И тут же застыл от ужаса.
Передо мной возникла массивная противоударная дверь с грубыми следами сварки, как в бункерах или на военных кораблях, а над ней, на длинном суставчатом кронштейне, который сгибался и распрямлялся с едким шипением, как чья-то уродливая конечность, висела страшная металлическая голова, похожая на череп лошади с единственным горящим глазом.
- Что… - выдавил я из себя. - Что это…
Голова нетерпеливо покачивалась, просверливая меня своим ярким электрическим взглядом.
- Спааасибо! - проскрежетала она, неестественно растянув слово. - А теееперь…
Раздался резкий звон - так, что я невольно зажал уши руками, - но уже в следующее мгновение голос зазвучал спокойно и ровно, как бездыханная речь методичной машины, бесстрастно воспроизводящей чужие слова:
- А теперь назовите своё имя.
- Имя? - Я невольно сделал несколько шагов назад, к кровати, всё ещё продолжая смотреть на нервно вздрагивающий на кронштейне череп. - Но… кто вы? Где… Где я нахожусь?
- Назовите своё имя! - повторила уродливая башка.
Мне потребовалось несколько секунд, чтобы унять паническую дрожь во всём теле.
- Алексей, - сказал я. - Меня зовут Алексей Тихонов. Я техник-навигатор третьего разряда корабля Земли Ахилл. Код красно…
- Достаточно! - перебила меня голова и пугающе вытянулась на кронштейне. - Назовите свой возраст.
- Двадцать шесть лет.
- Место учёбы.
- Московский технологический университет, - послушно сказал я. - Отделение авиакосмических…
- Девичья фамилия матери.
- Что? - удивился я. - Но моя мать… У меня фамилия матери, не отца…
Голова вздрогнула, и её яркий электрический глаз любопытно мигнул.
- Что здесь происходит? - спросил дрожащим голосом я. - Что это… за устройство? - Я невольно посмотрел в потолок и сощурился от света. - Где я нахожусь? Где Лида?
- Достаточно! - резко сказала голова.
Кронштейн уродливо согнулся, и лошадиный череп поднялся к потолку. Страх, оглушивший меня поначалу, медленно отступил, и вдруг сменился гневом.
- Что значит достаточно?! - прокричал я в потолок, едва справившись с новым приступом кашля; ноги мои дрожали, мне хотелось сесть на кровать, но я упорно продолжал стоять посреди комнаты. - Вы не имеете права! Я требую, чтобы вы мне всё объяснили! Где я? Кто ещё…
- Сядьте на кровать, - сказала, отрывисто кивнув, голова.
- Что? - Я вновь хотел закричать, но сил уже не оставалось. - Да что вы…
- С-с-с-ся-ся-сядь… - Лошадиный череп затрясся на кронштейне в приступе механической эпилепсии и стал беспомощно заикаться, силясь выдавить из себя единственное слово. - Ся-ся-сядь… сядь-сядь-сядь-ся…
Под потолком вновь раздался разрывающий барабанные перепонки звон, и я зажал уши руками.
- Хватит! - взмолился я. - Не надо!
- Пожалуйста, - произнесла металлическая голова.
Я посмотрел в её электрический глаз.
- Сядьте на кровать. Пожалуйста. Сядьте на кровать.
Я так ослаб от волнения, что уже не мог сопротивляться. Я сел на хрустящий полиэтилен и удовлетворённо вздохнул, вытянув уставшие ноги.
- Спасибо, - кивнула голова. - А теперь встаньте.
- Что? Зачем? Что вам нужно от меня?
- Пожалуйста! - заскрипел голос, вновь сбиваясь со своего ровного ритма. - Выполняйте распоряжения, встаньте с кровати.
- Я не сдвинусь с места, - сказал я и тут же сам поразился, с какой твёрдостью это прозвучало, - я не сдвинусь с места, пока вы мне всё не объясните. Где Лида? Мы военнопленные?
- Мы… иии… Лида…
Голос заскрежетал и тут же утонул в вопле помех; звук доносился со всех сторон, и лошадиный череп вновь нервно закачался на кронштейне, а у зарябило в глазах. Я невольно вскочил с кровати, однако ноги мои подкосились, и я повалился на пол, едва успев выставить перед собой руки. В ту же секунду истеричный треск прекратился, и надо мной повисла тишина.
Свет в комнате стал ещё ярче.
- Спасибо за сотрудничество, - спокойно произнесла голова и застыла над полом.
- Это всё? - спросил я. - Вы мне хоть что-нибудь скажете? Почему я здесь?
Странный робот продолжал неподвижно висеть на кронштейне, его единственный глаз погас, и теперь эта чудовищная конструкция ещё больше напоминала уродливый лошадиный череп, обшитый металлическими пластинами.
- Эй! - крикнул я. - Здесь кто-то есть?
Я был уверен, что свет в любую секунду погаснет, и я вновь окажусь в плотной, осязаемой темноте, от которой уже начинал сходить с ума.
Я осторожно приблизился к висящему над дверью лошадиному черепу, по-прежнему не подававшему признаков жизни. Кронштейн застыл в неестественной позе, как вывихнутое плечо, и вся эта конструкция казалась мёртвой, окоченевшей - невозможно было поверить, что ещё несколько секунд назад голова раскачивалась над комнатой, хищно сверкая своим красным глазом.
Я подошёл к двери и упёрся в неё ладонями, не слишком понимая, чего хочу добиться. На двери не было ни кнопок, ни панели для магнитного ключа, и она так вызывающе контрастировала с оглушающей белизной камеры, что казалось, будто бы её установили недавно, превратив это пустое обтекаемое помещение в наглухо закупоренную тюрьму.
- Я в тюрьме? - крикнул я потолок, но мне никто не ответил. - Я могу узнать, в чём меня обвиняют? Лида тоже здесь?
Череп на кронштейне не двигался. Свет, яркий, не имеющий источника, обжигал мне глаза.
Мне вдруг захотелось сорвать с кронштейна эту уродливую башку, разбить её об обжигающе-холодный пол, выломать потухший электрический глаз, но кронштейн был слишком высоко, и я никак не мог до него дотянуться. Меня затрясло - то ли от холода, который передавался всему телу через босые ноги, то ли от беспомощной ярости на своих тюремщиков, наблюдающих за мной как за подопытным муравьём.
Я обхватил себя руками, вернулся в противоположный конец комнаты и уселся на кровать, подобрав под себя промерзшие ноги.
И тут я вспомнил.
Что-то плотно оттягивало правый карман моих брюк. Угловатый предмет. Пластиковый куб, непонятная игрушка. Я запустил руку в карман, и в тот же момент ослепший череп, не совладав с приступом электронного любопытства, выдвинулся вперёд на кронштейне, а его единственный глаз медленно зажегся, просыпаясь ото сна.
- Что? - сказал я. - Всё ещё здесь? Может, начнёте, наконец, отвечать и на мои вопросы?
Череп кивнул, словно соглашаясь, и произнёс надрывным голосом:
- Поднимитесь! Поднимитесь на ноги!
- В смысле? - не понял я. - Опять?
- Поднимитесь! Поднимитесь! - затараторил лошадиный череп, угрожающе раскачиваясь над комнатой.
Я встал.
- И что теперь? - спросил я. - Снова сесть? Вы можете…
- Спасибо, - перебил меня лошадиный череп. - А теперь назовите своё имя.
- Я уже говорил вам своё имя! - закричал я, с ненавистью уставившись в бесстрастный электрический глаз.
- Назовите своё имя, - спокойно повторил череп. - Пожалуйста.
- Алексей Тихонов, - сказал я. - Пилот-навигатор с Ахилла, двадцать шесть лет. Довольны?
Я поднял голову.
- Алексей Тихонов! - крикнул я. - Меня зовут Алексей! Этого достаточно? Вы довольны?
Череп снова кивнул:
- Сядьте на кровать.
Я продолжал стоять, сжимая в кармане пластиковый куб - как тайное оружие, которое я готовился пустить в ход.
- Сядьте на кровать, - повторил череп. - Пожалуйста.
- А если не сяду? - спросил я. - Что вы сделаете? Снова выключите свет? Взорвёте мне барабанные перепонки своим треском? Мне всё равно! Я не буду ничего делать, пока вы…
- Призываем вас к сотрудничеству, - холодно перебил меня лошадиный череп, и его глаз угрожающе засверкал. - Это в ваших же интересах. Если вы не будете сотрудничать, вам откажут в приёме пищи.
- Мне всё равно! - выкрикнул я, но стоять на холодном полу под пронизывающим электрическим взглядом было невыносимо.
Я обернулся, как бы проверяя, что в комнате ничего не изменилось, залез с ногами на кровать и уселся, прислонившись спиной к стене.
- Спасибо, - сказала голова. - А теперь встаньте с кровати.
Было похоже на то, что я оказался внутри огромного неисправного механизма, повторяющего одно и то же действие до тех пор, пока не кончится ток, или не умрёт единственная подопытная свинка.
Я встал.
- Хорошо, - обречённо сказал я. - Я стою. Что теперь? Назвать своё имя?
Череп застыл на секунду, изучая меня своим немигающим взглядом, а затем отодвинулся обратно к двери.
- Назовите своё имя.
- Алексей Тихонов.
- Сядьте на кровать.
- Меня зовут Алексей Тихонов! - закричал я. - Вы слышите?! Алексей Тихонов! Алексей Тихонов! Я техник-навигатор на…
- Сядьте на кровать, - взвизгнул череп и закачался на кронштейне.
Я вытащил из кармана пластиковый куб.
- Алексей Тихонов, - сказал я и посмотрел на куб; тот был оранжевого цвета. - Алексей Тихонов.
- Сядьте на кровать! - завопил срывающимся на звон голосом череп.
Я подкинул куб в руке - пластиковая игрушка была совсем лёгкой, и я сомневался, что попаду в раскачивающуюся над комнатой металлическую башку. Однако я уже не мог просто подчиняться бессмысленным приказам, надеясь, что у этого механизма когда-нибудь замкнёт электрическую цепь.
Я размахнулся и изо всех сил метнул куб в робота на кронштейне. Куб угодил прямо в горящий красный глаз и, не причинив роботу видимого вреда, отскочил на металлический пол.
Однако лошадиный череп обезумел.
Он вздрогнул и, издав пронзительный свист, принялся раскачиваться из стороны в сторону. Кронштейн поскрипывал и гудел, прогибаясь от натуги; казалось, он в любую секунду может сорваться со стены, и вся эта противоестественная конструкция с лязгом обрушится на пол.
- Агреееессия! Прессссссекаться! - визжал череп.
Я испугано попятился и упёрся ногами в кровать. Свет стал таким ярким, что я уже не различал ни потолка, ни стен - только оглушительное белое сияние.
- Агреееессия! Недопустимо! Бууууууудет…
Раздался тяжёлый глухой удар - взбесившийся лошадиный череп, описав широкую дугу на вытянутом кронштейне, с размаху впечатался в светящуюся стену и тут же отлетел назад, как по инерции, и, пронёсшись над комнатой, врезался в стену с противоположной стороны двери.
- Агрессия! Пре…
Голос потонул в надсадном треске помех, а электрический глаз на голове часто замигал, как если бы от ударов внутри этого механизма оборвались контакты.
Послышался ещё один удар - на сей раз с металлическим отзвуком. От робота отлетела мелкая деталь, и я невольно прикрылся руками, услышав лишь, как что-то металлическое со скрежетом заскользило по полу. Когда я опустил руки, красный глаз уже не горел, а обезображенный, помятый череп безвольно свисал над полом на прогнувшемся кронштейне.
Голова была мертва.
Я вовсе не чувствовал радости от внезапного самоубийства своего мучителя. Я долго стоял у кровати, глядя на тонкий суставчатый кронштейн, который продолжал покачиваться с тонким раздражающим скрипом. Было похоже на то, что он едва выдерживает вес поникшего лошадиного черепа и может переломиться в любую секунду.
Наконец, я решился и сделал несколько шагов к двери.
Череп теперь висел совсем низко и, возможно, подпрыгнув, я даже смог бы достать до него рукой. Однако вместо этого я остановился посреди комнаты и, вздохнув, оглянулся по сторонам.
Свет резал глаза, потолка было не видно; меня окружала пронзительная белая пустота.
- Вы здесь? - крикнул я, запрокинув голову. - Вы наблюдаете?
Мне никто не ответил.
- Что вам от меня нужно? - спросил я. - Где я? Где Лида? Почему вы не можете просто…
Под потолком раздался отрывистый щелчок, и комната тут же погрузилась в темноту.
97
За окном было так темно, что я не видел ничего, кроме собственного отражения. Если поначалу я ещё пытался как-то убедить себя лечь спать - ведь от меня больше ничего не зависело, я сделал всё, что мог, и теперь мне оставалось лишь ждать, - то когда на часах перевалило за двенадцать, я уже и не пытался заснуть.
На следующее утро, в десять, должны были объявить результаты.
Все решения давно были приняты, список студентов составлен, однако в силу странной садистской традиции оценки за вступительные экзамены и итоговые проходные баллы скрывали до самого последнего момента, наслаждаясь мучениями абитуриентов, чья судьба решалась путём подсчёта среднего арифметического.
Я настроил извещения на своём суазоре так, чтобы в тот самый момент, когда на портале института вывесят список принятых на авиакосмическое, зазвучало бы противное торопливое контральто, которое я обычно использовал в качестве мелодии для будильника. Впрочем, какие бы результаты ни появились на портале, я бы всё равно поехал в институт, чтобы убедиться лично - как если бы не доверял автоматическим извещениям и сетевым новостям.
Мать моя давно спала, а я лежал на кровати и в десятый раз перечитывал историю технологического, щедро сдобренную странными, нарочито состаренными фотографиями, словно мою будущую, как я надеялся, альма-матер основали несколько веков назад. В действительности строительство институтского городка завершилось лишь за десять лет до моего рождения. В статье, которую я нашёл в открытом доступе в сети, рассказывалось о том, как долго подбирали подходящее место - вдали от городского шума и бесчисленных многоярусных дорог, у реки, в окружении густых вечнозелёных лесопарков. Я представлял свою комнату в общежитии (как широкий профессорский кабинет с разноцветными снимками на стенах), представлял, как зимой буду гулять у замёрзшей поймы после удачного зачёта, не решаясь выйти на тонкий, припорошенный снегом лёд. Во всех своих фантазиях я был не один - я рассказывал своей спутнице о звёздах, глядя на безоблачное дневное небо, цитировал наизусть стихи придуманного поэта, травил байки о студентах и профессорах.
Ближе к утру я незаметно заснул, продолжая во сне читать о технологическом и воображая себя счастливым студентом, избавленном от тягот материнской заботы и гнетущей больничной атмосферы нашей столичной квартиры. Трезвон суазора испугал меня так, что я резко вскочил с кровати и чуть не упал от головокружения. Суазор, который всё это время лежал у меня на груди, медленно осел на пол, как опавший лист.
Мне потребовалась время, чтобы прийти в себя.
Я сел на кровати, взволнованно вздохнул и поднял суазор с пола. На экране судорожно пульсировала броская иконка извещения и яркие крупные буквы: "Результаты вступительных экзаменов". Я долго не мог заставить себя коснуться иконки пальцем и открыть список поступивших.
Однако уже через минуту я, так и оставшись в мятой вчерашней одежде, спешно натягивал ботинки, надеясь успеть на утренний монорельс. Мать что-то прокричала мне вслед, но я уже ничего не слышал.
Первый поезд я, естественно, пропустил, а следующий по расписанию нужно было ждать почти полчаса. На станции быстро образовалась давка, громкоговорители, обычно сообщавшие о прибытии поездов и зачитывающие ритмичные рифмованные рекламы, странно сбоили, срываясь на звон или рассыпаясь в надрывном треске помех. Но никто не обращал на этот резонирующий шум внимания. Все стояли, уткнувшись в свои суазоры, не замечая ничего вокруг. Я тоже постоянно проверял список поступивших, нервно проводя по экрану пальцем. Я никак не мог в это поверить. Я набрал почти максимальный балл, даже в своих фантазиях я не мечтал о чём-то подобном.
В институт я приехал только после полудня.
Помню, как я бежал по скверу перед главным корпусом, прижимая к груди свёрнутый пополам суазор. Меня никто не ждал, у меня не было нужды торопиться, однако я был уверен, что опаздываю на несколько часов.
Перед входом в главный корпус я остановился, чтобы отдышаться, а потом автоматические двери медленно и неохотно разъехались в стороны, пропустив меня в приёмный холл.
Я оказался один в пустом и огромном помещении, которое медленно приходило в себя после мёртвой гибернации, оживая с каждым моим шагом, пропуская по стенам ток. Суматошно срабатывали датчики движения, вспыхивали, когда я проходил мимо, электронные указатели, путаясь в направлениях пути, услужливо открылись двери пассажирского лифта, налился светом огромный информационный терминал.
Я застыл перед экраном, глядя на вращающий вокруг своей оси, как планета, геометрический герб института и броские вздрагивающие буквы под ним:
"Опубликованы результаты экзаменов".
Я уже протянул к экрану руку, но снова замер, не решаясь открыть список поступивших, хотя и понимал, что терминал получает данные с того же портала, что и мой суазор.
Поборов, наконец, свою нерешительность, я вздрогнул, когда экран на секунду мигнул, выстраивая список, и задержал дыхание. Сердце молотило в груди, руки тряслись от волнения.
А потом я минут пять любовался на собственную фамилию в списке первокурсников, отсортированному по среднему арифметическому.
Я занимал одно из первых мест.
Это было так невероятно. Я всё ещё никак не мог поверить. Я поднялся в приёмную комиссию, надеясь, что живой человек, а не безразличный терминал, подтвердит мой удивительный результат, однако приёмная комиссия оказалась закрыта - информационное табло над дверью напомнило мне, что торжественное собрание для поступивших начнётся в одиннадцать часов, на следующий день.
Я занёс напоминание в свой суазор и вышел из главного здания на улицу, в залитый полуденным солнцем сквер.
По какой-то причине я больше не чувствовал радости - скорее, волнение и даже лёгкий страх. Я вдруг подумал, что до сегодняшнего дня в действительности никогда не верил в своё поступление. Я понимал, что жизнь теперь кардинально изменится. Я перееду из города в общежитие, почти за сотню километров от дома, мать уже не будет допекать меня рассказами о своих надуманных болезнях, однако мне придётся учиться на самом престижном отделении одного из крупнейших ВУЗов страны, где, как рассказывали на подготовительных, могут запросто отчислить треть курса по результатам обычной сессии. Меня ждали вовсе не безмятежные прогулки по берегу реки, а тяжёлая работа и бессонные ночи.
Я посмотрел на безоблачное небо и заметил тонкую полоску тающего газа от взлетевшего реактивного самолёта или космического корабля.
Спустя несколько лет я, возможно, получу своё первое назначение, впервые покину Землю. Хотел ли я этого? Мне было страшно так, словно вылет назначили уже на завтрашний день - сразу же после торжественного собрания, - и в то же время я боялся, что не справлюсь с учёбой и меня с позором исключат.
- Ну, что? - послышался знакомый голос. - Мы сделали это!
Я обернулся.
Передо мной стоял Виктор, обмахиваясь суазором как веером, хотя было не так жарко, и даже дул лёгкий пахнущий хвоей ветерок.
- А ты боялся! - сказал Виктор, удовлетворённо улыбаясь.
Мы познакомились на подготовительных курсах - Виктор сам подсел ко мне на семинаре по математическому анализу и задал какой-то нелепый вопрос. Занимался он не меньше меня, и мы часто оставались вместе после курсов, чтобы вдвоём разобраться с какой-нибудь сложной темой, однако на репетиции экзаменов он с трудом получил минимальный проходной балл.