2.
Лена очнулась от непривычно яркого солнца.
Последние несколько месяцев город непрестанно затягивали тонкие печальные серые тучи, сквозь которые свет сочился одинаковый - ровный, белый. По-настоящему ясные дни выдавались редко. А тут день был не просто ясный, а прямо-таки яркий, праздничный, праздничный даже не по-весеннему, а скорее уж по-летнему. И пятна тени, которые плясали на дощатом полу, не могли сложиться от голых веток - на ветках должны для этого появиться листья.
Лена потянулась и села на кровати. Двигаться было непривычно легко. Она сперва не поняла, в чем дело, а потом догадалась: исчезла опаска, исчезла стесненность в груди. Может быть, только в самом раннем детстве она чувствовала себя так хорошо и свободно, как сейчас.
Девушка огляделась и поняла, что не дома. А где? Может быть, в гостях у бабы Маши, в деревне?
Нет, баба Маша умерла два года назад… Да и у нее был маленький домик, с двумя бедными, темными комнатами и низенькими потолками. Совсем не как тут…
Стены комнаты были бревенчатые, темные от времени. Пол - дощатый, рассохшийся. Кровать, на которой лежала девушка - массивная и чересчур мягкая. ("Перина на лебяжьем пуху", - всплыло в голове что-то давным-давно читанное, но ни разу не виденное). Шкаф, возвышавшийся у дверей, поражал своей допотопной архитектурой - что-то подобное (сиречь двустворчатое и узкое) могло попадаться ей только в фильмах, посвященных дореволюционной жизни. А еще здесь был туалетный столик, тоже очень старый, с потемневшим от времени зеркалом над ним. Стул около столика очень походил на те двенадцать своих собратьев, которые собирали Остап Бендер и Киса Воробьянинов.
Лена встала. Кровать, на которой она лежала, оказалась заправленной, а сама девушка - полностью одетой, только как-то… странно. Неправильно… На ней был ее любимый зеленый свитер, заляпанный реактивом в прошлом году и выкинутый на помойку, и не менее любимые когда-то коричневые джинсы, безвозвратно погибшие в начале первого курса, когда весь поток вкупе с кибернетиками и почему-то теологами и социологами вывезли на картошку. А также носки… обычные капроновые, пять рублей пара. На коврике у двери нашлись кроссовки.
Лена обулась, подержалась за ручку, но выходить не стала. Подошла к окну.
Оно тоже выглядело старым - из множества мелких стекол, вставленных в витую железную раму - и оказалось чуть приоткрытым. Белая тюлевая занавеска шевелилась от ветра. Снаружи было прохладно - тоже весна, только более поздняя. А может, лето, самое начало июня. Утро, наверное, потому что солнце еще низко.
Зеленый луг, полого спускающийся к неширокой речке. Березы, растущие прямо под окном - комната Лены, наверное, находилась не ниже третьего этажа. Еще березы - мощные, раскидистые. Одна совсем на берегу реки.
За рекой - снова луг, а за лугом лес. Темный, не разобрать, хвойный или лиственный. Судя по пейзажу, лиственный, наверное. На лугу, у кромки леса, пасутся коровы, видно только рыжие, странно горбатые пятнышки на фоне зеленого массива. Мало их, совсем небольшое стадо. Деревня, наверно, бедная.
"Какая, к черту, деревня?"
Лена вздохнула. Подошла к туалетному столику, посмотрела на себя в зеркало.
Есть такие зеркала - они похожи на старинные, заросшие ряской пруды. Так и кажется: вот сейчас отразят не тебя, а что-то совсем неизвестное, может быть, даже жуткое… Точно: из темных глубин вынырнуло полузнакомое бледное лицо, глаза - один желтый, другой зеленый - в обрамлении прядей каштановых волос. Ну и космы…
На столике нашлась щетка, так что Лена расчесалась, без всякого удивления обнаружив у себя в волосах заколку, сломавшуюся с месяц назад.
Зеркало располагалось таким образом, что тяжелая дубовая дверь в комнату в нем ни в коем случае не могло отразиться, поэтому вошедшего Лена видеть не могла. Скорее, услышала скрип половицы.
Она обернулась и сделала несколько шагов в сторону, так, чтобы шкаф не загораживал поля зрения. И увидела его.
Очень странное впечатление он на нее произвел.
Бывает такое: если очень давно не видел друзей, потом встречаешься с ними и понимаешь, что они ни капельки не изменились. Так же точно готовят чай на кухне, те же точно характерные словечки, те же выражения лица, те же реакции… И одновременно - по-новому сидят, подперев щеку рукой, по-новому встречают тебя, иные слова говорят… А если еще глубже копнуть, то выясняется, что изменения эти поверхностные.
Вот такое трудноописуемое чувство узнавания или даже какой-то близости ощутила Лена, когда увидела вошедшего. Это ничего не имело общего с так называемой "любовью с первого взгляда" или "родством душ"… просто этот человек настолько отличался от всех, когда-либо виденных ею, что непостижимым образом казался уже прежде знакомым. Словно она видела его давным-давно, да забыла.
Внешне он ничего особенного из себя не представлял. Это был мужчина лет, наверное, тридцати или тридцати пяти, "приятной наружности", как принято говорить. Даже очень приятной. Ростом, правда, маловат - Лене всегда нравились высокие, а этот был выше ее всего лишь на голову.
Держался он с той вежливой естественностью, которая присуща хорошим секретарям и профессиональным продавцам, но казался честнее.
"Очень хороший продавец. Высший класс".
- Елена Владленовна? - спросил он серьезно.
Лена кивнула и покраснела, как всегда, когда называли по имени-отчеству (слава Богу, в ее годы это случалось нечасто). Иметь отчество "Владленовна" вдобавок к фамилии "Красносвободцева" в наше время странно и неприятно. А уж каково, наверное, приходится папе, да еще с отчеством "Ильич"…
Хорошо, что вошедший фамилию добавлять не стал.
- А меня зовут Сергей Петрович Комаров. Такое вот обычное усреднено русское имя… - он обезоруживающе улыбнулся, словно бы давая понять, что на самом-то деле ни в коем разе посредственностью не является. Лена этому сразу поверила. - Можете звать меня Сергей Петрович, но на "ты". У нас принят полуофициальный стиль общения.
У кого "у нас"?
- Только, пожалуйста, меня зовите просто Лена.
- Здравая мысль, - он снова улыбнулся. - Пойдемте, прогуляемся. У вас, наверное, много вопросов, как раз все и расскажу.
Он посторонился и вежливо пропустил Лену в дверь вперед себя.
"Нет, не секретарь, - подумала она. - Вежливый проводник или экскурсовод из старых советских фильмов".
Они прошли по длинному темному коридору, вдоль одной стены которого тянулись одинаковые почерневшие от времени двери, а вдоль другой - похожие на двери марины с человека размером. Море на всех было черным, буйным, под не менее мрачным свинцовым небом. "Ну и вкусы…" - оценила про себя Лена.
Потом они оказались на верхней площадке невысокой лестницы, которая спускалась в какой-то не то зал, не то холл. В холле этом стояло три круглых стола, на каждом из столов - три перевернутых стула. Пол влажный, как будто только что помыли. Еще Лена краем глаза заметила большой шкаф с фарфоровой посудой и почему-то русскую печь на всю стену.
Поймав ее взгляд, Сергей Петрович коротко пояснил:
- Печь не просто для антуража. Хотите верьте, хотите нет, но иногда мы ее используем.
- Детей запекать?
- Можно и детей, - последнюю фразу Сергей Петрович произнес совершенно серьезно.
Но страшно Лене не стало.
За дверями холла оказался тот самый луг, который Лена видела из окна, прохладный и росистый. По лугу бежала извилистая тропинка, спускаясь к речке. Кажется, она так и просилась под ноги, и зову этому не было никакого желания противиться. Напротив, казалось, что, если не пойти по ней, то пропадет из утра что-то важное… У Лены впервые возникло чувство, которое теперь ей было суждено испытывать довольно часто - чувство, что все вокруг, и день этот, и ее спутник, и она сама, покоится на крайне хрупких весах, и ни в коем случае нельзя сказать или сделать что-то лишнее или не сделать чего-то, нельзя терять равновесие. А то полетишь в пропасть, имя которой - беспомощное отчаяние.
Руки опускались. К счастью, ей ничего не нужно было делать и пока что ничего не нужно было понимать. Просто идти по лугу следом за Сергеем Петровичем.
Они неторопливо зашагали по тропе. Снаружи оказалось теплее, чем Лена думала, солнце пригревало. Это было удивительно. Из холодов и нерастаявшего снега - сразу в почти полное лето.
- Что последнее вы помните? - спросил Сергей Петрович.
Вопрос был не так-то прост.
- Что сердце остановилось. И - облегчение с обидой пополам, - Лена помедлила секунду. - Вы не думайте, у меня не шок. Я понимаю, что умерла. Но это… не больница явно, на рай или ад непохоже… Опять же, свитер… - она потянула зеленую шерсть. - Я прекрасно его помню… Мы с мамой его выбросили. Но это ведь все и не бред… Мне таких ярких и разноцветных снов никогда не снится!
- Отлично, что вы все понимаете! - явно обрадовался Сергей Петрович. - Приятно иметь с вами дело. А то иногда начинается… слезы, сопли… Да, вы действительно умерли. Но, хочу вас обрадовать… или огорчить: ваше земное существование закончилось окончательно и бесповоротно.
- А что, бывают альтернативы? - без тени сарказма спросила Лена.
- Вы Библию читали? - он спросил это так, как спрашивают: "Ты что, дура?". Только вежливее. Потом продолжил более легкомысленно:
- Конечно, нет, в наше время молодые и красивые девушки не читают Библию… Если вкратце - вариантов посмертия может быть несколько, и я точно не знаю, какие именно. Вам достался на редкость неканонический. Но Благовестию не противоречит, не беспокойтесь, Страшный Суд мимо не пройдет. Вас просто телесно воскресили несколько раньше, чтобы вы делали то, до чего у живых не доходят руки.
- Так это… все-таки рай? - вздрогнув, Лена окинула взглядом мирный пейзаж.
- Нет, что вы! Это место, где мы живем… ну, и не только мы. Вы бы назвали его параллельный миром, но это вообще не мир. Это… что-то вроде декорации. Она неотличима от оригинала, но настоящей жизни в ней нет. Если мы говорим о "жизни" в земном понимании. К семи дням творения это место отношения не имеет. Оно было создано уже после падения Вавилонской башни, когда Господь в неизречимой милости своей решил отделить зерна от плевел… Ах, пойдемте присядем. Это долгая история.
Он махнул рукой на большое поваленное березовое бревно чуть в стороне от тропинки, уже почти на берегу реки. Лена послушно села, не обращая внимания на то, что кора была влажной от росы, а Сергей Петрович пристроился рядом.
И он рассказал ей вот что.
Люди всегда стремились встать вровень с Богом. Всегда хотели покуситься на все тайны мироздания, раскрыть секреты, для них непредназначенные. Совладать со смертью. Из всех проявлений дарованной человеку свободы воли самое страшное - возможность убивать себе подобных. Но если человек научится исправлять последствия этого своего поступка, будет еще страшнее.
Люди обречены умирать. Смерть - как ни странно - вот то, на чем стоит мир. Сорви с нее покровы, обнажи ее суть, уничтожь страх перед ней - и погибнет все. Но с начала истории ни на что не были так направлены усилия людей, как вот на это самое. И самое противное: под руководством Врага рода человеческого люди вполне способны достигнуть своей цели. Но, понятное дело, ничего хорошего из этого не выйдет.
Бунтовать против судьбы - это тоже одно из проявлений свободы воли. Но никто не имеет права менять промысел Божий - и вот создана была служба Смерти.
- Нас учредили очень давно, - продолжал Сергей Петрович. - Так давно, что уже никто толком и не помнит, чем же мы занимались вначале. Сейчас наш, Российский департамент, состоит из тринадцати отделений. Первое - общий контроль, учет рождений и смертей, второе - отслеживание философских идей, сокрытие тайн, третье - вероятностные линии судеб… и так далее. Наше отделение - Тринадцатое, или еще СС - служба симарглов, - он улыбнулся. - Аббревиатура полуофициальная, ее, наверное, еще лет двести любить не будут. Есть восемьдесят девять секторов, по числу округов, как вы догадались. На каждый округ, как правило, приходится от трех до пятнадцати сотрудников, больше не надо. Исключение - Петербург, на нем двадцать семь человек. Самое беспокойное место! И все эти люди занимаются тем, что залатывают дыры в работе остальных отделений. Поэтому иногда нас называют Аварийным Департаментом или Службой Спасения… опять это СС, верно? Никак от него не отделаться.
- То есть, Тринадцатый департамент занимается случаями, когда кому-то удалось что-то поделать со смертью, да? - с содроганием спросила Лена. - Ожившие покойники, привидения…
- А также вампиры - вот уж гадость так гадость! - кивнул Сергей Петрович. - В последние триста лет. В последние двести лет - еще и философские камни, эликсиры бессмертия, вызванные из подземелий демоны и так далее. Не говоря уже о совсем экзотических случаях, вроде оборотней-медведей из Йошкар-Олы…
- А как оборотни-медведи связаны с бессмертием?
- Никак. Просто они пожирали не только тела, но и души убитых ими людей. Видите, мы этим тоже занимаемся. Балансом душ и тел. Напомните мне, чтобы я вам потом рассказал об одном случае, когда две души оказались в одном теле. Медиум попытался вызвать душу своей жены… ну, и доигрался. Человеческое тело двух душ выдержать не может, поэтому умерло. Но сами души никуда не делись. Получился ходячий мертвец с раздвоением личности. Как группа Рюмина его брала - это просто поэма.
- О-ох…
Припекало все ощутимее, и Лена стащила через голову свитер. В одной футболке стало прохладнее, но зато все вокруг показалось удивительно настоящим. Ветер настоящий, солнце настоящее, трава настоящая… и она, Лена, жива! И сердце больше не болит.
- Смотри на это дело так, - посоветовал Сергей Петрович. - Работа, конечно, тяжелая и грязная, но зато ненормированная. Это преимущество, как ни странно. Бывает, неделями не всплывает никакого дела - знай себе лежи и загорай. Опять же, на Земле можно бывать сколько хочешь. Никто не ограничивает. И коллектив у нас хороший. Не думаю, правда, что ты познакомишься со всеми… Даже я всех не знаю поименно - больше тысячи человек, как никак. Но у нас идеальная система подбора кадров, так что запомни: на любого из симарглов можно положиться. Любой посоветует и любой поможет.
- А почему симарглы?
- А тебе бы хотелось называться Ангелом Смерти? - он усмехнулся. - Симаргл - это крылатый пес, который помогал душам умерших пройти… туда, куда им надо было. Добрый и почитаемый бог славян. Мудрые все же у нас были предки. Знали, чего следует бояться, а чего нет.
- А что, смерти бояться не следует?
- Не закономерной во всяком случае. Вот ты попробовала - страшно?
Лена честно покачала головой. Потом не менее честно добавила:
- Вот теперь действительно становится страшно. За маму с папой. И за Катю. И за… - она смутилась было, но потому упрямо закончила. - И за еще одного человека. Как они там? Они думают, что я… что меня совсем-совсем нет.
- А вот с родными и знакомыми видеться нельзя, - неожиданно жестко произнес доселе такой мягкий Сергей Петрович. - Это - один из немногих запретов, очень строгий. И, поверь мне, - я ведь тоже это на своей шкуре испытал - это не столько для их блага, сколько для твоего. У тебя теперь новая жизнь.
- Жизнь? - Лена внимательно посмотрела на собеседника. - Неужели - жизнь?
Сергей Петрович кивнул, и тут только Лена впервые заметила некую странность в его облике… Солнце просвечивало сквозь него. Это не слишком бросалось в глаза… нет, прозрачным он не был. Разве что самую чуточку.
Почему-то это не испугало Лену, скорее, наоборот успокоило. По крайней мере, необъяснимая чуждость-близость Сергея Петровича получила какое-никакое, а истолкование. "Я сижу рядом с призраком…" Секунду… а если она и сама такая?..
Лена с ужасом посмотрела на свою руку… ничего, не просвечивает… или она просто сама этого не видит?..
- Заметила, да?.. - Сергей Петрович сочувственно улыбнулся. - Я понятия не имею, по какому принципу создаются тела симарглов, но они вполне плотские, хотя имеют ряд странных особенностей… ну да сами все выясните, о некоторых вещах мне просто неловко говорить, - он лукаво подмигнул, и Лена машинально кивнула в ответ. - Что касается меня, то у меня тоже такое было, пока меня не наказали. Ясно?..
Лена снова кивнула.
- Да ты не бери в голову, вообще тут совсем неплохо. Во всяком случае, гораздо лучше, чем скитаться… вовне.
Он закинул голову и продекламировал, глядя, как качаются в синем небе зеленые ветки:
Солнце скрылось на западе
За полями обетованными,
И стали тихие заводи
Синими и благоуханными.
Когда он читал стихи, голос его изменился, и стал необъяснимо похож на шелест ветра, и на плеск воды в реке… Будто само то, что окружало Лену, заговорило с ней, приняв облик человека… Будто облик человека оказался настолько просторен, что вместил все.
Ряд странных особенностей…
…И направились к дому те,
У кого есть дом
С голубыми ставнями,
С креслами давними
И круглым чайным столом.
Лена подхватила, и они прочли остаток вместе, при этом голоса их странно слились, словно ничего не стоило соблюдать гармонию.
Я один остался на воздухе
Смотреть на сонную заводь,
Где днем так отрадно плавать,
А вечером плакать,
Потому что я люблю тебя, Господи.
Папа очень любил это стихотворение. Сидит иногда на кухне, смотрит, как мама готовит ужин, и вдруг начнет читать что-нибудь эдакое. Мама смеялась: с твоим техникумом номер три только и читать акмеистов… Впрочем, мама недалеко от папы ушла. Она - учитель физкультуры.
- Сейчас вы мне скажете, что вы - призрак Гумилева, - совершенно серьезно произнесла девушка, когда последний звук замер в шелесте ветра.
- Я - всего лишь свой собственный призрак. Когда я умер, этот угрюмый мальчик еще ничего не писал.
"Да, - подумала Лена, - живым человеком он определенно был. Он говорит "я" и "свой собственный", а это уже показатели индивидуальности. Да и о родных упоминал". Но уточнять она не стала, а спросила вместо этого совершенно другое:
- Значит здесь - синяя заводь?
- В каком-то смысле… - Сергей Петрович вдруг глянул на часы (откуда у призрака часы и зачем они ему?) и ощутимо заторопился. - Ну, вы сами во всем разберетесь. А пока отдохните денька два. С партнерами вашими познакомьтесь: Морецкий и Филиппов их фамилии. Да, не позволяйте Вику заставить вас работать, вам нужно еще адаптироваться. До встречи, Лена.
Он исчез.
Лена аккуратно расстелила свитер на траве, потом легла на землю, положив на него голову. Облака теперь плыли прямо над ней. Не видеть маму и папу… Не видеть Катю… И Сергея…
Нет, она не будет об этом думать. Она будет смотреть на облака. Как странно - теперь она более свободна, чем даже водяной пар, и в то же время куда более связана…