"Сейчас я самый жалкий из живущих людей. Если бы то, что я ощущаю, было распределено поровну между всеми людьми, не было бы ни единого веселого лица на земле. Станет ли мне когда-нибудь лучше - не могу сказать: у меня ужасное предчувствие, что этого не будет никогда. Оставаться таким, каков я сейчас, невозможно: я должен или умереть, или поправиться, так мне кажется".
Л в предыдущем письме Стюарту, датированном 20 января, Линкольн пишет:
"Не далее как в течение нескольких последних дней я самым позорным образом показал себя с дурной стороны, то есть полнейшим ипохондриком и вследствии этого у меня сложилось впечатление, что доктор Генри необходим для моего существования. Если он не получит это место, то покидает Спрингфилд. Следовательно, ты видишь, насколько я заинтересован в этом деле".
"Дело" заключалось в назначении доктора Генри на должность почтмейстера в Спрингфилде, чтобы он был поблизости, когда придется на скорую руку чинить Линкольна, чтобы сохранить его в живых. Иными словами, Линкольн в этот период своей жизни находился на грани самоубийства, или безумия, или и того, и другого сразу.
Сидя в публичной библиотеке Сиэтла, среди всех этих справочников, я пришел к выводу, что Линкольн страдал, как теперь говорят, маниакально-депрессивным психозом.
Самый интересный комментарий я нашел в Британской энциклопедии, и звучал он следующим образом:
"На протяжении всей его жизни была в нем некая отдаленность, туманность, нечто, что делало его не совсем реалистом, что, однако, скрывалось под такой маской напускного реализма, что легкомысленные люди ничего не замечали. Он не придавал значения тому, замечают они это или нет, желая плыть по течению, позволяя обстоятельствам играть главенствующую роль в определении курса его жизни и не останавливаясь затем, чтобы погрязнуть в мелочах, касательно того, брали ли начало его земные привязанности в чисто реалистичном понимании привлекательности или же в большем или меньшем приближении к мечтам его духа".
Затем в комментарии говорилось об Энн Ратлидж, после чего следовало такое дополнение:
"Окружающие обнаруживали в нем глубокую чувствительность, а также дух меланхолии и необузданность эмоциональных реакций, которые приходили и уходили, в чередовании с необузданным весельем, до конца его дней".
Позже, в своих политических речах, он пользовался приемами едкого сарказма; как мне удалось выяснить, эта черта присуща людям, страдающим маниакально-депрессивными состояниями. А чередование "необузданного веселья" с "меланхолией" - основа маниакально-депрессивной классификации.
Однако поставленный мною диагноз опровергался вот каким зловещим признаком:
"Сдержанность, порой переходящая в скрытность, была одной из его постоянных характерных черт".
И еще:
"…Его умственные способности, которые Стивенсон назвал "грандиозным и гениальным безумием", заслуживают обсуждения".
Однако самая зловещая часть всего этого была связана с его нерешительностью, так как это как раз не являлось симптомом маниакально-депрессивного психоза: это был симптом, - если это ВООБЩЕ был какой-то симптом, - интровертивного психоза. Шизофрении.
Было полшестого вечера: самое время пообедать. Я весь одеревенел, глаза у меня болели. Поставив на место справочники и поблагодарив библиотекаря, я вышел из здания на холодный, выметенный ветром тротуар в поисках места, где мне можно было бы пообедать.
Несомненно, я попросил Mори об использовании одного из самых глубоких и непростых людей в истории человечества. Пока я сидел в ресторане и обедал - а это был хороший обед, - я не переставая раздумывал об этом.
Линкольн был совсем как я. С таким же успехом я мог бы читать там, в библиотеке, свою собственную биографию: психологически мы были похожи как две капли воды, и через понимание Линкольна я пришел к пониманию самого себя.
Линкольн очень серьезно ко всему подходил. Он мог быть далеким от жизни, однако не был мертв в эмоциональном плане: совсем наоборот. Значит, он был противоположностью Прис - холодного шизоидного типа. Горе, эмоциональное проникновение были написаны на его лице. Он в полной мере ощущал скорбь войны, переживая каждую смерть в отдельности.
Поэтому трудно было поверить, что то, что в Британской энциклопедии называлось "удаленностью от жизни", было признаком шизофрении. И с его знаменитой нерешительностью дело обстояло так же. И еще: у меня был опыт личного общения с ним, или, чтобы быть более точным, с его симулакром. Я не уловил никакой отчужденности, никакой непохожести, которые так остро чувствовал, общаясь с Прис.
Я испытывал естественное чувство доверия и любви к Линкольну, что было, несомненно, противоположностью того, что я ощущал к Прис. Вокруг него складывалась атмосфера какой-то прирожденной доброты, чего-то очень теплого и человечного, ранимости и уязвимости. А из опыта, приобретенного с Прис, я знал, что шизоид неуязвим: он ретируется в безопасность, в точку, где может наблюдать за другими людьми, изучать их в научной манере, не подвергая себя опасности. Сущность таких, как Прис, заключается в вопросе дистанции. Худший из ее страхов, как мне стало понятно, заключался в близости к другим людям. И этот страх граничил с подозрительностью по отношению к ним, приписывающей их действиям мотивы, которыми они в действительности не руководствовались. Мы с ней так отличались друг от друга… Я понял, что она может внезапно свихнуться и докатиться до паранойи в любое время: она ничего не знала о настоящей человеческой натуре, ничего, кроме простеньких, ежедневных столкновений с людьми, опыта, который Линкольн приобрел в юности. В конечном счете вот что отличало их друг от друга; Линкольну были знакомы парадоксы человеческой души, ее сильные и слабые места, ее вожделения, ее благородство, все ее странные состояния, все, из чего складывается ее почти бесконечное многообразие. Ему случалось быть непоследовательным, заблуждаться… У Прис же была бронированная, жесткая, схематичная точка зрения, черно-белая схема человечества. Абстракция. И Прис жила внутри нее.
Неудивительно, что с ней невозможно было установить контакт.
Я пообедал, оставил чаевые, заплатил по счету и вышел наружу, на темную вечернюю улицу. Куда же сейчас? Снова в мотель. Я поймал такси и вскоре уже колесил по городу.
Доехав до мотеля, я заметил, что в моем номере горит свет. Администратор выбежал из своего офиса и приветствовал меня:
- У вас посетитель. Бог мой, он и правда выглядит совсем как Линкольн, вы правду сказали. Что это такое: мистификация или что-то в этом роде? Я его пустил в номер.
- Спасибо, - сказал я и пошел к себе.
В моей комнате, в кресле, вытянув вперед свои длинные ноги, сидел симулакр Линкольна. ОН, не подозревая о моем. присутствии, был поглощен чтением своей биографии, написанной Карлом Сэндбергом. Рядом с НИМ, на полу, лежал небольшой саквояж - это был весь его багаж.
- Мистер Линкольн, - произнес я. Сейчас ОН взглянул вверх и улыбнулся мне:
- Добрый вечер, Льюис.
- Как вам нравится книга Сэндберга?
- У меня еще не было достаточно времени, чтобы составить мнение. - ОН отметил место, где закончил чтение, закрыл книгу и положил рядом с собой. - Мори сказал мне, что у вас огромные неприятности и вам необходимо мое присутствие и совет. Надеюсь, я не слишком поздно появился на сцене.
- Нет, вы это сделали вовремя. Как вам понравился перелет из Буаз?
- Я.был охвачен изумлением, наблюдая быстрое перемещение ландшафта внизу. Не успели мы взлететь, как уже очутились здесь: стервадесса сказала мне, что мы покрыли расстояние более чем в тысячу миль.
Я пришел в замешательство:
- Гхм, стюардесса?
- Да. Простите мою глупость.
- Могу я предложить вам выпить? - я указал на пиво, но симулакр отрицательно повертел головой.
- Я бы предпочел отказаться. Почему бы вам не ознакомить меня со своими проблемами, Льюис, и мы сразу же посмотрим, что можно сделать. - С сочувствующим выражением лица симулакр приготовился слушать.
Я уселся напротив НЕГО. Но никак не мог решиться. После всего, что я сегодня прочел, я начал сомневаться, хочу ли я, в конце концов, просить у НЕГО совета. И не потому, что не доверял ЕГО мнению, а потому, что моя проблема могла расшевелить ЕГО собственные, давно позабытые горести. Моя ситуация слишком напоминала ЕГО собственную, с Энн Ратлидж.
- Смелее, Льюис.
- Позвольте мне сначала открыть банку пива. - И я с открывашкой в руках старательно запыхтел над банкой: я валял дурака, чтобы подумать, что же мне делать дальше.
- Быть может, тогда я буду говорить. На протяжении моего путешествия из Буаз я некоторым образом размышлял о ситуации с мистером Берроузом. - ОН, нагнувшись, открыл свой несессер и вытащил оттуда несколько разлинованных листков бумаги, исписанных карандашом. - Не желаете ли заручиться влиятельной поддержкой против мистера Берроуза? И тогда он по своей воле отошлет мисс Фрауенциммер обратно, независимо от. ее мнения на этот счет?
Я кивнул.
- Тогда, - сказал симулакр, - позвоните этому человеку. И ОН протянул мне клочок бумаги. Там было написано имя:
"СИЛЬВИЯ ДЕВОРАК"
Я никак не мог вспомнить, кто это такая. Мне доводилось ранее слышать это имя, но я никак не мог связать его с конкретной личностью.
- Скажите ей, - мягко предложил симулакр, - что вам хотелось бы навестить ее дома и обсудить с ней деликатный вопрос. Тему, касающуюся мистера Берроуза. Этого будет достаточно: она сразу же пригласит вас.
- А что же потом?
- Я буду сопровождать вас. Думаю, что все будет в порядке. У вас нет нужды прибегать к какому-либо фиктивному расчету в беседе с ней: вам надо будет лишь описать ваши отношения с мисс Фрауенциммер, сказать, что вы представляете интересы ее отца и что вы питаете глубокую эмоциональную привязанность к этой девушке.
Я был озадачен:
- Кто такая Сильвия Деворак?
- Она - политический противник мистера Берроуза: именно она добивается вынесения приговора жилому массиву "Хохма для наивных", которым он владеет и который приносит ему гигантские доходы. Это дама, увлекающаяся социальным вопросом, склонная к стоящим проектам. - Симулакр протянул мне пригоршню вырезок из сиэтлских газет. - Я раздобыл это при содействии мистера Стентона. Вы можете убедиться, ознакомившись с ними, что миссис Деворак неутомима. И она достаточно хитра.
- Вы думаете, - сказал я, - что это дело с Прис, не достигшей совершеннолетия и душевнобольной подопечной Федерального правительства…
.- Я считаю, Льюис, что миссис Деворак сумеет использовать информацию, которую вы ей сообщите.
Спустя немного времени я сказал:
- Да стоит ли вообще, - я был угнетен, - заваривать эту кашу…
- Один лишь Бог может иметь уверенность, - сказал симулакр.
- Каково ваше мнение?
- Прис - женщина, которую вы любите. Разве не так? Что может быть на свете для вас важнее? Поставите ли вы на карту в этой игре собственную жизнь? Думаю, что вы уже это сделали, а если Мори прав, то присовокупили к своей и жизни всех остальных.
- Черт, - сказал я. - Любовь - американский культ. Мы относимся к ней слишком серьезно: она практически стала национальной религией.
Симулакр молчал. Вместо этого ОН раскачивался туда-сюда.
- Для меня это серьезно, - пояснил я.
- Значит, это единственное, с чем вы должны считаться, невзирая на то, насколько серьезно воспринимают это остальные. Я считаю, что бесчеловечно было бы уходить в мир материальных ценностей, как это сделает мистер Берроуз. Разве он не ваша противоположность, Льюис? Вас ждет удача именно ПОТОМУ, ЧТО ЕГО ЧУВСТВО К МИСС ПРИС НЕСЕРЬЕЗНО. А разве это хорошо? Разве это более нравственно или разумно? Если он чувствовал то, что чувствуете вы, он позволил бы миссис Деворак добиться решения о сносе этого массива: он женился бы на Прис и считал бы, что заключил лучшую сделку. Однако он этого не ощущает, и это лишает его человечности. Вы бы так не поступили: вы бы… да вы и так идете на все ради этого. Для вас любимый человек значит больше, чем все на свете, и я считаю, что правы вы, а он - неправ.
- Спасибо, - сказал я. - Знаете, у вас действительно глубокое понимание того, каковы истинные жизненные ценности: я преклоняюсь перед вами. Я встречался со многими людьми, однако считаю, что именно у вас правильный подход к сути вещей.
Симулакр протянул руку и потрепал меня по плечу:
- Думаю, что у нас с вами есть много общего, Льюис.
- Знаю, - сказал я. - Мы очень похожи. Мы оба были глубоко тронуты.
Глава 15
Некоторое время спустя симулакр Линкольна репетировал со мной мой телефонный разговор с миссис Сильвией Деворак. Я упражнялся снова и снова, но ужасное предчувствие переполняло меня.
Как бы то ни было, в конце концов я был готов'. Я нашел ее номер в телефонном справочнике и набрал его. Вскоре я услышал мелодичный, утонченный голос, принадлежавший даме средних лет:
- Да?
- Миссис Деворак? Извините за беспокойство. Я заинтересован в "Хохме для наивных" и меня привлекает ваш проект сноса этой язвы. Меня зовут Льюис Роузен, я прибыл из Онтарио, штат Орегон.
- У меня нет никакой идеи, наш комитет выдвигал привлекательный план, но уже так давно.
- Мне хотелось бы, с вашего разрешения, забежать к вам на минутку со своим атторнеем для дружеской беседы.
- С вашим атторнеем! Боже мой, что-то не в порядке?
- Кое-что действительно не в порядке, - пояснил я, - но не с вашим комитетом. Это касается… - Я бросил взгляд на симулакра: ОН утвердительно кивнул головой. - Это касается Сэма Берроуза.
- Слушаю вас.
- Я знаком с мистером Берроузом по неудачному деловому сотрудничеству, мы с ним встречались в Онтарио. Думаю, что, возможно, вы окажете мне некоторое содействие.
- Вы говорите, что у вас есть атторней… Не знаю, чем могу вам помочь, если он не в состоянии. - Голос миссис Деворак был твердым и взвешенным. - Заходите, скажем, на полчасика, если мы успеем переговорить за это время: в восемь я жду гостей.
Поблагодарив ее, я повесил трубку.
Линкольн сказал:
- Это было сделано неплохо, Льюис… - и поднялся на ноги. - Мы должны ехать немедленно, надо поймать такси, - сказал он и направился к двери.
- Подождите, - сказал я.
ОН повернулся назад от двери и взглянул на меня.
- Я не могу этого сделать.
- Значит, - предложил симулакр, - пойдемте просто прогуляемся, - и придержал дверь открытой в ожидании меня. - Давайте насладимся ночным воздухом - он пахнет горами.
И мы вдвоем зашагали по темному тротуару.
- Как вы думаете, что будет дальше с мисс Прис? - спросил симулакр.
- У нее все будет в порядке. Она останется с Берроузом: он даст ей все, что ей надо от жизни.
Около станции обслуживания симулакр остановился:
- Вам надо позвонить миссис Деворак - предупредить ее, что мы не придем. - Я увидел телефонную трубку.
Закрывшись в кабине, я снова набрал номер миссис Деворак. Чувствовал я себя еще хуже, чем раньше, с трудом попадая пальцем в отверстия диска.
- Да? - раздался в трубке вежливый голос.
- Это снова мистер Роузен. Прошу простить меня, однако боюсь, что мой фактический материал еще не приведен в надлежащий порядок, миссис Деворак.
- И вы хотите отложить наше свидание на более позднее время?
- Да.
- Отлично. В любое удобное для вас время, только, пожалуйста, предварительно позвоните. А вам приходилось бывать в "Хохме для наивных"?
- Нет.
- Это ужасно.
- Ничего удивительного.
- Пожалуйста, постарайтесь там побывать.
- Хорошо, я так и сделаю, - пообещал я ей.
Она повесила трубку. Я стоял, вцепившись в трубку автомата, потом наконец повесил ее на место и вышел из будки. Линкольна нигде не было видно.
- Неужели ОН ушел? - спросил я себя. - И сейчас я один? - И я стал вглядываться в темноту городского вечера.
Симулакр сидел внутри здания станции обслуживания, напротив парня в белой униформе. ОН раскачивался на стуле, и дружелюбно болтал со служащим. Я открыл дверь и сказал:
- Пойдемте.
Симулакр пожелал парню спокойной ночи, и мы в молчании пошли дальше.
- Почему бы нам не забежать в гости к мисс Прис? - спросил симулакр.
- О нет, - в ужасе ответил я. - Может быть, есть ночной рейс обратно в Буаз: если да, то мы улетим отсюда.
- Да вы ее просто боитесь. В любом случае мы бы не застали их с мистером Берроузом дома: они наверняка развлекаются где-нибудь на людях. Парень с бензоколонки сказал мне, что в Сиэтле появились артисты с мировой известностью, некоторые даже из Европы, они здесь гастролируют. Кажется, он сказал, что здесь сейчас находится Эрл Грант. Он популярен?
- Очень.
- Парень сказал, что они в основном появляются не больше, чем на один вечер, а потом улетают. Так как мистер Грант сегодня вечером находится здесь, то, думаю, еще вчера его не было, поэтому вполне возможно, что мистер Берроуз и мисс Прис смотрят сейчас его выступление.
- Он поет, - пояснил я, - и очень хорошо.
- У нас с вами достаточно денег, чтобы попасть туда?
- Да.
- Ну тогда в чем же дело? Я изобразил некий жест.
- В чем дело? Я не хочу туда идти. Симулакр мягко сказал:
- Я покрыл огромное расстояние, чтобы быть рядом с вами, Льюис. Думаю, взамен вы окажете мне одолжение: мне доставило бы удовольствие послушать в исполнении мистера Гранта современные песни. Будете ли вы так добры, чтобы сопровождать меня?
- Вы преднамеренно ставите меня в затруднительное положение.
- Я хочу, чтобы вы посетили место, где сможете, с наибольшей долей вероятности, встретиться с мистером Берроузом и мисс Прис.
У меня явно не было выбора.
- Хорошо, мы идем туда. - Мне было горько и обидно, тем не менее я стал оглядывать улицу в поисках такси.
Огромная толпа съехалась отовсюду, чтобы послушать легендарного Эрла Гранта: нас чуть не задавили. Однако нигде не было ни малейших признаков Прис и Сэма Берроуза. Мы расселись в баре, заказали выпивку и стали наблюдать оттуда за толпой. Вероятно, они не появятся, - подумал я и сразу же почувствовал себя немножечко лучше. - Один шанс из тысячи…
- Он чудесно поет, - сказал симулакр между номерами. - Да.
- У негров музыка в крови.
Я взглянул на НЕГО. Что это - сарказм? Эта банальная ремарка, это клише - однако выражение ЕГО лица было серьезным. Возможно, в его времена эта фраза не звучала так избито, как сейчас. Ведь столько лет прошло с тех пор…
- Я вспоминаю, - сказал симулакр, - свои поездки в Новый Орлеан - я тогда был еще мальчишкой. Тогда я впервые увидел негров и их плачевное положение. Это было, кажется, в 1926 году. Я был изумлен испанским характером этого города: он совершенно отличался от Америки, в которой я вырос.
.- Это было, когда вас пригласил к себе работать Дентон Оффкат? Этот мелочной торговец?
- Вы хорошо проинформированы о ранних годах моей жизни, - похоже, мои знания привели ЕГО в замешательство.