4
- Говорить с дьяволами ужасно опасно! - угрюмо протестовал Роберт Ансельм. - Ты нужна нам здесь. Командовать отрядом. Дьяволы могут тебя погубить.
Аш, глядя на его взмокший лоб под низко надвинутым шерстяным капюшоном, подумала: "Я тебе нужна для командования отрядом. Ведь так? И ты это понял за последние три месяца? Дерьмо, Роберт. Никогда не считала тебя одним из этих прирожденных заместителей.
Интересно, каково тебе тут было?"
Антонио Анжелотти тихо проговорил:
- Но ведь это был мессир Годфри. Живой, да, мадонна? Еще живой?
- Нет, он у мер. Это была… - Аш запнулась. - Это была его душа. Я знаю душу Годфри так же, как свою. Даже лучше, - она криво улыбнулась.
Флора положила руку на плечо Аш, ее костяшки пальцев тут же согрелись о шею Аш, и сказала, обращаясь не к Аш, а к Анжелотти:
- Что значит для тебя священник? Это дело не стоит того, чтобы потерять нашу девочку.
Свалявшиеся кудри пушкаря отливали золотом в свете свечей кудрями; наконец он выглядел как полноправный участник кампании: глубокие морщины опускались от уголков его губ, глаза запали. Левая рука от плеча до локтя была забинтована толстой повязкой в пятнах.
- Аш меня спасла, - сказал он. - Мессир Годфри молился со мной. Если я могу ему помочь, я готов.
- Ты был одержим демонами, - вмешался Роберт Ансельм, - и что, если ты в итоге опять станешь одержимым демонами?
- Слишком опасно, - подтвердила хирург.
- Я подписала договор. Герцог имеет право требовать этого от меня. Даже если он умирает, - Аш протянула руки к своим пажам. - Ну ладно, сделаю это один раз. Ребята… Я вполне могу поговорить с Дикими Машинами. Теперь они знают, что я жива. Можете заключать пари, что они поговорят со мной!
Один из пажей закончил привязывать восемнадцать пар металлических подвесок, которыми камзол крепился к рейтузам, и вручил ей короткую мантию. Она вползла в нее.
- Прямо сейчас? - спросил Роберт Ансельм.
- Сейчас. Это одно из известных нам правил, Роберт. Мы должны раздобыть всю информацию, какую сможем. Иначе отряд опозорится. Таково мое решение, - она передернула плечами: - Дигори! Ричард!
На верхней площадке спиральной лестницы появились оба отрядных священника, Дигори Пастон немного впереди, его сухопарое лицо горело энтузиазмом. Позади него, как медведь, вышагивал Ричард Фэвершэм.
- Капитан, - орарь Дигори Пастона криво висел на его плечах. Он огляделся. - Очистите помещение. Пусть пажи принесут чистую воду и хлеб, а потом уйдут вниз. Уходят все, за исключением мастера Ансельма, мастера Анжелотти и… хирурга, - он покраснел до кончиков ушей. - Мастер Ансельм, мастер Анжелотти, прошу вас, охраняйте дверь.
- Одну минутку, - Аш уперлась кулаками в бедра.
- Прошу вас, капитан, - взмолился священник. - Это изгнание дьявола.
Аш долгую минуту глядела на него молча. Потом сказала:
- Да, в принципе все может обернуться именно этим.
- Тогда позвольте мне и отцу Фавершэму сделать все необходимое. Нам потребуется вся Божья милость, которую мы сможем получить.
От сквозняков по потолку комнаты метались тени от пламени свечей. Аш перешла поближе к огню, сложив руки, следила, как оба священника очищают комнату удивительно неспешно, без суеты. Пока Ричард Фавершэм размахивал кадилом, Дигори Пастон ходил за ним, по всем коридорам, проложенным в стенах, появлялся в оконных проемах, снова исчезал, их пение отдавалось эхом в сводчатых каменных помещениях.
- Тебе надо через это пройти, - уступая, Флора встала около Аш в желтом свете свечей.
- Кто-то же должен.
- Они должны, да?
- Чтобы выиграть эту…
- Ах, войну! - Флора встала спиной к исходящему от огня теплу. Какую-то секунду на Аш с лица Флоры глядели нефритовые глаза ее брата. - Кровавая, бесцельная, разрушительная!.. Неужели я никогда тебе этого не втолкую? Большинство людей всю жизнь строят!
- Но не те, кого я знаю, - мягко сказала Аш. - Может, ты исключение.
- Я всю свою жизнь собираю людей, после того как ты доведешь их до расчлененного состояния. Иногда меня от этого тошнит. На этой стене погибло десять наших!
- Мы все смертны, - сказала Аш. Флора стала отворачиваться. Аш поймала ее за рукав и повторила: - Когда-то умрем все. Какая разница, что мы делаем в жизни. Обрабатываем поля, продаем шерсть, продаем свой зад, молимся всю свою жизнь в монастыре - все мы умрем. Четыре вещи проходят через всю жизнь, как времена года: голод, чума, смерть и война . Так было до моего рождения, и так будет долго после меня. Люди смертны. Точка.
- И ты следуешь за четырьмя всадниками, потому что тебе это нравится и потому что это окупается.
- Не старайся затеять ссору, Флора. Я драться с тобой не собираюсь. Здесь не просто война. Здесь просто плохая война. Это полное и окончательное разрушение…
- Мертвец есть мертвец, - рявкнула Флориан. - Не думаю, что твои гражданские жертвы волнует, в какой войне они погибнут - просто в войне или в "плохой" войне.
Пастон и Фавершэм пели: "Христос Император, Христос Виридианус". Их голоса сливались, один высокий, один низкий. Светло было только в той части комнаты, где стояли свечи. Стоявшие у входных дверей Анжелотти и Ансельм в этом свете казались просто парой вооруженных солдат. Пушкарь, кажется, что-то бесстрастно говорил очень тихим голосом. Аш заметила, что Ансельм хмурится.
От нетерпения она переминалась с ноги на ногу, рассматривала ставни на окнах, штабели ящиков с оружием.
- Ах да, Флориан, пока я не забыла: я видела сестру Симеон в башне Филипа Красивого. Она хочет, чтобы твоя Маргарет Шмидт вернулась назад. Меня потрясло, когда я увидела ее на стене: никогда не думала, что встречу ее с пушкарями. Я думала, она станет одной из помощниц хирурга.
- Она не "моя" Маргарет, - тихо объяснила Флора дель Гиз.
- О-о, - Аш растерялась.
Флора смотрела на нее со смешанным выражением угрюмости и горькой насмешки.
- Лично меня ничего не удивляет. Она… Вроде бы она записалась в книгах отряда как помощник пушкаря.
- С ней все будет в порядке, - проговорила Аш, несколько растерянно, ожидая, когда закончится благословение. - Она была при одном из лучших пушкарей Анжелотти, он ее обучит.
Флориан смотрела на Аш:
- Я так и не смогла объяснить тебе свою мысль, верно? Ее учат убивать других! Не для защиты, не ради ее Господа даже. Ради денег. И потому, что ей это понравится. А если в конце ее начнет воротить от всего этого, что ей светит? Назад она не вернется.
- Я не заставляла ее вербоваться к нам, - тихо произнесла Аш.
Она слишком молода и сама себя не знает!
Дигори Пастон и Ричард Фавершэм снова вошли в главную комнату, внеся с собой аромат ладана, и вместе запели торжественное благословение.
- Ладно, - властно сказала Аш, - я поступлю с ней так, как всегда с очень молодыми рекрутами. Сегодня ночью поставлю ее в пикет, на восточную стену, над рекой Оуч. С той стороны атаки не будет, но холод будет обалденный, - и перевела взгляд со священников на Флору. - Большинство молодых ребят после такого увольняются. Они имеют моральное право говорить, что были на войне, так что их гордость не страдает. Но если она останется, Флориан, я ее не заставлю уходить. Потому что она нам нужна. Пока мы не получили провиант и не ушли из города, нам понадобится любой, кого мы сможем заполучить.
Наступившее молчание сказало ей, что служба окончена.
На нее смотрели Фавершэм и Пастон.
Флора перевела взгляд на ожидающих священников.
- Девочка, у тебя благочестия меньше, чем у кролика. Верно?
Губы Аш скривились, возможно, это должно было означать улыбку, если бы ее лицо не застыло от страха:
- Ты бы удивилась…
- Хирург… должен остаться на всю службу. Изгнание бесов иногда оказывается опасным, - сказал Дигори Пастон.
- Хорошо, - Аш взялась руками за пояс; его на ней не оказалось; она увидела, что он еще лежит на кровати, вместе с кошельком и кинжалом; так что она была безоружна. - Дигори, Ричард, прошу вас помолиться за меня, пока я все это буду делать. И когда я обращусь с вопросом - я прошу вас помолиться о Божьей милости, чтобы Он подавил голос между моей душой и каменным големом.
Флора подняла на нее мрачный взгляд:
- Ты хочешь рискнуть - отрезать себя от Диких Машин? Герцогу это не понравится!
- Я задам интересующие его вопросы. Если Годфри прав, и на данном этапе я испугала Фарис настолько, что она не обращается к военной машине, я не собираюсь задавать вопросы о ее тактике. А великая стратегия Карфагена нам известна.
- Она могла измениться. А если ты так поступишь, мы про это не узнаем.
- Ты вспомни, они меня просто развернули, Флориан. Они заставили меня пойти к ним, - голос у Аш стал тоненьким. - Ну ладно, мы далеко от Карфагена. Но такое больше не случится. Ни за что. От меня люди зависят.
- А Годфри?
Аш не успела ответить, - скрытый смысл этого был слишком ощутим для нее, - как Дигори Пастон схватил ее за руку своей костлявой лапой и повел к очагу, в котором прыгало ослепительное пламя. Холодная, насквозь продуваемая сквозняками, пыльная, заваленная багажом комната была полна движущихся теней. Под его настойчивым понуканием Аш упала на колени. Сверху, с рамы очага смотрели древние резные фигуры. Перед ее глазами мелькали тени и листва на дереве Зеленого Христа.
Дигори Пастон взял кусок черного хлеба и преломил его. Ричард Фавершэм опрыскал его водой и солью.
- Огонь и соль и свет свечей - да приимет Христос твою душу…
Аш закрыла глаза. Не стали видны обеспокоенные лица двух священников; исчезла Флора, ходящая взад-вперед в освещенном свечами углу; исчезли голоса Ансельма и Анжелотти. Коленям было больно стоять на жестком полу из-за синяков после сегодняшней схватки на стенах Дижона.
- Л это было не твое дело, вести атаку, дитя! Грешно искушать смерть таким образом.
К ее губам поднесли посоленный хлеб. Она его взяла в рот. Во рту он превратился в слизистый твердый ком.
- Какого черта, - она проглотила хлеб, - откуда ты знал, что я буду делать тут сегодня, Годфри?
- Ты молилась. Нашему Господу или военной машине, а, может, и обоим. Я тебя слышал. "Храни меня в живых, пока мир не придет сюда!" У меня не было информации, где ты сражалась и как; но я не дурак, и я тебя знаю.
- Ладно, я была на поле боя. Иногда это нужно. Это не было самоубийством, Годфри.
- Но вряд ли безопасно.
Она посмеялась этому, проглатывая хлеб, и чуть не поперхнулась. И слушала с закрытыми глазами, все ее чувства обострились. Той частью своего существа, которая у нее была предназначена для общения, она разделяла с ним и веселье, и доброту, и любовь. Слезы навернулись ей на глаза: она сморгнула, чтобы их отогнать. В пустоте своего разума она чувствовала возможность услышать не только голос Годфри Максимилиана, одинокого во мраке.
- Что бывает после смерти?
Она не об этом собиралась спросить. Ушами она слышала резкое "Благословенна будь!" Дигори Пастона, и "Аминь!" Ричарда Фавершэма.
- Как это выразить? Вот Преддверие Ада, вот Чистилище. Вот боль! А вовсе не Общность благословенных!
- Годфри…
При звуке его голоса ее затопило страдание.
- Мне надо видеть Лик Господа нашего! Мне это обещано!
Она ощутила боль, поморгала и ненадолго открыла глаза, но достаточно, чтобы увидеть, что вонзила ногти себе в ладони.
- Я хочу найти тебя.
- Я… нигде. Меня не найти. У меня нет глаз, чтобы видеть, нет рук, чтобы обнимать. Я - то, что слушает, то, что слышит. Все - тьма. Голоса… подсматривают за мной. Разоблачают меня. Часы, дни - или это годы? Здесь только голоса, ничего больше…
- Годфри!
Только тьма, и пожирающие меня Великие Демоны!
Аш протянула руки. Ее схватили мужские руки, жесткие, от погоды и физической работы, холодные от ноябрьской стужи. Она ухватилась за них, как будто это был Годфри Максимилиан.
- Я тебя не оставлю.
- Помоги мне!
- Мы все сделаем, что можно. Верь мне. Ни перед чем не остановимся. Я организую тебе помощь.
Она говорила абсолютно убежденно, решительно, как в бою. Сейчас не важно, что такое спасение может быть просто невозможно или недоступно; главное - необходимость дойти до него.
Теперь он тихо смеялся:
- Ты часто говорила нам эти слова, малышка, в самых невероятных боевых ситуациях.
- Ну да, и оказывалась права.
- Молись за меня.
- Да, - она прислушалась к себе. В пустоте своей раздробленной души искала, не прозвучат ли Голоса более громкие, чем голос Господа.
- Давно ли ты говорила со мной в последний раз?
- Минуты… Меньше часа.
- А я не могу сказать, дитя. Здесь, где я нахожусь, времени не существует. Я читал однажды у Фомы Аквинского, что срок пребывания души в Аду может представлять собой не дольше, чем один удар пульса, но для пропащих душ этот срок - вечность.
Ей мгновенно передалось его безысходное отчаяние. И она тут же грубо спросила:
- Ты слышишь мою сестру. Обращалась ли она снова к каменному голему?
- Еще один раз. Я сначала решил, что это ты. Она обращалась к Карфагену, к машине, сказала, что ты жива. Сказала, что ты, как и она, можешь спрашивать и получать ответы от военной машины, И сказала своему хозяину, королю-калифу, что теперь их подслушивают.
У нее в ушах стучала кровь, и шепотом голос, звучащий в голове, добавил:
- Вы очень разные, ты и она.
В чем? Нет, не сейчас. Позже скажешь.
Ей больно было стоять коленями на жестком полу, но зато она могла сосредоточиться.
- Скажи мне, какие войска она развернула сейчас. Какие последние посланцы прибыли из армий в Иберии и Венеции. И насколько она сильна на севере - я знаю, что у нее было еще два легиона, когда мы были в Базеле: сейчас они, должно быть, во Фландрии!
- Мне кажется, я… могу сказать тебе, какие сообщения посланы военной машине.
Аш наклонила голову, все еще крепко вцепившись в руки человека, стоявшего перед ней; глаза не открывала.
- И… мне надо поговорить с Дикими Машинами. Если можно. Не бросишь меня, будешь рядом?
Аш утонула в его печали. Зазвучал голос Годфри Максимилиана, легкий, как перышко:
- Когда я был ребенком, я любил леса. Моя мать по обету обрекла меня церкви. Я предпочел бы жить на открытом воздухе, среди животных. Я любил свой монастырь Святого Герлена не больше, чем ты - свой, Аш, и меня били так же жестоко, как тебя. Я и сейчас не считаю, что Господь предназначил меня для службы священника, но Он дал мне милость совершать мелкие чудеса, и одарил счастьем служить в твоем отряде. И сан того стоил. Как на земле, так и тут я - с тобой. Если я о чем и жалею, так только о том, что не добился твоего доверия.
Слова "И сан того стоил" она задвинула на периферию сознания, стерла, забыла. Пока она не потеряла смелость и ощущала его теплоту, она произнесла:
- Дислокация войск визиготов, осада Дижона, главные части, дать мне их позиции.
И голосом Годфри заговорила военная машина:
- Легион VI Лептис Парвы, северо-восточный сектор: войска рабов в количестве…
- ЭТО ОНА…
На нее накатило то же онемение, какое окутывало ее сознание среди пирамид в пустыне. На секунду она перестала ощущать доски пола, на которых стояла, и крепко сжимающие ее руки Дигори Пастона.
- Сукин сын… - Аш открыла глаза, лицо ее исказилось. Ричард Фавершэм удерживал ее за плечи; Дигори Пастон - за руки. Ее окружали Ансельм, Анжелотти, Флора, но их лица казались ей такими далекими, будто они на дальнем конце поля битвы.
- Годфри! - схватилась она за костлявые руки Дигори.
Ответа не было. Холод все больше охватывал ее разум. Она поискала в себе - но только онемение, глухота.
"Значит, они могут доставать меня и тут.
Христос, всю дорогу за море из Карфагена, через половину христианского мира!.. Но ведь каменный голем может, почему бы им не суметь?"
- Годфри!
Слабый, как во сне, голос Годфри прошептал:
- Я всегда тут.
- ЭТО ОНА, ЭТО ТЫ МАЛЫШКА…
Значит, теперь недостаточно, что тут есть мужчины и женщины - Томас Рочестер, Людмила Ростовная, Караччи, Маргарет Шмидт, - чьи жизни могут быть спасены или разрушены ее решениями.
"Незаменимых нет", - подумала она.
Теперь осталась одна Аш старше девятнадцати лет; стоящая коленями на твердом деревянном полу под холодным ветром, рукав камзола перегрелся от близости огня в очаге. Одна женщина, которая вдруг стала молиться так истово, как не молилась с самого детства: "Лев, защити меня!"
Она вспомнила, как хрустели под копытами бурой кобылы обломки раскрашенной штукатурки, на снегу, на юге, когда она ехала верхом среди больших пирамид. И онемела она сейчас - от холода или от тишины. И тут в голове зазвучали в унисон голоса - их много, множество, легион.
- МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ТЫ НАС СЛЫШИШЬ.
- Не врете? - слегка съязвила Аш. Она разжала руки, отпустила больно стиснутые пальцы священника, все еще с закрытыми глазами, и услышала, как он вздохнул. Снова уселась на пятки. Никто не заставляет ее не делать того, что ей хочется. Абсолютно расслабившись, она сказала: - Но вам-то меня не достать. Я могла оказаться где захочу.
- ДА, МОГЛА. НО ТЫ В ДИЖОНЕ. НАМ ЭТО СКАЗАЛО ДИТЯ ГУНДОБАДА.
- Как же, сказала. Разве что каменному голему и, может быть, Дому Леофрика. Но уж не вам. Она вас и слушать не станет.
- ДА ЭТО НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ. ОНА УСЛЫШИТ, КОГДА ПРИДЕТ ВРЕМЯ. МАЛЫШКА, МАЛЫШКА, ПЕРЕСТАНЬ ВОЕВАТЬ С НАМИ.
- Свинячий хрен вам в ухо!
Вот теперь она выступает как наемник, как она всегда и хотела выглядеть: веселая, грубая, сквернословящая, непобедимая. В этом возбужденном адреналином состоянии даже она не знает, что там у нее в глубине, за этим чисто внешним фасадом.
- Какие же вы Дикие, - по ее лицу закапали слезы, и она сама не сказала бы, от боли они или же от неприятного юмора. - Это мы вас построили. Давным-давно, случайно, но мы, мы. Почему же вы нас ненавидите? Почему вы ненавидите Бургундию?
- ОНА УСЛЫШАЛА.
- ОНА ПОНЯЛА.
- ЗНАЕТ ТО, ЧТО ЗНАЕМ МЫ.
- ХОТЬ МЫ ЗНАЕМ НЕ ТАК МНОГО.
- МЫ ЗНАЕМ НАЧАЛО, НО КТО ЗНАЕТ КОНЕЦ?
То, что было хором Голосов, превратилось при последнем вопросе в разноголосицу. С некоторым отзвуком печали. От громкости Аш заморгала, но тут же ей стал виден огонь очага среди веками закопченных камней. Там, где огонь был сильнее, откололся и отвалился кусок камня. Структура камня в месте разлома все еще была видна.
В памяти Аш всплыли трещины в куполе дворца короля-калифа и летящие сверху, вертящиеся в полете камни.
- МЫ ЗНАЕМ КОНЕЦ…
- МЕРЗОСТЬ ПЛОТИ!
- МАЛЕНЬКИЕ ОТРЕБЬЯ, НЕДОСТОЙНЫЕ ЖИЗНИ…
…ИЗ-ЗА ВАШЕГО ГРЕХА…
До боли вонзив ногти в ладони, Аш выдохнула сардоническим тоном:
- А это не предубеждение - после того, как двести лет слушали Карфаген!