- Ну и что? - постепенно наливаясь злостью, проговорил я. - Ну не повезло! Ну не сработала эта машинка, черт ее дери! Мне вон всю жизнь не везет - так что ж теперь, повеситься?!
Я вскочил. И в тот же самый момент пришла мысль. Вот всегда так со мной. Стоит разозлиться - и уже ясно, что делать дальше.
- Слушай, - сказал я. - Ну а, допустим, прилетает за тобой еще один корабль… Он тоже с этим… с коллектором?
- Насколько я знаю, все корабли с коллекторами.
- Все корабли с коллекторами… И что будет с этим… - я потыкал пальцем в сумку, - …с пистолетом?
- Видимо, заработает.
- Заработает? - И я почувствовал, как по лицу моему расползается глупейшая блаженная улыбка.
- Гриша! - сказал я. - Так какого же мы с тобой черта?.. Надо просто проверять эту машинку каждый день. Все время ее проверять! И как только заработает - все бросать и бегом к майору!.. Ангелы, да? Охотиться за вами, да? Ну, давайте‑давайте… Вы - за нами, а мы - за вами!..
Я уже был крепко взвинчен и расхаживал перед скамейкой, говоря без остановки.
- Брось, Гриша! - убеждал я его. - Чтобы два таких мужика - да не выкрутились? Со мной, Гриша, не пропадешь! Ты, главное, Гриша, не робей!
Домой мы вернулись часам к пяти.
- Да! - вспоминал я перед самой калиткой. - Ключ‑то забери. И не оставляй больше…
Слова мои поразили Гришу Прахова. Он взял у меня ключ от своего шкафчика, стиснул его в кулаке, а кулак прижал и груди.
- Минька, - сказал он. - Можно, я задам тебе один вопрос?
- Ну, задай.
- Зачем я вам нужен?
Ничего себе вопросец!
- А черт его знает, - честно ответил я. - Вроде привыкли уже к тебе…
Дома нас ждал сюрприз. Заходим мы с Гришей в большую комнату, а на диванчике - рядышком и чуть ли не за руки ваявшись - сидят мать и Люська, обе заплаканные.
Увидев Гришу, Люська вскочила, вскрикнула и кинулась к нему. Я, конечно, посторонился - того и гляди затопчут.
- Я так и знала, я так и знала!.. - всхлипывала Люська, вцепившись в бедного Гришу. - Я же чувствовала - что‑то случится!..
Интересное дело, вяло подумал я. Мать - чувствовала, Люська - чувствовала… Один я ничего не чувствовал.
- Я его посажу! - всхлипывала Люська. - Я его посажу!..
- Кого? - спросил я.
- Бехтеря, кого же еще! - ответила за нее мать. Тоже всхлипывая.
- Какой Бехтерь, чего вы плетете? - сказал я. - Бехтерь к нему и близко не подходил.
Люська уставилась на меня бешеными зелеными глазами.
- Не подходил? А лоб почему разбит?
- Так это не Бехтерь, - объяснил я. - Это я ему рейкой заехал.
- Как? - в один голос сказали мать и Люська.
- Случайно, - буркнул я и пошел спать, хотя солнце только еще собиралось садиться. Пусть сами как хотят, так и разбираются.
Добравшись до койки, сел и долго смотрел на шнурки кроссовок - не было сил нагнуться и развязать… Но Люська‑то, а? Ишь как вскинулась! Это потому, Люсенька, что у тебя никогда никого не отнимали… Надо же - сама прибежала!..
Мне снилось вчерашнее сражение в старом сквере. Вернее, даже не само сражение - всего один момент: я сижу в проломе, стискивая штакетину, а они уходят - два ангела и Гриша между ними, - и серый полусвет льется им навстречу, и это уже не люди, а три плоских колеблющихся силуэта… Я заставляю себя броситься за ними - и не могу. Вот ведь какая штука: наяву не испугался - во сне боюсь…
Я просыпался и подолгу лежал, глядя в потолок и понимая с облегчением, что Гришу я все‑таки отбил. Потом запускал руку под подушку, доставал пистолет и брал на прицел спичечный коробок. Нажимал на спуск, вздыхал, запихивал мертвую машину обратно и снова оказывался в проломе со штакетиной в руках…
13
- Гринь, - сказал Сталевар с умильной улыбкой, отчего сразу стал похож на старого китайца, - пока смена не началась, слетал бы за газировкой…
Все подождали, когда Гриша с чайником отойдет подальше, а потом повернулись ко мне.
- Ну и что он? - уже без улыбки спросил Сталевар. - Уезжать не раздумал?
Я взглянул на их озабоченные лица и вдруг понял, что должен был чувствовать Гриша в первые дни. Разные? Да по сравнению с ними мы - дворняжки! Мы - беспородные переулочные шавки, и каждая скроена на свой манер! А эти - на подбор, в рост, в масть, как доберманы‑пинчеры на собачьей выставке!..
- Может, он недоволен чем? - прямо спросил бригадир. - Если разрядом - будет у него скоро хороший разряд… Ну нельзя его отпускать, Минька! Ты ж первый резчик - сам понимать должен. Сунут опять в бригаду кого попало! Или - тоже весело - впятером тыкаться!..
- Ты… это… - немедленно взволновался Старый Петр. - Ты, Валерка, знаешь… того… Впятером - не впятером… Чего ему уезжать? Ну ладно бы еще в техникум или учиться… А то ведь просто так, по дурости…
- Что у него там с первой женой? - спросил Валерка.
- Чего? - сказал я.
- Ну, жена его из дому выгоняла или не выгоняла?
- Не выгоняла, - ответил за меня Сталевар. - Он, говорят, сам от нее ушел. А теперь вот, видишь, родственники ее грозить приехали…
Я только очумело переводил глаза с Валерки на Сталевара и обратно.
- Да шалопай он, ваш Аркашка! - рассердился вдруг Старый Петр. - Откуда Аркашке про Гриньку знать? И ты тоже, Илья… - заворчал он на Сталевара. - Голова уж седая, а Аркашку слушаешь…
- Родственники… - презрительно пробасил Вася‑штангист. - Какие там родственники? Тут в Бехтере дело. В раздевалке Гриньку без каски видели? Шишмарь у него на лбу видели? Чего вы суетитесь? Все уже улажено. Встретил я вчера Бехтеря, поговорил…
Все посмотрели на Васю. Бедный Бехтерь…
- Ну так как же все‑таки? - снова спросил меня Сталевар. - Уезжает?
- Мужики! - сказал я. - Куда он от нас денется?
Перед тем как включить пресс, открыл инструментальный шкафчик, залез в него по пояс и, достав из‑за пазухи ярко‑оранжевый пистолет, проверил. Молчит пока…
После обеда, когда возвращались из столовой, меня окликнула Люська. Что‑то, видно, случилось. Невеста наша была вне себя - аж зеленые искры из глаз сыплются. Позади нее с потерянным видом жался Гриша Прахов. И с чего это я взял, что они похожи? Так, слегка, может быть…
- Минька! - бросила Люська, глядя мне прямо в глаза. - С кем вы вчера дрались в сквере?
Я посмотрел на Гришу. Гриша Прахов ответил мне унылым взглядом и слабо развел руками.
- А друг с другом, - спокойно отозвался я. - Разве не понятно?
- Я серьезно! - сказала она.
Да уж вижу, что серьезно… Серьезней некуда. Надо понимать, проболтался Григорий.
- Я все рассказал Людмиле, Минька, - виновато пояснил он.
- А все - это как?
- Н‑ну… в общих чертах…
- С кем вы вчера дрались? - еле сдерживалась, повторила она.
- С инопланетянами, Люся, - сказал я. - Тут, понимаешь, за Гришей с его планеты прилетели… А что ты на меня так смотришь? Сама спросила…
- Минька! - голос у Люськи дрогнул от бешенства. - Мне твои шуточки еще с такого вот возраста надоели! С вот такого вот…
И она показала рукой, с какого возраста ей надоели мои шуточки. Потом резко обернулась к Грише.
- А ты учись у него! - зловеще посоветовала она. - Учись, он тебя много чему научит! Вместе шутить будете! Но только не со мной, понятно?!
Брызнула напоследок зелеными искрами - и пошла. Гриша дернулся было вслед, остановился и беспомощно поглядел на меня.
- Кто тебя за язык тянул? - сказал я. - Ну беги теперь, догоняй… Скажи: извиняюсь, мол, за глупую шутку, попал под дурное влияние Миньки Бударина.
- Но…
- Иди‑иди. - Я развернул его и подтолкнул в спину. - А то перерыв кончится…
Да, вразумил меня жировичок, хорошо вразумил… Спасибо ему. Не попадись он нам тогда перед дверью кабинета - я бы ведь на рожон полез, я бы майора за грудки тряс, я бы до самого их высшего начальства дошел… Чтобы все поняли как следует - психи пришли: один - буйный, другой - тихий…
Подходя к прессу, я еще издали заметил, что вся наша бригада столпилась возле инструментального шкафчика. Почуяв неладное, я ускорил шаг. Тут они чуть расступились, и в руках Валерки мелькнуло что‑то оранжевое.
Увидев меня, бригадир лихо осклабился и, быстро прицелясь, сказал: "Бах!"
Не раздумывая, я бросился на пол. У Валерки отвисла челюсть. В такой позиции он меня еще не видел. Да и остальные тоже… Я поднялся, кряхтя от стыда, и, подойдя к бригадиру, отобрал у него пистолет.
- Тебя кто учил без спросу хватать?
- А чего ж ты его в шкафчик сунул? - растерялся Валерка. - Сталевар за ветошкой полез, а он как раз под ветошкой лежал…
- Говорил ведь шалопаям: не ваше, не трогайте… - забрюзжал Старый Петр. - Вот народ…
- А это что ж такое? - опомнившись от изумления, спросил Сталевар.
- Игрушка! - бросил я. - Племяннику купил…
- А с каких это пор у тебя племянники появились?
- Ну не племяннику… У знакомой одной пацан - вот ему…
- А‑а… - На меня поглядели с пониманием.
- Дорогая, небось?
- Дорогая.
- Погоди, - все еще во мог сообразить Сталевар. - А чего ж ты тогда залег?
- Поскользнулся! - буркнул я.
Домой со смены нарочно пошел через сквер - посмотреть, как там, после сражения. Накрапывал дождик. Чистые пятна от выстрелов исчезли, на пропажу скамейки и урны никто не обращал внимания. Наверное, один только я и помнил, что здесь стояла скамейка…
14
- Наташка‑то развелась, - сказала мать.
Я даже не заметил, когда она вошла, - транзистор сильно орал.
- Наташка?.. - рассеянно переспросил я. - Какая Наташка?
Мать остолбенела.
- Наташка… - беспомощно повторила она, и я наконец отвлекся от разложенных на столе деталей.
- Развелась? - спросил я. - Давно?
- Да, говорят, недели две уже…
- Понятно… - сказал я, помрачнев. Вставил одну деталь в другую и состыковал все это с третьей.
Мать долго ждала продолжения. Потом подошла к столу и выключила транзистор.
- Ты жениться когда‑нибудь думаешь? - прямо спросила она.
- Думаю, мать, думаю…
- Вижу, как ты думаешь! - сказала она, сердито наблюдая за тем, как детали в моих руках мало‑помалу собираются в большой ярко‑оранжевый пистолет. - Хоть бы Гриша на тебя, что ли, подействовал! У них‑то с Люсей…
- Мать, - сказал я. - Ну ты же раньше Люську терпеть не могла.
- Мало ли что! - возразила она. - Раньше я ее не знала.
- Да пойми ж ты, мать, - сказал я с тоской. - Ну не до того мне сейчас!
- Да уж вижу, что не до того! Семьи нет, детей нет, а он сидит в игрушки играет!..
Повернулась и вышла. Я с досадой бросил собранный пистолет на стол. Развелась… Ну и развелась! Какая тут Наташка, когда мы с Гришей уже второй месяц вроде как на военном положении!
Тут я заметил, что одна деталька осталась лишней. Ну вот… Снова теперь разбирать…
Машинку изучил - не хуже своего пресса. Собрать‑разобрать - с закрытыми глазами, хоть норматив сдавай, а как работает - убей, не пойму… Вот она откуда, эта деталька. И все равно - какая‑то она лишняя…
Мать говорит, характер у меня совсем испортился. Испортишься тут… И от Гриши проку никакого! Показать, где планета находится, - он не астроном, карту начертить - он не географ. Ну хотя бы приблизительно нарисуй: вот здесь океан, здесь материк… Ну нарисовал. А толку? Глаза б мои на него не глядели!..
А ангелы - сволочи, как бы их там Гришка ни выгораживал!.. Живут, понимаешь, - пылинки друг с друга смахивают, только и думают, как бы кого нечаянно локотком не толкнуть… Кибернетика у них, автоматика, корабли космические… А против Гришки десант бросили! Как вспомню сквер - головы бы им всем посворачивал!.. Хотя, конечно, это еще вопрос: кто кому… Эх, не мне бы этим заниматься!..
А что это транзистор замолчал? Ах, да… Я шлепком вогнал трубчатую антенну в гнездо по шляпку и поднялся из‑за стола.
Время было позднее. Взглянув поверх занавески, в одном из желтеньких окон соседского дома я увидел дядю Колю. Вот еще тоже жертва… Нет, кроме шуток: здорово на него тот случай подействовал. Тихий стал старичок, задумчивый. Пенсию домой приносит до копеечки, а уж сквер, наверно, за версту обходит…
В Гришиной комнате скрипнула койка. Я удивился и, прихватив пистолет, направился к нему.
- А я думал, ты Люську пошел провожать…
Гриша неподвижно сидел на койке, уставясь куда‑то в угол.
- Я не имел права втягивать тебя в эту историю, - глухо сказал он. - И ее тоже…
Неужели он весь вечер так просидел - глядя в стену?
- Ну пойди повесься тогда, - предложил я. - Чего уж теперь…
- Понимаешь… - сказал он. - Вернуть меня обратно - это для них дело принципа… Они не отступят, Минька.
- А ты меня не пугай. Я и так боюсь.
Он недоверчиво посмотрел на меня.
- Правда?
- А то нет? - проворчал я.
Помолчали.
- А хуже всего, конечно, то, - уныло добавил Гриша, - что они, в общем‑то, правы…
- Слушай, ты! - рявкнул я. - Ангелочек! Они тебе что, много доброго сделали? Правы! Мухтар - и тот больше тебя соображает… Чего уставился? На хороших людей собака выть не станет!.. Почему Люську провожать не пошел?
Плечи у Гриши сразу опустились, взгляд потускнел - сидит, в стенку смотрит.
- Будет лучше, если мы с ней поссоримся…
- Поссоритесь?.. Ты с какого гвоздя сегодня сорвался?
- Если я вдруг исчезну… для нее это будет ударом.
- Ага… - сказал я, помаленьку приходя в себя. - Нормально… А раньше ты что же?
- Раньше она не относилась ко мне серьезно.
Вот так! А я думал, он ничего не понимает…
- Пойдешь завтра провожать! - бросил я. - И попробуй только не пойди!
Тут я спохватился, что постоянно тычу в Гришу стволом, и засунул пистолет рукояткой в карман.
Гриша моргал. Поссориться с Люськой - пара пустяков, а вот помириться… Внезапно лицо его прояснилось. Придумал, значит.
- Минька, - осторожно начал он. - Тридцатого наши всей сменой за грибами собираются… На автобусе…
- Не бери в голову, - сказал я.
- Да, но… Люся ведь тоже едет…
- Слушай, Гришк! Ты просто не знаешь, что я за человек! Вот попомни мои слова: стоит нам высунуть нос за город - и машинка заработает! По закону подлости - знаешь такой закон?.. В общем, никаких грибов, Гриша. Нельзя нам от майора отрываться…
Кончался август. И я не знаю, в чем дело, но только Наташка стала попадаться мне на глаза чуть ли не каждый день. Еле успевал на другую сторону переходить. Но однажды все‑таки не уберегся.
- Ну куда ты полез, Миша! - услышал я совсем рядом ее рассерженный голос и, вздрогнув, остановился. - Куда тебя понесло? Вернись сейчас же!
Это она со своим пацаном воевала. Увидев меня, растерялась.
- Миша?.. Здравствуй…
А губы - ну совершенно детские. И носик такой пряменький, аккуратный…
- Привет… - осторожно отозвался я. - Как жизнь?
- Вот… погулять вышли… - ответила она.
Я смотрел на нее и соображал, что бы еще такое сказать.
- Я слышал, развелась ты…
- Развелась. А ты? Так до сих пор и не женился?
- Да некогда все, - сказал я. - Дела.
Тут подошвы моих кроссовок словно приплавились к асфальту, а рука сама прыгнула в сумку, где лежал пистолет. Вдоль решетки сквера прямо на нас шли трое молодых людей. Все одного роста, смуглые, горбоносые… Гортанно переговариваясь, прошли мимо. С Кавказа, видать, ребята… Я наконец обратил внимание, что Наташка меня о чем‑то спрашивает.
- Дела? Какие?
- Такие дела, что закачаешься, - хмуро ответил я.
- Скамейку нашу помнишь? - спросила она вдруг.
Я буркнул, что помню.
- Сменили ее. Новую поставили…
- Серьезно? - сказал я. - Надо пойти посмотреть.
Она жалко улыбнулась уголком рта.
- Чего уж там смотреть…
Замолчали. Наташкин пацан штурмовал ограду сквера - протискивался меж прутьев туда и обратно.
- А у меня день рождения скоро…
- И что? - насторожившись, спросил я.
- Приходи. Если сможешь, конечно…
Так… Потянули телка за веревочку… Не дурачок ведь, понимаю, в чем дело. Все прекрасно понимаю. Не дождалась, выскочила замуж, промахнулась, развелась, вспомнила, что Минька Бударин до сих пор не женат.
- Не знаю, в общем… - промямлил я. - Мы тут, понимаешь, как раз тридцатого всей сменой за грибами выезжаем…
Кое‑как унеся ноги, решил взглянуть на новую скамейку. Посидел на ней, потрогал гладкий брус, где раньше было вырезано крупно и глубоко: "НАТАША!" Ладно. По грибы - так по грибы. За мной ведь тоже, как за Гришей, глаз да глаз нужен. Оставь меня в городе - возьму да и сорвусь на день рождения, кто меня знает!
Кто‑то остановился передо мной, постоял немного и сел рядом. Я покосился на подсевшего и увидел, что это Бехтерь.
- Ну, здравствуй, - неприветливо сказал я ему. - Что? Лавки другой не нашлось?
Бехтерь снял фирменные очки и долго тер переносицу.
- Ну хоть бы ты мне, что ли, объяснил, - с тоской попросил он. - Бил я его тогда или мне это так, от злости померещилось?
- От злости, - сказал я.
Бехтерь усмехнулся. Что‑то плохо он выглядел - то ли больной, то ли усталый.
- Ничего, - сказал он. - Она еще с ним наплачется.
- Это почему же?
- Наплачется, - упрямо повторил Бехтерь. - Вот увидишь. Я‑то знаю, что он за человек…
- А ты‑то сам что за человек?
Бехтерь вдруг ухватил меня за руку.
- Минька! - сказал он. - Не хотел я с ним тогда драться, веришь? Хотел подойти, поговорить по‑людски, с глазу на глаз… Она ведь заявление из загса забрала. Минька! А он даже говорить со мной не хочет. Морду воротит, понимаешь? Простите, говорит, мы с вами не знакомы… Ах ты, думаю!..
Бехтерь задохнулся и умолк. Так это он, выходит, один на один отделал того… которого я потом рейкой? Ай да Валька! Как же надо было разозлиться!..
- Не того ты отлупил, Бехтерь, - сказал я ему. - Не Гришу.
Он вскинул голову.
- Что… правда?
- Правда, - сказал я.
Бехтерь подумал, потом уныло кивнул.
- И что он теперь? Этот, кого я… В суд на меня, да?
- Да нет, Бехтерь, - вздохнул я. - Никто на тебя в суд подавать не будет…
Первый раз в жизни я говорил с ним не раздражаясь. А может, меня и раньше раздражал не столько сам Бехтерь, сколько этот его дурацкий фирменный оскал.
- Кончай киснуть, Валька, - сказал я ему. - Сам понимаешь: ушла - значит, ушла. Другую найдешь.
- Не найду, - безразлично ответил мне Валька Бехтерь.