- Не играл, значит.
- Может, ты сыграешь? - въедливо поинтересовался Орест. - Я тебя очень быстро и профессионально приколочу к этому кресту.
Штубер задумчиво посмотрел на виселицу, словно прикидывал: "Может, и в самом деле?..", но все-таки безнадежно покачал головой.
- Не получится у меня. Фактурой не вышел. И потом, посуди сам: какой из меня, "палача-эсэсовца", как вы все утверждаете, монах? Да и ты, солдат, в роли режиссера не очень смотришься.
Выпады Отшельника его не раздражали. Проводя свои эксперименты, Штубер вообще редко впадал в раздражение или предавался обидам, это было бы непрофессионально. Чего бы стоили тогда эти эксперименты, и чего бы стоил как "психолог войны" он сам?
- Слушай, чего ты хочешь от меня, мразь в мундире? - угрюмо и тоже почти добродушно поинтересовался Отшельник. - Привез меня сюда, так кончай уже: вешай, распинай, сжигай, только перед этим уберись с глаз!
- Это я к тому, - невозмутимо продолжал Штубер, не затаивая зла на обреченного, - что через два часа тебе придется сыграть роль, которая не доставалась ни одному, даже самому великому, артисту, - роль распинаемого Иисуса Христа. Тебе известно, за что именно он пострадал, и ты не отрицаешь его существования, правда? - И, не дожидаясь ответа, продолжал: - Вот и прекрасно. Даже не представляешь, как тебе будут завидовать. Какой еще артист и на какой такой сцене или перед кинокамерой способен воспроизвести муки Иисуса так натурально, как это предоставляется сегодняшним распятием тебе?
- У тебя тоже неплохо получилось бы.
- Не смею соперничать, и никогда не посмею. Тем более что партер будет занят людьми, которым надлежит восходить на эшафот мимо твоего распятия. Да, не будет оваций, не будет криков "Браво!", и вряд ли тебя станут вызывать на "бис". Но зато своими муками ты будешь благословлять их, вдохновляя на мужественную, достойную смерть. О галерке тоже позаботимся. Там будет несколько тысяч обитателей лагеря. Вопрос упирается только в одно - в качество судного креста. Хотелось бы, чтобы он выполнен был мастерски. Посмотри на этих, с позволения сказать, плотников. Им бы только дрова рубить, а не голгофные кресты ставить.
- Прикажи, чтобы развязали руки, - неожиданно прорычал Отшельник. - Руки скажи, чтоб развязали! Да не бойся, морду бить не буду.
- Желание кого бы то ни было избить меня, всегда связано с определенным риском. А вот то, что ты решился смастерить для себя крест, на котором будешь распят… Такого в библейских сюжетах не встретишь. Смастеришь, поднимешься с ним на эшафот, как на Голгофу, приколотишь к столбу, под петлей… Я чего-то не предусмотрел во всем этом представлении?
- Когда мы развяжем ему руки, он потребует топор, - вмешался Зебольд. - А в прошлый раз он убежал, зарубив часового топором.
- Ну, зарубил. Что было, то было, - артистично вздохнул Штубер. На то и война, так ведь, Отшельник? И не станет он опять бросаться с топором на часовых, поскольку в его репертуаре нечто подобное уже было. Так зачем повторяться? Правда, имена для новоявленного Христа - Орест, Гордаш, Отшельник… - не совсем подходящие. Да только вряд ли за оставшееся время мы сумеем придумать что-нибудь получше. Словом, руки рядовому Гордашу развяжите, выдайте древесину, топор, пилу и гвозди да выделите двух помощников, и пусть трудится.
- …А то ведь и впрямь сварганят. Не то, что висеть, смотреть на него будет стыдно, - погасшим голосом произнес Гордаш, разминая окоченевшие под веревками руки. - Раз вытерпел Христос, значит, и мы вытерпим.
- Оч-чень правильная мысль! - возбужденно поддержал Штубер.
Не ожидая его дальнейших указаний, Орест подошел к пленным, отобрал у одного из них топор и начал осматривать валявшиеся на земле, уже очищенные от веток и коры, стволы деревьев.
- Этот, вот, возьмите, - скомандовал Отшельник мастерам. Отпилите здесь и здесь, - наметил ударами топора, - на основную балку, на стояк пойдет. А из этого сделаем поперечину, чтобы все, как полагается, по-христиански.
- Оставить троих пленных! - скомандовал Штубер.
- Остальных расстрелять? - оживился Вечный Фельдфебель.
- Остальных - в лагерь! Охрану отвести подальше. Всем быть начеку. Ни в коем случае не стрелять!
Едва гауптштурмфюрер произнес эту фразу, как появился унтер-офицер и сказал, что его срочно просят подойти к рации, расположенной в коляске одного из мотоциклов. Как выяснилось, на связи был начальник службы СД.
- Послушайте, Штубер, мне сказали, что вы, вроде бы, еще не казнили этого скульптора с ликом новоявленного Христа? - спросил он.
- Пока что нет. Но готовится целое театральное представление с распятием. Милости прошу в ложу для почетных гостей.
- Что за инквизиторская страсть у вас к подобным представлениям, барон? Нет, чтобы просто поставить человека на краю ямы и расстрелять. Столетиями проверено и надежно.
- Нельзя так примитивно лишать человека жизни. Особенно если речь идет о жизни талантливого мастера. А почему это вас так тревожит, оберштурмбаннфюрер?
- Теперь это уже тревожит не меня, а Кальтенбруннера.
- Кого?! Кальтенбруннера?! Послушайте, Роттенберг…
- Нет, это вы меня послушайте: немедленно отмените казнь и готовьтесь к тому, что этого скульптора, специалиста по распятиям, нужно будет отвезти в Германию, а оттуда - на один очень важный объект, где срочно понадобились скульпторы, умеющие сотворять распятого Христа.
- Но кто там, в Берлине, мог знать?.. - начал было высказывать свое удивление Штубер, однако Роттенберг нетерпеливо прервал его:
- Скорцени, вот кто мог. Вы ведь похвастались ему, что в руки к вам попал редкий экземпляр талантливого скульптора-семинариста небывалой физической силы? Разве не так?
- Был такой грех, - признал Штубер.
- Вот и отмаливайте его вместе со своим Отшельником, или как вы его там называете, - самодовольно произнес Роттенберг. - И не советую портить отношения с Кальтенбруннером, если не хотите оказаться на передовой Восточного фронта.
Как только рация умолкла, Штубер тотчас же подозвал Зебольда и сказал:
- Распятие имитировать до последней стадии.
- Сам Христос позавидует его мукам, - клятвенно пообещал Вечный Фельдфебель.
- Вы опять не поняли меня, Зебольд. Если с головы Отшельника упадет хоть волосок, на завершающей стадии этого спектакля вынужден буду выпускать дублера. Актер вы, конечно, бесталанный, но придется очень постараться.
- А что могло произойти такого, чтобы… понадобился дублер?
- Об этом вам лучше спросить у Кальтенбруннера, мой Вечный Фельдфебель. Мне же приказано доставить Отшельника в Берлин.
- Чтобы показательно распять на кресте посреди Александерплац? - расплылся в улыбке Зебольд.
- Понимаю, что в качестве дублера вам обязательно хочется выступить во время распятия Отшельника у здания рейхсканцелярии или в скверике неподалеку от Главного управления имперской безопасности. Но мой вам совет: будьте чуточку скромнее, Зебольд. Соответствуйте своему таланту и призванию фельдфебеля.
- Вот так всегда: ты подаешь прекрасную идею, а тебе напоминают о том, что ты всего лишь фельдфебель!
- Вечный Фельдфебель, - уточнил Штубер.
- И я должен этим гордиться?
- Вы, мой вечный фельдфебель, - нет, не должны.
- Что-то я не пойму вас, барон.
- Это вами, своим вечным фельдфебелем, должен гордиться наш вермахт.
- Как же неоспоримо вы умеете убеждать, господин гауптштурмфюрер, - иронично признал его правоту Зебольд.
- У каждого свой талант, мой Вечный Фельдфебель. Все, я появлюсь здесь через полтора часа. Распятием руководите вы, мой римский легионер. И помните приказ, касающийся Отшельника.
31
Штаб "Регенвурмлагеря" располагался в глубине возвышенности и представлял собой мощную гранитную цитадель, обрамленную гроздьями дотов. Все три подхода к нему вели через узкие пешеходные тоннели, простреливаемые пулеметами из обеих стен, на двух уровнях. Такой же кинжальный огонь "изрыгали" и доты, возле которых эти ходы раздваивались, - один уводил в основательно заминированный тупик-ловушку, другой - к штабу.
Прорваться через такие заслоны способен был разве что дьявол. И барон фон Риттер был уверен, что взять его логово можно будет только измором. Вот почему он приказал начать прокладку двух эвакуационных ходов, один из которых уводил на поверхность, в хорошо замаскированную пещеру, притаившуюся посреди горного соснового леса; другой - в глубь материка, в карстовые пещеры, по которым можно было уходить еще километра три, чтобы в конце концов оказаться на берегу Одера.
Главный ход, по которому немногочисленные штабисты попадали в цитадель "СС-Франконии", представал в виде извилистого тоннеля, мрачность коего не развеивали даже щедро развешанные по изгибам электрические светильники. Но прежде чем войти в него, бригаденфюрер, уже в который раз наткнулся на высеченный из камня крест, с распятым на нем Иисусом Христом. На первое из тех сорока пяти распятий, которых его предшественник штандартенфюрер Овербек приказал "изваять" по всему периметру огромного "Регенвурмлагеря".
Правда, "изваяно" было только пять, однако комендант уже знал, что в лагере появился какой-то талантливый скульптор-славянин из недоучившихся семинаристов, который, вместе со своими подмастерьями, способен создать еще с десяток подобных скульптур.
- Так что будем делать со всеми этими распятиями? - почти машинально поинтересовался адъютант Удо Вольраб, помня, что, еще будучи заместителем коменданта, барон фон Риттер не мог спокойно проходить мимо ни одного из этих распятных крестов.
- То же, что и с самим штандартенфюрером СС Овербеком.
Вольраб непонимающе уставился на бригаденфюрера.
- То есть расстрелять?!
- А что вас так удивляет? Да, расстрелять. Как только настанет время. Ибо такова воля Германии.
- Но пока что действует приказ, согласно которому в нашем лагере должно быть установлено сорок пять распятий. Сорок пять, - возмущенно повторил он, - цифра названа в приказе. Пожелаете отменить?
- Зачем? - задумчиво спросил барон фон Риттер, и адъютант впервые заметил, что комендант осматривает распятие не с ненавистью, как это обычно делал, а с интересом. - Чтобы потом долго гадали, кого считать более безумным: того сумасшедшего, по чьему приказу эти распятия высекали из камня, или того, по чьему их уничтожали?
- Ну, так ставить вопрос никто не осмелится.
- А вы все же поставьте его.
- Для отмены приказа бывшего коменданта достаточно констатации того, что распятия эти появились по приказу… сумасшедшего.
- Неужели кто-то мог бы предположить, что в этом подземелье подобные изваяния могли появиться по приказу кого-то, все еще не сошедшего с ума?
Вопрос оказался настолько сложным и философски запутанным, что Вольраб даже не пытался осмыслить его.
- Не мог бы, - машинально ответил он.
- Кстати, почему Овербек решил, что распятий должно быть сорок пять?
- Вот именно, почему? - все так же машинально поддержал Гитлера его адъютант.
- Ни с одной датой, ни с одним числом, связанным с Иисусом, Девой Марией и вообще с Библией это, по-моему, не совпадает.
- Очевидно, потому мой фюрер, что твердо решил для себя: в сорок пятом году Германия погибнет!
Фон Риттер взглянул на него, как инквизитор на чернокнижника, и мысленно содрогнулся. Ему и в голову не приходило, что число подземных распятий может быть привязано к предполагаемой дате окончания войны.
- Вы… тоже в этом уверены, Вольраб?
- Сейчас мы говорим о штандартенфюрере Овербеке и затеянной им игре в нумерологию.
- Следовательно, он был окончательно уверен?..
- Что Германия уже не просто проиграет нынешнюю войну, как не раз проигрывала до этого, а погибнет как страна, как рейх.
Бригаденфюрер снова внимательно взглянул на адъютанта, словно заподозрил, что тот сам выдумал такое объяснение, и вновь перевел взгляд на распятие.
Крест был выдолблен в нише, очень напоминающей гробницу, как если бы ее, "стоя", вмуровали в стену. Волосы и венец на голове Христа были сделаны мастером таким образом, что очень напоминали каску с начертанными на ней буквами "СС". Именно так "Христос в каске воина СС", и воспринималось это изваяние, которое солдаты гарнизона уже называли между собой "СС-Распятием".
- Странно, почему Овербек решил, что крах наступит в сорок пятом?
- Теперь для этого уже не нужно быть пророком.
- Однако Овербек отдавал свой приказ еще в сорок первом, кто тогда способен был назвать дату краха рейха, кто вообще способен был предположить, что мы потерпим крах?
- Такой человек был. Исходя из предсказания лагерного пророка - Фризского Чудовища, - мы должны потерпеть полное поражение весной сорок пятого. А еще точнее - в начале мая. Теперь в это уже нетрудно поверить даже нам с вами, самым убежденным сторонникам победы вермахта, - на всякий случай подстраховался адъютант. - Однако Фризское Чудовище произнес это слово еще в сорок первом.
- Вот что значит невовремя повешенный пророк, адъютант Вольраб! - поучительно изрек комендант.
- Что совершенно непростительно.
- Любое святое дело в этом мире следует начинать с избиения пророков, а сотворение империи - с сотворения напророченных пророками эшафотов.
- Так, может, вместо очередного "СС-распятия" в одной из ниш следует высечь ваши слова?!
- Следует, - кивнул фон Риттер. - Есть слова, которые человечество просто обязано увековечивать в граните, - объяснил он и, воинственно ухватившись руками за кобуру, направился в свои апартаменты.
Сегодня он впервые входил в цитадель как комендант "Регенвурмлагеря". И хотя письменный приказ о своем назначении барон получил еще три дня тому назад, пребывая в Берлине, только сейчас, в эти вот минуты, он по-настоящему осознал, что теперь-то он наконец действительно является комендантом секретной подземной базы СС, комендантом "Лагеря дождевого червя". И не собирался умалчивать о том, что восхождение на данный пост является достойной платой за время, уже проведенное им в подземных лабиринтах, а точнее, в потустороннем мире обвалов-погребений, крематориев, подземных электростанций, пещерных казарм почти обезумевшего гарнизона и таинственных камер "Центра по формированию гарнизона зомби", именуемого еще "Лабораторией призраков".
Предсказания лагерного пророка, Фризского Чудовища?! Еще бы! Овербек шага не мог ступить, чтобы не освятить себя очередными видениями этого новоявленного "Кассандра"! Не исключено, что и само его сумасшествие - плод видений и предсказаний Фриза.