"…Я снова выстрелил ей в пах. Кишки с кровью вывалились наружу и насквозь промочили разорванную юбку. Мои ботинки скользили по полу, залитому кровью. Искромсанная грудь попалась мне под ноги, и я нечаянно наступил на нее каблуком, но какая, к черту, разница, она все равно мертва…"
Аллан нагнулся, вытащил толстую, покрытую плесенью книгу в сером переплете и раскрыл ее.
"…Сквозь заплетенное паутиной окно Стивен Дедалус следил за пальцами гранильщика драгоценных камней; тот ощупывал потускневшую от времени цепочку, испытывая ее. Пыль легла паутиной на окно и на подносы с образцами. От пыли потемнели привычные к труду пальцы и схожие с когтями стервятника ногти…"
- Крутая книжка, - сказал Гейтс, заглядывая Аллану через плечо. - Особенно в конце. Полистай ее.
- Почему она здесь? - спросил Аллан.
Гейтс всплеснул руками.
- Приятель, это же та самая. Забористей всего, что тут есть. Знаешь, сколько я выручаю за один экземпляр? Десять тысяч долларов! - Он попытался забрать книгу, но Аллан вцепился в нее.
"…Пыль спала на тусклых завитках бронзы и серебра, на залитых киноварью ромбах, на темных, как вино, рубинах, прокаженных каменьях…"
Аллан положил книгу.
- Совсем неплохо. - У него возникло какое-то странное ощущение, и он еще раз внимательно прочел отрывок.
Ступеньки лестницы заскрипели, и в комнату вошел Шугерман.
- Что, недурно? - Увидев книгу, он кивнул: - Джеймс Джойс. Отличный писатель. "Улисс" нынче приносит нам немало денег. Гораздо больше, чем Джойс получил за всю жизнь. - Он опустил свою поклажу на пол. - Там, наверху, остались вещи, которые я выгрузил с корабля. Напомни, чтобы я не забыл. Мы можем перенести их вниз попозже. - И этот крупный человеку круглым лицом, заросшим синеватой щетиной, принялся стаскивать с себя шерстяное пальто.
Разглядывая "Улисса", Аллан спросил:
- Почему эта книга оказалась вместе с прочими? Она совсем другая.
- Слова в ней такие же, - сказал Шугерман. Он вставил сигарету в мундштук, искусно вырезанный из слоновой кости, и закурил. - Как идут дела, мистер Перселл? Как агентство?
- Прекрасно, - сказал он. Книга все не шла у него из головы. - Но ведь…
- Тем не менее книга порнографическая, - сказал Шугерман. - Джойс, Хемингуэй. Дегенеративный хлам. Первый Комитет по книгам, учрежденный майором, занес "Улисса" в черный список еще в 1988 году. Вот. - Он подобрал пачку книг и стал бросать их Аллану на колени - одну, вторую. - Таких еще много. Романы двадцатого века. Теперь они все исчезли. Их запретили. Сожгли. Уничтожили.
- А для чего написаны эти книги? Почему их смешали с мусором? Раньше ведь так не делали, верно?
Последнее замечание позабавило Шугермана, а Гейтс загоготал и шлепнул себя рукой по колену.
- Какому МОРСу они учат? - спросил Аллан.
- Никакому, - сказал Шугерман. - Эти романы учат как раз анти-МОРСу.
- Вы их читали? - Аллан полистал "Улисса" и еще сильней изумился и заинтересовался. - Почему? Что вы в них нашли?
Шугерман задумался.
- В отличие от всего остального, это - настоящие книги.
- Что это значит?
- Трудно сказать. Они кое о чем говорят. - Лицо Шугермана расплылось в улыбке. - Перселл, я же яйцеголовый. Я назвал бы эти книги "литературой". Так что меня лучше не спрашивать.
- Эти ребята, - объяснил Гейтс, дыша в лицо Аллану, - написали про то, как все было в эпоху Расточительства. - Он стукнул кулаком по книге. - В ней рассказано об этом. В ней есть все.
- Их следует хранить, - сказал Аллан. - А не выбрасывать вместе с хламом. Они необходимы как летопись истории.
- Конечно, - сказал Шугерман, - чтобы мы смогли представить себе, как люди жили в те времена.
- Это ценные книги.
- Очень ценные.
Аллан сердито воскликнул:
- В них правда!
Шугерман зашелся от смеха. Он вынул из кармана платок и вытер глаза.
- Все верно, Перселл. В них правда, единственная и неповторимая чистейшая правда. - Он вдруг перестал смеяться. - Том, дай ему книгу Джойса. В подарок от нас с тобой.
- Но ведь "Улисс" стоит десять штук! - изумился Гейтс.
- Отдай ему книгу. - Шугерман уперся, в голосе его послышались раздраженные, ворчливые, нотки. - Пусть она будет у него.
- Я не могу ее взять, - сказал Аллан, - она слишком дорогая.
Он понял, что не в состоянии заплатить за книгу. У него нет десяти тысяч долларов. А еще он понял, что хотел бы ее иметь.
Шугерман долго и сердито смотрел на Аллана, чем привел его в смущение.
- МОРС, - пробормотал он наконец. - Никаких подарков. Ладно, Аллан, извини.
Он поднялся на ноги и прошел в соседнюю комнату.
- Не выпьешь ли стаканчик хереса?
- Хорошее вино, - сказал Гейтс. - Из Испании. Настоящий херес.
Шугерман вернулся с полупустой бутылкой, отыскал три стакана и разлил в них вино.
- Выпьем, Перселл. За доброту, правду и… - Он подумал. - За нравственность.
Они выпили.
Сделав последнюю пометку, Мальпарто дал знак техникам. Решетку откатили в сторону, и в кабинете зажегся свет.
Лежавший на столе пациент заморгал и слабо пошевелился.
- А потом вы вернулись? - спросил Мальпарто.
- Да, - сказал мистер Коутс. - Я выпил три стакана хереса, а затем полетел обратно в Новейший Йорк.
- И больше ничего не произошло?
Мистер Коутс с трудом приподнялся и сел.
- Я вернулся, поставил на место скиб, взял инструменты и банку красной краски и сделал из статуи посмешище. Оставил на скамейке пустую банку и отправился домой.
Первый сеанс закончился, а Мальпарто абсолютно ничего не выяснил. С пациентом ничего не случилось ни на Хоккайдо, ни до того; он повстречал каких-то мальчишек, попытался купить бутылку шотландского виски, увидел книгу, - вот и все. Никакого смысла.
- Вы когда-нибудь проходили экстрасенс-тесты? - спросил Мальпарто.
- Нет. - Пациент поморщился от боли. - У меня разболелась голова от ваших медикаментов.
- У меня есть несколько дежурных тестов, я хотел бы проверить вас по ним. Сегодня уже поздновато; может, в следующий раз. - Он решил, что в ходе терапии больше не стоит обращаться к воспоминаниям пациента. Незачем вытаскивать на поверхность позабытые переживания и события прошлого. Теперь он станет работать, обращаясь к уму мистера Коутса, а не к потаенному содержимому его сознания..
- Удалось что-нибудь узнать? - спросил мистер Коутс, вставая; ноги у него не гнулись.
- Кое-что. Один вопрос. Меня интересует, к чему приведет ваша шутка. Как вы считаете…
- У меня из-за нее будут неприятности.
- Я не вас имел в виду. А общество МОРСа.
Мистер Коутс подумал.
- Ни к чему. Разве что полиция теперь найдет, чем заняться. А у газет появится материал для печати.
- А для людей, которые увидят карикатуру на статую?
- Никто ничего не увидит, статую обшили досками. - Мистер Коутс потер подбородок. - Ее видела ваша сестра. И кое-кто из бойцов Когорты, их выставили вокруг статуи для охраны.
Мальпарто пометил это у себя.
- Гретхен сказала, что некоторые из бойцов Когорты смеялись. Статуя приобрела своеобразный вид, вы, наверное, слышали об этом.
- Слышал, - сказал Мальпарто. Потом он справится на этот счет у сестры. - Значит, они смеялись. Интересно.
- Почему?
- Да ведь бойцы Когорты - штурмовики общества МОРСа. Их бросают на самую грязную работу. Когорта - оплот бдительности. И они, как правило, не смеются.
Мистер Коутс задержался у дверей кабинета.
- Мне непонятно, что это значит.
Доктор Мальпарто подумал: ясновидение. Способность предугадывать будущее.
- Встретимся в понедельник, - сказал он и взял журнал приема. - В девять. Вас устроит?
Мистер Коутс подтвердил, что его это устроит, а затем в мрачном настроении отправился на работу.
Глава 10
Стоило ему войти в кабинет, как появилась Дорис:
- Мистер Перселл, что-то случилось. Гарри Прайар хотел бы поговорить с вами.
Прайар, возглавлявший художественный отдел, занял место Фреда Ладди и временно выполнял обязанности ассистента Аллана.
Вошел Прайар, вид у него был угрюмый.
- Речь пойдет о Ладди.
- Он разве не ушел? - спросил Аллан, снимая пальто. Он все еще пребывал под воздействием медикаментов Мальпарто, болела голова, и он плохо соображал.
- Он ушел, - сказал Прайар. - В "Блейк-Моффет". Как нам сообщили из ТИ сегодня утром, до вашего прихода.
Аллан застонал.
- Он в курсе всего, что у нас подготовлено, - продолжал Прайар. - Новые пакеты. Рабочие идеи. А значит, "Блейк-Моффет" тоже в курсе.
- Сделайте переучет, - сказал Аллан. - Посмотрите, что он взял. - Окончательно впав в уныние, он уселся за стол. - Сразу, как закончите, сообщите мне.
На переучет ушел весь день. В пять часов ему доложили о результатах.
- Обобрал нас вчистую, - сказал Прайар. И затряс головой от восхищения. - Наверное, не один час трудился. Мы, конечно, можем наложить на материалы арест и попытаться востребовать их через суд.
- "Блейк-Моффет" способен вести тяжбу годами, - сказал Аллан, вертя в руках желтый блокнот с длинными листками. - Когда мы получим пакеты обратно, они уже устареют. Придется нам сочинять новые. Лучше прежних.
- Это круто, - сказал Прайар. - Ничего подобного раньше не случалось. Мы видали, как пиратствует "Блейк-Моффет", мы теряли материалы, у нас перехватывали идеи. Но чтобы кто-то из высшего эшелона обобрал нас до нитки - такого с нами еще не бывало.
- Мы еще никогда никого не увольняли, - напомнил ему Аллан. И подумал о том, какую обиду он нанес Ладди этим увольнением. - Они могут здорово нам навредить. И, вероятно, так и сделают, заполучив Ладди. У него на нас зуб. Раньше мы с этим не сталкивались. Личные чувства. Злоба, грызня не на жизнь, а на смерть.
Когда Прайар ушел. Аллан встал и заходил по кабинету. Завтра пятница, последний день, в течение которого можно раздумывать насчет должности директора ТИ. Проблема, связанная со статуей, до конца недели не разрешится, ведь Мальпарто сказал, что лечение растянется на неопределенный срок.
Либо он уйдет в ТИ в нынешнем своем состоянии, либо откажется от должности. В субботу он все еще будет оставаться непредсказуемой личностью, и когда-нибудь в глубине сознания может соскочить тот же рычажок.
Он с грустью подумал: сколь ничтожной оказалась на практике помощь Санатория. Доктор Мальпарто витает в облаках, он намерен проводить тесты и проверять реакцию пациента на протяжении всей его жизни. А в это время реально существующая ситуация осложняется. Ему придется принять решение без помощи Мальпарто. И вообще без чьей-либо помощи. Он вернулся в исходную позицию, которую занимал до того, как Гретхен сунула ему клочок бумаги.
Он снял трубку и набрал номер своей квартиры.
- Алло, - донесся до него испуганный голос Дженет.
- С вами говорят из Объединения погребальных услуг, - сказал Аллан. - На меня возложена обязанность сообщить вам, что вашего супруга засосало в коллектор корабля автофакта и больше никаких известий от него не поступало. - Он взглянул на часы. - Это произошло ровно в пять пятнадцать.
Дженет в ужасе притихла, но после паузы сказала:
- Так ведь сейчас пять пятнадцать.
- Прислушайтесь, - сказал Аллан, - вам еще удастся уловить шум его дыхания. Он пока что не совсем пропал, но увяз уже основательно.
- Ты - бессердечное чудовище.
- Собственно говоря, я хотел узнать, - сказал Аллан, - что мы делаем сегодня вечером?
- Я веду Лининых детей в исторический музей. - (Лина - замужняя сестра Дженет.) - А ты не делаешь ничего.
- Я составлю вам компанию, - решил он. - Хочу кое-что обсудить с тобой.
- Что именно? - тут же спросила она.
- Да все то же самое. - Исторический музей ничуть не хуже любого другого места, через него проходит столько людей, что никакой недомерок не выделит их из обшей массы. - Вернусь домой около шести. Что на обед?
- Как ты относишься к бифштексу?
- Прекрасно, - хмыкнул Аллан и повесил трубку.
После обеда они зашли к Лине и забрали детей. Восьмилетний Нед и семилетняя Пэт радостно помчались по дорожке сквозь сумерки и поднялись по лестнице в музей. Аллан с женой шли не торопясь, рука об руку и почти не разговаривая. Наконец-то выдался славный вечер. Тихо, хоть по небу и разбросаны облачка. На улице много людей, которые вышли поразвлечься одним из немногих доступных им способов.
- Музеи, - сказал Аллан. - Выставки произведений искусства. Концерты. Лекции. И обсуждение общественных дел. - Ему вспомнился проигрыватель Гейтса, исполнявший "Не могу раскачаться", вкус хереса и, прежде всего, сор двадцатого столетия, собранный воедино в разбухшей от воды книге, в "Улиссе". - И всегда можно сыграть в "фокусника".
Дженет прижалась к нему и задумчиво проговорила:
- Иногда мне хочется снова стать маленькой. Смотри, как они побежали.
Дети уже скрылись в помещении музея. Экспонаты еще вызывают у них интерес, затейливые картины не успели им наскучить.
- Мне хотелось бы, - сказал Аллан, - отвезти тебя куда-нибудь, где ты сможешь сбросить напряжение. - Он стал думать, где бы Найти такое место. Может, на далекой планете-колонии, когда они состарятся и выйдут на пенсию. - Чтобы вернулись дни твоего детства. Чтобы ты смогла скинуть туфли и пошевелить пальцами.
Такой он увидел ее впервые: скромная, худенькая и очень хорошенькая девушка, жившая на буколической Бетельгейзе-4 со своими родственниками, которые не имели права аренды.
- А не могли бы мы отправиться в путешествие? - спросила Дженет. - Куда угодно… может, в такое место, где есть широкие поля, и реки, и… - Она запнулась. - И трава.
Всеобщее внимание в музее привлекал экспонат двадцатого века. Полностью реконструированный белый оштукатуренный дом с газоном и дорожкой, с гаражом и "фордом" на стоянке. В доме было все: мебель, горячая еда на столе, душистая вода в отделанной кафелем ванной. Все двигалось, говорило, пело и светилось. Экспонат вращался, открывая взгляду все до единой детали интерьера. Около загородки вокруг него стояли посетители, следившие за тем, как у них на глазах вращается жизнь эпохи Расточительства.
Над домиком горела надпись:
ТАК ОНИ ЖИЛИ
- Можно я нажму на кнопку? - закричал Нед, подбегая к Аллану. - Ну можно? Еще ведь никто не нажал. Пора нажимать.
- Конечно, - сказал Аллан. - Давай. Пока тебя не опередили.
Нед понесся обратно, протиснулся к загородке, где его ждала Пэт, и ткнул пальцем в кнопку. Посетители благодушно взирали на домик с богатой обстановкой, они знали, что сейчас произойдет. Но пока еще немного можно полюбоваться последними минутами существования дома. Они упивались изобилием: запасы консервов, большая морозилка, плита, раковина, стиральная машина, сушилка и автомобиль, сделанный, казалось, из алмазов и изумрудов.
Надпись над экспонатом погасла. Всклубилось, заволакивая дом, уродливое облако дыма. Лампочки горели уже не так ярко, свет стал тускло-красным, затем погас. Экспонат затрясся, и до зрителей донесся глухой грохот, ленивая дрожь подземного вихря.
Когда дым развеялся, дом исчез. От экспоната осталась лишь большая груда обломков. Кое-где торчали стальные опоры, повсюду валялись кирпичи и куски штукатурки.
Уцелевшие после катастрофы обитатели дома сидели в подвале среди развалин и тряслись над жалкими своими Пожитками: Приемником, лекарствами, канистрой с дезактивированной водой и собакой, из которой они потом варили тушенку. Их осталось лишь трое, вид у них был больной и измученный. Вместо одежды - лохмотья, а на коже - следы лучевых ожогов.
Над обращенной к зрителям частью экспоната сферической формы возникла заключительная надпись:
И УМЕРЛИ
- Ух ты, - сказал прибежавший обратно Нед. - Как это у них получается?
- Очень просто, - ответил Аллан. - На самом деле на площадке нет никакого дома. Только проецируемое сверху изображение. Одна картинка просто меняется на другую. Когда ты нажимаешь на кнопку, начинается процесс замены.
- Можно я еще раз нажму? - попросил Нед. - Пожалуйста, я хочу нажать еще раз, мне хочется снова взорвать дом.
Аллан с женой пошли дальше, он сказал:
- Мне хотелось, чтобы ты спокойно пообедала. Тебе это удалось?
Она стиснула ему руку.
- Рассказывай.
- Буря возвращается, и мы, увы, еще пожнем ее. Сердитая буря. Ладди ушел прямиком к "Блейк-Моффету" и прихватил с собой все, что ему удалось заграбастать. Имея на руках такой улов, он, пожалуй, станет вице-президентом.
Она сокрушенно кивнула.
- Ого.
- Мы в некотором роде разорены. У нас нет резервов; несколько интересных идей - вот все, чем мы располагали. А Ладди забрал их… и оставил нас ни с чем примерно на год. Приблизительно такое время мы проработали бы с ними. Но основная проблема не в этом. Получив место у "Блейк-Моффета", он сможет отомстить мне. И сделает это. Скажем прямо: я публично уличил Ладди в подхалимстве. А это неприятно.
- Что ты намерен предпринять?
- Разумеется, стану защищаться. Ладди трудолюбив, компетентен, предприимчив по части организации. Но он не оригинален. Он мог взять чью-нибудь идею - мою, например, - и выдоить из нее довольно многое. Ему случалось выращивать по целому пакету из малюсенького зернышка. Но в творческих способностях он нам уступает. Так что, может, мы и обскачем "Блейк-Моффета", если через год я еще не сойду с этой сцены.
- Ты, похоже, бодро настроен.
- А почему бы и нет? - Аллан пожал плечами. - Ладди лишь усугубил ситуацию, которая и так нелегка. "Блейк-Моффет" всегда тянул нас на дно, словно тяжелый камень. Всякий раз, как у них выходит пакет на тему "мальчику-достается-хорошая-девочка", мы ощущаем на себе дыхание старости. Нам необходимо разгрести пыль и выбраться наружу, тогда мы сможем двигаться. - Он взмахнул рукой. - Как жители этого дома.
Богатый дом двадцатого века с "фордом" и стиральной машиной фирмы "Бендикс" вновь возник на прежнем месте. Процесс вернулся к собственному началу.
- Так они жили, - процитировал Аллан. - И умерли. Мы могли оказаться на их месте. Мы живы, но это ничего не значит.
- Что произошло в Санатории?
- Ничего. Я побывал у психоаналитика, погрузился в воспоминания, потом встал и ушел. В понедельник пойду снова.
- Они смогут помочь тебе?
- Со временем, конечно.
Дженет спросила:
- Как ты поступишь?
- Соглашусь. Стану работать директором Телеинформациона.
- Понятно. - Затем вновь спросила: - Почему?
- По ряду причин. Во-первых, потому, что из меня выйдет хороший директор.
- А как же статуя?
- Статуя никуда не денется. Когда-нибудь я узнаю, почему мне захотелось поднять ее на смех, но до субботы мне не успеть. А пока что надо жить. И принимать решения. Кстати говоря… зарплата примерно такая же, как у меня сейчас.
- Если ты уйдешь в ТИ, Ладди будет легче навредить тебе?
- Ему будет легче навредить агентству, потому что я уйду оттуда. - Он задумался. - Может, я его расформирую. Поживем - увидим; все зависит от того, как пойдут у меня дела в ТИ. Возможно, через полгода я захочу вернуться.