- Вы в нее влюблены, - продолжала восторженно сверкая глазами Ирина. Все домашние знают, что она спасла вам жизнь и привезла вас сюда. Именно ее кровь и спасла вас.
- Ее кровь? Вы имеете в виду переливание?
- Да. Иначе б вы умерли. Шейх пришел в ярость, когда услышал об этом. Кровь аль-Хашими отдана неверному! Он пришел в ярость.
Во мне течет ее кровь.
- Но это не значит, что я влюблен в нее, - возразил он Ирине.
- Почему же тогда вы задаете мне все эти вопросы?
Дэнни с миг подумал, а потом ответил контрвопросом:
- А почему вы рискуете работой, отвечая на мои вопросы?
- Потому что… - она заколебалась. - Потому что все это романтично. Знаете, Бхаджат пыталась увидеться с вами.
- Действительно? - голос его чуть не поломался, как у подростка. - Я… ну, я, конечно, очень хотел бы с ней увидеться… конечно же, для того, чтоб отблагодарить ее как подобает.
- Я ей так и скажу.
- Хорошо! - Тут он сообразил. - Вы ведь не станете ей говорить, что я влюблен в нее, так?
- Разумеется стану. А как же иначе?
- Но это же на самом деле неправда! Откуда я знаю… я хочу сказать, я так и не перебросился с ней ни одним разборчивым словом.
Ирина знающе улыбнулась, взяла поднос и бросилась вон из комнаты.
Ох уж эти женщины, фыркнул про себя Дэнни. У них на уме только одно - романы. Куриные мозги. Теперь она добьется, что все домашние будут шушукаться обо мне. Старый шейх вероятно выбросит меня на улицу и предоставит тем убийцам закончить свою работу.
Но он обнаружил, что усмехается. А сердце у него колотилось так сильно, словно он пробежал милю. Затем он сообразил, что не притрагивался еще к принесенному Ириной вкусному ленчу. Но его это нисколько не волновало. Он был ни чуточку ни голоден.
- Черт подери! - пробормотал он про себя. - Я и впрямь влюблен в нее!
Полдень Дэнни расхаживал по своей роскошной тюремной камере. Он сто раз выходил на балкон даже в палящем свете полудня. Но двор внизу был пуст. Весь город казалось задремал разморенный жарой.
Он подумывал позвонить прорабу, но понял, что не сможет сосредоточиться на работе. Она его просто не интересовала. Во всяком случае не сейчас.
Наконец, когда полуденная жара пропитала его насквозь словно неизбежная судьба, он бросился на постель, по-прежнему в пижаме и задремал. Последняя его мысль была об предостережениях данных ему в далеком детстве еще в Ньюфаундленде против даже непроизвольных мастурбаций.
Когда он проснулся было темно. Открывшаяся дверь выдернула его из потного, темного сна. Тот съежился и юркнул в подсознание, словно изображение выключенного телевизора.
Он сел на постель.
Женщина несла ему обед на серебряном подносе. Но это была не Ирина: она была выше и носила на голове шелковую шаль. Лицо ее скрывалось в глубокой тени.
Не будь глупцом, она не может быть ей.
Но пульс у него часто забился.
Она поставила поднос на низкий столик посередине комнаты, а затем пошла к постели. Шаль соскользнула ей на плечи и она улыбнулась ему.
В слабом свете из окон он увидел, что это Бхаджат, такая же головокружительно прекрасная, какой он ее помнил. Она словно сошла с иллюстрации к "Тысячи и одной ночи", с волосами как вороново крыло, сверкающими глазами и тонкой талии Шахерезады. Лицо ее сияло красотой, умом и любовью.
Дэнни попытался было заговорить, но у него перехватило горло.
Она приложила палец к губам и прошептала:
- Я могу остаться только на минуту. Врач говорит, что вы быстро выздоравливаете. Я рада.
- Я хотел вас поблагодарить…
Она слегка покачала головой:
- Такой прекрасный рыжий А-риш. Как же я могла позволить вам умереть?
Она быстро нагнулась и поцеловала его. Но когда Дэнни двинулся обнять ее, она отодвинулась и отступила к двери.
- Я вернусь к тебе, - прошептала она. А затем исчезла.
7
Есть поразительное сходство между старением и смертью городов и старением и смертью звезд, таких как наше солнце.
Когда звезда стареет, она теряет свои источники ядерной энергии. Она начинает набухать и становиться красным гигантом. Но даже, пока она расширяется, ее ядро становится сгущенным горячим и ухудшается. В конечном итоге, когда у звезды иссякает энергия, наступает коллапс. Наше солнце однажды станет звездой Белый карлик. У звезд массивней солнца, коллапс стимулирует взрыв сверхновой, который уничтожает все кроме горячего ядра. А если первоначальная звезда была действительно большой, то даже это кипящее ядро полностью исчезает в том, что астрономы называют Черной Дырой.
Когда же город стареет и теряет свои источники энергии (налогоплательщиков), то город начинает разбухать. Мы называем это расползанием пригородов. Но также, как у звезды, ядро города становится более сгущенным, горячим и ухудшившимся. В конечном итоге город умрет. Чем больше город, тем больше вероятности, что его предсмертная агония будет включать в себя взрыв. Очень большие города, такие как Нью-Йорк вероятно взорвутся с такой силой, что там не останется почти ничего. Даже Черной Дыры.
Джонис Марковиц "Эволюция городов" Издательство Колумбийского Университета, 1984 г.
Они обставили его как надо.
Полночь давно уже миновала и улицам полагалось быть пустынными. Никто в здравом уме не гуляет по улицам Манхэттена после темноты, особенно в одиночестве. Никто кроме крыс и может быть бездомной кошки, думающей, что она сумеет справиться и сама.
Днем Манхэттен еще годился для жилья - местами. Но ночью всяк торопился забаррикадироваться в своей комнате и спал с пушками под рукой.
Задачей Франта было выследить этого сосунка.
Фраер этот был черным и носил верхнюю одежду подходящей: кроваво красную куртку из пластика с оторванными рукавами, штаны тореадора в обтяжку, тяжелые сапоги, годные и для топтания кого-либо и для бегства. Но одежда была слишком верной, словно кто-то вручил ему мундир. И она была новой. Вместо того, чтоб вписаться в сцену Первой Авеню, он выделялся словно накладной бюстгальтер честной давалки.
С головой однако его выдавало то, что он кружил по Авеню только в паре массивов от прежнего здания ООН, и никогда не заходил сколь-нибудь дальше. Он хотел быть там, где другие белокожие смогут следить за ним по своим камерам и слушать, что будет сказано через свои микрофоны дальнего действия.
Беложопый, проворчал про себя Франт, я мог бы подстрелить его только так!
Этот сосунок был легавым. Не просто обычным легавым, те знали правила и оставляли Районные Ассоциации в покое, чтобы иметь возможность обходить свои участки как им положено. Этот же фраер был легавым Всемирного Правительства.
И он хотел встретиться с самим Лео.
Поговорить с ним, черт дери.
А Лео посмеялся и сказал, да, давайте встретимся, давайте поговорим с этим индюком. За каким задом? - гадал Франт.
Но когда Лео говорит давай, ты даешь. В какой бы ассоциации ты не тусовался, с кем бы кто там не воевал. Лео отдавал не много приказов, но когда отдавал приходилось дергаться.
Франт прищурился, глядя вперед по первой авеню. С реки долетал ветер, неся с собой мусорную вонь. Разрушенный старый пень здания ООН выглядел в сумевшем просочиться сквозь облака печальном свете Луны словно почерневший, потрескавшийся призрак. Франт задрожал. В стоявших здесь кругом старых зданиях жили люди и рисковали столкновением с крысами источившими их как сыр голландский.
Джо-Джо и Линялый находились впереди фраера, разведывая местность, удостоверяясь, что шпик притопал один. Не желательно подставлять Лео. Вонючее Всемирное Правительство не раз пыталось наколоть его. Но Лео всегда оказывался слишком умен для них.
Затрещала воткнутая у него в ухо крошечная рация, и Франт услышал шепот Линялого:
- Здесь все о'кей.
Франт хмыкнул, а затем спросил в зажатый в зубах микрофон зубочистку:
- Джо-Джо? Что у тебя?
- Самый здоровенный таракан, какого ты когда-либо видел, черт возьми. Но больше ничего.
- О'кей. Оставайся скрытым. - Франт вынул зубочистку изо рта и заткнул ее за правое ухо, а затем шагнул из дверей, где он ошивался и вышел на открытое место, направившись по залитому голубоватым светом тротуару к чужаку.
Индюк фланировал, не слыша ничего у себя за спиной. Дерьмо, приятель, я мог бы пришить тебя прямо сейчас и ты б так и не узнал, что тебя ударило.
Но вместо этого, он как положено протрусил сзади к фраеру и произнес вслух:
- Пошли.
Парень подпрыгнул над мостовой на целый фут и круто развернулся. В руке он держал грозного вида пистолет.
Франт скорчил кислое лицо.
- Ты хочешь повидать Лео, или хочешь, чтобы тебя чпокнули? - Джо-Джо и Линялый, конечно же, держали его под прицелом.
- Ты от Лео? - пистолет его дрогнул, но голос фраера был тверд.
Красивая пушка. Франт повторил:
- Идем приятель. Вон Туда. - Он ткнул большим пальцем во тьму сорок четвертой улицы.
Легавый засунул пушку в кобуру под мышкой.
- О'кей, - сказал он. - Ты первый.
Франт потопал, думая о том, как он, возможно, еще до окончания ночи, сумеет заполучить для себя эту пушку.
Лео устроил встречу в многоквартирном здании, где заправляла местная ассоциация. Оно разваливалось и большая часть окон исчезла, но на верхнем этаже дела еще обстояли неплохо. Там имелось даже электричество.
Лео этот был большим человеком. Больше любого типа, подумал Франт. И усмехнувшись самому себе добавил: Больше любых двух типов.
Лео сидел в ободранном старом кресле, его громадная туша напирала на подлокотники, угрожая расколоть кресло надвое, как бомба взрывает здание. Кулаки у него не уступали величиной голове Франта, а руки были потолще, чем грудь у большинства ребят. Он выглядел толстым, но это была такая толщина какой обладают борцы. Силы у него хватало, чтоб поднять на ходу автомобиль за задний бампер и мог сломать кости с такой же легкостью с какой другие парни срывали крышки с пивных банок. И он был черный. Ни карамельного цвета, как сам Франт, или даже более темного шоколадного как у Джо-Джо. Лео - африканский черный, такой темный какие только бывают. Итальяшки называли его меланцана, баклажан, из-за темного пурпурно-черного цвета его кожи.
Легавый от Всемирного Правительства рядом с Лео выглядел белым. Он стоял там нервничая на изжеванном тараканами половике, оглядывая голые стены с осыпавшейся штукатуркой, потрескавшийся и просевший потолок, окна закрашенные черным, чтоб снайперы не увидели в них цель.
Наконец он посмотрел на Лео, непринужденно сидевшего в кресле с почти затерявшейся в его большом кулаке банкой пива.
- Здравствуй, Эллиот, - сказал легавый.
- Эллиот? - заржал великанским смехом Лео. - Кого ты в жопу называешь Эллиотом, приятель? Что это за имя такое?
Легавый не ответил.
- Меня зовут Лео, беложопик, - уведомил его Лео приятным мурлыкающим голосом, точь-в-точь как у крупного представителя семейства кошачьих в честь которого он себя назвал. - Лео. И не забывай об этом.
- Ладно… Лео.
- Вот так-то лучше.
Странное дело, легавый Всемирного Правительства усмехнулся. - Мы можем поговорить?
- Разумеется, приятель. Именно поэтому мы и здесь, не так ли?
Легавый кивнул на Франта и его уличных братьев:
- А как насчет их?
- Нет проблем. Тебе нечего сказать такого чего они не могут услышать.
Легавый поджал губы. Он посмотрел на Франта, Линялого, и Джо-Джо, а потом снова на Лео. Великан сидел развалившись в кресле весело улыбаясь ему. Он даже не собирался предложить этому фраеру сесть, подумал Франт. Он взглянул на Линялого, а тот бросил один взгляд на усмешку Франта и ткнул локтем в ребра Джо-Джо.
- О'кей, - согласился наконец легавый. Мы забираем тебя обратно. Вышел приказ, что тебе настало время вернуться с одиночной работы.
- Насрать мне не ваши долбаные приказы, - ответил непринужденно и любезно Лео, по-прежнему улыбаясь.
- Это не шутки, Эллиот. Они это серьезно. Они боятся, что ты озлобишься, отуземишься.
- Они правы, приятель.
Легавый достаточно шевельнул правой рукой, чтобы Франт выхватил из своей пыльной куртки собственный пугач и сделал шаг к нему.
Но Лео поднял один массивный палец и легаш замер где был. Франт тоже застыл на месте.
- Послушай меня, - сказал легавый. - Если ты не вернешься сейчас, добровольно, они тебя приволокут на аркане.
- Аркан потребуется еще тот, - усмехнулся Лео.
- Они могут это сделать. Ты это знаешь.
Лео медленно встал на ноги. Это походило на поднимающуюся грозовую тучу.
- Нет, они думают, будто могут это сделать, Фрэнк, - сказал он таким голосом какого Франт никогда не слышал раньше. Он говорил почти как этот легаш! - Я мало узнал как делаются дела здесь на улицах, и немного узнал о силе - как ее добиться и как ее использовать. Сила пребывает не правительственных бюро и учреждениях. Нет никакой силы в длинных коридорах между кабинетами или среди тех безликих, взаимозаменяемых автоматов которым ты докладываешь. Сила здесь, на улицах, в городах, среди людей достаточно голодных, достаточно напуганных, достаточно злых, достаточно отчаянных, чтобы драться.
Зашатавшийся легавый шагнул назад.
- Ты говоришь чепуху. Безумие!
- Да?
- Ты не сможешь выжить здесь без нас, Эллиот. Принятие меланина, стероиды, гормоны - тебе отрежут снабжение.
Лео пожал массивными плечами.
- У меня есть другие источники, Фрэнк. Я больше не нуждаюсь в вас.
- Но вы не можете драться с Всемирным Правительством!
- Разве? - Лео наступал на него, шаг за шагом, а легавый отступал. - Здесь в этой комнате, Всемирное Правительство это ты. Если б я попросил этих парней у тебя за спиной стереть тебя с лица земли, сколько бы по-твоему ты оставался бы в живых.
Он отступил на пистолет Франта. Рука у Франта задрожала от предвкушения нажатия на курок.
- Нет, - скомандовал Лео. - Дайте ему утопать. Отправьте этого беложопого туда откуда он взялся.
- Ты рехнулся, Эллиот. Должно быть наркотики подействовали тебе на мозг. Они придут и заберут тебя…
- Га-авно, приятель, - голос Лео вернулся к норме и от этого Франт почувствовал себя лучше. - Мы придем и заберем вас. У нас больше солдат чем у вас, и больше пушек к тому же. И мы умеем ими пользоваться. По всему миру, приятель - обездоленные посшибают беложопых, где б они ни были.
- Это бред. Невозможно. - Но легавый казался испуганным и ослабевшим.
- Отведите его туда, где нашли, - приказал Лео Франту. И присмотрите, чтоб он вернулся целеньким. Без фокусов. Я знаю, что при нем шикарная пушка. Позаботься, чтоб он попал домой не расставшись с ней, уловил?
Испытывая разочарование, Франт заткнул за пояс собственную пушку и кивнул.
- Уловил, Лео.
8
Многие люди называли меня диктатором - а то и похуже. Полагаю в этом может быть доля истины. Юридически "Остров-1" демократия. У нас есть избираемый совет и все важные вопросы ставятся на электронное голосование всего населения колонии. Сделать это достаточно легко когда население небольшое и все подключены в электронную сеть.
Но демократия действует ровно настолько хорошо, насколько этого хотят ее граждане. Большинство граждан слишком заняты иными делами, чтобы сильно интересоваться тем как управляют их общиной.
Присматривая за тем, чтоб они не остались без дела, чтоб у них регулярно убирали мусор и чтобы все средства массовой коммуникации находились под твоим контролем. Тогда ты сам можешь стать весьма действенным диктатором, даже при демократии…
Сайрес С. Кобб Кассеты для несанкционированной автобиографии.
- Пуст? - переспросил Дэвид. - Что ты имеешь в виду под "он пуст"?
Они с Эвелин сидели в одном из последних рядов переполненного театра. Внизу на круглой сцене изысканная балерина и ее мускулистый партнер зачаровывали просторный зрительный зал великолепным па-де-де из "Спящей красавицы".
- Он пуст, - прошептала она не обращая внимание на танцующих. - Весь тот проклятый цилиндр пуст.
Не сводя глаз со сцены, Дэвид прошептал в ответ.
- Он - пустая оболочка?
- Нет. В нем есть ландшафт. Он заполнен тропическими джунглями. Но в нем никто не живет! Совсем никто!
Танцующие принадлежали к балетной труппе Большого Театра. Выступали они в Москве. Их изображения электронно передавалось на "Остров-1", где трехмерные голограммы заставляли их казаться такими осязаемыми и реальными, словно они действительно физически присутствовали на сцене колонии.
Двусторонняя петля обратной связи компьютера позволяла реакции зрителей "Острова-1" - по большей части аплодисменты и крики "Браво" - сливаться с реакцией живого зрительного зала в Москве, так что существовала также и эмоциональная обратная связь между выступающими и зрительным залом колонии.
Дэвид повернулся и посмотрел на Эвелин. Она наблюдала за его лицом, не обращая никакого внимания на балет.
- Ну? - спросила она. - Что ты думаешь?
- Давай-ка выйдем отсюда.
Им пришлось проталкиваться мимо целого ряда раздраженных балетоманов, которые ворчали и рычали, когда Дэвид и Эвелин спотыкались об их ноги. Наконец они выбрались в проход. Эвелин широким шагом направилась к выходу. Дэвид бросил через плечо последний взгляд на прекрасных танцоров.
Желал бы я так же хорошо владеть своим телом, - подумал он. Он недолго пытался заниматься балетом и обнаружил, что он для этого чересчур уж неловок. Даже в секторах колонии с нулевой гравитацией, где тяжеловесные бабушки могли выполнять такие маневры на какие прикованным к Земле балеринам и присниться не могло. Дэвид решил, что эмоционально балет не для него.
Выйдя из театра он пошел с Эвелин по неспешной извилистой дорожке ведущей через одну из разбросанных деревень колонии и обратно к многоквартирному комплексу.
- Откуда ты все это знаешь о Цилиндре Б? - спросил Дэвид. - Это же запретная зона.
С чуть бесовской усмешкой Эвелин призналась:
- Я побывала там. Я прошмыгнула.
- Ты что? Когда?
- Сегодня в полдень.
Большая часть магазинов деревни оставалась еще открытой; вечер был ранний.
Дэвид увидел уличное кафе и жестом пригласил Эвелин за один из круглых столиков размеров с барабан.
- Как ты туда попала? - спросил он, когда они сели. - Доступ туда закрыт если не…
- Я вломилась, - просто сказала она. - Мне требовалось выяснить, что там происходит и потому я расколола пару электронных замков и зашла поглядеть.
Мысли у Дэвида закружились. Он сел на стуле, не зная что дальше сказать.
Вломилась? Расколола замки?
Загудела вделанная в поверхность столика решетка громкоговорителя.
- Чем можем обслужить вас?
Эвелин вздрогнула от удивления, но сразу же справилась.
- Виски с содовой, пожалуйста, - ответила она.
- Со льдом? - спросил громкоговоритель.
- Один кубик.
- Виски какой-нибудь особенной марки?
- Нет, просто хорошее, не разбавленное.
- Благодарю вас. Наши сенсоры замечают двух лиц за этим столиком. Нельзя ли обслужить вас?