Голос Эхнара пресекся и послышалось шипение. Он силился что-то сказать, открывая рот, но не мог. Корона упала за спину, во тьму. Он схватился руками за горло. Глаза его стали вылезать из орбит. И вдруг из его рта показался тонкий раздвоенный язык, а потом - небольшая змеиная голова. Голова, сверкавшая панцирным покрытием с золотым блеском…
* * *
Взметнулись луки. Воины, умевшие выпускать по десять стрел за то время, пока человек может сосчитать до тридцати, изрешетили Эхнара. Он еще стоял, утыканный стрелами, как соломенная мишень, на которых в военных лагерях обучают лучников, - а потом не то, чтобы рухнул, - плавно осел, исчезнув за камнем, будто канул в бездонную тьму вслед за короной.
Может быть, так оно и было. Но тьма шепнула незнакомым голосом - угрожающим голосом вечности:
- Гарран! Да поглотят тебя ураганы…
Глухой подземный удар потряс остров. И сердце Гаррана ощутило болезненный удар и замерло на мгновенье.
* * *
Когда Гарран уже был на корабле, в сумеречном свете ненастного утра, над развалинами вновь зазвучали голоса, призывавшие на помощь. Вспугнутые чайки закружились над бастионами.
Гарран приказал поднять якоря. Медленно опустились огромные весла и "Альбатрос" начал разворачиваться.
- Подождите нас! Помогите! Мы аххумы! - раздавалось с берега.
На берегу действительно появились воины - без оружия, в прожженных и порванных одеждах, перепачканные нечеловеческой кровью.
- Мы пленники Последней Богини Муллагонга!.. Остановитесь!..
Голоса стали звучать слабее, переходя то ли в шипение, то ли в визг.
Воины стали входить в воду. Они шли по осевшим, сгнившим свайным причалам, теряли опору под ногами, и погружались в воду без звука, без плеска.
Когда Гарран обернулся в последний раз, он увидел лишь черных крыс - большую черную стаю, плывущую от берега с обезумевшими красными глазами.
Крысы тонули и исчезали в темной воде.
На самом высоком бастионе на фоне темных туч возникла гигантская фигура в короне муллагонгского короля, в пурпурном плаще с серебряной каймой.
Кто-то пустил в фигуру стрелу-болт, способную с близкого расстояния пробить броню. Болт прошел сквозь великана, не причинив ему вреда.
Густой голос на наречии Моря, перекрывая вопли обезумевших чаек, пытавшихся ловить тонувших крыс, долетел до корабля:
- Я, король Муллагонга Хаонт, приказываю тебе вернуться. Мне нужен твой корабль. Он доставит меня в последнюю гавань, где я обрету покой…
Гарран не ответил. Гребцы налегли и корабль вошел в горловину пролива.
- Ты вернешься… - пророкотал нечеловечески низкий голос. - Или поглотят тебя ураганы…
Гул, поднимавшийся со дна, заставил корабль содрогнуться.
* * *
Много дней и ночей они плыли на юго-восток. Иногда приходилось грести, хотя гребцов теперь было меньше половины от необходимого числа. Иногда паруса подхватывали слабый ветер.
Корабль двигался, но казалось, стоял: берега Таннаута все не показывались. И высеченное из дерева лицо Амма становилось все мрачнее.
Ом Эро по вечерам наводил на звезды угломерный прибор, что-то подсчитывал, возвращался в каюту Гаррана и долго просиживал над картой, вырезанной на специальном столе.
- Не понимаю, - наконец сказал он однажды. - Мы прошли больше двухсот миль. Таннаут уже должен был бы остаться позади…
- Значит, мы уже в Великом Океане? - спросил Гарран.
- Не может быть… Таннаут - большой остров, очень длинный, вытянутый с севера на юг… Как мы могли пройти мимо?..
- Может быть, ты неправильно высчитал расстояние. Или определил направление.
- Но ведь ты все видишь сам, повелитель! - Ом Эро вскинул вишневые глаза. - Я не обманывал тебя!
- Вижу… Звезды не могут лгать. Эммах проверял твои вычисления. Значит, лжет эта карта!
И он с размаху вонзил в столешницу кинжал с такой силой, что Ом Эро отшатнулся.
* * *
Еще несколько дней пути прошли в томительном ожидании ветра.
Запасы воды были на исходе, и гребцы быстро переутомлялись.
Поднимавшийся по утрам легкий ветерок сразу же гас, едва над волнами поднималось солнце.
В одну из ночей осведомитель шепнул что-то на ухо капитану Хаббаху. Капитан изменился в лице.
Он вошел в каюту Гаррана без стука, жестом руки удалив слугу, склонился над спящим и прошептал страшное слово:
- Гарран! Измена!..
Флотоводец как завороженный приподнялся на ложе.
- Измена, - зашептал Хаббах. Голос его шелестел, язык распух от недостатка влаги. - На нижней палубе начались предательские разговоры. Гребцы говорят, что айдиец увел корабль в открытый океан, которому нет конца. Они говорят, что Эммах обманут: звезды здесь, в море Слез, совсем не те, к которым мы привыкли, здесь другие созвездия, указывающие погибельный путь…
- Сколько этих гребцов?
- Не знаю, господин. Пока разговоры ведутся вполголоса. Трудно сказать, сколько гребцов уже готовы изменить… Но и это еще не все. На корабле развелось множество крыс…
- Разве их было мало? - перебил Гарран.
- Это совсем другие крысы, господин. Они съели наши запасы, они пьют нашу воду и пожирают друг друга. Гребцы с нижней палубы рассказывают, что по ночам крысы даже пытаются напасть на спящих…
Гарран сжал ладонями раскалывавшийся череп.
- Это крысы Муллагонга… Крысы, которых послал за нами вдогонку этот мертвый король Хаонт…
Гарран опустил ноги на пол и стал зашнуровывать сапоги.
- Чего они хотят, эти изменники, известно?..
Полог откинулся и в каюту неслышно вошел айдиец. Он был бледен, и темные глаза светились нездоровым блеском.
- Господин мой! - сказал Ом Эро. - У нас нет другого пути, как только повернуть назад. Я не вижу конца океану, я не знаю, что думать.
- Ты опоздал, айдиец, - проговорил Гарран. - Хаббах! Возьми его под стражу и брось в нижнюю камеру за арсеналом.
- За что, повелитель?.. - вскрикнул Ом Эро и сейчас же был сбит с ног тяжелой рукой Хаббаха.
- Как только рассветет, выстроить всю команду на палубе. Мы поворачиваем обратно.
* * *
Обратный путь занял значительно меньше времени: свежий попутный ветер гнал корабль вперед днем и ночью, и уже на пятую ночь во тьме вспыхнула огненная точка. Она призывно мигала, но ни Гарран, ни Хаббах не смели говорить о ней.
Вот она приблизилась и тонкая светящаяся нить потянулась к уставшему кораблю и уперлась в деревянное лицо Амма.
Слегка штормившее море внезапно успокоилось. Тонкий призрачный луч вел корабль к темной глыбе, выраставшей у горизонта. Это был остров Муллагонг.
Забрезжил рассвет, и светящийся Глаз Муллагонга погас.
"Альбатрос" вошел в сумрачные прибрежные воды.
Прилив легко приподнял корабль и внес его в горловину пролива.
Еще миг - и "Альбатрос" оказался в гавани.
Поднялось солнце. Бастионы и развалины древнего порта были мертвы.
Гарран подозвал Хаббаха.
- Я пойду на остров один.
- Это невозможно, господин!
- Ты не можешь ослушаться моего приказа, Хаббах. Если я не вернусь до темноты, выбирай якорь и плыви на север, к берегам Равнины. Поход будет окончен для тебя…
Гарран, не взяв с собой никакого оружия, кроме украшенного драгоценными камнями киаттского кинжала, бросился в воду и поплыл к берегу.
* * *
Он поднялся на крепостную стену и огляделся. Никого и ничего не было вокруг - лишь камни, сухая трава, да пологие склоны уходившего вверх холма.
Гарран присел на камень и стал ждать.
Его губы шевелились. Он молился богам моря и суши, он молился отцу-прародителю Аххуману и повелителю вод Амму.
Он заклинал их вдохнуть в него смелость, он просил их помочь в его трудном и опасном деле.
Когда солнце поднялось высоко, Гарран отправился в путь. Он вскоре увидел расселину, в которой Храм и другие нашли свою смерть.
Путь в подземелье был извилист и изломан, как молния. Под ногами осыпались камни, с писком разбегались крысы, и зловеще скрипели чешуей какие-то холодные скользкие твари. Гарран не видел их - он шел в темноте, почти на ощупь.
Путь вел все время вниз, иногда делая крутые повороты. Корни трав и кустарников касались по временам его головы, и он вздрагивал, будто от прикосновения самой гибели.
Он не знал, сколько времени продолжался его путь. Он очень устал и несколько раз садился отдыхать.
Он не удивился, когда впереди забрезжил слабый свет и туннель вывел его в просторную пещеру, скупо освещенную через невидимые наружные щели. Значит, на земле еще был день, и верный Хаббах ждет его, своего флотоводца.
Это был склеп. В стенах были ниши, занимавшие все пространство от пола до потолка, а в нишах - множество глиняных сосудов с прахом. Здесь же, у стен, стояли каменные разбитые саркофаги.
Внутри кто-то уже рылся, кости были перемешаны с истлевшими кусками некогда дорогой одежды. В столетней пыли на полу Гарран разглядел отпечатки аххумских сапог. Наверное, здесь проходили Храм и его товарищи.
Гарран прошел весь зал до конца и увидел новую расселину - узкую, созданную природой и временем. Он протиснулся в нее и внезапно потерял опору под ногами.
Он летел вниз в полной тьме, а потом мягко приземлился в какое - то душное, дурно пахнущее облако, смягчившее удар.
Встав на колени, Гарран прокашлялся, подождал, пока осядет труха и пощупал ее руками. Кажется, это было перегнившее зерно - царские запасы, дворцовое хранилище, в котором находили себе пищу множество поколений крыс, летучих мышей и прочей нечисти, обитавшей в глубинах подземелий.
Поднявшись, Гарран двинулся дальше. Хранилище было огромным.
Каменный пол усеивали черепки гигантских кувшинов, хранивших когда-то хлеб и вино. Теперь не было ни того, ни другого: только толстый слой трухи с омерзительным запахом гнили и крысиных испражнений. Гарран оторвал от хитона кусок материи и завязал нос и рот.
Много времени прошло, когда он вышел из хранилища и почувствовал под ногами осклизлые каменные ступени, которые вели вниз.
И еще долго-долго он спускался по лестнице, пробирался какимито переходами, протискивался в щели. Света больше не было; казалось, Гарран спустился в чрево самого острова.
Он присаживался отдохнуть, расшнуровывал солдатские сапоги и разминал сбитые ноги. Потом вставал и продолжал свой путь в непроглядном подземном мраке.
Он не удивился, когда ощутил, что в подземелье стало теплее, а потом где-то впереди засиял зеленоватый мертвящий свет.
Он оказался перед огромным камнем, абсолютно гладким и ребристым, как ограненный чудовищный бриллиант. Из-за камня струилось сияние, и Гарран уперся в камень руками.
Наверное, он очень ослабел, потому что затратил много времени на то, чтобы сдвинуть монолит с места. И тотчас же его ослепил зеленоватый свет, и задрожали каменные своды от нечеловеческого голоса:
- Я знал, что ты придешь, Гарран-мореход… Добро пожаловать в царство Последней Богини!
Гарран, превозмогая боль, приоткрыл глаза. Перед ним, заслоняя вход куда-то, откуда лился яркий свет, стоял великан в королевском шлеме, в пурпурном плаще с серебряной каймой, и в литой бронзовой маске, закрывавшей лицо.
- Хаонт… - прошептал Гарран и едва удержался на ногах. Хаонт поддержал его под локоть: рука, казалось, тоже была сделана из литой бронзы.
- Я проведу тебя в царство мертвых, в царство Последней Богини, - пророкотал тяжкий голос короля. - Но обещай, что выполнишь мою просьбу: возьмешь меня на корабль и доставишь на остров счастливых, райский остров забвения - Нильгуам. Триста долгих лет я ждал этого часа. Триста лет правил крысами и шакалами, и жаждал покоя… Последняя богиня отвергла меня…
- Я доставлю тебя… куда скажешь… - едва ворочая потрескавшимся языком, ощущая вкус крови, выговорил Гарран. - Но и ты обещай мне… вернуть моих товарищей… Тех, за кого я в ответе перед отцом-Аххуманом.
Великан помолчал, потом качнул чудовищной короной-осьминогом.
- Все во власти Последней Богини. Проси у нее. Я здесь лишь пленник…
Он сделал шаг в сторону, оставив Гаррана один на один с ослепительным светом…
* * *
Два мертвых великана в бронзовых шлемах - оба на голову выше Гаррана - встретили его у каменной арки прохода, из которого бил слепящий поток света.
Один из них протянул руку в немом приказе. Гарран развязал и подал ему кусок ткани с лица. Потом протянул руку другой.
Гарран снял и отдал пояс с кинжалом. Потом его заставили снять сапоги. Потом одежду. Потом придирчиво осмотрели его, кивнули и отступили в стороны.
- Иди и не бойся, - прогудел за спиной Хаонт. - Я буду рядом.
И тут же Гарран почувствовал предательский жалящий укол под лопатку, нанесенный, кажется, его же собственным кинжалом.
Гарран застонал, стал падать вперед, на прозрачный пол из зеленоватого стекла. Он не успел почувствовать удара, не успел ощутить твердость и холод стекла. Он умер.
* * *
А потом он открыл глаза. Он лежал лицом вверх, над ним высоковысоко светился зеленоватый прозрачный потолок, сквозь который проникал рассеянный, но яркий свет. А потом что-то волнующее, мягкое коснулось его лица. Это были волосы - прядь завитых иссиня-черных волос, от которых исходил запах божественной женской плоти. Он ощутил прикосновение влажных ласковых губ - к груди, к животу, и сердце его замерло от неземного наслаждения.
Он закрыл глаза, боясь, что сердце вот-вот разорвется от сладости и печали, но прекрасный глубокий голос вернул его к действительности:
- Привет тебе, Гарран-мореход, добровольно пришедший к нам.
Почему ты лежишь, как раб? Взгляни на меня.
Он взглянул и увидел то, что и ожидал увидеть - женщину, каких не бывает и не должно быть на свете. Чернокудрая богиня с белой светящейся кожей стояла над ним и улыбалась.
- Встань. Поприветствуй свою единственную, Первую и Последнюю богиню.
Гарран перевернулся на живот, поднялся на колени и поцеловал ноги, прекрасней которых он не видел. Легкая рука погладила его голову и Гарран ощутил на губах вкус собственных слез. Он знал, что богиню нельзя любить, он знал, что еще жив, и допущен в эти чертоги смерти лишь по счастливой случайности.
- Богиня… - проговорил он.
- Последняя богиня, - легко поправила она, хотя в голосе чувствовалась непререкаемая властность. - Первая и Последняя, мореход.
- Богиня, ты прекрасна…
- Ты не первый, кто говорит мне об этом… Видишь всех этих, стоящих вокруг? Они целыми днями твердят мне, что я прекрасна, что готовы отдать мне самое дорогое… Но, увы, самое дорогое, что у них было, они уже отдали, и теперь мне не интересны. Они и не ведали при жизни, что есть что-то, что в тысячу раз дороже их жалких, ничтожных жизней, в которых было лишь обжорство, пьянство, разврат.
В толпе мужчин - самых разных, юных и пожилых, прекрасных и безобразных, - стоявших в отдалении, пронесся тихий скорбный вздох.
- Что самое дорогое, храбрец? - спросила богиня, повернувшись к толпе. Тот, с кем она встретилась глазами, прошелестел:
- Жизнь…
Чернокудрая богиня повернулась к Гаррану.
- Вот видишь. Ты тоже так думаешь, мореход?
Не дождавшись ответа, она снова обратилась к толпе.
- Так что же самое дорогое на свете? Скажи ты!
И Гарран вдруг увидел Храма - бледного, с неземным, безжизненным взглядом. Храм вскинул голову и прошептал:
- Верность…
Богиня нахмурилась. Она ожидала другого ответа.
- А ты что скажешь?
Мрачный воин с лицом, обезображенным шрамами, лохматый, как пес, ответил, преданно глядя на нее:
- Любовь. Любовь к тебе, богиня…
- Не может быть любви к смерти, глупец! - выкрикнула она. - Уходи! Я не хочу тебя видеть.
Воин жалко затряс кудлатой головой, бормоча: "Нет, только не это… Не прогоняй меня, прекраснейшая, Первая и Последняя…". Он бормотал и уходил спиной вперед, не двигая ни руками, ни ногами - бесшумно и быстро, как бесплотная тень.
Наверное, он и был всего лишь бесплотной тенью - как и остальные, заполнившие этот огромный - до горизонта - зал.
- Смелость! - выкрикнул другой, и богиня рассмеялась.
- Долг!
- Слава!..
- Богатство!..
Богиня смеялась и мановением руки удаляла несчастливцев.
И внезапно где-то рядом прошелестело:
- Жалость…
В наступившей тишине темнокудрая богиня повернулась к Гаррану - взметнулись волосы, как ночной ветер, приоткрыв белоснежные плечи.
- Ты сказал - жалость?
Гарран поднял невесомую руку, вытер запекшийся рот и тихо повторил:
- Да. Милосердие. Сострадание. Жалость. Нет ничего дороже для смертного человека…
Лицо богини потемнело.
- Посмотри сюда. Видишь?
Она показала на группу людей с синими обезображенными лицами.
- Это убийцы. Подлые наемные убийцы, убивавшие невинных из-за угла. Они тоже достойны жалости?..
Гарран молчал.