Проект "Сайриус" входит в финальную стадию, и у меня, признаюсь, сложилось такое впечатление, будто об этом знаем не мы одни.
Захария внешне никак не придал особого значения этому вопросу, только натянутой струной запел его тяжелый взгляд сквозь недра тонкой изнанки мира. Он понял истинную причину личной встречи.
Я не пытался проводить анализ, однако количество мелких стычек между Корпорациями в последнее время действительно возросло. Может служить этому причиной повышенное давление Соратников на ключевые звенья Корпораций?
Улисс уже думал об этом. Раз за разом прокручивая полученные по всему миру данные, он пытался строить какую-то модель. И ничего не получалось.
Не складывается, Захария. Операция вошла в финальную стадию уже после инцидента с Соратником Урбаном.
Улисс ненавидел называть так Армаля, хотя даже его собственное имя всплыло только сейчас, случайно. Вопреки всему.
Мы знаем, что вы с Соратником Урбаном были дружны, однако его смерть не повод делать поспешные выводы, и до того были случаи гибели…
Нет, он должен объяснить. Донести свою информацию.
Он был первым сигналом, но потом были другие - караван с грузом, едва не задержанный над Альпами, потом неожиданные беспорядки на химических терминалах Каира. Тут дело не в увеличении количества инцидентов и столкновений. Идет какая-то сложная игра, и я не понимаю, кем она ведется.
Захария продолжал захватывающий рассказ о каких-то американских подковерных играх, а сам думал, думал, думал. Не дождавшись ответа, Улисс продолжил.
Слишком точны удары. Они словно наносятся вслепую, туда, где нет возможности для аналитики, где мы не даем Корпорациям ни единого повода бить так жестко и так решительно. Что-то выдает наши планы. Что-то или кто-то.
Захария задал свой вопрос словно через силу. Вопрос был вынужденный, но в такой ситуации - дурацкий.
Что говорит Ромул?
Ромул молчит. Я не сомневаюсь, что, если ситуация действительно начнет выходить из-под контроля, он вернется с Площадки. Но сейчас он молчит, и нам нужно сделать все, чтобы операция не задерживалась ни на день.
Слова-слова, это все тоже были слова. Но следующий уровень этих слов должен быть теперь понятен Соратнику. Улисс пойдет до конца в своем расследовании. Сам раскопает и сам решит.
Какой у тебя план, кого ты подозреваешь?
Если бы так… Улисс был перед собой полностью откровенен. Плана у него не было. Была надежда на решающую встречу, которая изменит статус-кво.
Урбана убил один из нас.
Это невозможно. Любое перемещение Соратника…
Не Соратник. Одиночка, способный убить Соратника. Гибель Урбана была первым доказанным убийством избранного. До сих пор это казалось невозможным. И даже Ромул согласен, что надо искать чужака.
Улисс был готов подозревать любого, в том числе самого Ромула, в чем угодно. Когда творились такие дела… Но одно он знал наверняка. Соратник не может пойти против Корпорации, Соратник не может пойти против Соратника. Он знает цену своего дара, и он знает цену провала проекта "Сайриус".
Мир вокруг снова застыл на грани саморазрушения, затрещал по швам, отчетливо поплыл под яростными ударами сердца Улисса. Спокойно. Гнев, похоже, остался последним чувством существа, бывшего когда-то человеком… гнев и любовь. Мелькнуло перед глазами лицо Коры. Отлегло.
Он умеет экранироваться. При этом у него достаточно развит контроль над миром, чтобы ударить и победить. И он чувствует нас, потому что мы не чувствуем необходимости прятаться от подобных себе. Он следит за нами, теперь уже точно зная, что мы такое.
Наверняка он пытается сигналами другим Корпорациям отвлечь нас от себя, отсидеться… Ромул наверняка ждет хоть единственной возможности…
Я почувствую его сразу. На нем предсмертный знак Урбана. Такой след не сотрешь. Я не уверен, что на такое способен даже сам Ромул. Стоит ему только раскрыться - я буду там. И, похоже, он это знает.
На месте этого одиночки я бы стал торговаться, шантажировать нас, но никак не сливать просто так информацию всему миру.
Улисс не стал спорить. Он сам сейчас чувствовал себя таким одиночкой. И готов был уже на все что угодно. Впрочем, хладнокровие, выдержка, терпение. Ловушка уже готова сомкнуть свою хватку поперек туловища осторожной городской крысы.
Идет игра, круги расходятся по миру. Кто-то из Соратников ведет свое расследование, кто-то не слишком осторожно предпринимает контрмеры против действий противника, кто-то выжидает… Ромул скорее всего тоже что-то держит про запас. Слишком много неизвестных. Все напряжены, Корпорации стоят на ушах, аналитический отдел не спит ночами.
Что ты решил?
Я? Я найду этого чужака.
У них было еще полчаса, продолжалась какая-то необязательная беседа, Улисс откинулся в кресле и принялся поглощать заказанные пункты меню, не разглядывая особо ингредиенты. Слабость каждого Соратника в том, что их физические тела отнюдь не разделяют мощь собственного тайного имаго. Им нужно есть, им нужно спать, им нужно отправлять прочие физические потребности, и часто этими потребностями приходится пренебрегать, потому что Соратник нужен Корпорации круглые сутки. Медицина же - не всесильна, иногда полезно урвать момент и просто по-человечески поесть.
- Андреас. Передавайте привет нашим заокеанским коллегам!
- Непременно, мы же с вами делаем одно общее дело, на благо "Джи-И"!
Обнялись, расцеловались. Два босса отужинали вместе. Поулыбались друг другу в меру фальшиво и разъехались по своим делам.
Выходя, Улисс заметил излишне внимательный взгляд метрдотеля. Что-то он заметил. Что-то ему показалось странным в двух этих людях.
Улисс чертыхнулся и повернул к главному выходу, где и стоял молодец в ливрее. Дьявол, эти личины должны оставаться безупречны!
Ненависть снова скрутила Улисса. Ненависть к своей каждодневной работе. Она была и такой.
Нет. Она всегда и оставалась - вот такой.
Распахнуть тонкую кисею внутреннего мира ему навстречу, пронизать его насквозь, каждую клетку его организма. Соратник может подчинять себе пространство, но тонкие манипуляции даются непросто. Нужно сосредоточение. Сейчас было не до него, как было не до излишней подозрительности этого парня. Существуют сотни способов убить человека незаметно, без следов и ненужных расследований. Можно убить на расстоянии и с отсрочкой смерти на известное время. Да, Соратник - идеальная машина для убийства, но использовать Соратника в таких целях… Убить можно и лазерным скальпелем. Чтобы кого-то им спасти, нужно куда больше умения. Какую чушь он несет…
Все просто, у парня слабое сердце. Сквозь толщу его плоти Улисс видел узлы мертвеющих мышечных тканей. Плохое насыщение кислородом, клеточная структура вырождается. Ему не протянуть и двух лёт с таким сердцем. Нет. Ему не протянуть уже и двух часов.
Ощущение пришло немедленно. Эта боль за грудиной была его болью. Невозможно управлять материей, не став ею, невозможно не сделать ее частью себя. Каждое его движение - как кромсать себя на части. Улиссу не привыкать.
Метрдотель охнул и посерел лицом. Ничего, сейчас отпустит, это только первый сигнал, Потом будут еще. У тебя вдруг кончатся все мысли разом, ты будешь думать только об этом тяжком холоде за грудиной. Тебе не придет в голову рассказывать о двух подозрительных людях. А завтра ты умрешь.
Улисс уже шел дальше, к залитым светом лифтам для самых-самых. Здесь не было камер слежения. Разве что специально ради него установили. Мир еще не сжался до привычных размеров, потому специально проверять постороннее внимание не пришлось. Все было спокойно и буднично, деловито сновали люди на проносящихся мимо уровнях. Кто-то из них, возможно, сам того не подозревая, работает на Корпорацию. А кто-то думает, что работает на конкурентов, а кто-то действительно знает. Под броней гипноблока, под грузом многолетней подготовки. Самого Улисса никто и никогда не учил. Соратник - машина. От самого рождения. Все это уже было.
И это заставляет забываться.
Улисс насторожился.
Пока он разбирался с собственной настороженностью, что-то вокруг изменилось.
Откуда этот звук?
Захария, что происходит?
Я чувствую толпу. Тремя платформами ниже, на уровне верхних технических этажей.
И нижних жилых. Корпорации не имели возможности перепланировать застройку смешанных секторов мегаполиса, впрочем, у них не хватало ресурсов и на свои внутренние территории, потому повсеместно производственные мощности соседствовали с жилыми многоквартирниками, а те, в свою очередь, с коммерческими башнями ранней застройки. Бунт всегда был рядом в этом людском муравейнике. И бунт этот был страшнее вроде бы придушенных в перенаселенной Европе террористов. Для бунта не нужно взрывчатки, не нужно оружия, которое не пронесешь через расставленные повсюду анализаторы и тотальный контроль. Бунт - он висел в этом густом воздухе, напоенном смогом и человеческим смрадом. И потому бунты усмиряли максимально жестоко, не считаясь с потерями и не считая расходов.
В прошлые крупные волнения были целенаправленными подрывами снесены три башни с забаррикадировавшимися там людьми. Корпорации договорились, муниципалитет кивнул, место расчищено. Теперь там один из самых чистых и благоустроенных районов этого сектора.
Улисс в голос выругался, не обращая внимания на косые взгляды. Лифт остановился, выпуская его в холл.
Захария, отмена траектории ухода, нужно попытаться это прекратить.
Тот не ответил, но направление движения сменил. Захария - не боевик, подобно Улиссу, а ученый-аналитик. Ничего. Пригодится и он.
Теперь нужно избавиться от этой личины. Вот что ему сейчас нужно - безликая истинная внешность Соратника.
Лифт уже замедлял движение, приближаясь к эпицентру события, Улисс уже слышал рев толпы и сирены сигналов, Времени мало. Мгновенный импульс - отвернуться, забыть, перестать видеть - его ярости хватило, чтобы накрыть зонтиком кромешной слепоты все следящие системы в радиусе пятисот метров. Если постараться, можно осилить и больше, но тонкий контроль отнимает слишком много внимания, нужно оставить силы на осмысление ситуации, на активные действия. Чуть позже "зонтик" можно будет погасить, а связать творящееся вокруг с ним, мистером Никто, и тем более с его личиной уже никто не сможет.
А пока клочья пластического грима сырой клейкой стружкой летели под ноги, на лету рассыхаясь в пыль. Без тепла человеческого тела вещество коагулирует за полторы минуты. Если их лаборатории что и заподозрят, то и тогда максимум, что они получат, - марку мыла, которым пользовался Улисс.
Из полупрозрачного зеркала на него смотрело тонкогубое безволосое существо с болезненным румянцем на впалых щеках. Если вглядеться, в нем можно узнать Майкла Кнехта. Если очень хорошо вглядеться. Заглянуть на самое дно этих бесцветных глаз.
Там клокотала ярость.
Хорошо, начали.
Широкий холл одной своей стороной выходил на широкий застекленный балкон, оставшийся здесь невесть с каких времен. Теперь на такой высоте смог висел двести дней в году, а солнце заглядывало едва на неделю. Хорошо. Стекло позволяло куда лучше разобраться в том, что творится снаружи, нежели толстые бетонные стены. Двух взглядов хватило, чтобы оценить тяжесть ситуации.
Людской поток приближался с юга и юго-востока, пешеходные пандусы были там и сям впопыхах перегорожены рогатками, досмотровые пункты по инструкции перекрыты, бегали какие-то охранники из местных, на бегу пытаясь докричаться до начальства, в воздухе стрекотали три полицейских винтолета, из мегафонов доносились нарочито спокойные увещевания, которые, впрочем, никто не замечал.
Людской поток, зажатый неумными охранниками в узких проходах, уже начал выплескиваться через край. Раздались крики, первые человеческие фигурки покатились через заграждения на покрытие транспортной магистрали. Почему никто не перенаправил движение?
Улисс, я займусь транспортом, держи толпу.
Хорошо. Если эти беспорядки приведут к коллапсу транспортной системы, последствия будут непредсказуемыми.
Когда в Пекине шесть лет назад случился печально известный Поход Ста Тысяч, тридцатимиллионный мегаполис на полгода застыл в неподвижности. Сколько сотен тысяч просто погибло от голода и неоказанной медицинской помощи, не известно до сих пор, "Тойота" и "Сейко" договорились информацию не разглашать.
В этом секторе европейского мегаполиса живет сто миллионов. Ненависть в душе Улисса просто перехлестывала через край. Кого он так ненавидит… всю эту жизнь. Беспросветное существование, в котором все силы таких, как он, уходят лишь на то, чтобы не стало еще хуже.
Нужно взять под контроль толпу. Иначе все закончится трагедией.
Улисс ринулся вниз по служебным лестницам, на ходу ориентируясь в системе переходов этой части здания. Если не произойдет ничего непредвиденного, он успеет перехватить их на подходе, прежде чем толпа раздавит первых людей о бетонные опоры. Тяжело, но возможно. Главное, чтобы не случилось каких неожиданностей…
Ч-черт!
Улисс, они уже здесь, держись. Как только смогу, я подключусь… с транспортом тут у вас просто жуткое что-то.
Улисс и сам заметил.
Три сдвоенные оранжевые змеи выползали из-за туши соседней башни. Щиты, шоковые ружья, газовые гранаты.
Эфир, где эфир! Вот он.
Поспешный речитатив команд… рассредоточиться, задержать…
Какой идиот прислал этих дуболомов? "Оранжевые" научены "усмирять толпу, не считаясь с жертвами", но здесь, в узком месте, мало того, что жертв будет много, очень много, так в результате этих же амбалов обезумевшая от газа и ужаса толпа снесет не глядя, а потом понесется дальше, уничтожая все на своем пути!
Заговорил в небесах еще один громкоговоритель, на этот раз голос был резким, приказным. Прибыло неведомое начальство? Да что ж такое…
Проносясь сквозь арку портала, Улисс уже не церемонился, столпившиеся в проходе перепуганные охранники из числа бесполезных "потрошителей сумочек" разлетались в стороны, как кегли. Улисса не волновало сейчас, уцелеют ли их кости при столкновении со стенами.
Вот она, площадь. Остановиться поблизости от приемных рамок сканеров, сосредоточиться. Так, задача усложнилась. Сначала нужно перехватить "оранжевых" с их костоломной техникой.
Отвратительная ситуация. Азы управления массой - нужно внушить им модель поведения, которая сейчас в твоих интересах. Ни одного человека нельзя заставить делать то, чему он подсознательно противится. Если он видит в тебе врага - стань ему другом, и он сам откажется на тебя нападать, но если толпа сорвется… ей уже ничего, кроме ярости и страха, не внушишь. А эти карабинеры… апеллировать к их совести, человеколюбию, разуму, логике - невозможно. Они понимают только приказ и реагируют на агрессию толпы ответной агрессией. Сейчас полетят первые гранаты…
Улисс с удивлением увидел, что остался на площадке один. "Зонтик" действовал, отталкивая от него людей, отворачивая лица, закрывая глаза, затыкая уши. Тем лучше.
Он повалился на колени, распахивая ладони навстречу мглистым небесам. Теперь самое время уповать даже на помощь этого дурацкого жеста обращения вовне. Улисс запрокинул лицо и сжал волю в кулак. Ещё сильнее, ещё!
Внутри него будто вспыхнуло второе солнце. Ситуацию нужно срочно брать под контроль.
Сначала "оранжевые". Грубая сила, подчиняющаяся приказам. Им нужен другой приказ, соответствующий планам Улисса. Лучший выход - воспользоваться старым проверенным средством - обратиться к глубинному, архаичному архетипу, вытащить из подсознания, пробудить тени истории.
Серые громады башен стремительно покрывались коростой отложений. Взметнулись в воздух серые тени вороньих стай. Вспыхнуло и тут же погасло укрытое черными дымами пожарища юное солнце. У основания далеких, вздымающихся под самые небеса скал зачернел сосновый бор, мрачный и неживой отсюда, от стен осажденного сруба лесной крепости.
Улисс спиной почувствовал мощь вековых стволов, из которых был выстроен могучий частокол внешней стены, по бокам на десятки метров ушли в каменистую почву рвы, заполненные сумрачной живностью вечной тени.
Крепость была неприступна. Однако на ее стены гудящей толпой двигалось… не воинство, нет, разношерстная толпа оборванцев, единственным оружием которых была одна лишь ненависть. Их было много, очень много. Пустись они на приступ, половина из них поляжет. Но вторая половина по трупам дойдет до вершин заостренных бревен огороди. И тогда защитники крепости захлебнутся собственной кровью.
Улисс видел, как дрогнули спины "оранжевых". Тяжелые затылки заколыхались, пытаясь вытрясти из ушей этот странный звон. Речитатив скороговорки, лившийся им в уши по каналам связи, противоречил тому, что они чувствовали.
Сражаться за стенами было ещё большим самоубийством, однако владетель повелел своей дружине попытаться образумить невесть откуда взявшихся дикарей, неведомой силой вышвырнутых с родных мест в эти сумрачные леса. Чужие, страшные. У них не было выбора, это читалось по немытым перекошенным от ярости пополам с ужасом лицам.
Дружинники готовились выполнить приказ, а сами все поглядывали за спины, не взовьется ли над родными стенами белый дымок - сигнал к отступлению.
Улисс с удовольствием увидел обернувшиеся щитки бронемасок. Теперь пора вступать ему самому. То, что заменяло ему сердце, сухо хрустнуло и пропустило такт. Это всегда - как в первый раз.
Дыма не было, но из черной копоти запаленных неприятельскими стрелами пожаров, которые не успевали тушить, показалась вдруг сухая высокая фигура человека без волос на голове - даже ресницы и брови на странном голом лице будто выжгло неведомым пламенем, не оставив от этой ожившей куклы ничего человеческого. Волхв шел, чуть подволакивая правую ногу, его серый дорожный плащ сухо шевелился за спиной, подобно крыльям повисшей под сводами пещеры гигантской летучей мыши. Его глаза горели.
Не можно воевать с потерявшим кров народцем, други. Ратный сей подвиг запятнает выживших и покроет позором павших. Не дать беженцу пройти по своей земле решил наш владетель. Он уже раскаивается в сем неразумии. Самоубийство, а не избавление ждет нас от этой сечи.
Дружинники слушали, с сомнением хмыкая и не спеша опускать натянутые луки.
Не дать ей свершиться - вот решение, достойное и ведущее к доброму миру от дурной войны. Возвращайтесь за стены, дружинники, теперь время говорить-волхововать. Не можно простому смертному слушать эти песни. Возвертайтесь.
Что это, неужто белым дымком потянуло поперек черной гари?
Дружинники, ухмыляясь друг другу, боком-боком, обходя фигуру волхва, потянулись в стороны, к подъемным мосткам на месте сброшенных в ров переездов.
Улисс шумно выдохнул. Столько человек одновременно должны были удерживать в голове эту иллюзию… А ведь их не отпустишь, нужно дать им уйти достаточно далеко, чтобы они не успели вернуться, раньше чем он совладает с толпой.