Огромное мохнатое тело зверя, исходившее характерным мертвящим зловонием, свисало с толстой серовато-сизой паутины, натянутой среди группы деревьев, совершенно неподвижно, часть его когтистых лап касалась земли. По всему выходило, что многолап заснул внезапно для самого себя, и свалился вниз, наполовину порвав собственные сети и обломав часть ветвей в падении. Наверное, еще не сумел полностью пробудиться после сезона Сна. Крупная злобная тварь, предельно защищенная от жоэстэ, многолап охотился без разбору на все, что шевелилось в округе, умело загоняя крупную дичь в расставленные заранее гигантские сети. Одолеть такое существо могли лишь несколько старших охотников, напав одновременно, но в пищу ядовитая плоть многолапа непригодна, поэтому охота на него лишена смысла и подвержена крайней, неоправданной опасности. С таким врагом лучше не связываться.
Куэнкэй-Ну медленно выдернул когти из древесного ствола. Почти бесшумно спрыгнул на землю и попятился, чувствуя, что многолап может очнуться в любой момент. Куэнкэй-Ну именно поэтому и пропустил его, опрометчиво вторгся в зону его обитания, потому что Большой Охотник спал. Многолап слеп, но у него великолепное чутье и он умеет бегать на короткие расстояния невероятно быстро, и молодой охотник куарай для него не соперник, а жертва. Жвала многолапа без труда стиснут Куэнкэй-Ну мертвой хваткой, а касание ядовитых лап мгновенно и надежно парализует. И последует смерть.
Опасное расстояние. Если Большой Охотник очнется, убегать лучше по кронам деревьев, тонкие ветви не выдержат веса огромной коричневой туши, такой способ уже не раз спасал других охотников-одиночек, забредших во владения многолапа…
Обошлось.
Вскоре Куэнкэй-Ну мчался с прежней прытью, лавируя среди деревьев, а спящий враг остался далеко позади, и уже не стал бы бросаться в погоню, Большие Охотники не любят бегать долго, как куарай.
Проносясь мимо семенного дерева, особенно густонаселенного древоптицами, так и мельтешившими в кроне, Куэнкэй-Ну почувствовал голод, и не размышляя, вметнул свое легкое сухое тело вверх по стволу. Напуганные стремительным броском глупые пищевые создания брызнули в разные стороны, но далеко не улетели, сбились в плотную стайку, зависнув сверху в двух прыжках над охотником. Куэнкэй-Ну не обратил внимания на их обеспокоенный гвалт, продолжая стремительно карабкаться к примеченной ветке. Безмозглые создания не способны причинить вреда. Острые концы когтей оставляли в коре глубокие царапины, быстро набухавшие темной полупрозрачной влагой. Наконец Куэнкэй-Ну, выбрав взглядом на одной из веток особенно крупный родильный мешок, обвил ветку задними лапами, зависнув вниз головой, затем одной из передних лап схватил мешок, а когтем указательного пальца второй вспорол кожистую оболочку. Маленькое трепыхающееся существо, скользкое от утробной жидкости, скатилось прямо в широко раскрытую пасть охотника. Плоть еще несозревших детенышей в мешках гораздо вкуснее и питательнее взрослых древоптиц. Куэнкэй-Ну тем же манером опорожнил еще пару мешков, и почувствовал, что сыт. Усвоенной ванару, пожалуй, хватит до следующего утра…
Могучий зов вождя вторгся в сознание, внутренней дрожью прошелся по поджарому телу охотника. Куэнкэй-Ну спрыгнул с дерева, пружинисто приземлился на все лапы, сузил чутье в коготь, уточняя направление и расстояние. Вождь с группой старших охотников оказался неожиданно близко. Видимо, Куэнкэй-Ну слишком увлекся бегом и созерцанием мефа …
Куэнкэй-Ну засуетился, рыская среди деревьев, сейчас его поведение напоминало поведение безмозглой древоптицы, но у него имелись уважительные причины для волнения. Вот оно! Отыскав кустик чхой, Куэнкэй-Ну откусил крупную почку основного побега и, тщательно пережевав, проглотил. И только потом во всю прыть понесся на зов. Чхой – хорошее отвлекающее средство, туманящее сознание, это поможет ему при разговоре с вождем. Поможет не выдать себя…
Куэнкэй-Ну замедлил бег, затем и вовсе остановился, предусмотрительно припав к почве в позе униженного подчинения.
Густые заросли куарай-кустов в нескольких прыжках от него раздвинуло мощное тело вождя. Облик вождя впечатлял, внушая Куэнкэй-Ну невольную оторопь – реакция, положенная для молодняка, гнездившаяся глубоко внутри любого юного потомка. Вождь был крупнее всех в племени, это и неудивительно, он и прожил дольше всех. Его мощному, широкому костяку, обтянутому жесткой морщинистой кожей, можно было лишь позавидовать – сам Куэнкэй-Ну еще не скоро достигнет такой зрелости. Содоруй-Да присел на задние лапы, с тщательно выдержанной небрежностью опустив широко растопыренные пальцы передних вниз, так, чтобы они лишь чуть касались травы. Такая поза позволяла окружающим оценить ошеломляющую длину его когтей. Вождь наклонил крупную голову вперед, чтобы дать пищу всем своим подслеповатым глазам, а длинное костяное жало хвоста выглянуло над плечом в жесте равнодушного внимания.
Самый могучий из воинов-охотников племени… самый могучий, но уже вступивший в стадию бесполезного увядания. Признаков увядания было много – и высохшая кожа, шелушащаяся, без здорового маслянистого блеска, и светлые мертвенные пятна на плечах и животе, и расслаивающийся на выщербленные пластины костяной гребень, и распухшие после минувшего сезона Сна суставы на задних лапах.
По бокам Содоруй-Да раздались кусты, пропуская воинов сопровождения.
По величине и зрелости вождя почти догонял лишь могучий Бодоруй-Ша, опытный, долгоживущий охотник, приближавшийся к возрасту вождя, старейшина, претендент на власть в племени. Могучий Мэлукай-Са тоже был здесь, но рядом с Бодоруй-Ша он выглядел уже не столь внушительно, как тогда, когда был наедине с Куэнкэй-Ну. Остальные охотники, количеством лапа и палец, были из "ра", они жили на палец дольше Куэнкэй-Ну, и их имена еще не имели для племени особого значения, как и имя самого Куэнкэй-Ну, поэтому они почтительно замерли позади старших. По всей видимости, Содоруй-Да прихватил с собой лишь тех, кто оказался на расстоянии зова, остальные оказались далеко и занимались своей охотой.
С предусмотрительно свернутым в кулак сознанием, мелко дрожа всем телом от волнения и от действия чхой, Куэнкэй-Ну приступил к отчету…
Хлесткий мысленный приказ прервал едва начавшийся танец Куэнкэй-Ну, заставив его замереть в нелепой оскорбительной позе. Тело вождя рывком распрямилось, и могучий прыжок перенес его над припавшем к земле безголосым.
Вождь уже и без наводки Куэнкэй-Ну чуял нужное направление. Остальные охотники бесстрастно повторили маневр мудрого, мощные стремительные прыжки последовали один за другим.
Пренебрежение вождя против воли уязвило Куэнкэй-Ну, хотя умом молодой охотник и понимал, что для Содоруй-Да сейчас есть более важные дела, чем гордость какого-то первогодка… Выждав, когда последний "ра" перепрыгнет его, Куэнкэй-Ну, донельзя разозленный, поспешно отправился следом.
Вождь действительно выбрал верное направление – он устремился к месту расположения полустаи, отколовшейся от громолетающего гнезда, там все-таки чужаков было побольше.
Недолгий бег, и вождь со свитой прибыли на место.
Воины куарай очень осторожно, стараясь не спугнуть пищу, рассредоточились вокруг территории, занятой непонятной деятельностью чужаков. Для укрытия были использовано все, что подходило для этой цели – кусты, стволы деревьев, складки местности, камни. Приказав всем замереть, вождь лично подкрался к границе обратившегося в прах леса, подкрался ближе всех, присев за густым островком куарай-кустов. Мгновением раньше последовавшего веления Куэнкэй-Ну, ловко перебирая лапами, успел взлететь по шершавому стволу старого семенного дерева почти к самой макушке, на высоту нескольких прыжков, и затаился на наклонных ветвях. Вождь на земле оказался почти под ним. Что ж, пусть Вождь все поймет сам, если он так мудр и тороплив, раз добытые Куэнкэй-Ну сведения его не заинтересовали. Пусть узнает сам, чего стоят чужаки. А свои выводы о природе чужаков Куэнкэй-Ну придержит при себе.
А еще он подумал, что будущее куарай не должно находиться в лапах тех, чей возраст вошел в стадию бесполезного увядания. Дерзкая мысль. Дерзкая, но хорошо спрятанная, замаскированная чхой под простые, ничего не значащие побуждения.
Глава 7
С высоты дерева отлично просматривалось все, что происходило внизу.
Пока Куэнкэй-Ну отсутствовал, с мертвоживущим гигантом произошли заметные изменения, и теперь, после этих изменений, было похоже, что тот окончательно умер. А чужаки по-прежнему были целиком поглощены своими странными делами рядом с умершим гигантом. Куэнкэй-Ну воспользовался тем же приемом, который придумал и опробовал возле гнезда чужаков – коготь – кулак, и поочередно, очень осторожно, коснулся сознания каждого из них. После чего окончательно утвердился во мнении, что эти существа малочувствительны к истинному чутью, хотя двое из них, обладавшие панцирем, определенно казались опаснее прочих – вот этот йнвук с толстой лапой, и другой йнвук возле гнезда. Куэнкэй-Ну постоянно чувствовал их осаша, направленное на лес, и все же чужаки оставались слепы, не видели куарай, их чутья не хватало, чтобы обнаружить затаившихся охотников. Зато Куэнкэй-Ну отлично помнил, что они каким-то загадочным способом умеют разрушать лес. Превращать в ничто. И ему совсем не хотелось опробовать их способности на себе первым. Пусть для вождя стараются охотники из "ра". Куэнкэй-Ну не торопится, он подождет удобного момента, чтобы возвыситься.
Когда наблюдаешь и не действуешь, разум занимают всевозможные мысли. В том числе и о том, что теперь, после того как Куэнкэй-Ну привел племя к чужакам, он непременно будет прощен. Вождь вернет ему прежний статус. Даст самку. И Куэнкэй-Ну будет иметь свое потомство. Дух мятежа не умер, но притих… До поры, до времени, и Куэнкэй-Ну должен использовать отпущенное ему время с умом, чтобы затаить этот дух как можно глубже в своем сознании. Куэнкэй-Ну даже начал думать, что положение безголосого имеет определенное преимущество перед полноценными – его никто упорно не замечал. Никто не пытался понять, о чем он думает, никто не касался его сознания мысленными посылами, не интересовался его мнением. Куэнкэй-Ну сейчас просто не существовал для остальных – так же, как все куарай сейчас не существовали для ничего не подозревавших гацу.
Впрочем, сам он тоже не имел права касаться мыслью других охотников, и не знал, о чем сейчас думают они, увидевшие чужаков впервые. Зато Куэнкэй-Ну мог безбоязненно, не нарушая обычая, оглядывать соплеменников прямым зрением, и ясно видел ошеломление, проступавшее в их позах, особенно у молодых "ра".
Чего-чего, а ждать куарай умеют – предельно понизив в себе чутье и слившись с мефа. В таком состоянии они становятся частью природы, их невозможно отличить от растений и кустарников, от камней. Необходимое умение, которое оттачивается каждой удачной охотой до совершенства. Самые опытные охотники удерживают себя в таком состоянии при необходимости очень и очень долго, например, поджидая жертву в засаде, и наблюдая лишь внешними глазами, свернув чутье до предела, в кулак. Но для молодых, не очень опытных "ра", долгий отрыв от мефа выносить довольно трудно, почти мучительно. А ошеломление, которое они испытывали при виде чужаков и их действий, нарастало и грозило их рано или поздно выдать. Поэтому старшие воины, Мэлукай-Са и Бодоруй-Ша, время от времени касались их встревоженного сознания, успокаивая, напоминая о долге и выдержке, и не позволяя на это отвлекаться вождю.
Куэнкэй-Ну же просто думал. Он уже пережил новизну встречи с гацу, и его ум был занят иными мыслями. Его остро интересовало, откуда пришли гацу. И почему они пришли. Что заставило их уйти из своих охотничьих территорий и появиться здесь – нехватка пищи? Получается, они еще более прожорливы, чем сами куарай? А может, они более неразумны, и не умеют выжидать, когда запас пищи восполнится сам собой? Неужели где-то есть места, где этих гацу больше, чем самих куарай? А этот способ появления гнезда – с неба… Очень опасный способ. Они могут появляться и исчезать, безнаказанно истребляя пищу куарай на их территории. И на территориях других племен. Имея такой способ перемещения… да… мысль была важной, и Куэнкэй-Ну сосредоточился на ней полностью… имея такой способ перемещения, нет необходимости выжидать восполнения пищи … Можно просто отправиться в другое место… и снова, еще и еще… нет необходимости иметь охотничью территорию, если территорией является вся мефа …
Куэнкэй-Ну почувствовал усталость. Мысли о месте чужаков в мефа были слишком новыми для него, слишком важными и всеобъемлющими, он почувствовал себя так, словно вдруг оказался на незнакомой охотничьей территории, полной снующей вокруг незнакомой живности. Причем оказался без самки, без помощи охотников племени, и охота потеряла смысл, так как обездвиженная пища не может ждать вечно. Эти мысли нужно было разделить с вождем, с другими куарай, иначе его голова просто лопнет от раздумий…
Но сейчас не тот момент, чтобы нарушать раздумья вождя. Подобный поступок для безголосого будет означать лишь – собственную смерть.
Воины наблюдали. Вождь выжидал, время шло. А решения все не было. Куэнкэй-Ну догадывался, почему вождь медлит. Для куарай действия, которые происходят на мертвом пятне леса, кажутся совершенно бессмысленными, и они не понимают, как истолковывать увиденное. И вроде бы по всем признакам чужаки неразумны, безмозглая пища, но пища и сама должна питаться, а эта творит что-то совершенно непонятное, и вся ее суета похожа на глупую суету червотоков в норах водяных деревьев.
В отличие от чужаков, оставшихся у гнезда, у этих мысленный фон не был заглушен, и непрерывно множился. Куэнкэй-Ну уже начал привыкать, что мозг у этих существ парный, и маленький мозг рядом с большим мыслит самостоятельно. Именно он сейчас мысленными сигналами будоражил всех куарай без исключения. Призывал их, как раньше Куэнкэй-Ну, призывал убить пищу. А большой мозг гацу переполняли странные обрывочные образы, непонятно связанные друг с другом.
Было и кое-что новое. В какой-то момент неожиданно для себя Куэнкэй-Ну вдруг обнаружил, что из общего мысленного фона чужаков выделяется отдельный мыслепоток, принадлежавший не живым гацу, а мертвоживущему гиганту, глубоко вцепившемуся в землю всеми могучими лапами. И до Куэнкэй-Ну дошло, что тот все-таки еще не умер, а лишь изменился, как меняется прорастающее яйцо внутри пищи. Что же способна вырастить такая тварь? Эта мысль насторожила охотника.
Жгучее желание поделиться сомнения с соплеменниками пересилило осторожность и запрет. Понизив посыл до едва ощутимого ветерка, Куэнкэй-Ну испытал коготь-кулак на одном из "ра". Тот ничего не почувствовал. Получилось. Осмелев, Куэнкэй-Ну таким же способом коснулся сознания Бодоруй-Ша… и снова остался незамеченным.
Теперь Куэнкэй-Ну знал, что мертвоживущий смущает разум всех охотников без исключения, как молодых, так и зрелых. Зверь пытался мыслить, словно живое существо, но его мозговые волны были еще более туманны, чем мысли гацу, и абсолютно лишены образов. Тусклые, лишенные смысла сигналы ни о чем, не способные сформироваться в какую-то понятную для Куэнкэй-Ну картину. В то же время гацу с ним, судя по интенсивному мысленному обмену, явно как-то общались, находили смысл в его ответах, и побуждали его к новым действиям. Куэнкэй-Ну чувствовал, что за этот обмен каким-то образом отвечает малый, полуживой разум, соседствовавший с основным разумом у каждого чужака. Двойственное сознание. Как все-таки необычно.
Чувствуя трепет от собственной смелости и безрассудства, охотник испытал коготь-кулак на вожде, прошелся вскользь, рядом, не желая вызвать гнев Содоруй-Да прямым вниманием…
Куэнкэй-Ну охватило изумление. Негодование. Презрение. Потому что он уловил, что мудрейший находится в смятении. Словно слабый первогодок! И изо всех сил старался скрыть свое состояние от остальных охотников. Вождь не знал, что делать! Этого не может быть… авторитет мудрого рухнул в сознании Куэнкэй-Ну в один миг. Даже он, "ну", знал, что делать с гацу. А вождь находился в растерянности, не в силах прийти к какому либо решению.
Куэнкэй-Ну пренебрежительно фыркнул. Мысленно.
Этот сезон Охоты уже показал, что стадия бесполезного увядания застала вождя раньше, чем ожидали многие. Он не может нормально охотиться, не может оплодотворять самок. Яд в его хвостовой игле высох. Содоруй-Да пора уходить, а Бодоруй-Ша должен занять его место. И лучше – прямо сейчас, когда происходят столь важные для племени события, и когда от решения вождя, от его мудрости и дальновидности зависит многое.
Лично Куэнкэй-Ну не видел смысла продолжать наблюдение за гацу. Пусть вождь все еще думает, что преждевременные действия спугнут пищу, как это уже было однажды, но Куэнкэй-Ну считал иначе. С некоторых пор у него на все появилось собственное мнение. Он стремительно взрослел. Чужаки слишком непонятны, настолько, что не стоит стремиться их постигнуть. Бесполезная трата времени. Более того, для себя он уже пришел к выводу, что чужаки опасны, и что самым выгодным поступком для племени куарай будет их полное уничтожение. Хорошая пища, многочисленное потомство, отсутствие соперников на охотничьей территории куарай. Потому что если чужаки беспрепятственно уйдут сейчас, то позже могут привести с собой куда больше соплеменников, чем сейчас. И тогда, возможно, куарай будет справиться с ними уже непросто.
Оставалось лишь сожалеть, что мнение презренного "ну" вряд ли заинтересует вождя. Но его время, время Куэнкэй-Ну, еще придет.
И тут случилось то, что заставило Куэнкэй-Ну испытать страх, недоумение, и восторг одновременно. Более того, от изумления все куарай на миг раскрылись, испытав те же чувства, что и Куэнкэй-Ну. Всего на мгновенье, но молодой охотник это почувствовал.
Глава 8
Не шевельнувшись ни единой своей частью, мертвоживущий гигант проснулся, пробудился к новой странной нежизни – пробудился внутренне. Теперь, в измененном обличии, он выглядел еще более странно, чем раньше. У Куэнкэй-Ну не хватало жизненного опыта для описания того, что видят его глаза, и воспринимает его чутье, но он все же попробовал подобрать образы и определения увиденному.
Зверь вырос в несколько раз, но теперь его верхняя часть выглядела как… как вход в нору. Вход без самой норы. Только вход. И вот этот вход озарился мягким мерцающим блеском, так рябит вода под налетевшим ветерком. А затем… затем пустая нора наполнилась. Наполнилась тьмой и… чужой охотничьей территорией. Чужой и чуждой. Территорией, откуда изначально, по ощущениям Куэнкэй-Ну, хлынувшим в его мозг, пришли гацу. По ту сторону Куэнкэй-Ну также увидел еще нескольких чужаков.
Напряжение среди куарай заметно возросло.
Это было непостижимо. Куэнкэй-Ну захлестнуло волнение, сознание не силах было принять увиденное. До входа в нору по-прежнему чувствовал свой лес. За норой он тоже чувствовал свой лес. Но в самой норе находилась чужая территория! Немыслимо.