Последовала вторая попытка. Затем третья.
- Должно быть, что-то не так в исходном предположении.
- Что именно?
- Два момента. Во-первых, трансформации подвергается только поглощенный carbonis. Но от этого машина не делается менее опасной, потому что почти весь carbonis в пределах радиуса ее движения - а это мили - поглощается, что означает смерть. Но количество производимого при этом niveum незначительное. Зачем в таком случае его вообще производить?
- А что второе?
- Часть вещества во время этого процесса куда-то исчезает. Понимаешь? Углерод состоит из четырех атомов damnatum, четырех phlegm, трех lux и одного gas. В новом веществе этот состав должен удвоиться, так? Ведь он их расщепляет и смешивает вместе. Но этого не происходит. Два атома damnatum куда-то исчезают, и он их потом нигде не упоминает. Какая-то бессмыслица получается. Если остаются два атома lux, то можно объяснить "печь", которую он неоднократно упоминает. Но я склонен считать это побочным действием. А вот здесь он пишет о выделении большого количества атомов lux - невероятно большого, хотя не должно быть ни одного атома. Они берутся из ниоткуда.
- Бенджамин… - Глаза Василисы затуманились.
- Что?
- А что, если атомы damnatum превращаются в атомы lux?
- Это невозможно. Атом - неделимая и неизменная частица.
- Так думал Ньютон. А что если он ошибался?
- Нет доказательств его ошибки, вот только эта безумная формула.
- Бенджамин, даже если ты относишься к этому скептически, давай предположим, что атомы делимы.
- Может быть, все это придумано для отвлечения нашего внимания, чтобы не дать нам возможности создать действенное средство защиты от машин тьмы?
- Не думаю, это не похоже на Сведенборга.
- Если предположить, что либо Ньютон, либо Сведенборг ошибается, я остаюсь верным своему учителю.
- Но, Бенджамин, Ньютон был таким же безумным, как и Сведенборг. Как ты можешь быть верен человеку, которого нет в живых?
Франклина это задело: примерно те же самые слова он сказал д'Артакиту, а теперь их говорят ему.
- Я подумаю над этим. Сейчас главное - если машины тьмы существуют - сделать так, чтобы они не могли поглощать графит. - Он бессмысленно водил карандашом по бумаге, вырисовывая каракули. - Создать свои собственные поглотители…
- Которые будут убивать так же, как и машины тьмы.
- Разумеется, но с их помощью мы сможем создать заградительную полосу, как это делается при пожаре, иными словами, территорию, где у них не будет питательной среды.
- А почему бы не создать силу отталкивания для нового вещества, niveum?
Франклин удивленно посмотрел на Василису:
- Ну, конечно же! Вот и ответ. Господи, Василиса, какая же все-таки светлая у тебя голова!
- Спасибо, Бенджамин. - По тону чувствовалось, что похвала ей приятна. - Ты сделал мне настоящий комплимент.
Они склонились, голова к голове, над бумагой. Он слышал ее дыхание.
- Нас только двое осталось, - сказала она. - Выжили только двое из учеников Ньютона. - В глазах Василисы блеснули слезы.
Менее всего он ожидал услышать от нее такое. И сразу двенадцати лет как не бывало, он снова был мальчишкой, и когда Вольтер предложил тост…
- Нет, - хрипло произнес Франклин, - еще есть Вольтер.
Василиса фыркнула и отвернулась:
- По-настоящему он никогда не был ньютонианцем, он сам это говорил. Он никогда до конца не понимал теории Ньютона, да и наши собственные рассуждения. Маклорен, Гиз, Стирлинг… и я, хочется думать. И, конечно же, ты, самый талантливый из нас.
- Остальные просто не успели раскрыть свои таланты. Я…
Франклин тонул в море воспоминаний, долгое время он запрещал себе приближаться даже к кромке этого моря. И вновь его охватил ужас:
- Господи, Василиса, что мы наделали? Во что мы превратили мир? Что я натворил?!
Франклин впервые за долгие годы расплакался как ребенок. Василиса прижала его голову к груди, и на мгновение он забыл все - ее предательство, ее недавнюю попытку похитить его, он вернулся в прошлое, когда мир был прекрасен и полон возможностей. И она знала и понимала, что он сделал, и какой груз вины лежит на его плечах и отчасти на ее.
И она не испытывала к нему ненависти.
Франклин прижал Василису к груди с такой силой, что она испугалась, как бы он ее не задушил. Он долго не разжимал объятий.
Наконец прошлое отступило, вернулось настоящее, и Франклин отпустил Василису.
- Послушай, - пробормотал он, - прошлого не исправить, но мы должны сейчас сделать все возможное, чтобы спасти мир.
- И мы снова будем друзьями, Бенджамин? - Она погладила его по щеке. - Ты простишь меня?
- Прощу, - ответил он неуверенно. - Я постараюсь.
* * *
До конца дня они занимались вычислениями и формулами, искали способ отталкивания для niveum. Сведенборг оставил в своих записях краткое описание свойств нового вещества, было с чего начать работу, но, тем не менее, задача оставалась очень сложной.
Василиса уснула, опустив голову на лежавшие перед ней листы бумаги, Франклин потер глаза и посмотрел в окно: солнце село. Он встал, потянулся и отправился на поиски слуги, который проводил бы Василису до ее комнаты.
Франклин вышел на свежий воздух и, обходя лужи, направился к форту Конде, подставив лицо солоноватому ветру, дувшему с моря. Зарево заката алыми отсветами ложилось на разорванные клочья грозовых туч. Он вышел из города, и здесь к солоноватому запаху моря прибавился дурманящий аромат луговых цветов и земли, омытой дождем. Слышались пение козодоя, стрекот цикад, и Франклину вдруг почудилось, будто он гуляет у кромки болот Роксбери в своем родном Бостоне.
Как просто. И как радует душу.
Простота и радость детских переживаний расстроили его до слез. Жизнь всегда ставила его перед выбором, и мальчиком он должен был решать, идти ли ему в колледж, или, следуя примеру брата, заняться ремеслом, или бежать из родного дома и посвятить себя науке.
Его жизненный путь то и дело делал резкие повороты, и, несмотря на все бурные перипетии, его не покидало чувство, что настоящая жизнь еще не началась. Казалось, скоро он займет свое настоящее место в жизни, у него будут настоящий дом и настоящая…
Он остановился и посмотрел на быстро темнеющее небо. И настоящая жена.
А это так сложно. И дело не в том, что в Ленке есть какие-то изъяны. Во всем виноват он, он…
Впереди в форте вдруг зазвонили в колокол. Он остановился на секунду, гадая, что же случилось, затем побежал изо всех сил, чтобы успеть попасть туда до темноты.
Форт Конде уже виднелся впереди - строение из кирпича и бревен, в три сотни квадратных футов, ярко освещенное алхимическими фонарями. Большинство из этих фонарей хаотически перемещалось.
На воротах его окликнули, но тут же узнали, тем не менее, Франклин сказал пароль и, тяжело дыша, поспешил через двор на командный пост.
Там были Нейрн и французский лейтенант, некий Режи дю Руле.
- Что за шум? - спросил Франклин.
Нейрн кивнул в сторону одного из трех оптических приборов, установленных Франклином неделю назад.
- Только что на северо-западе показалось четыре воздушных корабля, - сказал он. - Вот и началось.
Словно индейцы ударили в водяные барабаны, так забилось у Франклина сердце.
- Применяли depneumifier?
- Не знаю. Корабли, оставаясь за пределами досягаемости, высадили десант и тут же улетели.
- Вот как.
- Я боялся этого, - продолжал Нейрн. - Такой же трюк они применили против нас в Каролине. Зная о наших depneumifier, они не используют корабли непосредственно в боевых действиях, но от этого они не делаются менее опасными. Как транспортное средство они дают им огромное преимущество.
- Тем самым они ускоряют ход военных действий, - заметил Франклин. - Но кораблей у них не много, и они могут перевозить войско лишь небольшими группами. И я не понимаю, зачем этот десант, если мы можем его уничтожить? Почему не сосредоточить все войско на границе?
- Чтобы не дать нам времени подготовиться, как следует, - пояснил Нейрн.
- Сколько человек они высадили?
- Пока не знаю, - ответил дю Руле. - Кроме того, у нас есть данные, что за тридцать миль отсюда подводные корабли также высадили войска. - Он мрачно улыбнулся. - Один из наших разведчиков, таенса, доложил, что видел, как на подступах к форту вода пузырилась. Видно, наши мины им не понравились.
Нейрн потер глаза.
- Война на два фронта, - пробормотал он. - С вашего разрешения, господа, я приму командование на северо-западном направлении. Бой там начнется очень скоро и будет тяжелым. Возможно, они сделали ошибку, что атаковали нас небольшими отрядами. Надеюсь, по кусочкам нам удастся проглотить этот огромный пирог.
- Верно, - поддакнул дю Руле. - Как вы думаете, мистер Франклин, почему они так поступили? Очень боятся того, что мы можем сделать через несколько дней?
"Возможно, - подумал Франклин, - до них дошли слухи о том, над, чем мы с Василисой работаем?"
Вслух он ничего не ответил. Если француз - предатель, лучше будет, если он сочтет себя вне подозрения.
- Вы послали за русским царем? - спросил Франклин. - Может быть, он знаком с такой стратегией.
- Только что послали за ним гонца.
Франклин кивнул:
- Я надеялся, что у нас есть в запасе еще несколько дней.
Нейрн пожал плечами:
- В Венеции положение казалось безвыходным, но все обошлось. Я верю в вас, мистер Франклин.
Франклина поразило, что в него верят, и ему стало не по себе.
- Мы еще поговорим, джентльмены, чуть позже, - сказал он. - Сейчас мне нужно повидаться с одним человеком.
* * *
Улер проснулся мгновенно. И мгновенность, с которой он перешел от глубокого сна к бодрствованию, Франклину не понравилась.
- Мистер Франклин, какой неожиданный визит.
Франклин глубоко вдохнул, прежде чем начать:
- Мистер Улер, возможно, я обращался с вами отвратительно. Не вижу смысла извиняться за это. Доверять вам трудно, и, думаю, вы понимаете почему. Но вы сделали для нас больше хорошего, чем люди, которым я доверяю. Вы предупредили нас о кораблях в порту Чарльз-Тауна, подсказали, как разоблачить Стерна. И вот мне снова потребовалась ваша помощь.
Улер удивленно посмотрел на него:
- Я же ваш пленник.
- Нет, я отдал распоряжение… Дворец перестал быть местом вашего заточения. Вы совершенно свободно можете его покинуть, не спрашивая у меня разрешения. На вашем месте я, наверное, так и поступил бы. Но, буду, откровенен, вы нужны мне.
- Ну конечно!.. - огрызнулся Улер и наморщил лоб. - Я уже давно вам нужен.
- Я знаю, но поздно говорить об этом. Вы можете мне помочь сейчас?
- Каким образом?
- Во-первых, ответьте на вопрос.
- Спрашивайте.
- Мы подверглись атаке с запада. Но я видел записи Сведенборга о машинах тьмы.
- Вам дала их мадам Карева?
- Вы знаете ее?
- Конечно. Продолжайте.
- Вопрос короткий, но важный. Машины можно использовать на больших расстояниях. Почему они не пускают их в ход?
- Мне кажется, я уже объяснял это. Они будут использовать эти машины только в том случае, когда станет ясно, что военная операция провалилась. И как только они пустят их в ход, война в небесном царстве развернется в полную силу, и это будет ужасно. Зачем так рисковать, если они могут уничтожить вас… нас, я хотел сказать, без особых усилий.
- Вы хотите сказать, что, если мы проиграем войну, машины тьмы никогда не будут использованы?
- Никогда - слишком большой срок, мистер Франклин. Но все возможно. Не питайте иллюзий, человечество все равно будет вымирать, только медленно. Или, если повезет, либералы со временем вернутся к власти, чтобы спасти горстку людей, хотя к тому моменту крупные города и все наши научные достижения будут у нас отняты.
- Но человечество выживет.
- Возможно.
Франклин вздохнул и пятерней взъерошил волосы.
- Они атаковали нас раньше, чем мы ожидали. Предпочли выбросить десант, а не сконцентрировать все силы и разом навалиться на нас. Почему? Усиливается ощущение, что они все-таки проиграют и вынуждены будут пустить в ход машины тьмы.
- Возможно, они подозревают, что вы слишком близко подошли к созданию контрмер. Или же… - Взгляд Улера уплыл в сторону, но в следующее мгновение он уже впился во Франклина. - Я думаю, они сами их боятся. Боятся, что машины могут по какой-то причине развернуться в их сторону. Я не знаю, как это может произойти, но из обрывков того, что я слышал, у меня сложилось такое мнение, я бы даже сказал предположение. - Улер ненадолго задумался. - Вы нашли в записях Сведенборга описание того, как были созданы машины тьмы?
- Насколько я понял, ими управляют не malakim. Машины тьмы - это нечто новое, созданное из самих malakim. Но полной ясности на этот счет у меня нет.
- Слабый инструмент этот мозг. Только и может предполагать, что бы такого придумать, чтобы напугать malakim.
- Да, знания даются большим трудом.
- У меня та же история:
- Но вы согласны помочь мне? Поработать со мной в лаборатории? Хочу, чтобы нам было, что противопоставить машинам тьмы.
Улер чуть заметно улыбнулся:
- Честно говоря, мистер Франклин, я и не думал, что вы меня об этом попросите.
7
Духи и Бог
Адриана ехала верхом, сидя в дамском седле, по грязной дороге, тянувшейся меж уходящих к горизонту полей. Воздух был пропитан едким запахом пороха и конского навоза. За спиной она слышала скрип повозок, болтовню маркитанток и шлюх и бой барабанов.
Стройный и мускулистый Николас д'Артаньян ехал рядом с ней, покачиваясь в седле.
- Как ты чувствуешь себя, любимая? - спросил он Адриану.
Она не знала ответа. Она его не помнила. Она закрыла глаза и видела только плывущие по небу и разрывающиеся на части цветные облака.
- Где мы, Николас?
- Где мы? - эхом повторил он, слегка нахмурившись. - Думаю, мы вместе.
- Я… я… - Язык у нее вдруг сделался толстым и неповоротливым. - Я люблю тебя, - кое-как выговорила Адриана.
- Я знаю.
- У меня есть сын.
- Я и это знаю. Ты назвала его моим именем. Но это не мой сын.
- Я хотела нарожать тебе много сыновей. Если бы детей можно было рожать не телом, а сердцем, это был бы твой сын. Я никогда никого не любила так, как любила тебя.
Едва заметная улыбка тронула губы Николаса, словно он улыбался про себя.
- Одна из величайших благодатей, я думаю, умереть в первый день любви.
- Пожалуйста, не говори так.
- Я всегда говорил с тобой о том, что я чувствую, когда у меня хватало на то смелости. Но сейчас смелость и трусость равно абсурдны. - Его седло скрипнуло, он развернулся, чтобы посмотреть на нее. - Ты собираешься убить его, ребенка, рожденного любовью наших сердец.
- Нет.
- Да. Точно так же, как ты убила меня.
- Николас, нет.
- Точно так же, как ты убила Эркюля.
- Нет, - прошептала Адриана и постаралась взять себя в руки. Она взглянула на Николаса. Он был совсем мальчик. И что он знал? - Ты сам себя убил, - сказала она. - Ты мог бы жить.
- Мы могли уехать вместе, ты и я, - сказал Николас. - Я все подготовил к этому. Я уговаривал тебя.
Адриана покачала головой:
- Но я вынуждена была… Ты пытаешься смутить меня. Ты один из моих врагов?
- К тебе возвращается память.
- Да. Ты Николас? Или ты один из тех, кто приходил раньше? Лилит? София?
Николас улыбнулся загадочной и одновременно раздражающей улыбкой:
- Может быть, я твой сын. А может быть, Эркюль. Кем еще ты хочешь, чтобы я был?
- Что тебе нужно? Пришел мучить меня? Напомнить, что все, кого я любила, умерли? Моя душа зачерствела.
- Настолько, чтобы убить собственного сына?
- Я не знаю его. Он не знает меня, единственное чувство, которое он ко мне испытывает, - ненависть. Разве он мне сын?
Николас на это лишь рассмеялся.
- Что тебе нужно? - вновь спросила Адриана.
- А Бог так любил мир… - начал Николас, глядя на нее в упор своими византийскими глазами. - Бог любит этот мир, Адриана.
- Во время нашего последнего разговора ты сомневался в существовании Бога.
Он слегка нахмурился:
- Возможно, я неточно выразился, возможно, вера вновь вернулась ко мне. Возможно, я люблю мир, и этого достаточно.
- Есть Бог, нет Бога, знаю только одно: Он меня не любит.
- Может быть, и не любит, а может быть, ты не можешь почувствовать Его любовь. Когда ты любила Николаса, ты любила каждый атом его существа? Оплакивала каждый его выдох и дорожила каждым вдохом? Ты страдала, когда он обрезал ногти или когда ему стригли волосы? Любовь Бога отличается от человеческой, Адриана. Она более глубокая и сложная, способная вызывать ужас и требующая жертв.
- Каких жертв?
- Твоих жертв, - шепотом прозвучало в ответ.
Правая рука Адрианы светилась, с помощью левой Адриана подняла ее вверх.
- Моя сила иссякла, - сказала она. - Все мои джинны либо погибли, либо покинули меня.
И тут Николас начал смеяться. Не привычным сдержанным, веселым смехом, а раскатистым. Адриана с удивлением смотрела на него:
- Мое плачевное бессилие рассмешило тебя?
- Ты обрезаешь ногти шпагой? Ты гасишь свечи выстрелом пушки?
- Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать?
Вместо того чтобы ответить, Николас нагнулся и поцеловал ее. Адриане показалось, что в нее влили глоток живой воды, в которой растворилась ее любовь к Николасу, Эркюлю, Креси, сыну.
И Николас исчез.
- Уриэль? - воззвала она к серой громаде неба. - Господи?
Ответа не было.