- Система обеспечения, жизненный круг вовлеченных в наше дело людей, посвященных и просто сочувствующих, мы условно назвали Корпорацией. Корпорацией без названия. В мире, где все поделено на сферы влияния, где распределены квоты ресурсов, территорий, населения, в мире, который возник после катастроф и войн первой половины века, в подобном мире уже недостаточно было действовать внутри системы на разных ее уровнях, нужен был централизованный посредник в комбинациях между враждующими или вовлеченными в конкретный момент в прямой конфликт корпорациями и остатками силовых государств Америки, Африки и Азии. Вначале была создана разветвленная сеть независимых компаний, заводов и лабораторий, все это, помноженное на сети агентов влияния, оперативников под прикрытием или просто завербованных лиц на ключевых постах, и стало впоследствии Корпорацией, какой мы ее знаем теперь - незримый сильный, агрессивный вектор силового воздействия на систему изнутри. Вектор, призванный не просто кого-то защищать, кого-то контролировать и кому-то помогать, а вектор, влияющий на всю систему целиком, двигающий ее в том направлении, в котором необходимо.
Но даже слова время от времени умолкали, выпуская на волю то, что скрывалось за телесной оболочкой существа по имени Ромул.
И тогда я чувствовал, как передо мной разверзается бездна. Она была похожа на колючую изнанку вселенной, которую я называл моим хрустальным миром, но была совсем иной. Невероятно сложной, наполненной постоянным движением… и волей. Тем, чего не хватало в этой жизни мне.
Великий океан бурлил в этом человеке… нет, человеком я его уже не считал, невольно начиная сомневаться и в собственной роли на этом свете.
- В наших руках сконцентрированы колоссальные ресурсы и возможности. Если в Европе, зажатой в трех мегаполисах, борьба за жизненное пространство идет ежедневно, и скоро будут поглощены последние остатки независимых структур, включая муниципальные и союзные юрисдикции, то на восстановленном севере Африки, в бассейне Амазонки и в Юго-Восточной Азии мы контролируем десятки тысяч квадратных километров промышленных зон и сельхозугодий. Весь научный потенциал Корпораций служит нам источником технологий и основой для собственных разработок и исследований.
Передо мной постепенно вырисовывалась сложнейшая схема десятилетиями складывающейся виртуальной финансово-политической структуры по имени Корпорация. Тысячи связей расчерчивали Землю, уносясь в пространство космоса к лунным и марсианским куполам постоянных экспедиций, возвращаясь обратно знаниями, которые овеществлялись и снова превращались в связи.
Во всем этом важнейшее место занимал сам Ромул, а также подобные мне, видящие изнанку пространства, чувствующие друг друга насквозь на расстоянии тысяч километров. Между нами было что-то общее помимо скрытой власти над Корпорацией, с ее людьми и возможностями. То, что объединяло нас, нуждалось в наименовании. И его мне подарил Ромул.
- Корпорация живет своей жизнью, опираясь на волю, знания и стремления отдельных людей. По большому счету эта система может существовать в режиме самоподдержания, ей не нужны командиры, ни формальные - в виде заседателей высоких кресел на верхних уровнях башен в центрах мегаполисов или в огромных дворцах оставшегося "зеленого пояса", ни неформальные - подобно террористическим группировкам с глубокой конспирацией и столетней историей. Однако в таком виде Корпорация не в состоянии ставить себе цели. Она живет, собирает силы, но силы эти некому и не к чему приложить. Она - просто сдерживающий фактор, не дающий другим корпорациям разрушить хрупкое равновесие медленно погрязающего в недостатке ресурсов мира.
Ромул поднялся с кресла и принялся яростно ходить по комнате, натыкаясь на предметы. Он это все говорил не мне - самому себе. Чтобы помнить. Чтобы помнить.
- Ты - и еще восемь подобных тебе, проснувшихся ото сна, разысканных в глубинах мегаполисов мира. Вы - Соратники, вы способны быть на острие меча, делать то, на что не способны другие, планировать и доводить до конца операции, на которые обычным людям понадобятся годы кропотливой подготовки и которые при этом могут закончиться ничем.
Я не знал, как на это все реагировать. Слова назвавшегося Ромулом дышали жаром печей нацистских концлагерей и скрежетали песком погубившей десятки миллионов человек Сахары. Но за этими словами стояло нечто другое, неподвластное передаче словами. Нечто жуткое, нечто еще только предстоящее - и я чувствовал, что мне суждено это пережить, и пережить не одному, а с людьми, которые пойдут за мной, не за Ромулом. Кто такой Ромул… призрак, легенда. Люди будут знать лишь о Соратниках.
- Вы - сердце этого человеческого моря. Майкл, ты это почувствовал там, посреди мегаполиса, когда сумел освободиться. Это все - твое, это все - ваше. Уже ваше, по праву рождения. Соратники… это имя придумала Лилия, она называла вас Соратниками, имея в виду меня… но не мне вы соратники, а лишь друг другу. Ваше право вести человечество, ваша обязанность, ваша необходимость. Альтернатива этому - лишь смерть, да и она, я знаю, ничего не изменит. То, что стало личным горем каждого из вас, может стать горем для миллионов, а может стать дорогой к свету.
- Почему этот свет должен быть твоим светом, Ромул?
Это первый вопрос, который я осмелился тогда задать. Первые слова после того, как узнал о смерти матери. Да, Ромул помог мне отодвинуть на второй план свое горе. Потому что, увидев черное зарево за его спиной, уже нельзя было думать о другом. Даже мне. Боюсь, обычный человек, коснувшись этого колючего взгляда, мог просто умереть. И эта смерть была бы для него избавлением. Мне такого счастья не было дано. Ромул тут был абсолютно прав.
- Ты уже знаешь ответ. Я не несу свет. Как бы я хотел быть носителем света в окружающей меня тьме. Но нет. Я несу с собой такую кромешную тьму, какой человечество не знало с самого своего рождения.
- Выходит, эта тьма - все, чем я и… они можем довольствоваться?
Я уже тогда мысленно проклинал себя за идиотизм и паранойю, словно сошедшие с плакатов, пропагандирующих здесь и там абстрактную "свободу". Свободу от чего? От самого себя? Я знал, я чувствовал, что назвавший себя Ромулом - прав, но я должен был до конца уяснить, как глубока та бездна, в которую я должен буду нырнуть.
Сам. Без страховки и обратного билета. Вслед за остальными. Туда, где уже царил Ромул и его страшная правда.
- Ты хочешь знать правду. Ты хочешь понять, зачем мне Соратники.
Ромул снова остановился, склонившись к самому моему лицу, так что я невольно отшатнулся подальше от этих глаз.
- Я слишком много времени потратил на становление Корпорации. Из-за нее я даже не успел толком сгладить самые опасные углы современного мироустройства тогда, когда это еще было возможно. Я не смог спасти миллионы жизней, потому что у меня не было Корпорации. Я не смог этого сделать, потому что был занят ее строительством. Теперь она есть. И вы займетесь тем, что сможете исправить. Я же еще долго, очень долго буду занят основной моей задачей и останусь тем, кем я явился в этот мир. Носителем ужаса.
И тогда померк свет. Показалось то, что мучает меня до сих пор.
Мрак.
Бесконечный мрак вселенной.
Это человеческому взгляду он кажется полным жизни, сверкающей россыпи вечного света, который настолько древнее человека, что кажется правителем этой распахнутой навстречу самой себе бесконечности.
Для меня в тот миг космическое пространство предстало своей изнанкой, истинной стороной бытия, включающей все бесчисленные его законы. Космос был пуст, холоден и одинок. Я не мог ухватиться даже за малейший отзвук своего хрустального мира, я висел в безжизненной пустоте, вещь в себе, лишь изредка улавливающая какие-то слабые подрагивания удушающего спокойствия мирового океана пассивной энергии.
Я на века раньше почувствовал вслед за Ромулом то безумное одиночество, что предстояло пережить человечеству во время Века Вне. Мне хватило крошечного мгновения, чтобы понять - великое Пространство чуждо всему живому, потому что слепо, холодно, безжалостно и наполнено таким невыразимым одиночеством, какого не знал до того на Земле ни один человек.
Земля. Я почувствовал ее, несмотря на пропасть пространства. Лишь одна из слабых искорок, рябящих на натянутой мембране моего осиротевшего хрустального мира. Желтый карлик, ставший домом для голубой планеты, миллиарды лет свивавшей свою спираль вдоль галактических эквипотенциалей. Будь в тот момент при мне обычное физическое тело, я бы разрыдался от счастья. Она там, планета, которую многие уже почитали могилой для задыхающегося человечества, но теперь я видел - ничего другого у нас нет и впредь не будет. Мы можем обрести новый дом на других планетах, но нас никогда не оставит глубинная тоска об этих небесах, цвет которых навечно застыл в наших генах, об этом солнце, лучи которого грели наших далеких предков на протяжении миллиарда лет, вкус этого моря, которое качало первые колонии живых микроорганизмов на своих волнах.
Нет.
Внезапная догадка пронзила меня навылет, подобно молнии.
Дело не в небе, не в траве и птицах в небесах. Что осталось от них всех в конце XXI века… Моя память напряглась, возвращая к жизни знакомые образы моего хрустального мира. На самом их дне, под толщей моей воли, наслоений вещества и тончайших полевых структур я чувствовал нечто, что не было объяснимо. Теплое море доброты и сострадания было уложено в основание земной жизни. То, без чего я так тосковал в пустоте пространства. То, что важнее всего остального. Колыбель. Моя. Ромула. Соратников. Я чувствовал: мы, как и все живое, происходим из этой тончайшей материи. Мы - непосредственные ее порождения.
А значит…
Я не успел додумать свою отчаянно свербевшую в сознании мысль.
Что-то изменилось в вечной тишине и пустоте.
Что-то ощутимо плотное двигалось на меня сквозь пространство, в котором гравитация свивала воронки из серебристой пустоты посреди пустоты бесконечно-черной. Случайность. Невероятная случайность. Земле и этому безымянному уплотнению в ткани пространства в этой вселенной было суждено встретиться.
И теперь я оказался на его пути, беззащитный и одинокий, незримый, но ничего не могущий поделать с ходом вещей. Я мог лишь наблюдать, как в противоположном от Земли квадранте пространства по очереди начали гаснуть звезды, загораживаемые чем-то еще очень далеким, но уже теперь отчетливо несущим мне угрозу. Нет. Не мне.
Армада росла. Между клочками темной материи начали сновать крошечные злые искры. Сложнейшие па приближавшейся ко мне массы не оставляли мне вариантов - за ней стояла чья-то воля, настолько чуждая, что я не мог ее ощутить, вычленить взглядом из мешанины взнузданных сил физической вселенной.
Настолько агрессивная, что я почувствовал, как внутри меня поднимается из тайных подвалов души самое сокровенное, что есть у человека - его внутренний зверь. Зверь чувствовал врага. Врага лютого и беспощадного. Ему ничего от нас не нужно. Ему достаточно, чтобы нас просто не было.
Нечто колючее, вспарывающее пустоту жесткими плоскостями, степенно и размеренно, без рева перетруженных двигателей и прощальных вспышек реактивного потока высокоэнергетических частиц, неслось в сторону Солнца, притягиваемое разнесшимися на две сотни световых лет модулированными радиоволнами. Как мало оказалось у человечества времени для возмужания. Уже самим фактом своего существования мы оказались втянуты в события, которые потом миллиарды лет будут разноситься эхом по вселенной. Нам не повезло.
Сознание еще пыталось мыслить, но основные силы уже уходили на другое - расчет.
Расстояние, вектор импульса, гравитационные поля, кривые траекторий. Пересчет массы вражеского флота на идеальную мощность. Откуда я знал, как это делается?
Флот движется в обычном физическом пространстве, не важно, как он сюда попал и сколько летел от точки выхода. Если эта ситуация сохранится, у человечества остается меньше трехсот лет. А потом…
Яркая вспышка разорвала пространство, сметая с моих глаз черную пелену мертвой части современной вселенной. В затылок мне жалило потоками радиации наше родное Солнце. Внизу, подо мной, неспешно вращался, сверкая ярчайшей белизной, шар планеты.
Ни единого просвета в сплошном недвижимом коконе, окутавшем то, что было когда-то Землей.
Я чувствовал, как там, на дне гравитационного колодца, мелькают злые тени, завершая начатое. Температура на поверхности приближается к показателям Венеры, кислород выгорел, атмосферу вместо азота стремительно заполняет метан. Ничто живое не могло остаться под этим снежно-белым саваном. И все равно мельтешат юркие осколки громадины, замершей на стационарной орбите у меня над головой. Они выполняют приказ.
Ни один обломок не скрашивает пустоту пространства - планета сдалась без боя, ей нечего было противопоставить агрессии подготовленного, сильного и хладнокровного врага.
В отчаянии я потянулся навстречу родному миру, без которого так тосковал в тишине и мраке пространства. Попытаться помочь, спасти хоть что-то, унести с собой пускай мельчайшую частичку…
Земля была мертва.
Всего долю мгновения я прожил с осознанием этого факта, но мне его хватило на всю оставшуюся долгую жизнь Соратника.
Хватило для того, чтобы раз и навсегда поверить Ромулу.
Ему не нужна была Земля под властью Корпорации.
Ему не нужна была Корпорация под властью Соратников.
Ему не нужны были Соратники под властью Ромула.
Ему нужна была Земля. Живой.
И теперь я, как и он, был готов ради нее на все.
Ромул не кривил душой, когда говорил, что он несет с собой кромешную тьму. Он сам был воплощенной тьмой. Но тот, кто помнил яркий блеск непроницаемого облачного покрова над некогда голубой планетой, все-таки мог разглядеть в этой тьме крошечную искорку надежды.
Что-то произошло в окружающей вселенной.
Какая-то легкая рябь пронизала пространство. Я почувствовал, как падаю, продираюсь, прорываюсь сквозь незримые тенета материального мира, двигаясь и оставаясь на месте, Это уже был другой мир. Почти такой же. За малым исключением.
Земля погибала, но продолжала биться. В плотном облачном слое, окутавшем планету, уже не царили черные искры вражеских истребителей, их стало куда меньше, они сбились в плотные группы, отбиваясь от невидимых мне отсюда крошечных летающих машин.
Что-то продолжало противостоять чудовищным ударам из космоса, какая-то сила, отделившаяся от остального мира, погрязшего в дрязгах всесильных Корпораций. Обычные люди, никакие не Соратники, держали эту оборону. С обреченными лицами, они кидались в бой и гибли, гибли… но удерживали врага на какое-то время. Кажется, планетарная оборона еще держалась на антарктическом материке, работали в воздух зенитные излучатели, последние остатки орбитальной группировки жалили врага, стационарные космические станции, изодранные в клочья, детонировали в гуще вражеских построений, заваливая космос обломками. Для чего эта бессмысленная игра в медленную смерть, если силы все равно слишком малы.
Эта реальность тоже была полна боли, в ней тоже Землю ждала неминуемая гибель. Но здесь человечество оставалось жить.
Стремительные обводы трех боевых кораблей с налета ринулись в атаку на врага, поливая пространство реверсными потоками излучения из двигательных установок, выводящих миллионы тонн конструкций в плоскость эклиптики.
Это пришла помощь. Едва успели.
Я стоял посреди комнаты и отчаянно моргал глазами, пытаясь отделаться от страшного видения. Видения ли? Такой реальной может быть только сама жизнь.
- Это возможные исходы того, что начал делать ты, Ромул?
Ромул глядел сквозь меня, отвечая не на мой вопрос, а чему-то своему, каким-то своим мыслям, оставшимся для меня тайной.
- Я с самого возвращения только и делаю, что кручу в голове этот образ - белая планета, укутанная похоронным саваном. Столько жизней… ты видишь в этом всем смысл?
Мне показалось, или слово возвращение было произнесено с какой-то особой интонацией? Возвращение - откуда?
- Я видел. Ты мне показал.
Он все-таки отвлекся на меня, прислушался.
- Да? Тогда скажи, вот это человечество, то, что от него там осталось… оно способно выжить? Оно достойно дальнейшей истории? Или лучше ему закончиться прямо там. Не будет других жертв.
- Это только начало, да?
- Да. Это только начало. Война будет и дальше. Там - ничего не кончится.
И тут я спросил его прямо, задал тот самый вопрос, который меня мучает до сих пор, хотя ответ я знаю уже так давно. С того самого первого разговора.
- Мы должны позвать на помощь?
- Да. Должны. Создать транспорт, найти этих… на белых кораблях, похожих на птиц. Я знаю имя - Симах Нуари. Он спасет человечество от истребления. Мы должны сделать выбор только лишь затем, чтобы у нас впредь был хоть какой-то выбор. Но, знаешь… я уже сейчас мечтаю о смерти. А ты?
- Когда ты мне сказал о смерти мамы, я тоже почувствовал это. Но сейчас во мне что-то очень сильно изменилось.
Ромул поднял глаза и… просто на меня посмотрел, как смотрят люди. Просто. Глазами. Ромул, вдруг, разом, стал похож на человека. Он вообще из нас всех всегда оставался самым человечным.
- Изменилось… в тебе многое изменилось… но в нас еще больше изменится, если мы сможем отстоять тот рубеж, дойти до него - и отстоять. Потому что Землю мы должны будем оставить. И начать новую жизнь там… там…
В его голосе я узнал то сумасшедшее одиночество, которое я испытывал в пространстве.
- Оставить Землю? Но как же…
- Она погибнет все равно. Нам придется возрождать ее для себя у других солнц. Мы сами должны будем стать для человечества его Землей. Новой Землей. Мы. Вместо нее. В этом смысл Соратников.
Я стоял и старался не глядеть в его сторону. Это… звучало кощунственно. Как кто-то, пусть сто раз такой же сильный, каким сильным был в моих глазах Ромул, может заменить эту… это… у меня до сих пор нет слов, чтобы описать то, что описать невозможно. Но при чем тут я? При чем тут такие, как я? Что мы можем?
- Мы можем все. Мы - дети Земли. Колыбель нашей жизни росла вместе с ней. Совершенствовалась, усложнялась, набирала силу. И однажды вошла в соприкосновение с человеческим разумом, наиболее близким к ней по возможностям, ее же продуктом. Так родился первый избранный, Так родился ты, так родился я. Все - одинаково, и каждый - по-своему. Некоторые из нас ближе к физической природе бытия - им дано управлять, составлять планы и их реализовывать. Некоторым ближе человеческая душа - им дано становиться частью этих людей, наделять жизнь высшим смыслом, двигать человечество вперед. Некоторым ближе разум как универсальный исследователь природы бытия - им дано искать там, где его, кажется, нет вовсе, им дано учить, им дано устранять непонимание и излечивать конфликты. Нас - мало, очень мало. Всем достанет работы, титанической, многотрудной. Прежде всего - над собой. Собирать извне силы, выращивать себя в нечто большее, что ждет нас далеко впереди.
Ромул всегда разговаривал так, будто пытался самому себе что-то доказать. Всегда, сколько я его помнил.
- Но помимо нас есть еще и другие избранные. Совсем другие. Они не видят ничего вокруг себя. Они видят только время. И никогда не станут Соратниками, они и заметить Соратника могут лишь с великим усилием. Просто заметить…
- Это были их… видения?