическая точка нашего бытия, которую принято называть Вселенной. Мы там начинали. Ее влияние на наше существование призрачно, но мы, несмотря ни на что, остаемся в душе людьми, и трехмерный мир притягивает нас, будоража самое драгоценное, что удалось нам накопить – воспоминания.
– Вас, точнее, нас много?
– Оценить, хотя бы приблизительно, количество членов нашего сообщества пока не удается. В нашем мире без личной предрасположенности общение невозможно. Нравится, привлекает – всего лишь слова в трехмерном мире, у нас – фундаментальные понятия. Да-да, у них гравитация и электромагнитные волны, а у нас – предрасположенность и пристрастия. Понятно, почему Иисус во главу угла ставил любовь – для него это было действительно фундаментальное понятие, не гравитация же.
– Вот, когда все узнаешь.
– Новые возможности, как это не удивительно, воздвигли между реализовавшими непреодолимые стены. Причины смехотворны – например, до сих пор не можем сойтись во мнении, куда попали. А, следовательно, и что делать дальше.
– Неужели это так важно?
– Получается, что – да. И всему виной милый недостаток, доставшийся нам по наследству от прежней жизни. Каждый реализовавший хотел бы, чтобы его предрасположенность разделили как можно больше сотоварищей. Вот и конфликт! А где конфликты, там и партии.
– Никогда бы не подумал, что в подобном мире могут быть идеологические разногласия.
– Но это так…
– Не понял.
– У нас сильна партия реализовавших, для которых старый мир всего лишь вместилище греха, порока и страданий. При каждом удобном случае они демонстрируют полнейший восторг от одного факта, что разделались с ним. Большинство из них, надо полагать, пристрастились к… Стоп! Это понятие невозможно выразить привычным способом – словами, поскольку оно не имеет никакого отношения к причинно-следственным связям и не описывается логическими категориями. Сугубо четырехмерное развлечение.
– Слова – мощное средство, не надо их недооценивать.
– Я никогда не пробовала определить это понятие. Но некоторые называют его геймсом. К играм это занятие имеет малое отношение. Конечно, элементы игры в нем, при желании, можно отыскать, но это отнюдь не игра.
– В любом человеческом занятии есть элементы игры.
– Может быть. Но геймс это определенно не игра, это способ существования.
– Из твоих слов я понял, что у геймса есть противники?
– Правильно. И один из них ты сам. К сожалению, ты не помнишь, но с тех пор, как ты появился здесь, у многих словно бы глаза открылись. Ты объяснил нам, что порывать с трехмерным миром совсем не обязательно. Геймс – хорошая вещь, но надо отдавать себе отчет в том, что предрасположенность многих реализовавших напрямую связана с прежними занятиями. Когда появилась возможность выбирать, оказалось, что причинно-следственные ограничения не так уж и плохи. Не удивительно, что к тебе потянулись реализовавшие, не сумевшие найти общий язык с Лигой. Они нуждались в твоей помощи, и ты помог им – защитил от Устава.
– Устава?
– Патологическая любовь любителей геймса ко всевозможным объединениям натолкнула их на мысль о создании Объединенной Лиги. И теперь они требуют от реализовавших подчинения придуманному ими кодексу поведения – Уставу. Наказание – остракизм.
– Но это абсурд!
– Вовсе нет. Объединенная Лига уже сейчас делает недоступными целые сектора истории. Маркелоу, генеральный президент Лиги, пригрозил, что скоро запретит возвраты в реальность окончательно и добьется того, что нарушители Устава навсегда потеряют связь с трехмерным миром.
– Он может это сделать?
– Сомневаюсь, что это в его силах, но и отрицать не могу.
– Как это скажется на нас?
– Придет конец иррациональной науке. Проведение исследований станет невозможным. Не будет предмета исследования.
– Конец науке? Надеюсь, я сказал: "Нет"!
– Сказал.
– Хорошо.
– Рада слышать. Значит, ты будешь бороться дальше?
– Буду, но только если на меня кто-нибудь нападет.
25. Фанат Броненосцев
В дверь позвонили, раз, другой, потом резко забарабанили кулаками, словно пытались ускользнуть от погони.
– Это Броненосцев, – сказала Лариса. – Он у нас один такой экспрессивный. Ты примешь его или сказать, чтобы приходил через недельку, когда ты все окончательно вспомнишь?
– Нет, пусть проходит.
Броненосцев оказался лысым, толстоватым человеком средних лет, он был возбужден и не на шутку встревожен. Поверить в то, что за ним только что гнались с собаками, было легче легкого.
Дмитрий был уверен, что никогда прежде не видел этого человека. По крайней мере встречи, если они и происходили когда-то, не оставили в его сознании никакого следа.
– Здравствуйте, – сказал он, постаравшись быть приветливым.
Броненосцев пристально посмотрел в его глаза, без сомнения ожидая какого-то отклика, и, не дождавшись, моментально сник. В глазах его появились слезы. Он повернулся к Ларисе и негромко спросил:
– Он действительно ничего не помнит? Ничего-ничего?
– Ничего, – подтвердила Лариса.
Дмитрию показалось, что треволнения Броненосцева оставляют ее равнодушной. После анонса неминуемой и жестокой борьбы это было удивительно, он же был нашим, судя по всему…
– Неужели он не помнит даже меня? – спросил Броненосцев дрогнувшим голосом. Он был удивлен.
– Не помнит…
– Это результат неудачного эксперимента?
Лариса неожиданно вспылила:
– Еще надо доказать, что эксперимент был неудачным!
– Но мы же видим – провал!
– Я бы не стала утверждать так категорично. Да, пока похвастать нечем, но, не исключено, что когда он все вспомнит, окажется, что ему удалось очень многое… Я бы загадывать не взялась. Он вернулся в момент реализации, понимаете?
– Но он действительно Дмитрий Дельтов?
– Без сомнения.
– Значит, надежда остается?
– Это я и пытаюсь вам объяснить.
– Он уже сканировал?
Лариса задумалась.
– Нет. Не удивлюсь, если окажется, что он разучился, – неуверенно сказала она.
Дмитрий с интересом следил за диалогом своих новых знакомых. Ему стало настойчиво казаться, что он с ними все-таки встречался. При других обстоятельствах, в другой жизни, если так можно выразиться. Вполне вероятно, что они были знакомы и очень близко. Не исключено, что их объединяли общие цели и борьба за достижение этих целей.