Купец, скрипя зубами, вложил в ладонь моряка четвертую монету. Эвдор зажал деньги в кулаке, мысленно возблагодарив Гермеса, покровителя купцов и воров, за то, что с завидной регулярностью встречаются в людях такие, казалось бы, несовместимые качества, как богатство и легковерие. Купец, расставшийся с недельным заработком гребца боевого корабля, даже не поинтересовался, способен ли его противник в споре выложить такую же сумму в случае проигрыша.
- Хорошее, как я гляжу, у тебя судно, - сказал моряк, - зовется, поди, "Меланиппа"?
- Что? - снова повернулся к Эвдору купец, уже успевший про него забыть, - а, да, "Меланиппа".
- Хорошее судно, - повторил Эвдор, - я бы нанялся к тебе, уважаемый.
- С чего бы это? - недоверчиво спросил купец.
- Да вот, без работы прозябаю. Моряк я опытный, а ты на вид не похож на скупердяя. Откуда будешь-то?
- Из Истрии, - пробурчал купец, - только мне люди не нужны, у меня хватает.
- Хватает, ну и ладно. Да и Истрия, пожалуй, далековато. Правду говорят, что у вас там море замерзает зимой?
- Врут.
- Вот и я так думаю. Это же какая лютая должна быть зима, чтоб море-то замерзло. Я вот думаю, римляне уже и до Истрии дотянулись?
- С чего ты взял?
- Так ты римскими денариями расплатился.
- А, да не... это я... - купец вдруг спохватился, - а тебе-то что? Ты кто, вообще такой? Подсыл чей? Торговыми тайнами промышляешь?
- Да что ты, богов побойся, какой подсыл. Так, интересуюсь просто, чем ты мне платить станешь. Назад-то когда отбываешь, почтеннейший?
- Не твоего ума дело. Сказал же - не нужны люди. А ну, пошел отсюда! - купец повернулся и окликнул надсмотрщика, - Эй, Дропид!
- Ладно-ладно. Я же так просто, на счет работы интересуюсь. Вдруг кто из твоих людей в каком-нибудь кабаке загуляет. Или соперники по вашему, торговому делу, сманят. Так ты про меня вспомни. А то тяжко наниматься стало. Купцов все меньше. Митридат все торговые пути держит. Пираты проклятые кругом...
Купец отступил на шаг и, оценивающе, оглядел моряка с ног до головы. Голова, подбородок и щеки Эвдора некоторое время назад были выбриты наголо, но сейчас их покрывала короткая колючая щетина. Но это, как и отсутствие пары зубов в улыбке, никоим образом не делало облик моряка суровым и мрачным, напротив, лицо его было открытым, располагающим к приятному общению. Казалось, что стоит ему скорчить страшную рожу, этим он не напугает даже маленьких детей. Под серым хитоном отчетливо проступали мощные мышцы. Этакий добродушный здоровяк.
Подошел надсмотрщик, поигрывая плетью, вопросительно взглянул на хозяина. Купец посмотрел на него, потом снова на Эвдора. Спросил:
- На вид ты не хилый. И грести в такт, по флейте, можешь?
- Могу, на военных кораблях служил.
- Что сейчас не служишь, вроде тут, у вас, война? Ладно. Дней через десять приходи сюда. Филиппа из Истрии спросишь. Там посмотрим...
Моряк снова скосил глаза на рисунок лошади по борту аката, усмехнулся и пообещал купцу всенепременно выпить за его здоровье. Впрочем, пропивать денарии Эвдор совсем не собирался. Деньги, которых катастрофически недоставало и которые без всяких усилий сами упали в его ладонь, было бы кощунственным потратить на сиюминутные развлечения. Определенно, последние дни ему невероятно везло. Какой-то бог со скуки решил помочь ему, ибо без этой помощи наблюдать за мытарствами ничтожного смертного совсем уж неинтересно.
Эвдор двинулся прочь от пристани, через рыночную толчею и суматоху. Здесь со всех сторон неслось:
- Сталь халибска-а-я! Мечи, ножи, подходи, покупа-ай!
- Чиню медные котлы! Чиню, латаю, медные котлы!
- Вино хиосское! Самое лучшее!
- ...и пятна у него, как у леопарда, по телу...
- Да ну, врешь, не может у зверей такой шеи быть..
- Клянусь Зевсом, сам видел, своими глазами! Десять локтей!
- А только что говорил, будто пять...
- ..мечи испанские! Халибским не чета!..
- ...вах, не проходи мимо, дорогой! Кинжал по руке подберем, от любого оборонишься!
- Извини, уважаемый, мне знающие люди говорили, в Испании кузнецы получше будут.
- Что? Не слушай этого песьего сына! Любого спроси, лучше халибской стали не найдешь!
- ..хлеб свежий! Подходи!
- ..и что же, она, как змея вьется?
- Нет, колом стоит, вообще не гнется.
- А как тогда этот твой... жерав, пьет?
- Жираф. А он вообще не пьет, а только влагу с листьев слизывает.
- Врешь! Разве может лошадь, хоть и с шеей в пять локтей, этим напиться?!
- Так это и не лошадь...
- Сам говорил, что на лошадь похож... А может, действительно, лошадь? Привязали к шее палку с башкой, обернули в леопардовые шкуры, вот тебе и твой жираф.
- Не может быть, я сам видел...
- Вот смотри, мим на ходулях, у него что, ноги в пять локтей? Эх ты...
На большом помосте жались друг к другу несколько десятков обнаженных рабынь.
- Рабыня-сирийка, обученная тридцати трем способам любви!
- Что-то она какая-то тощая. Цена?
- Четыреста денариев.
- Тебе голову напекло, уважаемый?! Этой худосочной красная цена - сто. Взгляни на нее, плоская, как доска. Ну-ка задом поверни ее...
- Зато шустра и искусна! Триста пятьдесят.
- Что-то не верится. Она, наверное, вообще девственница. Сто двадцать.
- Опытная, опытная, всеми богами клянусь, тридцать три способа...
- А чего она у тебя прикрыться пытается? Точно, девственница, стыдливая! Сто двадцать пять, больше не дам.
- В убыток не продам, она обошлась мне в двести.
- Может она музыкантша? Эй, девка, на флейте играть умеешь? Чего молчишь? Чего она у тебя, по-гречески не говорит?
- Чтобы на флейте играть, знать язык не надо, тем более на той, которая у тебя, уважаемый... ну ты понял, в общем.
- Иеродула в храме Афродиты дешевле обойдется.
- Так каждый раз платить, как приспичило, а эту купил и сколько хочешь...
- Зато, каждый раз - другую. Нет, мое слово последнее.
- Ну, взгляни на эту эфиопку, уж она-то покрупнее сирийки.
- Сколько?
- Двести пятьдесят денариев.
- А за сирийку просил четыреста, что так?
- Дикая совсем, не умеет ничего, зато смотри какие у нее...
- Это я вижу, да вот только, боюсь, зарежет на ложе в первую же ночь.
- Тьфу-ты, Цербер на тебя, не покупаешь, проходи! - купец отвернулся, потеряв всякий интерес к покупателю и снова заорал, - рабыня-сирийка, обученная тридцати трем способам любви!..
Проталкиваясь через торговые ряды в сторону юго-восточной городской стены, и вслушиваясь в многоголосый хор тысяч людей, зазывающих, торгующихся, обменивающихся новостями и сплетнями, Эвдор различил нечто более важное, чем обсуждение прелестей рабынь или вероятность существования жирафов:
- ...на рассвете перешли реку, под дождем...
- ...все, как один бежали, убитых - тьма!..
- ...говорят, римляне построили вал с узким проходом и, заманив внутрь конницу, всех перебили!..
- А вон там говорят, что ночью реку перешли...
- Да врут, кого ты слушаешь! Я точно знаю!
- Сам, что ли, видел?
- ...царевич к отцу бежал, в Пергам...
- ...всех вырезали, до единого.
- Не может быть!
- Верно говорю! А Митридата на кол посадили.
- Римляне на кол не сажают.
- Ты мне не веришь? Да мне Архилох сказал, а он врать не будет!
- Эх, граждане, что теперь-то?
- Радоваться надо, Митридат мертв, победа!
- Ты его мертвым видел?
- Нет, конечно, где я и где он...
- То-то.
- Не Эвпатора убили, а сына его.
- Жив он, в Пергам бежал.
- А римляне что?
- Что-что... по пятам идут. Пергам уже осадили, небось.
- Да не, взяли уже! Под чистую разграбили, царя на кол...
- Ты-то почем знаешь?
- Да мне Архилох...
- ...а кто идет-то? Сулла?
- Сулла в Фессалии.
- Да ну? А кто тогда?..
А дальше уже совсем интересно, Эвдор резко замедлил шаг, жадно ловя каждое слово, а разобрав разговор, вообще остановился:
- ...в военной гавани они, сам сегодня видел.
- Так тебя туда и пустили!
- Ну, не я, шурин мой, он в страже там служит у пирсов.
- Египетские это корабли, самая большая пентера - "Птолемаида".
- А ты откуда знаешь?
- Это Луция Лукулла корабли.
- Не было же у римлян флота здесь.
- Не было, а теперь есть.
- А я тебе говорю, египетские.
- Верно, египетские. Лукуллу их Птолемей Латир дал. А еще, говорят, многие с Крита и Кирены пришли.
- А я слышал, Лукуллу в Египте отказали...
- Ты там у трона стоял и все слышал?
- "Птолемаида" это, точно. Видел я ее много раз, я в Александрии каждый год бываю...
- ...Сулла со всеми сговорился, против Митридата...
- Не Сулла, а Лукулл.
- ...это верно, всем понтийцы поперек горла...
- ...что, прямо так и дал, даром?..
- Не даром, мало что ли римляне награбили в Дельфах и других местах. По всей Элладе храмы осквернены...
- Эх, пропала Эллада, нету больше свободы нигде.
- То-то она там была... У кого мошна, у того и свобода, а простому люду...
- ...Сулла строит флот в Фессалии.
- И наши, говорят, Лукуллу флот передадут. Дамагор скоро прибудет с тридцатью триерами, под его начало.
- Дамагора навархом нужно, разве эти римляне умеют воевать на море?
- Ну, они же били Карфаген...
- Так это когда было?
- Лукулл, говорят, уже заказал на верфях почтенного Креонта десять пентер.
- Квинквирем. Римляне их квинквиремами зовут.
- Строить-то наши будут, значит - пентер.
- Да один хрен.
- А что, братья, скоро заработаем? Это ж сколько гребцов-то будут нанимать!
- Заработаешь, ты, как же... Я два года назад о весло руки в кровь стер и спину всю порвал, а что заработал? Как был в рубище, так и остался...
- ...а сколько их всего пришло?
- Говорят, два десятка.
- Больше! Два десятка у пирсов стоят. А в гавани еще столько же.
- Критяне, говорят, Лукуллу много кораблей дали.
- Это критяне-то? Пиратское гнездо! Всем известно, что Митридат пиратов под себя гребет.
- И верно, в Ликийском проливе, рукой подать, страсть, как много пиратов развелось. Понтийцев пропускают, прочих грабят, топят. Сговорились, ублюдки...
- Критянам Сулла, не иначе, хорошо заплатил, так бы не стали, против своих же...
- Да кто там у них свои? Там рожи, не поймешь, какого роду-племени, как в котле намешано...
- Наши, говорят, морской дозор выставили. Четыре триеры день и ночь в сорока стадиях от города ходят. Меняются.
- Поди, догони пирата... Гемиолия пошустрее триеры ходит.
- Кто это тебе сказал, село-лопата? Ты на флоте служил хотя бы день?
- Да что я, все говорят...
- Не уйдет гемиолия от триеры, на ней гребцов на половину меньше, а размеры схожие.
- И то верно...
Окончания разговора Эвдор не дождался, тот мог длиться бесконечно и сам собой тихо перейти на обсуждение чего-нибудь другого, например, цен на вино или бесстыдное поведение дочери купца Диотима. Эвдор уже услышал то, что его интересовало и теперь, спешно проталкивался в направлении, обратному тому, куда изначально направлялся.
Его путь лежал к Военному порту, расположенному в северной части города и отделенному от Торгового порта длинной косой. На берегу узкого пролива, напротив оконечности косы, на земле стояли две гигантских, в несколько человеческих ростов, глиняных ступни.
Это были стопы бога.
Два столетия назад по всему Восточному Средиземноморью гремели войны диадохов, полководцев Александра Македонского, сорок лет деливших между собой наследие умершего царя. И вот, за двести девятнадцать лет до сего дня, великий полководец Деметрий, сын будущего царя, диадоха Антигона Одноглазого, с сорокатысячным войском осадил Родос. Осада длилась целый год и закончилась неудачей. Деметрий вынужден был отступить, однако все же приобрел в ходе этого предприятия большую славу: молва наделила его прозвищем Полиоркет, "Осаждающий города", за строительство множества невиданных ранее огромных осадных машин.
Родоссцы, обрадованные великой победой, и заразившиеся от своего врага страстью к гигантским сооружениям, поручили скульптору Харесу, ученику Лисиппа, поставить статую бога Гелиоса, которого они чтили своим покровителем, превосходящую размерами все, существовавшие прежде в мире. Колосс закончили через двенадцать лет. Высотой в восемьдесят локтей, он был глиняным с железным скелетом. Снаружи статую покрывали начищенные бронзовые листы, сверкавшие на солнце так, что бог был виден днем в море на огромном расстоянии от острова. Бог простоял около пятидесяти лет, а потом статую разрушило землетрясение. От колосса остались лишь ступни, охраняющие порт.
В этот день возле военной гавани стражи было намного больше чем обычно. Стояли в оцеплении несколько десятков гоплитов, молодых граждан проходивших обязательную военную службу. Перед ними прогуливались городовые, вооруженные палками стражники, охраняющие общественный порядок. Они, по большей части, были варварами-наемниками из Малой Азии. Эвдор не рискнул пробираться в гавань, и вытянувшись во весь рост, заглядывал поверх людских голов, рассматривая корабли у причалов.
Посмотреть было на что. Возле одного из каменных пирсов стояла огромная пентера - плоскодонный военный корабль, на носу и корме которого возвышались две боевые башни и "ворон", сооруженный на римский манер. По обоим бортам корабля, ниже палубы шла парада, крытая галерея, выступавшая далеко от борта и делавшая широкий корабль еще шире. В этой галерее в два ряда, один над другим, располагались гребцы.
В эпоху войн диадохов, гигантомания, начавшаяся в судостроении, перечеркнула традицию именования военных кораблей, согласно которой они делились по количеству рядов весел на борту. Строить высокорядные корабли с числом рядов весел больше трех не удавалось. А царям и полководцам хотелось все больше наращивать скорость и мощь. Тогда корабелы стали располагать гребцов не только по вертикали, но и по горизонтали. На триере гребцы сидели по одному на весло в три ряда. На тетрере, гребцы верхнего ряда, траниты, ворочали вдвоем одно длинное весло. Нижние ряды, зигиты и таламиты, каждый по-прежнему работали одним веслом, более коротким. На пентере - трое на верхнем весле и двое на нижнем. И так далее. Римляне переняли у греков и карфагенян типы кораблей, переведя их названия на латынь: трирема, квадрирема, квинквирема...
После Пунических войн гигантомания стала сходить на нет. Ни в одном флоте сейчас не было кораблей подобных геккайдецере Деметрия с шестнадцатью гребцами на одной весельной связке. Во флоте Родоса пентеры были самыми большими кораблями. Египет имел несколько огромных децер, но использовались они лишь для увеселительных морских прогулок царей.
Среди переданных Лукуллу Птолемеем Латиром пяти пентер и двадцати триер, "Птолемаида" была самой большой и старой. Ее построили двадцать лет назад, и она все еще использовалась, хотя ни разу не побывала в сражении. Египет давно не вел крупных морских войн, а пиратов гоняли эскадры, укомплектованные кораблями поменьше.
Глядя на свежеобретенную римлянами морскую мощь, Эвдор понимал, что антипонтийская коалиция решила взяться за митридатовых навархов всерьез, а значит, задуманное предприятие может сильно осложниться.
Сзади окликнули:
- Эй, оборванец!
Эвдор обернулся. За его спиной стоял, поигрывая толстой палкой, краснорожий стражник, одного с Эвдором роста и сложения. На вид, скорее похожий на варвара, чем на эллина, он был одет в черный хитон и красную кожаную шапку с остроконечным, сбитым вперед верхом. Несколько таких же шапок маячило поблизости, в шумной толпе портовых работников, моряков, и грузчиков-рабов. Стражник поманил Эвдора пальцем:
- Да, ты, ходи сюда.
По говору - ликиец. Эвдор неторопливо приблизился. Стражник ткнул его палкой в грудь.
- Ты, раб. Кто твой хозяин?
- Я не раб, - спокойно ответил Эвдор, - ты ошибся, почтеннейший.
- Ха! - оскалился ликиец, - говори еще!
Он схватил Эвдора за ворот и притянул к себе. Изо рта стражника несло чем-то съедобным.
- Не раб, да? - прорычал стражник, скосив глаза на не подшитый край хитона моряка, затем еще ниже, на красноватые потертости, "украшавшие" лодыжки Эвдора, - беглый?
Игнорировать следы от кандалов невозможно, и моряк пожалел, что не оделся варваром, в штаны. Думал, что это привлечет лишнее внимание, а вон оно как получилось...
- Нет, не беглый. Гребцом служил. Течь на корабле, ноги в воде все время, о скамью стер.
- Гребец? - поднял бровь стражник. - Еще ври мне, а?
- Я не вру! И я не раб!
Неуловимым движением, ошеломив стражника, который совершенно не ожидал подобной прыти от беглого раба, Эвдор освободился от захвата и, завладев кистью ликийца, вывернул ее против естественного сгиба.
Ликиец взвыл и попытался ударить его палкой, но тем самым причинил себе еще большую боль.
- Позволь мне идти моей дорогой, уважаемый, я очень спешу.
Стражник ругался и брызгал слюной, но вырваться не мог. Эвдор вел его вокруг себя по кругу, гася попытки освобождения. Со стороны казалось, что два человека жмут друг другу руки каким-то странным способом, причем один из них почему-то поносит другого последними словами. На драку это было не очень похоже, но внимание стражи все же привлекло. К ним подошли еще три стражника. Один из них, совсем седой, отличавшийся от прочих наличием на правой руке серебряного браслета спросил:
- Что случилось?
- Да вот, раба беглого поймал, - прошипел ревностный ловитель беглых рабов.
- Ты уверен, что это ты его поймал? - заинтересовался старший, и спросил Эвдора, - Кто таков? Отпусти воина.
Эвдор отпустил ликийца и назвался. Он окинул стражников беглым взглядом, прикидывая, кого, куда и как бить, в случае, если стражники придумают его вязать. Впрочем, даже если он всех положит, далеко уйти ему не дадут, слишком много народу кругом. Назад, в колодки, совсем не хотелось.
- Беглый? - повторил вопрос своего подчиненного старший стражник.
- Нет, - стоял на своем Эвдор, - я свободный человек.