- Вашим опытным воинам будут противостоять новобранцы, - штурмбанфюрер умышленно не посвящал ротного в тайну происхождения воинов Ведовича. - У вас, как и у них, в руках деревянные винтовки. Прикажи своим солдатам помнить, что рукопашная будет учебной, поэтому не зверствовать, солдат, оказавшихся на земле, прикладами не добивать, и вообще, старайтесь больше действовать без оружия. В ходе этой схватки новобранцы СС должны прорваться вон к той гряде. Вы же добираетесь до их окопов, перевязываете раненых и отдыхаете. Ни один ваш солдат преследовать их не должен. Это вам понятно?
- Так точно.
- Каждого, кто нарушит мой приказ, после боя расстреляете лично. Или же расстреляют вас. Вопросы есть?
- Нет, - угрюмо проворчал Кротов.
- Не чувствую азарта, старший лейтенант Кротов, не чувствую азарта! Постройте своих солдат, соответственно настройте их, затем верните в окоп и поднимайте в атаку.
- Есть, поднимать в атаку! - немного оживился власовец.
- Кинооператоры, - вызвал штурмбанфюрер из дота двух специально прикомандированных из штаба Гиммлера военных кинохроникеров, - занять свои места. Снимать все! Самым подробнейшим образом. И не вздумайте запороть пленку.
- Вы видели, как мы снимали ваших зомби во время тренировок и учебной рукопашной с манекенами, - ответил один из них, успевший в качестве кинооператора трижды побывать на Восточном фронте.
- Вы мое предупреждение слышали, Шигнер. И молите Бога, чтобы во время следующей атаки вы не оказались в строю зомби, под командованием нашего Свирепого Серба.
Когда "враждующие" отряды сходились, некоторые пленные и власовцы сбивались в кучки и приближались к зомби-воинам с опаской. Те же, с криками "Барра!", отчаянно врывались в их гущу, скрещивали с ними свои "потешные" винтовки, врубались легкими прикладами в их каски и, применяя приемы восточных боевых искусств, расшвыривали атакующих, неспешно прокладывая себе путь к скалистой возвышенности.
- А ведь мои зомби неплохо сражаются! - восхищенно воскликнул Центурион. - Никакого страха, преисполнены ярости, приемы проводят так, словно находятся на показательных тренировках. Чего не скажешь о пленных и власовцах.
- И все же советую внимательно присматриваться к ним.
- С какой стати?
- Потому что большая часть из них завтра же будет отправлена в "Лабораторию призраков" "СС-Франконии", для переделки в зомби.
- Я об этом не знал, но… решение мудрое. Если только мы действительно собираемся создать в подземельях Франконии гарнизон зомби-воинов.
- Не "собираемся", Центурион, а уже создаем. Причем усиленными темпами. К тому же потребую, чтобы еще как минимум роту специально отобранных власовцев тоже направили в "Лабораторию призраков".
Центурион не ответил, он уже был поглощен созерцанием того, как первые зомби-воины, ведомые Свирепым Сербом, бросаются на скальные стены небольшой волнистой гряды, чтобы карабкаться к ее вершинам.
* * *
Два дня спустя пленку со съемками этого боя, а также фрагментов из предыдущих "зомби-пленок" затребовал к себе фюрер. Заинтригованный рассказами Гиммлера, он теперь сидел в "имперском кинозале" рейхсканцелярии, вместе с рейхсфюрером СС Кальтенбруннером, адмиралом Деницем, личным адъютантом и Скорцени и внимательно всматривался в сцены умерщвления и зомбирования людей, которые по всем законам природы уже должны пребывать в мире ином.
Когда на экране угасли последние сцены рукопашной схватки, фюрер долго молчал, затем, не оборачиваясь к сидевшим позади него эсэсовцам и адмиралу, спросил:
- Вы, Гиммлер, можете поклясться мне головой, что в этом умерщвлении и оживлении нет никакого подвоха?
- Наши ученые используют рецепты и методы, проверенные столетиями, - как можно мягче, почти вкрадчиво напомнил ему главнокомандующий войсками СС. - Существует целое учение африканских и гаитянских заклинателей…
- Знаю, знаю, - нетерпеливо прервал его фюрер. - Сколько мы можем сотворить подобных зомби-воинов?
- Пока что не более пятидесяти человек в месяц. Но если понадобится…
- Понадобится. Теперь уже, несомненно, понадобится. Всех их вы намерены использовать только в подземельях "Регенвурмлагеря"?
- Основную массу. Будет также сформирован особый отряд зомби-диверсантов, который уже готовится под руководством Скорцени. Рассматривается вопрос и о том, чтобы превратить в зомби часть германских камикадзе, которые будут управлять "человеко-торпедами", "человеко-бомбами" и пилотированными ракетами "Фау".
Слушая его, фюрер задумчиво кивал, все ниже опуская при этом голову, словно засыпал.
- Вчера у меня на приеме был известный вам берлинский лама, - неожиданно встрепенулся он в тот самый момент, когда Скорцени показалось, что вождь вот-вот погрузится в сон. - Тот самый "Человек в зеленых перчатках".
Кальтенбруннер и Скорцени переглянулись. Они уже знали, что берлинский лама напророчил фюреру падение Берлина в начале мая сорок пятого. К своему ужасу, Гитлер имел возможность убедиться, что несколько предсказаний ламы сбылись с убийственной точностью. Кроме того, лама был единственным, кто не боялся говорить фюреру правду прямо в лицо, без каких-либо обиняков. Впрочем, знали они, со слов Гиммлера, и о том, что после встречи с ламой фюрер почти сутки пробыл в состоянии глубочайшей прострации,
- Он что-то говорил о зомби-воинах? - спросил Гиммлер только для того, чтобы вывести сейчас фюрера из некстати наступившего молчания.
- О зомби - нет, не говорил, - глухо ответил Гитлер. - Но предложил перебросить для охраны рейхсканцелярии три сотни добровольцев-смертников из Тибета.
- Мы тоже можем превратить их в зомби-воинов. Если только последует ваш приказ, - уточнил Гиммлер.
- Они будут в вашем подчинении, Генрих, - произнес фюрер после небольшой паузы, тотчас же поднялся и, ни на кого не глядя, вышел из кинозала.
- Я так и не понял, господа, для чего меня пригласили на этот просмотр, - поднялся вслед за ним главком Кригсмарине. - Я не собираюсь укомплектовывать экипажи судов этими полумертвецами, чье появление на любом из судов унизило бы честь Военно-морского флота Германии.
- Напрасно вы столь категоричны, господин гросс-адмирал, - предостерег его Гиммлер. - Не забывайте о "субмаринах-призраках", которые можно отправлять к берегам США, а также об экипажах субмарин, которые будут оставлены для охраны секретной "Базы-211" в Антарктиде.
Гросс-адмирал недовольно пощелкал языком, как делал это всякий раз, когда следовало признавать свою неправоту.
- В любом случае подобный подход еще следует основательно осмыслить, - сказал он, уже стоя у двери.
- Не волнуйтесь, Скорцени, - наконец-то ожил и Кальтенбруннер, - он еще будет выпрашивать у вас этих зомби-воинов, как выпрашивают милосердия и последнюю надежду. Какие будут указания относительно зомби у вас, рейхсфюрер? - без какой-либо переходной паузы обратился он к Гиммлеру.
- Никто не убедит меня, что в будущем берлинский лама откажется от своих предсказаний. Поэтому усиленно наращивайте гарнизон "Регенвурмлагеря" и отряд зомби-диверсантов.
17
Майор Чеславский оказался прав: вход в "Регенвурмлагерь" находился на небольшом лесистом мысу, змеевидно уползавшем к середине озера. Судя по всему, это был осколок небольшой горной гряды, основная часть которой когда-то давно, возможно тысячи лет назад, ушла под воду, и на котором теперь возвышался мощный, хорошо замаскированный дот.
В сопровождении Штубера, Вечного Фельдфебеля и роттенфюрера Зигерта Отшельник долго спускался по железной винтовой лестнице, проходил сквозь тщательно охраняемые пулеметные блокпосты и преодолевал какие-то странные, герметически закупоренные горные выработки, которые, как он понимал, служили газовым щитом подземного лагеря СС.
Вспомнив о разговоре с польским партизаном, он теперь старался обращать внимание на малейшие детали, которые могли броситься ему в глаза и которые могли служить для характеристики "СС-Франконии".
Хотя к своему зачислению в ряды Армии Крайовой и возведению в лейтенанты Отшельник поначалу отнесся с легкой иронией, однако теперь он постепенно начинал проникаться важностью всего того, что совсем недавно произошло на островном берегу. Теперь он здесь, в подземельях, не просто так, и вообще, отныне он не сам по себе. Череда бессмысленных дней обреченного ожидания гибели завершилась, и Отшельник вдруг почувствовал, что стал звеном какой-то сложной, всеевропейской цепи сопротивления фашизму, что он приобщился к секретному братству разведчиков.
В это пока что с трудом верилось, но где-то там, в генштабах и разведуправлениях Лондона, Вашингтона, Москвы, действительно будут благодарны любым сведениям, которые смогут получить от некоего разведчика, сумевшего проникнуть в самое логово секретного "дождевого червя" СС. И кому какое дело до того, кем этот разведчик был раньше, как он попал в "Регенвурмлагерь", кто его завербовал и как он к этой вербовке отнесся? Главное, что этот человек сумел добыть такие сведения, которые не смог добыть до него никто другой. Поэтому надо суметь.
На одном из ярусов, у подземной солдатской казармы, их ждала большая крытая мотодрезина.
- Понимаю, что это не "Восточный экспресс", - проворчал Штубер, входя в нее и останавливаясь рядом с облаченным в полувоенное одеяние машинистом, - поэтому прошу великодушно простить меня, господа. Особенно вас, Мастер, - обратился он к Отшельнику, молчаливо осматривавшему огромную катакомбную выработку, созданную, очевидно, на месте большой карстовой пещеры.
- Зачем вы привезли меня сюда, барон? - впервые после спуска в подземелье заговорил он, воспользовавшись тем, что первым молчание нарушил Штубер. - Неужели мало концлагерей там, наверху?
- Их множество, Отшельник, - молвил фон Штубер по-русски, хотя Орест заговорил с ним на немецком. - От нашего Эльзаса до вашей Колымы - сплошные концлагеря. Это уже какая-то особая "цивилизация концлагерей". Попомните мое слово, со временем историки так и назовут ее.
- Так почему же?..
- Из уважения к вашему таланту, Мастер. Я говорю это искренне, без какой-либо иронии. Вы же знаете, как я ценю всякий талант, если только это в самом деле истинный талант от Бога, а не грубое ремесло.
- И в чем оно должно проявиться, это ваше "уважение к таланту Мастера", в данном случае?
- Мои объяснения окажутся предметнее через пять минут пути, когда мы предстанем перед работой одного из местных ремесленников.
- Кого именно?
- Побойтесь Бога, Отшельник! Кому, как не вам, знать, что ремесленники творческих имен не имеют?! Им сие не позволено! Да-да, фельдфебель Зебольд, не позволено! И я совершенно не приемлю вашего сарказма, - явно сыграл на публику Штубер, поскольку на самом деле Вечный Фельдфебель, тоже неплохо познавший русский язык, выслушивал его словесные экзальтации совершенно безучастно.
- В этом вы правы, господин барон, - признал Орест. - Ремесленники творческих имен не имеют. Прекрасно сказано.
- Но поскольку местный комендант не догадывался о вашем существовании, - явно вдохновился его поддержкой Штубер, - то найден был некий местный полугерманец, который теперь искупает свою бесталанность на Восточном фронте. Вот и все. С нынешнего дня "Регенвурмлагерь" приобретает в вашем лице своего, настоящего Мастера. Да-да, Зебольд, настоящего Мастера.
- Я слушаю ваши высказывания, как проповеди, - подобострастно молвил Вечный Фельдфебель.
- Но признайтесь хотя бы самому себе, Отшельник, что вам нечего обижаться на меня, - продолжил барон, не обращая на него внимания. - Я не только не позволил вздернуть вас, как и положено по законам рейха вздергивать всякого партизана, или отправить в крематорий, но и при любой возможности даю возможность раскрыть свой талант. Скажите после этого, что на войне вам не повезло!
- Так что меня ждет? Еще один конкурс мастеров на сооружение самой совершенной виселицы?
- Лучшей виселицы Второй мировой войны, - уточнил Штубер, широко и почти счастливо улыбнувшись. - После которой вы вполне заслуживаете титула "виселичных дел мастер" и достойного вас места в истории этой мрачной, бессодержательной войны. Не понимаю, чем вы недовольны. Понимаю, на любой другой офицер на моем месте не стал бы долго мудрить, а превратил в виселицу первую подходящую ветку и повесил вас на радость воронью. Вас, лично вас, такой вариант устроил бы?
- Не устроил.
- Правильно, потому что вы - древесных дел мастер! А настоящий мастер обязан позаботиться даже о том, чтобы виселица, на которой его вздернут, предстала взорам публики в виде настоящего шедевра деревянного зодчества. Поэтому я не мог оскорбить вашу смерть какой-то эшафотной поделкой ремесленника. Тем более что речь идет о смерти Мастера. И не надо ерничать по этому поводу, наш вечный фельдфебель Зебольд, для такого виселичных дел мастера, как наш Отшельник, это и в самом деле выглядело бы оскорбительным. Вспомните хотя бы слова вашего, фельдфебель, любимого английского поэта Роберта Бернса!..
- Его мы тоже вздергивали?
- Не успели, мой Вечный Фельдфебель, не успели. В случае с ним тоже работали грубые ремесленники. Хотя именно он как-то на досуге перед казнью изрек: "… Но если б знал он цену катафалка, он жил бы, чтоб нести свой труп!". О качестве виселицы он мог бы сказать приблизительно то же самое.
Штубер все изощрялся и изощрялся в своем красноречии, но мысленно Отшельник уже был далеко от него и Зебольда, от этих подземелий, и всего того, что оставили в них ремесленники-полугерманцы. Вскоре Штубер уловил это его бегство в воспоминания и тоже умолк, чтобы оказаться в том же лагере для военнопленных и партизан, в котором пребывал сейчас этот гороподобный славянин Орест Гордаш.
* * *
…- Нужны плотники! Нам предстоит отобрать несколько по-настоящему мастеровых людей, которые бы сумели построить хорошую виселицу: с помостом, лесенкой, поперечиной, которая бы красовалась у рынка, в самом центре поселка.
Эсэсовец говорил на почти чистом русском, а обходя строй, останавливался перед каждым заключенным, внимательно всматриваясь ему в лицо. Что он "вычитывал" по их лицам: черты, по которым определялась национальность, страх, покорность, правдивость слов, которыми они будут доказывать свою причастность к плотницкому мастеровому цеху - этого они понять не могли.
Сегодня на плац вывели только их барак, который узники давно называли "бараком висельников", хотя повесили из их нынешней партии пока лишь троих, остальных расстреливали. И теперь они, все семьдесят шесть человек, стояли на порывистом осеннем ветру, пронизываемые холодом, страхом и жаждой жизни, жаждой спасения. Они стояли и молча, обреченно выслушивали этого рослого плечистого эсэсовца с хищным смугловатым лицом цыгана-конокрада, по которому и в самом деле давно плакала петля и который лишь по суровой несправедливости войны выступал сейчас в роли судьи и палача.
- Это должен быть классический европейский эшафот, фотография которого смогла бы обойти страницы многих газет и журналов, - проникновенно убеждал смертников гауптштурмфюрер фон Штубер. - Лучшая виселица, возведенная во время этой войны, самая совершенная виселица, которую когда-либо возводило человечество! Разве это не мечта всякого настоящего Мастера?
Строй угрюмо молчал. Люди решались. В этом строю стояли настоящие плотники, которых в этих краях, в лесистой Подолии, всегда было немало; и были просто люди, готовые взяться за топор только для того, чтобы испытать удачу, а там уж как-нибудь, рядом с мастером стоя, можно приноровиться.
- Надо б выйтить, - первым не выдержал бородатый мужик в гражданской рубахе навыпуск, которого в бараке называли Божьим Человеком и почитали за старосту. - Дело хоть и небожеское, - глядя себе под ноги, прогудел он густым сипловатым басом, - но мастеровое. А на всякое принудное дело кто-то должен согласиться. - И ступил два шага вперед.
- В центре этого городка должен восстать эшафот, - продолжил свою речь гауптштурмфюрер Штубер, лишь краем глаза проведя Божьего Человека, - восходя на который, обреченный любовался бы творением истинных мастеров, а не думал о какой-то там гнусной "воровской" петле да о спасении презренной жизни своей, которая и так непростительно затянулась. Сразу же обещаю, что казнь мастеров, которые будут возводить этот шедевр, мы на несколько дней отстрочим. А может быть, даже отменим и переведем творцов виселицы в другой барак.
Когда впереди строя уже стояли восемь плотников, Штубер отыскал взглядом все еще остававшегося во втором ряду Отшельника и, мрачновато ухмыльнувшись, покачал головой: