На первый взгляд, получение приемлемой стали в тигле-горшке - задача несложная. Кричное железо, при всей его неоднородности, имеет включения с пристойным содержанием углерода. И мысль проплавить - перемешать его, равномерно распределив углерод по слитку, прямо просится, ага. Это я еще по пути из Тулы вспомнил. Но местные руды довольно богаты еще и серой, да и свинец попадается. Нет, спектральный анализ я не делал - но первая же плавка руды показала, со всей убедительностью. Пришлось добавлять известь в шихту - для удаления ненужных примесей. Да еще первый, рудный горн у меня довольно высокий - почти шахтная печь. То есть, чугуна дофига выходит - вроде писал уже об этом. Пришлось ставить горн поменьше и пережигать чугун на относительно мягкое железо, из чугуна-то ни нож, ни гвоздь не откуешь. На второй год построил печь для тигельной плавки. Небольшую, на четыре тигля - и сейчас пытаюсь добиться пристойной литой стали. Но тигли имеют поганое свойство рассыпаться после второй, много третьей плавки - и это удачные. Вот так и получается, то ли у нас металлургическое производство, то ли гончарное. Сейчас развлекаемся очень плавной сушкой и составом для стенок тигля. Весы, прекрасно себя зарекомендовавшие для загрузки печи смесью руды и угля, измельчитель в виде очень большой ступы с соответствующим пестом, здоровый чан для замешивания - всё это, в купе с печью "немецкого образца" - напольной, съело практически весь доход от кузни. Потому и живу в пристройке, где едва лавка-кровать умещается. А потом еще учиться правильно состав стали подбирать... кой черт занес меня на эти галеры?
Т-т-твою же ж, в кровь, в железо, в бога, в душу, через текущий тигель! Нет нам покоя ни ночью, ни днем! Начинаю чувствовать себя то ли красным дьяволенком, то ли собой бывшим при угрозе "маски-шоу". - Василий, быстро Сивку запрягай! - Мож... - Быстро, тебе сказано! И потом бегом в кузню - ну бросил ложку, пошел! Сам - бегом в кузницу, заглушить едва разогретую печь, и быстренько-быстренько сгрести всё железо в одну немалую, пудов на десять, кучу. Всё вперемешку - кованая сталь, кричные "исходники", относительно чистый чугун, уже приготовленный для тигельной смеси. Туда же - инструмент, торопливо сдернутый с блоков большой молот. Вывесить блоки над угольным ящиком. Сбегать в свою каморку, выдернуть корзину-сундук с пристойным, "праздничным" тряпьём. Забросить туда стопу готовых доспешных пластин, "малый" набор инструмента. Всё? Вроде да. Влетает Вася, на раз-два угольный ящик взмывает вверх на крепкой веревке. Под ним - коробчатая крышка погреба. Наверх выступают только два зацепа для рук - и те в ямках. Тяж-желая, тварь, особенно когда тянешь согнувшись под ящиком. Так, теперь всё собранное, кроме корзины, туда. Выбить крепежные клинья из-под железной части нашего ублюдочного прокатного стана я успел уже, теперь вдвоём сдергиваем и оттаскиваем в тот же погребок. Всё. Землю в ямки "пожаробезопасной" крышки, опустить ящик, срезать блоки. Теперь корзину на телегу, еще кое-что из-под верстака - и в усадьбу.
В погребе влажно, конечно. Но те уроды, из-за которых сейчас упираются в небо дымные столбы, из-за которых крестьяне бегут к лесам и усадьбам-крепостцам, похватав самое важное и забросив в погреба остальное... Так вот, кто бы там ни был - татары, литва, или еще кто - моим железом навряд ли попользуются. И испортят немногое. Даже если и спалят, слой земли над толстой крышкой погреба не даст ей расплавиться - угля наверху немного. Блоки - да хрен бы с ними, новые сделаю. Деревянный "редуктор прокатного устройства" жаль, конечно, могут и попалить - но ничего, и это восстановимо.
До усадьбы добежали резво - за нами еще несколько баб успели влететь, и две телеги под мужским руководством. Мужики сейчас, в основном, в поле, и немалая часть сделает ноги в лес. Они почти всегда в поле, кроме зимы, ранней весны и поздней осени. Работают местные так, что не приведи господи увидеть постсоветским комбайнерам-трактористам-хреноделам из той деревни, где у нас была дача во времена отдаленные. Те-то и пшеницу убрать нормально не могли, идешь после них по полю на Оку на рыбалку, или на охоту - плакать хочется, сколько колосьев в землю вмято. Здесь не так. Думаю, попади несколько таких "уборщиков" сюда, половина сдохла бы от одного вида работ, а другая чуть позже - от требуемого для выживания качества, при местных инструментах и урожайности.
Так, спокойнее, спокойнее... Совсем хорошо на душе стало, когда увидел, что успела и Катерина. Видно зацепило, пора и правда жениться. Сдернул с телеги корзину, достал "походный" сверток с инструментом, саблю - то самое "кое-что", которое из-под верстака достал, пошел к боярину.
- Ты, никак, на стену собрался, Олег? Агафий, даром что в броне, подошел неслышно. Впрочем, и во дворе не тихо. - Холодно в лесу-то ночевать, хоть и лето. По весне едва вовсе не слег. Пока Семен Андреич занят, вспомни-ка, у всех ли на доспехе пластины справны? Я с собой полторы дюжины прихватил, может, пока куяк кому поправить успею?
- Зброя в порядке у всех. Наконечников вот немного. Вроде и должно хватить, ан кто его знает. Ты не взял? - Нет, с весны не делал. С пяток срезней есть, держи. А что за... а, Митрофан, подь-ка сюды, да тегиляй снимай.
Митроха - совсем еще молодой боевой холоп. Только весной продался, да и боярин наш - не Шереметев, слегка победнее. Так что Митрохин тегиляй никакого усиления не имеет. Конский волос, и всё. Ничего, это сейчас поправим, если успеем.
- Подымайся, Олег, опять на приступ идут. Три дня назад Агафий почти пинками заставил двух салаг - меня и Митроху - убраться с небезопасного под обстрелом места. Митроху загнал на стену, в непростреливаемую вроде бы зону, а меня - в сарай. К вечеру, при втором штурме, меня уже никто не гонял со стены, хоть и "ценный кадр". Слишком много убитых. Сейчас, на третий день, на стенах меньше десятка осталось, кто без тяжелых ранений. Вот, опять.
Не знаю, что это за татары такие. Турецкие сипахи вроде бы не ходили под Тулу, а крымчаки в походе за добычей должны бы уже плюнуть на упорно огрызающуюся усадьбу, и пойти искать добычи попроще. Эти - прут и прут. Два-три штурма в день, с достойным регулярной армии упорством. Раскручивают свою адскую стреляющую конную карусель, спешенные подтягиваются ближе и ближе, и мы высовываемся, только услышав стук примитивных штурмовых лестниц. Иначе - очень просто схлопотать стрелу от подобравшегося близко врага - прицельную стрелу с узким граненым бронебойным наконечником.
У меня по-прежнему нет нормального доспеха. Изодранный стрелами и саблями тегиляй, косматая татарская шапка, снятая с трупа. Поэтому, на характерный звук я выскакиваю не сразу, а выждав пол-вздоха - за мгновения до того, как над стеной показывается очередная безбородая, по-мальчишески азартная рожа.
Вы бывали на бойне? Не в магазинной подсобке, где намахивают куски на продажу, а на небольшой бойне, без всяких электрических средств забоя? Я не бывал, но сейчас чувствую себя таким же мясником. Не надо торопиться - надо успевать. Без размашистых ударов - это враг может отдохнуть, нас же слишком мало. Короткая связка из двух уколов - в лицо и в плечо, шагнуть к следующей лестнице. На моем участке стены их две, и первый противник уже на помосте. Резкий тычок живот, сбить потерявший силу замах, следующему - краем щита в рыло, пока он не может достать по ногам. Не "лети, дорогой" - просто набор убойных мест уходит из зоны ответственности. Разворот, "темп", удар ногой в мысок сапога, одновременно с защитой от укола.
В манеже спорткомплекса МГТУ, на четвертом этаже, этому не учили. Иванов преподавал, всё же, "айкидо и джиу-джитсу", а не историческое фехтование. Так что приемы у меня дилетантские, а "темп" и подавно. Но я пока живой, несмотря на примитивную технику и рваный, нестабильный темп. Хотя, судя по количеству врагов под стеной, это временно. Держать ритм дыхания. Удар, разворот, подшаг, укол, разворот, укол, удар, повторить-повторить-повторить... держать дыхание.
Глава 5
Неволе нас не сломить,
Нам век вековать в рабах,
Но когда вас задушит стыд,
Мы спляшем на ваших гробах...
- Идите нахер, мистер Киплинг! Этих стыд не задушит. И полсотни баб с ребятней, что сейчас перевязывают еле живых в превращенном в лазарет доме, мы будем закрывать - щитами, саблями, собой - уже не потому, что какая-то деревня дана боярину не только в кормление, но и под защиту. Не потому, что на той стороне полонянники - те, кто выживет - будут работать на врагов. Не важно, подойдет ли подмога. Просто - надо.
Мир потихоньку сужается, наливаясь непривычной краснотой. И одновременно куда-то пропадают цвета - странно, но факт. Такое черно-белое зрение в красных тонах, потом в красном же тумане.
Кто занимался рукопашкой в начале девяностых, наверное, помнит такое упражнение, как спарринг с завязанными у одного из партнеров глазами. В зале с полутора десятками одновременных поединков трудно что-то услышать - и через десяток пропущенных ударов, направление следующего начинаешь чувствовать. Странное ощущение - ты не видишь, просто ощущаешь, откуда и как сейчас прилетит, и куда надо ответить, чтобы достать. Никогда не добивался особых успехов в таких боях - середнячок в группе, не более. Сейчас всё по-другому.
Не знаю, откуда у меня клинок в второй руке. Не помню, когда стряхнул с неё щит, и почему. То ли изрубили, то ли еще что. Неважно. Вокруг нет людей - есть опасные направления ударов, есть убойные зоны, которые надо запятнать - точно знаю, с какой силой, но не знаю откуда это знаю. Всё это постепенно замедляется, и мои движения - тоже. Глаза не видят практически ничего, видит то ли разум, толи душа. Плевать.
Селим не знал, что мать звала его Димитром. Лет до восьми он откликался на это имя. Но после того, как подростка, уже изведавшего невольничьего рынка, из "подай-принеси-отвали" в фруктовом саду, "возвысили" - потащили в янычарскую "учебку", никто и никогда так его не звал. Учебка сменилась подавлением бунта, потом походом, потом походы слились в одну бесконечную череду. Сипахи носились обычно на флангах, победу добывали янычары. Залп, ружьё в левую руку, шамшир в правую.
- Алла! Алла! Алла!
Атакующего янычара можно убить. Остановить - нельзя. Можно было занять потерянные земли, завалив трупами немногочисленные гарнизоны, когда уходили основные войска. Можно подкупить пашу, перерезать снабжение войскам. Но от Персии до Туниса, даже гром небесный не вызывал такого ужаса, как рев атакующих янычар. Может быть, испанская пехота могла потягаться с ними в выучке, стойкости и мастерстве, но вряд ли какая еще. Осенними яблоками падали к ногам султанов Балканы, Греция, Валахия. Едва держалась Вена. Поэтому, когда к очередному мурзе приставили мелкотравчатого стамбульского чиновника и сотню янычар, чтобы султан получил в с ю свою долю добычи, крымчакам оставалось только улыбаться. Ну еще подкладывать дорогим гостям куски получше, упаси Аллах, недовольны останутся. Султан далеко, а дорогие гости - вот они. И разговор у них короткий.
Не удивился и десятник Селим, услышав:
- Татары похожи на воду. Она легко зальёт овраг, широко разольётся по ровному месту, но скала долго будет глядеть на нее свысока. Ты пойдешь с Каримом и его воинами. Ты проследишь, чтобы они не отступились от поместья, а взяли его. Чем лучше защищено поместье, тем лучше добыча. Султану не нужны глиняные горшки.
И вот уже третий день они осаждали небольшую крепостцу. У венгров Селим видел замки куда внушительнее. Но там были турецкие янычары и турецкие пушки, а не легкая татарская конница в набеге. Жаль, не удалось выбить ворота в первый день - обороняющиеся завалили их изнутри. И третий день Селим тратил, чтобы взять крохотное поместье. Заставить бы татар навалиться хотя бы на три стены - но слишком круты склоны холма, на котором стоит крепость. Ничего, защитников на стенах немного, нужно просто довести дело до конца.
- Бирджан, у тебя молодые глаза, что там за беспорядок? - Кажется, они начали делить добычу, не взяв крепость... нет, несколько человек упали... - Наведем порядок. Десяток, ЗА МНОЙ!
Ильчир был хорошим лучником. Очень хорошим, только бедным, как и весь род. Поэтому он не лез на стену среди такого же молодняка, а приглядывал за событиями верхом. Он не видел, как со стены соскочил воин с двумя саблями - смотрел в другую сторону. Когда вокруг быстро вертящейся фигуры начали падать сородичи, Ильчир успел выстрелить трижды. Потом в свалку вклинился янычарский десяток, и Ильчир перестал стрелять, чтобы не задеть своих. Он так старался разглядеть, что творится в свалке у стены, что не сразу услышал отчаянный крик сзади, промедлив больше секунды. За эту секунду выпущенная боевым холопом Феофаном стрела пролетела шестьдесят метров. Так что развернуть коня Ильчир не успел, упал со стрелой в спине. Подмога к русским всё-таки пришла.
Сто пятьдесят человек - немного по мерке Мировых войн, что первой, что второй. Для Османской империи, Ирана, или Китая - тоже не густо. Но в схватке за небольшую крепостцу у южной границы русских земель, полторы сотни поместного войска, ударившие в спину осаждавшим решили исход дела. В полном соответствии с традициями Голливуда, "кавалерия из-за холмов" вылетела как козырь из рукава, с неширокой лесной дороги и нанесла татарам удар в спину. Сначала врага накрыло облаком стрел - не соревнования в меткости шли, а стрельба по площадям - "в ту сторону", в толпу. Стрелки торопились посечь побольше врагов стрелами - пока никто не стреляет в ответ, пока часть конницы и все спешившиеся для штурма вообще глядят в другую сторону. А потом началось буквально избиение - копья и сабли собрали в тот день немалый урожай. Уйти не удалось никому.
Сначала вокруг стало просторно - никто не стремился достать по дурной голове, не бил в спину, не подставлялся в ударе. А потом я упал. Поскользнулся на чем-то липком, и буквально воткнулся в землю. Что-то не слишком мягкое попало прямо под голову, из правой руки выскользнула сабля, а потом наступила темнота.
М-да, повоевал - это вторая мысль была, как очнулся. Первую приводить не буду - вдруг среди читателей барышни окажутся. Кто я, где я? Тушка болящая, на лавке лежащая. Руки гудят, ноги гудят, к голове лучше не прислушиваться - оглохнуть можно. Лежу, пытаюсь глаза открыть. Правый открылся, левый упирается - дайте, мол, отдохнуть. Дожал саботажника, сфокусировал - вижу потолок надо мной деревянный. Стен не видно, а голову повернуть не получается. Так, теперь запускаем мозги - где там кривой стартер? Дыхательные упражнения срабатывают, правда не сразу. Кстати похоже, возвращается слух. Кто-то стонет неподалеку, кто-то сопит. Голос слышится - отнюдь не ангельский - "потерпи мол, сейчас ужо". Что там за ужо и кому делают? Пытаюсь повернуться к голосам.
Картина углем - средневековая стационарная хирургия. Агафий, сам с повязкой на ноге, штопает кого-то - не очень видно, кого. Как раз сейчас повязку накладывает товарищу по несчастью. Кстати, у меня-то с этим как? Сел, оглядываюсь вокруг - ну и себя, разумеется. Людская - был я здесь, точно. Покалеченных немного - семь человек. Ага, остальные значит или уже ходят, или их закапывать скоро будут. - Очухался, брате? А то лежишь пласт-пластом второй день, не знали уж, что и думать. Вроде, пляска ... битва, все соки из тебя выпила, не знал, встанешь ли? - Брате во пляске мечей... брате - дивно такое от бывалого воя слышать, Агафий. Давно не слыхал, прямо душу греет. Али есть еще белые волки в русских лесах? Выдаю по наитию, на старом сказе о посвятивших себя Небесному Воину, то ли сказке, то ли были. - После договорим. Агафий словно спохватывается, и начинает преувеличено усердно бинтовать раненого. - Ты, Олег, попробуй - ноги-то держат? С кузней твоей неладно - попалили её. Погляди, заодно пройдись - оно полезно, пройтись-то.
Не хочет он говорить при "молодом" - Митрохе, который попадается на глаза, как запятая при расчете себестоимости DDP по коэффициентам. Ладно, дан приказ ему на запад - в смысле конкретно, слепой на ощупь различит, намекнули о разговоре после. Возможно, у кузницы - вернее, её пепелища. Это я вижу со стены - высоко сижу, далеко гляжу. Так, подгибающиеся ноги в руки - и за ворота. Ярыга Тимоха с непонятным выражением бороды вручает какой-то посох - похоже на обрубок оглобли. Выползаем - как же, дело всей моей жизни, можно сказать - ну, недолгой здешней - но ведь берет за что-то в районе паха. Сбоку пристраивается Василий, тоже в бинтах-лубках.
- Тебе-то куда подарки татарские пришлись? - Так в обе руки, да по животу. Одно и спасло - крутнулся удачно.
- В обе руки, горишь? Такие подарки бабам раздавать бы, для пущей ласковости. Не слушай, Вася, плету всякое, сам не знаю к чему. Бредем к кузне. До поместья-то мы вмиг доскочили, а сейчас хрена - изображаем калик перехожих, погорельцев с инвалидами в одном лице.
- С-суки похабные! Чтоб вам ни дна, ни покрышки! Маяться вам похмельем с импотенцией, пока христианство не примете, да святыням не поклонитесь Ерусалимским! И роду вашему чтоб ни удачи, ни чести, ни славы, ни клинков добрых, ни луков тугих, до тринадцатого колена, а там и сдохнуть!
Есть с чего ругаться, чесслово. Хоть и могу порой загнуть почти на ровном месте - ан здесь причина вполне стоящая. Какая-то тварь не просто попалила вообще всё, что горит - а и вынесла всё железо, вплоть до дверной подковы. Еще и пепелище, похоже, копали - больно уж характерно зола лежит. Ветром так не разносит, это кто-то жадный ковырялся. Ну да ладно - с прошлой жизни знаю, кое-что из сказанного мной, долетит до адресатов. Сам не пойму, как может род длиться тринадцать колен, при полной нестоячке - но будем считать, по женской линии тоже передастся слово доброе, незлое... да с сердцем сказанное.
Малость отхожу в том месте, где еще курятся разворошенные остатки угольной кучи от четвертого ящика. Здесь тоже копались - но в меру, не до крышки. - Найди-ка мне, Вася, лопату, или доску какую - разберем что у нас есть, окромя пепелища. - Да где ж найти-то, Олег Тимофеич? Что не попалили поганые, то на приступе попользовали. Да и там вроде лопат да досок не было.
- Вася. Голос становится тихим и напряженным. Будущий напарник - золотая голова знает, что в таких случаях не стоит перечить. Было дело, объяснял, как работает зубчатая передача, как уменьшается скорость и увеличивается крутящий момент - "крутящая сила", такой термин я использовал. Под конец тогда задал задачу - пара рычагов, один другой подпирает, один первого рода, другой второго - посчитай, мил друг, каким грузом выходной конец системы нагрузить для равновесия, если на входной - пуд привесили? Тогда дело дошло до затрещин - а затрещины у меня крепкие, хорошо нечастые. Василий тогда меня поразил почти до радостного подпрыгивания - посчитал еще и реакции опор, зараза. А вы говорите, сопромат, теормех, ТММ - вот они, в голове пусть не слишком простого, но крестьянского слабообразованого парня - от жизни идут. Срывается мой подручный, переросший молотобойца давно, да не к деревне, а к поместью. Молодец, соображает.