- А почему бы и нет? - возразил он. - Когда дело касается таких важных вещей, лучше перестраховаться. И потом, мне это ничего не стоит. Компания, которая делает эти системы и весь летательный аппарат, принадлежит мне, - сказал он, оглядываясь. Джаскен подстрелил еще одного дрозда, потом еще одного. - И вообще, пилот нужен только потому, что этого требует закон. - Он пожал плечами. - Я возлагаю вину за это на профсоюзы. Это кошмар моей жизни. Но я вот что хочу сказать, - проговорил он, постучав пальцем по обнаженной руке девушки - на ней было платье с короткими рукавами, до колен; казалось оно незатейливым, но в то же время и дорогим, - Лехктеви никакая не любовница.
- Скорее шлюха?
Вепперс снисходительно улыбнулся.
- Сотрудница. Прислуга. Просто ее услуги главным образом носят сексуальный характер. - Он задумчиво посмотрел на дверь, через которую вышла девушка. - Наверно, есть профсоюз и для женщин ее профессии. - Он перевел взгляд на Кредерре, которая вроде бы не слушала его. - Но среди моего персонала нет членов профсоюзов - я этого не допущу, - добавил он. - Дробление лояльности. Хотя это и означает, что мне приходится больше платить за ее услуги.
- Ах, как я вам сочувствую, - сказала она.
В этом замечании он услышал интонации Джуссере, ее мачехи. Когда-то та была его любовницей. Слишком давно, чтобы заводить теперь интрижку с Кредерре.
- Я знаю, что делаю, верно? - сказал он, решив, что уложить девицу в постель все-таки будет забавно. Этакая преемственность. Может быть, Джуссере даже запланировала это. В молодости у нее были экзотические сексуальные вкусы - кто знает? - У меня сегодня днем ужасно утомительные слушания, - сказал он, когда Джаскен выстрелил еще раз - уложил что-то крупное цвета меди. - Но вечером я свободен. Позвольте пригласить вас на обед. Есть какое-нибудь место, которое вы давно хотите посетить?
- Очень мило с вашей стороны. Выбирайте сами. Кроме нас - никого?
- Да, - ответил он, снова улыбаясь ей. - Я бы предложил отдельный кабинет. Хватит с меня на сегодня тех толп, что будут днем на слушаниях.
- Судебные слушания?
- К сожалению.
- Вы совершили что-то жуткое?
- О, я совершил много жутких вещей, - доверительно сказал он, наклоняясь к ней поближе. - Хотя, вероятно, вовсе не то, в чем меня обвиняют сегодня. Возможно, не то. Трудно сказать.
- Вы что - не знаете?
Он ухмыльнулся.
- Если откровенно - не знаю. - Он постучал, себя по виску. - Я ведь ужасно стар.
- Вам сто семьдесят восемь, да?
- Да, сто семьдесят восемь, - согласился он. Он вытянул руки, осмотрел свою подтянутую, мускулистую фигуру. - И тем не менее, я выгляжу… нет, вы сами скажите, как я выгляжу.
- Не знаю, - ответила она, скромно потупив взгляд. - На тридцать?
Значит, она пытается польстить ему.
- Между тридцатью и сорока - вот как я выгляжу. - Он широко улыбнулся. - Хотя аппетиты у меня двадцатилетнего. - Он пожал плечами, а она снова опустила взгляд. На губах ее играла улыбка. - Так мне все говорят. Но если откровенно, двадцать мне было так давно, что я и не помню. - Он тяжело вздохнул. - Точно так же, как я не помню подробностей того ужасающе древнего дела, которым меня собираются утомлять сегодня. Правда, не помню. Я не лгу, когда меня спрашивают, что я помню, а я отвечаю, что ничего. Ну просто не могу ничего вспомнить. Эти воспоминания должны были быть удалены много десятилетий назад, чтобы появилось место для новых.
- Правда?
- Это было неизбежно. Врачи настояли. Не моя вина, что суду теперь требуются именно эти воспоминания. Я бы хотел с ними сотрудничать еще более тесно, сказать все, что они хотят знать, но я просто не могу.
- Это все получается ужасно кстати, - сказала она.
Он кивнул.
- Да, я не раз уже слышал это слово в таком контексте. Кстати. - Он покачал головой. - Люди бывают такими циниками.
- Я знаю. Отвратительно, да? - сказала Кредерре, и опять Вепперс услышал интонации ее мачехи.
- Воистину отвратительно. Так вы принимаете приглашение на обед?
- Не знаю. Не уверена, позволят ли родители.
Он снисходительно улыбнулся.
- Это же обед, моя милая, а не секс-клуб.
- А вы и в секс-клубах бываете?
- Никогда. Вы ведь видели мой гарем?
- Видела. Вы такой бесстыдник.
- Спасибо. Я стараюсь.
- Меня удивляет, что у вас еще остается энергия, чтобы думать о других женщинах, нормальных женщинах.
- Но в этом-то и есть вызов, - сказал он. - Для простого секса, для удовлетворения потребностей девицы из гарема подходят идеально, они великолепны. Никаких осложнений. Но чтобы человек почувствовал себя… ценимым, нужным, он должен знать, что еще может вызвать у кого-то сексуальные желания… потому что ей этого хочется, а не потому, что это ее работа.
- Гммм. Понятно.
- Так как насчет вас?
- Что насчет меня?
- Вы бываете в секс-клубах?
- И там тоже не бываю. Пока.
- Пока?
Она пожала плечами.
- Никогда ни в чем нельзя быть уверенным, правда?
- Правда, - согласился он, откинулся к спинке кресла и задумчиво улыбнулся. - Ни в чем нельзя быть уверенным.
Джаскен пристрелил спевалайна размерами чуть меньше того, которого недавно убил Вепперс, но еще ближе к летящему аппарату. Потом деревья внезапно кончились, и внизу появилась широкая река - поблескивала вода, неровные каменистые берега внизу. Джаскен выключил лазерное ружье и развернул его, устанавливая в нерабочее положение.
- Граница имения, господин Вепперс, - сказал он и опустил на глаза окулинзы. Вепперс показал на балконную дверь. - Прошу меня простить, - сказал Джаскен.
Аппарат начал набирать высоту и скорость; теперь, покинув границы Эсперсиума и оказавшись в общем воздушном пространстве на пути к громадному мегаполису, каким был Большой Убруатер, он направлялся в более обычные воздушные коридоры.
Кредерре проводила взглядом Джаскена, закрывшего за собой дверь. Она снова повернулась к Вепперсу.
- Вам не обязательно сначала приглашать меня на обед, если вы хотите оттрахать меня.
Он покачал головой.
- Господи боже, вы, молодые, такие продвинутые.
Она оценивающим взглядом посмотрела на кресло, в котором сидел Вепперс, потом задрала на себе юбку. Нижнего белья на ней не было.
- Но у нас есть всего десять минут, - сказал он, глядя на нее.
Она оттолкнула оба лазерных ружья, чтобы не мешали, встала со своего места, подняла согнутую длинную ногу и оседлала Вепперса.
- Значит, нужно поскорей начинать.
Он нахмурился, глядя, как она возится со шнурками на его ширинке.
- Это тебя не твоя мать научила? - спросил он.
- Неа, - ответила она.
Он рассмеялся, завел руки ей под юбку, погладил голые бедра.
- Ах уж эти молоденькие девицы!
ГЛАВА 15
Эта земля, равнина распростерлась куда-то в бесконечность, и повсюду на ней, насколько хватало глаз, творилось насилие, и места для сцен мучений, казалось, не хватает; раздираемые на части и истязаемые оглашали воздух сдавленными стонами и криками, вонь человеческих нечистот и горелой разлагающейся плоти насыщала воздух. Глазам было больно от этой фрактальной множественности - истязание нанизывалось на истязание, нанизывалось на истязание, нанизывалось на истязание до бесконечности, - которая словно ждала в очереди, отмечала время, когда глаза дойдут до очередной сцены, чтобы задержаться, осмыслить происходящее, впитать в себя, гарантируя непреходящий кошмар.
Это было казавшееся бесконечным пыточное царство, в котором заправляли слюнявые широкоглазые дьяволы, не имеющий конца мир невыносимой боли, невообразимых унижений и абсолютной, безграничной ненависти.
…Она решила, что в этом есть какая-то извращенная красота, почти праздничная избыточность в той изобретательности, которая, видимо, потребовалась, чтобы создать такую изощренную жестокость. Само это зверство, абсолютная порочность происходящего поднимали его до уровня высокого искусства; у этого ужаса было какое-то необыкновенное свойство - абсолютная склонность к мучительству и пороку.
Она решила, что все это не лишено и доли юмора. Это был юмор детей, подростков, - вознамерившихся ужаснуть взрослых или довести что-то до такой крайности, чтобы потрясти даже своих товарищей, - это был юмор, имеющий целью выжать последнюю каплю двусмысленности или причудливых ассоциаций из любого, пусть даже и отдаленно допускающего двойное толкование предмета, исключить малейшее упоминание всего, что может иметь хотя бы самое отдаленное отношение к сексу, продуктам выделений или любой другой функции, связанной с простой повседневной деятельностью биохимического организма; как бы к этому ни относиться, но это был своеобразный юмор.
Когда Прин проскочил через ворота, а она - нет, когда мерцающий синевой дверной проем, который она воспринимала лишь периферией сознания, отринул ее, отбросил назад в стонущие пределы мельницы, она улеглась на влажные доски пандуса и увидела, как рассеивается синий мерцающий туман, а дверной проем затягивается чем-то похожим на серый металл. Она слышала, как воют, бранятся и спорят хищные демоны. Они были на некотором удалении от нее, на том уровне, где Прин - в обличье еще более крупного демона - раскидал их в стороны несколько мгновений назад, после чего прыгнул - вместе с нею - в сияющий дверной проем. У нее создалось впечатление, что демоны пока еще не заметили ее.
Она лежала неподвижно. Они ее найдут и, вероятно, очень скоро. Она знала это, но пока несколько драгоценных мгновений она еще была одна, еще не привлекла внимания этих самых прилежных мучителей.
Прина с ней не было.
Он попытался вместе с нею проскочить на другую сторону - что уж там было за этим мерцающим синевой дверным проемом, но проникнуть туда удалось только ему. Она осталась здесь. Или он оставил ее. Она не знала, жалеть ли ей его или нет. Может, и нет. Если он был прав и за этой дверью действительно была какая-то другая, существовавшая априори жизнь без мучений, то она надеялась, что он нашел эту жизнь. Если же он прыгнул в небытие, то и тогда за него можно было порадоваться, если это небытие существовало как реальная, достижимая возможность прекращения страданий.
Но с такой же вероятностью, подумала она, он оказался просто в другой части этого места, другой и, возможно, еще более суровой, более ужасной реальности того, что он решил называть Адом. Может быть, ей повезло, что она осталась здесь. Ее ждут новые муки, новая боль и унижения, она знала это, но, возможно, будущее Прина еще хуже. Ей сейчас не хотелось думать о том, что случится с ней, но еще хуже было думать о том, что, вероятно, уже происходит или вот-вот должно произойти с Прином. Она не позволяла себе гнать прочь эти мысли, напротив, заставляла себя думать об этом. Если ты думаешь об этом, погружаешься в это, тогда то, что со временем, возможно, предстоит пережить тебе - или то, что уже случилось с ним, что сделали с ним, - потеряет часть своей действенности, своей способности привести в ужас.
Она спрашивала себя, увидит ли его когда-нибудь. Она не знала, захочет ли его видеть после того, что они, возможно, с ним сделают. Он нарушил правила, действующие в этом месте, правила, по которым они жили, он воспротивился самому закону Ада, и его наказание будет самым жестоким.
Как, возможно, и ее.
Она услышала голос одного из демонов. Слов она не разобрала, но это было что-то похожее на восклицание, вскрик удивления. И тут она поняла, что ее заметили. Она услышала и почувствовала тяжелые шаги, подкованные железом лапы загрохотали по пандусу в ее сторону. Они замерли у ее головы.
Ее подняли за оба хобота. Она попыталась закрыть лапками хобота лицо, но ее встряхнули, и под силой тяжести лапки оторвались от лица. Перед ней мелькнуло широкое лохматое лицо демона, она увидела два громадных глаза, смотревших на нее, и тут же плотно сомкнула веки.
Демон закричал ей в лицо:
- Не удалось проскочить? Ай, беда! - Его дыхание пахло гнилым мясом. Он пошел вверх по пандусу, таща ее за собой. Он шел и кричал другим: "Смотрите, что я нашел!"
Они по очереди насиловали ее, обсуждая, что бы им сделать такое, чтобы она помучилась по-настоящему. В Аду семя демонов обжигало, как кислота, и обычно содержало паразитов, червей, мертвечину и опухоли, а также вероятность зачать что-нибудь такое, что, созрев, прожрет путь наружу. Такое зачатие могло произойти и в особи мужского пола - матки для этого не требовалось, а демоны не отличались разборчивостью.
Боль была нестерпимой, унижение и ощущение собственного ничтожества - абсолютными.
Она начала петь им. Она пела без слов, просто производила звуки на языке, которого не понимала, она даже не знала, что владеет им. Реакция полудюжины демонов была свирепой, они засунули металлический стержень ей в рот, выбили ей зубы. Но она продолжала петь даже сквозь кровь и выбитые зубы у нее во рту, звуки вырывались словно пузыри и напоминали скорее хриплый непрекращающийся смех. Один из них завязал что-то на ее шее, и она начала задыхаться. Она чувствовала, как жизнь выходит из нее, и спрашивала себя, какие новые мучения ее ждут, когда она будет возвращена к жизни, к страданиям.
Безумные, жестокие толчки, разрывавшие ее на части, внезапно прекратились. То, что было на ее шее, сорвалось, и она вдохнула воздуха, потом сплюнула, ее вырвало выхарканной кровью, потом она смогла лечь на бок и сделать несколько глубоких, мучительных вдохов, кровь с обломками зубов сочилась из ее рта на грязную неровную поверхность пола. Она услышала рев и крики, потом какие-то удары, словно тела толкали друг друга, падали на пол. Теперь она видела доски яснее, чем прежде, потому что наружная дверь была распахнута, а за ней виднелся гигантский жук.
Она подняла взгляд и увидела над собой демона вроде того, в которого превратился Прин: мощный и массивный, с шестью конечностями, шерсть его переливала желтыми и фиолетовыми полосами, и он был облачен в зазубренные доспехи. Другой - без фантастических доспехов - был в желтую и черную полоску, он стоял за первым и держал в мощных передних конечностях малого демона - одного из тех, кто насиловал ее. Остальные малые демоны были разбросаны по полу мельницы и со стоном пытались подняться на ноги.
Гигантский хищный демон опустил свое лицо к ней в тот момент, когда она с хрипом выплюнула остатки крови изо рта. Между ног у нее было такое ощущение, будто ее разорвали на части, а внутри - словно туда налили кипяток.
- Неблагоразумно, малютка, - сказал ей демон-гигант. - Теперь мы отправимся в местечко, где скоро ты начнешь умолять вернуть тебя сюда, чтобы эти негодяи продолжили свои игры с тобой. Ты, забирай ее, - сказал он желто-черному демону, и тот швырнул малого демона, которого держал, на пол - в сторону работающей мельничной машины. Демон взвыл, ударившись, машина, затрещав, остановилась. Демон лежал, как половик, истекая кровью, на костяных зубьях и шестернях машины.
Желто-черный демон с такой же легкостью, как и Прин, поднял ее и понес к гигантскому жуку, ожидающему снаружи.
Внутри жука ее бросили в гигантское открытое брюхо с блестящими красными стенками и коричнево-черными губами, словно у какого-то громадного животного; губы сомкнулись на ее шее, а ее тело засасывалось все дальше в середину смыкающегося брюха. Она почувствовала, как к ее коже прикоснулись десятки колючек, прокололи ее плоть. Она ждала, когда ее поглотит следующая симфония боли.
Но вместо этого все обмякло. Ее затопило чувство, похожее на облегчение. Даже во рту боль прекратилась. Она не чувствовала боли. Впервые за несколько месяцев она не чувствовала боли.
Она находилась лицом к движению за пультом управления, откуда пустые глаза гигантского жука оглядывали равнину. Она услышала, как с глухим стуком закрылся трап. Два демона-гиганта затиснулись на сиденья, каждый перед сегментированным глазом жука.
- Извини, что так, - сказал ей желто-фиолетовый, кинув на нее взгляд через плечо, в то время как второй демон принялся работать рукоятями управления, и внутренности гигантского жука наполнились шумом - это пришли в действие крылья. Теперь голос демона стал тише, приобрел разговорную тональность, хотя он при этом и перекрывал звук машущих крыльев. - Понимаешь, нужно делать вид, чтобы эти шестерки чего не подумали.
Другой демон натянул на голову что-то вроде шлемофона.
- Согласованный портал, первый выбор, - сказал он. - Время полета, как планировалось в имитации.
- Меня устраивает, - сказал первый демон. - У последних всегда трудности. - Демон в шлемофоне нажал несколько кнопок, и жук взмыл вверх, подняв хвостовую часть, потом поднял головную часть, выровнялся, но ощущение, что у него задрана голова, осталось; жук тем временем набрал скорость и понесся над опустошенной, дымящейся землей чуть ли не на высоте казавшегося маслянистым коричневатого неба.
Первый демон снова бросил на нее взгляд через плечо.
- Выбраться смог только один из вас, да?
Она моргнула, услышав это. Нет боли. Нет боли. Лететь внутри этой штуки, но не чувствовать боли. Ей от этого захотелось плакать. Демон, смотревший на нее, выгнул свой громадный, заполненный зубами рот в кривую, которая, видимо, должна была обозначать улыбку.
- Можно говорить, - сказал он ей. - Тебе разрешено отвечать. Жестокости позади, безумие кончилось. Мы заберем тебя отсюда. Мы - твои спасители.
- Я вам не верю, - сказала она. Собственный голос показался ей странным - во рту не осталось зубов. Язык у нее был покусан, и хотя боли она не чувствовала, он распух, и это тоже изменяло ее голос. Она не знала, то ли сама покусала себе язык, то ли это сделал один из демонов с мельницы.
Старший демон пожал плечами.
- Как знаешь. - Он отвернулся.
- Извините, - сказала она.
- Что? - Он снова повернулся и посмотрел на нее.
- Извините, что не верю вам. - Она медленно покачала головой. - Но не верю. Не могу. Извините.
Демон еще мгновение смотрел на нее.
- Да, видать, досталось тебе от них, верно?
Она не ответила. Демон продолжал смотреть на нее.
- Кто вы? - спросила она наконец.
- Меня зовут Кломеструм, - сказал он. Потом кивнул в сторону демона, управляющего жуком: - Руриель.
Второй демон махнул одной из передних конечностей, но не повернулся.
- Куда вы меня везете?
- Подальше отсюда к чертям собачьим. В другой портал.
- Портал, который где?
- В Реале. Ну, ты знаешь, такое место, где нет всей этой боли, страданий, мучений и прочего дерьма.
- Правда?
- Да, правда.
- И где мы будем тогда? Где находится этот "Реал"?
- Какое это имеет значение? Самое главное, что не здесь.
Два демона посмотрели друг на друга и рассмеялись.
- Ну да, - не отставала она. - Но все же где?
- Подожди и увидишь. Мы еще не добрались. Лучше до поры до времени держать рот на замке.
Она моргнула, глядя на него.
Он вздохнул.
- Слушай, если я тебе скажу, в каком месте мы собираемся выбраться отсюда, а они каким-то образом сумеют подслушать, то, может, им удастся нас остановить. Ясно?
Первый демон полуповернул к ней голову.
- А куда, ты думала, мы тебя везем - что, может, назад на мельницу? - спросил он.
Она покачала головой.