* * *
– Вы продули, донна!!! – Билэт швырнул угаданного туза на стол и захлопал в ладоши. Золотые браслеты на его запястьях радостно зазвенели. – Вы продули, донна, и должны мне ночь!
Кловин вспыхнула, отшвырнула карты и вскочила. Ее дубовый стул с грохотом полетел на пол, драгоценные картинки разлетелись вокруг.
– Это была глупая затея!
– Э-э, нет! Карточные долги как кровная месть: их надо выплачивать!
С улыбкой Билэт поднялся и, ступая как кошка, обошел крысиную принцессу со спины. Он мягко положил ей руки на плечи.
– Впрочем, если я противен тебе, – прошептал он, приблизив губы к самому ее уху, – я не стану больше говорить об этом.
Его дыханье обожгло ей шею. Она замерла.
– Ты отдашь мне золотой – и мы будем в расчете, – он провел ладонями по ее плечам, и она против воли подалось ему навстречу.
Он ласково развернул женщину к себе и посмотрел ей в лицо.
Она подняла на него глаза без зрачков.
– Ты мне нравишься такой, какая ты есть. Крысиной королевой, бестией, нелюдью, – он провел пальцами по ее щеке. – Будь со мной, Кловин.
Его рука обвила ее шею, и он поцеловал ее в губы.
* * *
Ночью она проснулась от жажды. Кувшин с водой остался на столике, и добраться до него можно было, лишь спустившись по лестнице и пройдя по полу из красно-белых плит. Стараясь не разбудить спящего мужчину, она бесшумно поднялась с подушек и откинула полог. Как ни осторожны были ее движения, Билэт услышал ее и схватил за руку.
– Что случилось? – спросил он хриплым со сна голосом.
– Мне надо попить…
– Тебе принести? – он легко вскочил и сбежал по ступеням. Лунный свет мазнул по его обнаженным плечам, запутался в волосах и перебежал на лицо, когда он наклонился над столом, наливая в кружку воду.
Она жадно пила, а он, опустившись на подушки, разбросанные вокруг постели и закинув руки за голову, смотрел на луну, чей бледный свет был так ярок, что пронизывал даже мутные стекла в свинцовых переплетах.
– Бог не извлекает пользы из того, что Он властелин мироздания, – вдруг громко сказал Билэт, не оборачиваясь. Кловин замерла с кружкой у губ. Она никогда не слышала голоса такой чистоты и силы. – Бог не нуждается в пользе.
Он говорил, а она жадно рассматривала его в лунном свете. В темноте она видела лучше чем днем, и в темноте его красота становилась почти осязаемой: чудилось, вот-вот можно ухватить ее и насладиться ею, как едой или питьем.
– В пользе не нуждается и дьявол, восставший на Бога, – Билэт обернулся к ней, и лицо его озарилось улыбкой. – Я борюсь за право распоряжаться другими, а не за выгоду. Выгода – это дело низких тварей, подобных твоему племени или сословию купцов и менял.
При этих словах он вскочил и прошелся по спальне. Лунный свет играл с его телом, причудливо расцвечивая шею, плечи, грудь.
– Какая разница между людьми и крысами, если для тех и других целью существования становится выгода? Жрать и совокупляться, при этом жрать вкусно и совокупляться с тем, с кем хочешь. Разве не так, Кловин? С вами это по‑другому? У нас – так. Я вижу, как пройдет совсем немного времени и рыцари снимут доспехи и вооружатся весами. Купил дешевле – продал дороже, так?
Билэт со злостью стукнул кулаком по столику.
Кловин опустила глаза и молча корябала ногтями меховое одеяло.
– Не ты ли говорил мне, что на власть ставят только болваны?
– Я говорил, что болваны все ставят на силу денег и власти, забывая, что истинное могущество – в победе над своей природой. Победив ее, ты достигнешь и власти, и денег.
– И как ты собираешься победить естество?
– Алхимики говорят, что это подвластно камню, который они называют философским. Власть Гильдии держится на этом, – Билэт кивнул в сторону руки, сжимавшей яйцо. Символ Гильдии украшал все мало-мальски значимые предметы интерьера в Доме Крысоловов. – И я хочу знать, что же, наконец, мы держим в своей власти и не призрачна ли власть над тем, чего мы не знаем?
– Ты хочешь разгадать великую тайну Магистра, будучи профаном и всего лишь подмастерьем?
– Да, и ты мне поможешь.
– Как?
Билэт отмахнулся от вопроса, продолжив тираду:
– Я человек, и цель моя – власть над миром, ведь ради этой власти род людской был вызван из небытия. Я не хочу участвовать в великой битве сундуков и копилок! Я хочу взять то, что мне принадлежит, – власть.
– Человек для тебя еще меньше, чем твоя дудка. На ней ты хотя бы выучился играть. Но живое существо не дудка, Билэт.
Мужчина взглянул на нее. В глазах его промелькнула насмешка.
– Твое желание безумно, Билэт. О какой власти может говорить существо, обреченное на смерть и не могущее знать, что с ним случится через час?
– А что предлагаешь мне ты? Возлюбить мир, по моему мнению так дурно устроенный? В нем слишком много страданий, Кловин, а я не хочу страдать! Уж лучше попытаться оседлать судьбу, чем всю жизнь умирать от зависти к другим. Я хочу делать только то, что я хочу!
– Так не бывает!
В ответ он усмехнулся и показал ей… это проклятое кольцо. Просто-напросто жестом бродячего фокусника извлек его из-под подушки Кловин. Она его узнала. На кровяно-красном рубине, оправленном в золото, вырезана королевская печать. Это был ее перстень, перстень с королевской геммой, который сдернула с ее пальца младшая сестра Бьянка.
– Теперь ты понимаешь, кто тебя предал? – Билэт опустился на ступеньки у огромной кровати под драгоценным парчовым балдахином и протянул ей гемму . Слова тихо стекали с его губ прямо ей в сердце. – Он убьет тебя. Он спит с твоей сестрой, и ему нужна твоя кровь. Тогда он станет Магистром, а она законной королевой крысиного племени, – Билэт заглянул в глаза Кловин. – Рэндальф спит с Бьянкой.
Билэт повертел перстень в руках, потом взял руку женщины и ласковым движением надел на ее палец:
– А я ее убью и стану мастером. А королевой будешь ты.
– Почему же он не убил меня до сих пор?
– Ему нужно вот это, – Билэт погладил кольцо на ее пальце. – И еще одна вещь. Но никто не знает, где она. А без нее Магистром ему не стать. Я добуду ее. И все будет хорошо!
Билэт рассмеялся, и Кловин снова подивилась его нежной коже и ямочкам на щеках.
– Как кольцо оказалось у тебя?
Но Билэт снова пропустил вопрос мимо ушей.
– А еще Рэндальф верит, что крыса может забеременеть от человека. Но с Бьянкой у него не вышло, – Билэт весело посмотрел на Кловин, и его длинные ресницы запутались в падающих на лоб волосах. Он стриг их по последней моде: челка до бровей и длинные, ниже плеч, вьющиеся локоны. Прозрачно-голубые глаза были словно подведены – такие черные были у него ресницы.
Ноздри женщины расширились, вдыхая его запах – смесь горьковатой эссенции и ладана.
– Ты будешь королевой.
Он наклонился и коснулся губами перстня на ее пальце.
Кловин вздрогнула и отстранилась. Но он только рассмеялся и, взяв ее лицо в ладони, прижался губами к ее рту.
* * *
– Мы должны бежать. Ты знаешь, что место Магистра пустует и Рэндальф имеет право занять его. Он Кельнский мастер, а это место в Гильдии открывает ему дорогу ко многому. Но чтобы стать мастером, он должен принести жертву. Зарезать кривым ножом Гильдии видящую крысу королевской крови при свидетеле или добыть доказательства работы, которые не оспорит Совет.
Билэт возбужденно ходил по спальне. Завтрак им подали в постель, и, накинув рубаху, он на ходу жевал хлеб. Поднимавшийся от его шагов сквозняк колыхал тяжелые старые гобелены, на которых прекрасные дамы дарили венки пажам, играли на лютнях и водили хороводы вокруг майского дерева.
Кловин сидела на стуле. Ее узкие ступни покоились на бархатной подушке, сцепленные руки лежали на коленях, а лицо, обрамленное жемчужной сеткой, прятавшей волосы, не выражало ничего, кроме давней усталости.
– Рэндальф рвется к власти. Между ним и вожделенным местом только два препятствия – жертва и медальон. Перед смертью прежний Магистр отдал его на хранение отшельнику из Черного леса, чтобы тот передал его достойнейшему. Но Рэндальф силой отнимет символ, без рассуждений о своих несовершенствах. Мы должны его опередить. Мы расскажем отшельнику о грозящей опасности, и он сможет перепрятать медальон или передать его в надежные руки на хранение. И беззаконие не свершится.
– Из твоих слов я только одного не услышала. В чем недостоинство Рэндальфа?
Билэт остановился и резко повернулся к ней. На его щеках выступил румянец, и он в сердцах стукнул ладонью по столу. Драгоценный венецианский кубок звякнул и едва не упал.
– Ты спрашиваешь, в чем? Он предатель. Он вступил в сговор с крысами. Он спит с Бьянкой, королевой из Кельна. Знаешь такую?
Сплетенные руки Кловин сжались еще сильнее. Кольцо, ночью надетое ей на палец, тускло сверкнуло. Губы женщины дрогнули, но ни одного звука с них так и не слетело.
– Он убьет тебя, Бьянка станет законной королевой, а не регентшей при пропавшей наследнице. Сколько еще я должен повторить это, чтобы ты услышала? Рэндальф станет Магистром, и они, объединившись, обретут неслыханное могущество. Пока Рим силится объединить под папской тиарой раздираемый междоусобицей мир, они создадут свою империю, невидимую и неслышимую, управляющую всеми и никому не подвластную. Даже храмовники , разоренные Железным королем , не мечтали о таком!
– А тебе-то что за дело до этого? Ты его брат, и власть над миром перейдет к тебе по наследству.
– Если он не произведет на свет наследника.
– Крысы не зачинают от людей. А соперницы Бьянка не допустит, можешь мне поверить, – зло усмехнулась Кловин.
– Это шаткое основание для спокойствия. Гильдии как цеху придет конец, ее изнутри разрушат склоки, да и мастера не пойдут на союз с теми, кого учились убивать всю жизнь.
– Золото и власть – хорошие учителя, люди быстро переучиваются под их началом.
– Гильдия – единственная сила, способная противостоять нашествию. Миру людей грозит опасность.
– Ты предлагаешь мне выступить на стороне Гильдии, пока Рэндальф выступает на стороне моего народа?
– Кровь за кровь, Кловин. Измена за измену. Ты станешь королевой.
– А ты?
– А я ничтожный подмастерье, которому не удается сдать экзамен на мастера.
– А кстати, почему?
– Потому что мне жалко убивать таких симпатичных зверушек как ты, принцесса, – Билэт лучезарно улыбнулся и отвесил поклон. – А может, и потому, что однажды, погорячившись, я поставил на любовь мастерский клинок, – тихо добавил он, взяв ее руку в свою и поднося к губам.
"Но, как и ты, проиграл банкомету", – этого он вслух не произнес.
Выгоревшие до белизны волосы упали ему на лоб, скрыв лицо.
* * *
К исходу десятой недели по Пасхе, в ночь на Иванов день они бежали. Путь их лежал вдоль могучего Рейна, на юг, в сторону горы Фельдберг, поросшей мачтовым лесом, где, стоя у корней вековых сосен и елей, нельзя было разглядеть солнце. В непроходимом Черном лесу жили горные и лесные духи, и до сей поры ни одному святому отцу не удалось продержаться здесь до зимы. Отшельник подвизался здесь уже давно. В начале, как водится, угольщики и дровосеки обвинили его в сношениях с демонами. Но однажды после страшной грозы, случившейся в ноябре, огромная стая черных воронов снялась с горы и улетела, а жертвенный камень с древними рунами, возле которого ископал пещеру отшельник, раскололся надвое.
"Святой отец победил дьявола, и духи ушли с горы", – решили местные жители и понесли ему нехитрую снедь: молоко, хлеб и брюкву с огородов. Отшельник забирал это вечером, а поутру крестьяне находили на расколотом валуне целебные отвары и пряную зелень, что ухитрялся собирать в лесу да выращивать на скудной делянке отшельник.
Матери, чьих детей подменили на мерзких альраунов , порченные бабы и калечные мужички потянулись к нему. Он принимал их далеко от пещеры, в лесу, пряча лицо. Досужие языки трепали, что он прокаженный, оттого и морды не кажет, но исцеленные людишки стыдили их. "Не ищи правды в других, коли в тебе ее нет", – говорили болтунам и осеняли себя крестом во славу Божию.
Так что тропинку к заброшенному языческому святилищу, а ныне к святой пещерке беглецы отыскали без особого труда.
Лошади в гору не пошли, и их пришлось определить на постой к крестьянам, которые за небольшую мзду отыскали и коновязь, и сено.
Подъем занял время до полудня, а когда Билэт и Кловин увидели нависшую над ними скалу, с обоих уже градом лил пот, и они изрядно запыхались.
Угольщик предупредил, что в пещеру заходить нельзя. Нужно остановиться внизу и дернуть за колокол, что висит над тропой.
Так они и сделали. Зеленоватый от времени и влаги колокол печально застонал, и стайка птиц с шумом слетела с бузинного куста, росшего поблизости на камнях.
Билэт, одетый на удивление буднично, как бюргер, путешествующий по делам, вытащил из-за пояса серебряную флягу и отхлебнул из нее.
– Тебе не предлагаю, – обронил он. – Судя по журчанию воды, неподалеку отсюда источник, если хочешь, попей из него.
Кловин промолчала. Ее мучила жажда, но пить вино ей действительно было ни к чему.
Она по запаху прошла по тропинке за выступ скалы и обнаружила воду. На краю выложенной камнями впадинки, наполняющейся водой из ключа, бившего прямо из камней, лежал глиняный ковшик. Она попила. Вода была ледяной и чистой.
Ополоснув лицо и руки, женщина оправила платье, пригладила волосы, выбившиеся из-под чепца, и вернулась обратно.
Билэт по-прежнему сидел на поросшем мхом камне, внимательно оглядывая окрестности.
– А разбойники тут есть? – поинтересовался он.
– А что им тут делать тут, вдалеке от торговых путей?
– Может, у святого отца есть чем поживиться?
– Ага, прогнал демонов и теперь сторожит их сокровища.
– Ты до отвращения разумна, Кловин. Ни капли поэзии.
– Зато ты беспечен, как жонглер.
За этой невинной перепалкой они не заметили отшельника.
– Какая нужда привела вас ко мне? – услышали они голос позади и вздрогнули.
У спуска, откуда они пришли, стоял высокий мужчина в монашеском наплечье и рясе. Капюшон с вышитым крестом скрывал его лицо до подбородка, поросшего небольшой седой бородой. Одной рукой он опирался на посох, в другой держал длинные четки.
Билэт вскочил и показал ему нечто зажатое в ладони.
Отшельник помедлил, а потом сделал приглашающий жест четками.
– Что ж, будем надеяться, что вы не зря проделали этот путь, подмастерье и… королева.
Кловин угрюмо глянула на монаха.
Но тот уже повернулся к ним спиной и направился в лес.
Как ни мучило Билэта любопытство, как ни пытался он разглядеть пещеру, но делать было нечего: их туда не звали и ему пришлось покорно следовать за всеми, то и дело оборачиваясь и спотыкаясь о корни.
Когда все трое вышли на поляну, то отшельник прошел под навес из ветвей и позвал туда Билэта. Кловин опустилась на бревно неподалеку.
Билэт откровенно разглядывал монаха, пытаясь заглянуть ему под куколь. Монах привык к подобной дерзости и, казалось, просто не замечал ее. Он опустился на пень и принялся перебирать четки. Губы его едва заметно шевелились, повторяя по латыни: "Ave, Maria, gratia plena …" – правило святого розария, дарованное людям Пресвятой Девой через святого Доминика, пса Господня, как он сам себя называл.
Поняв, что отшельник может так сидеть хоть до скончания века, Билэт первым нарушил молчание:
– Святой отец, вы правильно назвали меня подмастерьем. Но может быть, вы догадались и о цели, с которой я прибыл к вам?
Святой отец неопределенно покачал головой.