И все же книги, что видел я у Ксанта, на первый взгляд, а ведь неспроста считают, что первый взгляд часто оказывается истинным, кажутся мне отнюдь не копиями древних рукописей, но довольно умелым подражанием древнему. Волшебные истории мало интересовали меня. Однако теперь, если позволит мне Бог снова вернуться к работе, я просмотрю книги под голубым знаком. Хотя бы те, с коими работает Ксант. Одно же мне кажется несомненным - эти россказни никак не могут заинтересовать предполагаемого колдуна. Рецептуры, и Юл это подтвердил, и даже нанес охранные знаки на рукописи тайных рецептур Реаси Суанри и Кериона Доброго. Эти книги - вот вероятная добыча неизвестного.
Дай Бог ошибаться нам в существовании этого врага, но рука, найденная в камнях, словно приросла к моим мыслям - каждая заканчивается ею".
Надо бы посмотреть "Повесть о Дионе Странствующем". Темные Врата, Врата Миров, - Никиту почему-то захотелось освежить в памяти беседу между Дионом и Теотлом, богом магии, занимающую, как некогда казалось Никиту, добрые две трети свитка. Эта рукопись также лежала среди книг, которыми пользовался Ксант. Никит узнал ее сразу, по номеру на зеленом торце: хотя историю Диона можно было бы назвать волшебной, Никит относил ее к описаниям, книгам о строении мира. Столь же быстро Никит отыскал интересующее его место.
"…И пришел Дион к горе, прозванной Лестницей Теотла, ибо там, на голых каменных ступенях, ожидает Всеведущий жаждущих услышать и узреть.
И пал Дион на колени перед святой горой. И поклонился трижды, как учил его мудрейший Велег.
И услышал Дион рокот. То Всеведущий в облике незримом сошел с неба.
И промолвил Дион:
- О Великий! О Всеведущий Теотл! К тебе взываю я, ибо нет смертного, способного утолить жажду моего разума. Выслушай ничтожнейшего раба твоего и наставь на путь истинный!
И ответил Теотл:
- Спрашивай, Дион.
И спросил Дион:
- Искал я пределы времен и миров и не увидел их, о Всеведущий. Было ли начало, и будет ли конец…
И ответил Теотл:
- Нет ни начала, ни конца миру сему, и несть числа мирам, входящим в мир. И вечна жизнь в них, ибо вечно пребудет жизнь над смертью.
И спросил Дион:
- Сладостны слова твои, о Всеведущий, но видел я, как рождаются и умирают люди, видел я останки жизни, обращенные в прах, и скорбь не покидает сердца моего. Ибо не знаю я спасения от смерти.
И ответил Теотл:
- Смертны твари и бессмертны Боги. Ибо прошли Боги через сердце Врат Миров и навсегда оставили свое тело.
И спросил Дион:
- О Всеведущий, могут ли мои ничтожные очи узреть сии Врата, может ли смертный войти в них?
И ответил Теотл:
- В гибельном краю, на острове Древней Смерти стоят Врата Миров, и сама Смерть охраняет их. И сокрыты в сердце Врат сих малые Врата, и всякий проходящий сквозь малые Врата теряет оболочку телесную и обретает силу Бога…"
"Когда была записана эта история? Когда была записана история Артуса, история Элга? Никто не ведает… Были ли одежды, спасающие от Смерти? Доспехи Артуса могли оказаться обычным щитом и мечом. Но как хочется верить несовершенному человеку в то, что он может стать равным Всеприсущему. Следует записать…" - подумал Никит. Однако, желая сохранить хоть что-нибудь из привычного распорядка, оставил свиток и отправился к реке.
Темное тело воды выросло и поглотило камни, на которых любил сидеть Никит.
"Неделя-другая, и вода будет у ворот сада, - как-то равнодушно, словно его не должна коснуться эта неумолимая беда, подумал библиотекарь, - если не найдет иного выхода".
- Вечер добрый, уважаемый Никит, - услышал он позади себя. По камням спускался Мик. - Вода-то поднимается, - продолжил Мик.
Он не знал того, что знали другие обитатели монастыря: в такое время лучше не тревожить Никита.
- Поднимается, - сухо ответил библиотекарь.
- А я вот что думаю. Рано или поздно она поднимется и затопит монастырь. Поэтому надо рубить ступени наверх, на стену. Там, за стеной, ведь есть спуск.
- Есть. - Никит не желал разговаривать. Его раздражала даже интонация, с которой говорил Мик.
- Вот я и сказал Эанту: надо рубить ступени. А ты знаешь, что он ответил?.. Отправил к служке… этому… Руту.
Никит подумал, что сейчас он и сам отправил бы Мика куда подальше. Двадцать с лишним лет, проведенных в монастыре бок о бок с Эантом, тесно связали библиотекаря и жреца. Каждый занимался своим делом, каждый понимал необходимость другого для жизни такого большого существа, как монастырь. Теперь монастырь получил тяжелую рану. И тот бодрый тон, который иногда выказывал Эант, Никит это хорошо чувствовал, шел сквозь глубоко спрятанную скорбь.
- Ну и поговорил бы с Рутом…
- Со служкой?
- Почему бы и нет? По крайней мере, не со мной. - Никит снова уставился на темную воду, словно ожидая появления из глубины чудесного зверя.
Мик наконец понял, что с ним разговаривать не хотят: Никит услышал его легкие шаги по камням наверх. "Будь спокойнее, - сказал сам себе библиотекарь. - Не раздражайся…"
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЮЛ
"Он обходит меня и тратит силы непонятно на что. Кто-то из нас, помимо меня, противостоит врагу. Кто?.. Странные игры без правил".
Юл чувствовал "вторжение" и чувствовал, что неизвестному магу приходится сталкиваться с кем-то помимо него. С кем и почему, Юл не понимал. Он знал лишь одно - хранить и защищать. Хранить то, на что покушается неведомый враг, защищать того, кто окажется в опасности. А что и кого конкретно, еще предстояло узнать. Причем не тратя Силу понапрасну и не используя ее во зло. Последнее было понятнее.
Сила была подарена Юлу с самого рождения, хотя родился будущий маг без всяких знамений и рубашек. Вышел он в руки повивальной бабки головой вперед и закричал, как обычный младенец, и не вспыхнула над ним звезда, и не спустился дракон. И был он прислонен к груди матери, уже знавшей губки младенца: Юл был третьим в семье аэлльского строителя Тира. Третий - так его прозвали с самого рождения. И ползать, и ходить он научился в свой срок, не отставая и не перегоняя сверстников. И, когда он начал говорить, в семье появился четвертый брат, а когда написал первое слово, родилась сестра.
Но было и иное. Будь его родители чуточку повнимательней, не ускользнуло бы от них то, что Юл, лежа в колыбели, не всегда трогает ручкой раскрашенные цветные шарики, подвешенные над ним и радостно позванивающие от прикосновений. Иногда они вдруг начинают подрагивать и звенеть сами, под влиянием лишь пристального, совсем недетского взгляда маленького Юлы.
Юлу было подарено не только это. Он с рождения чувствовал близких ему людей… Мать часто по делам уходила из дома, и если Юл вдруг вспоминал о ней, то несчастная Лина, уже будучи на базаре или у приятельницы, неожиданно начинала мучиться мыслью о том, что забыла прикрыть огонь в очаге, или оставила тесто, или… Причин было множество, каждый раз ее сознание находило очередную, лишь бы для самой себя оправдать безотчетное стремление домой.
Разум Юла был подобен зеленому побегу: в какую сторону согнешь, в ту и будет расти. И необычные силы, проснувшиеся в ребенке, могли надломить его, превратить малыша в домашнего тирана или вообще разрушить неокрепшую психику. Могли, если бы не проснулось одновременно с этими магическими способностями еще одно чувство - сострадание.
Юл ощущал боль близких людей. Она мучила его, как своя собственная. Он видел болезнь. Мало того, иногда мог изгнать ее. Вскоре сострадание заполнило всю его жизнь. И у Лины пропала вдруг странная зависимость от дома, а у Тира, ни с того ни с сего, рассосались синие вздувшиеся узлы на ногах, и вскоре он забыл, что такое трость.
Чужая боль, навалившаяся на пока еще слабого мальчишку, заставила Юла избегать человеческого общества. Едва научившись читать, он спрятался от нее в библиотеку, в книги, где можно было спокойно жить в мирах далеких и бесплотных, скрытых за вязью букв. Маги, фэйры, туоры, герои волшебных историй были его друзьями.
Долгое время родители даже не подозревали о том, что скрывает в себе тихий, нелюдимый Третий.
- Третий будет книжником, - говорил отец. - Расскажи-ка нам какую-нибудь историю…
И Юл старательно пересказывал. Он оказался неплохим рассказчиком, и взрослые слушали его с не меньшим удовольствием, чем дети.
- Третий, сын строителя, станет аэтоном, - сказал раз отец. - Я порой вижу, вижу все, что он рассказывает.
И однажды Тиру все же довелось увидеть малую толику того, что скрывалось в тишине и покое Третьего.
Как-то Юл, уверенный в своем полном одиночестве, сидел за столиком кухни и играл оставленной ему чашкой с молоком. Он заставлял ее вертеться, перепрыгивать через препятствия из столовых ложек и ножей. Чашка была урром, молоко - наездником, а ложки - барьерами. Он так увлекся, что не заметил в окне застывшее от ужаса лицо отца. Подняв глаза, мальчик встретился взглядом с Тиром. Чашка остановилась. Пришел в себя и отец. Через секту он влетел в кухню.
- Юл, сынок, что ты делал?
- Ничего… Играл.
- Я видел, - произнес Тир.
- Но ведь это никому не принесет вреда.
- Не принесет. Но ты лучше этого не делай, хорошо?
- Хорошо, отец.
А через несколько дней в город приехал известнейший во всем Коронате аэтон - Мастер Ким Конгский. И Тир, не пожалев денег, взял Юла на представление.
Юл давно мечтал послушать настоящего аэтона. Однако незамысловатая история, представленная старым человеком, совсем не похожим на того Знаменитого Аэтона, посещавшего Юла в мечтах, немного разочаровала мальчика. Он ожидал чуда, а это представление было даже скучнее, чем чтение интересной книги. Когда действо закончилось, отец подвел его к Мастеру:
- Уважаемый Мастер, мой сын умеет рассказывать истории так, что мы их видим подобно тому, как видели сейчас твою, сказал Тир. - Я - простой строитель и ничего не понимаю в вашем деле. Но мне кажется, что мой сын не пойдет за мной… Может быть, ты, уважаемый, уделишь ему немного времени и хотя бы скажешь, способен ли малыш?
- Такой маленький… Как тебя зовут?
- Юл, сын Тира, - ответил мальчик, которому едва исполнилось восемь иров.
- Хорошо, Юл, покажи мне что-нибудь.
- Только я не умею играть на этом. - Юл указал на инкрустированную перламутром итару аэтона.
- Ничего, ничего, малыш, можно и без итары. Не бойся. - В сочном голосе аэтона слышалась доброжелательность.
Юл не боялся.
Он попытался представить ту же историю, что только что показывал сам Ким. Он представил и самого аэтона, и как он рассказывает свою историю. Юл старался, и ему понадобилось всего несколько минт. Время словно растянулось, проглатывая его рассказ. И еще, рассказывая, он почувствовал язву, ядовитой змейкой свернувшуюся в желудке аэтона, нашел и затянул ее…
- Да… - Старик встал и положил руку на голову мальчика.
- Я плохо показал?
- Нет, малыш, ты показал хорошо. Очень хорошо… И ты можешь стать неплохим аэтоном… Но… - Ким задумался. - Это быстро тебе надоест. Скажи, ты ведь рассказываешь, потому что это интересно твоим родителям, твоим братьям и сестрам? Тебе самому нравится рассказывать?
- Да… Раз им нравится…
- Раз нравится им, значит, надо… - повторил аэтон. - А если бы им не нравилось?
- Не рассказывал бы… Сам себе, наверное. Иногда.
- Спасибо, Юл, отдохни пока. А мы в сторонке поговорим с твоим отцом.
- Я не стану твоим учителем, - вернувшись, ответил Мастер. - Ты можешь стать неплохим аэтоном, хорошим врачевателем, хорошим строителем или ученым. Однако тот путь, который выбрала тебе Судьба, гораздо труднее. Но тебе он по силам…
Юл уже знал, что сейчас скажет Ким: "Маг!"
- Маг, - произнес аэтон. - И если ты не против, я могу найти тебе учителя из магов Рунского Круга Света.
Юл был полон такой светлой радости, что еще немного, и, казалось, он бы взлетел. Он хотел, он очень хотел стать магом.
- Отец, мама?.. - Юл вопросительно посмотрел на Тира.
- Мы будем рады твоему счастью, - бодро произнес отец. Но глаза его были полны печали.
Так Юл стал учеником Фэрина. Так он вошел в Том-Магион, и теперь, прожив больше четверти века, что для мага - младенческий возраст, он по-прежнему считал себя учеником. Считал, в первую очередь, потому, что чувствовал сильную привязанность к учителю: незримая пуповина еще не была перерезана до конца.
Что же касается Силы, то Юл превосходил не только всех обучающихся в Том-Магионе, но и многих признанных магов Круга.
И когда на Большом Совете возник вопрос, кого из магов отправить в небольшой горный монастырь близ Кора, который по неизвестным причинам заинтересовал темных магов Унгола, Фэрин предложил своего ученика. "Это будет его ступенью", - сказал маг. "Но Юл слишком молод, - возразил Неон, Глава Совета. - Он ученик…" - "Я сомневаюсь, можно ли доверять тому, кто сообщил о монастыре… Может… ничего там и нет… Полагаю, что мы не подвергнем опасности ученика. Я в нем уверен. Но если сведения верны… Что там нужно Унголу?" Неон улыбнулся: "Не знаю… Думаю, книги. В этих монастырях хорошие библиотеки…"
Так Юл отправился в Красную Обитель со странным поручением: "Хранить и наблюдать. Хранить неизвестно что от Темных Сил".
Прибыв же в Красную Обитель, Юл начал опровергать поговорку: "Если ищешь врага, найдешь". Он врага не чувствовал. То ли маг из Унгола действовал крайне осторожно, то ли, узнав о прибытии Юла, тотчас прекратил свое деяние. "Деяние, направленное на что? Куда? Дым из пещеры - его работа?" Юл терялся в догадках. Разломы в горах, извержения дыма, а иногда огня и огненного камня, сотрясения почвы - в этом краю явления довольно частые. По крайней мере, влияния извне на природные катаклизмы Юл не ощущал. Или же Сила, которой пользовался маг, была совершенно иной природы, чем та, что мог обнаружить Юл.
И поначалу, за исключением извержения дыма из верхней пещеры, напутавшего многих, обстановка в монастыре была весьма благоприятной. Но за два дня до сотрясения все изменилось: Юл почувствовал - в монастырь тайно пришел очень сильный враг и копается в мыслях обитателей.
Первой жертвой стал Никит. Второй - загадочный сновидец Павул, не помнящий своего прошлого и обладающий удивительным даром предсказания. Сам Юл не пытался залезть в память Павула, ибо сказано было: "Не употребляй Силу понапрасну", а подобное исследование могло повредить монаху. Однако один раз он застал Павула в тот момент, когда сновидца атаковал "пришлец", и, пытаясь рассекретить врага, настраиваясь на него, Юл поневоле зацепил монаха. Но, как и враг, не увидел ничего: таинственные чары лежали на прошлом Павула.
Кроме того, Юл обнаружил нечто, удивившее его еще больше. Павула защищали не только чары. Кто-то сильный, по Силе превосходящий нападающего, отбивал удары пришлеца. Это был не Павул. Либо еще один человек извне, либо один из обитателей монастыря: маг, скрывающий свое лицо под монашеской хламидой.
"Неужели меня поддерживают? Или это одно из испытаний, и все разыгрывается, как учебное задание… Почему тогда именно здесь? Не похоже…"
"Павул уцелел, будучи в самом центре обвала… - думал Юл. - В комнате, где оставался Павул, не пострадала даже мебель, а справа и слева все три этажа пристройки превратились в каменную крошку. Павула охраняют. Кто? Уасили? Уасили был с ним в одной комнате…"
Уасили. Сероглазый, тихий, похожий на Мусса, монах. "В монастыре он появился год назад, - вспомнил Юл пояснения Никита. - Пришел из Пещерного Хрона, близ Кора".
"Да, Павул - один из тех, на кого нападает черный маг. Но Павул и единственный, кого защищают от атак… Может, Павул - сомбуи? Человек-книга? Человек-письмо?.. Но зачем тогда пришлецу Никит и Максим, люди, близкие к библиотеке? Павул…" Теперь Юл пытался спрятать в глубины памяти эту догадку, ибо сильный противник мог прочитать ее. Но мысли его по-прежнему устремлялись к Павулу. Павулу, уже заснувшему, чтобы утром туманное будущее вновь открыло свою изнанку его устами.
МИК
- Ну и занесло… - Негодование подгоняло Мика вдоль каменной стены. - В обитель тугодумов! Когда их по крышу зальет, тогда и пошевелятся!
Вчерашние вечерние разговоры с Эантом и Никитом хоть и вывели его из себя, однако к утренней трапезе Мик на время успокоился и снизошел до Рута. Когда же он обратился к служке, тот равнодушно ответил, что учтет его мнение и изложит при решении этого вопроса. "Учтет, изложит… Какой-то служка заправляет монастырем! Чего излагать! Эант и Никит… Высокомерные хриссы!"
Совсем не таким представлял Мик свой визит в монастырь и совсем уж не предполагал, что, вместо занятий с книгами под руководством Никита, придется, подобно кандальнику, разгребать завалы и таскать камни. "Никит… Учитель! Не способный выслушать разве может учить? Чему меня мог бы научить этот старикашка… Сидеть на камнях, опершись на клюку… Тьфу, вот погодите, - мысли Мика снова обратились к пути через окружающие скалы, - выведу вас, тогда…" Он представил покаянные лица жреца и библиотекаря, увидел посрамленного Рута. И себя…
Воображение Мика взбудоражили пришедшие из глубин памяти отголоски детских игр, где он, златокожий стройный конгай, вел в бой на магрутов, занявших дюну, целую ватагу нетонских ребятишек, и он был первым на склоне, и он сшибал деревянным мечом голову соломенного предводителя крылатых магри, и, подобно Дииму Уалантайну, продолжал рубить чудовищ, так заботливо изготовленных недавно им самим. Его отряд прорывался вперед, и вот они отстали в прошлое, а Мик уже выводит по одному ему известному пути монахов, и униженный Рут целует ему руку, моля о прощении. Он руководит строительством лестницы, он спасает всех от наступающей снизу воды, и Никит склоняется в поклоне: "Нет конца моей благодарности за спасенные книги…"
С такими мыслями Мик осматривал гору, не подозревая, что не только он один занимается подобными изысканиями. Зоркий взгляд Туса, отправленного Советом монастыря с той же целью - искать возможные тропы, скользил по противоположной стене.
"Главное - внимание. Неприступных стен не бывает". Мику иногда удавалось подняться по трещинам в стене на несколько минов, однако каждый раз горы отвечали ему отказом. Наконец Мик подобрался к тому месту, где были хорошо видны следы недавнего обвала, того самого, что гремел за его спиной во время сотрясения почвы. Цвет камня здесь был иной: темно-серый, с многочисленными цветными вкраплениями, словно, сползая, темнокожая гора сбросила с себя лишние одежды и теперь они лежали перед Миком в виде нагромождения каменных глыб. Мик прошел вдоль обнаженной, но не ставшей от этого менее высокой, стены и подобрался почти к самому берегу новоявленного озера. Он уже начал подумывать о том, возвращаться ли ему или попробовать переплыть сотню минов ледяной воды. Не решившись плыть, Мик развернулся, и вдруг его внимание привлек яркий блеск: казалось, капля Таира упала на один из камней.