3.
Каждый раз, когда я открываю дверь квартиры, она пуста.
Это все равно, залита ли лестничная площадка выжигающим светом полуденного солнца или тонет в сине-сиреневых зимних сумерках. Это все равно, в каком я настроении - приподнято-боевом, или устало-равнодушном. Все равно, дома ли мой брат. В любом случае квартира пуста.
Иногда мы сами напоминаем мне детей, которые так и не выросли. Когда отец погиб, а мама сошла с ума - это случилось восемь лет назад - я был на четвертом курсе медицинской Академии, а Вадику едва сровнялось десять. Я думал, мне придется бросить учебу, но нет, не пришлось - дядя помог. А еще через год мама умерла, и стало легче: мы ведь не позволили отдать ее на Первую Линию, отстояли. Она жила с нами, а это очень нелегко, когда в доме сумасшедший.
В общем, кажется, с того первого года ничего особенно не изменилось. Мы с Витькой стали очень близки друг к другу: я не пытался "заменить ему родителей" или проделывать какую-то чепуху в том же духе. Просто старался быть рядом с ним, и лично мне это было полезнее, чем ему. Дети вообще легче переносят перемены и вполне способны помочь взрослым, которые настроены учиться…
Тем не менее, с того времени в комнатах поселилась пустота.
Мне трудно сказать, в чем она заключалась. Свет проникал в наши окна так же, как и прежде, и новые шторки, подаренные теткой, колыхались даже легче и невесомее старых. Дерево перед окном срубили, и теперь солнце по утрам вливалось в обе спальни, большую и маленькую, особенно удушливой волной. Так что дело было не в темноте.
Мы с братом почти все свободное время проводим вместе: пьем пиво, смотрим телевизор, если показывают что-то стоящее, или делаем уроки на кухонном столе. То есть делали, пока я учился; последние пять лет Вадик делает, а я просто сижу рядом - читаю или перебираю гречку. Я полюбил перебирать гречку на ярком белом пластике, под ярким белым светом. Наверное, будь я хирургом, это меня раздражало бы.
Письменным столом мы не пользуемся: это был мамин стол, там в нижних ящиках еще лежат фрагменты ее недописанной докторской. Рисунки и каракули, что она бесконечно выводила потом, мы выбросили, но дерево все еще хранит воспоминания.
Вот, написал "хранит воспоминания", и самому стало смешно за эту чушь. Разве воспоминания старый хлам или фамильный драгоценности, чтобы хранить их специально? Нет, они нарастают на тебе, как раковины на днище корабля, или как хрящ вокруг сдвинувшихся костей, обволакивают тебе и хоронят. С воспоминаниями надо уметь ладить, а мы, похоже, не умеем. По крайней мере, я. Я помню все.
Наверное, хорошо иметь отличную память, особенно если к ней плюсуются мозги. В учебе я всегда был первым, не прикладывая к тому особенных усилий. У меня оставалось больше всех времени. У меня даже со второго курса девушка была. Вслушайтесь, как это звучит - девушка у второкурсника медакадемии!
Впрочем, мы расстались вскоре. Она была не из тех, кто останется с человеком, когда ему трудно. Я решил, что впредь без подобного обойдусь.
Иногда со своим максимализмом я кажусь себе ребенком, который так и не вырос. В двадцать восемь-то лет! Что плохого, если девушка искала надежности?.. Я еще тогда понимал это, но переломить себя не смог. Так с тех пор даже и не делал попыток сойтись с кем-то поближе.
И не сказать, что я посвятил себя работе. Это смешно. Как можно посвятить себя тому, что выполняешь с восьми до часу или с двух до шести?
С утра операции в областной больнице, после обеда прием в частной клинике… Чем я в самом деле могу помочь своим пациентам? Современная медицина не лечит, и лечить не может, это ясно всем, кто еще не окончательно похоронил себя под грузом справочников. Все же я стараюсь. Делаю что могу. Ставлю диагнозы, раздаю рецепты. Они считают меня хорошим врачом… дураки! Кто бы не пришел в мой кабинет, что бы я не сказал ему - пустота. В моей квартире всегда пустота. Моя дверь никогда не откроется, сколько раз я не ковырял бы в ней ключом.
Люди не должны умирать, это я знаю твердо. И все-таки не умирать они не могут. Комнаты, в которых они живут, не должны быть пусты, и все же я не знаю, как заполнить свою собственную квартиру. С Витькой об этом не говорю - толку-то! Этот горько-яростный призрак еще не встал перед ним - и слава Богу, которого, к счастью, нет. Гнев копится только во мне, не имея выхода.
Каждый раз, когда я обрекаю кого-то на пустоту впереди… каждый раз, когда я говорю кому-то "полгода… год… несколько месяцев…" - а я говорю это часто, просто в силу места работы - мне кажется, что я говорю это самому себе. И все же проходит время - и ничего не меняется.
А самое страшное, что я сам боюсь что-то изменить. Ведь если не я, то на моем месте окажется кто-то другой. Может быть, даже Вадим.
4.
Какое-то время Лена еще полежала в траве, глядя в небо. Хотелось все обмозговать, но никаких умных мыслей в голове не возникало, а глупые не стоили того, чтобы их додумывать до конца. Настроение - как самое начало летних каникул, когда не схлынула еще постсессионная горячка, и голова еще не верит, что можно перестать зубрить, но тело уже устало обмякает в объятиях горячего солнца…
Как-то странно - чувствовать облегчение. Неужели жизнь так утомляет?.. Пока живешь, не замечаешь этого. Возможность начать все с чистого листа - это наказание, или отличнейший шанс?
"Вот и буду считать, что у меня каникулы, - сказала себе Лена. - Заодно и попытаюсь освоиться и осмотреться, на всякий случай не исключая ни одного положения. Даже того, что я на самом деле лежу в смирительной рубашке в палате с мягкими стенками. Или валяюсь накачанная наркотиками в какой-то подворотне. Или… Да все что угодно может быть, даже происки ФСБ!"
Но в глубине души она знала, что ФСБ тут не при чем.
Лена прикрыла глаза и представила, что сидит химической лаборатории и крутит настройку микроскопа. Тускло - тускло - ярко - слишком ярко! Так и мысли. Есть о чем-то думать слишком много, это ни к чему хорошему не приведет. Лучше не думать. Она - студент физмата и привыкла полагаться на логику, но логика ей не поможет. Здесь просто не за что уцепиться логике.
И тут она услышала позади себя голоса, говорящие громко и резко.
- За кого они нас принимают, черт побери!
- Корнет, вы совершенно правы, только нечистого все-таки поминать не советую.
- Да ладно, Стас! Сейчас это не ругательство.
- И тем не менее. В устах молодого человека как-то…
Лена перевернулась на живот, подняла голову и увидела говорящих. Они шли по траве в ее сторону, игнорируя тропинку. Их было двое - мужчина лет пятидесяти и мальчик - нет, юноша! - нет, все-таки мальчик! - лет пятнадцати-шестнадцати.
Мальчик был очень красив, как-то аристократически. Тонкие черты лица, крепкая фигура, высокий… И у него были длинные волосы - светло-русые и густые, собранные на затылке в хвост. Он был одет так, как Лена очень не любила, чтобы парни одевались - в длинные, ниже колен шорты с обилием карманов и майку-сеточку, - но даже такая одежда ему шла.
Второго мужчину Лена про себя определила как "Алешу Поповича". Он весьма походил на былинного богатыря, только до Ильи Муромца сложением, все-таки, не дотягивал. И еще ему не хватало бороды. А вот густые темные усы, изрядно, как и волосы, тронутые сединой, присутствовали. На таком дяденьке довольно странно смотрелась красная футболка с надписью "СССР" и черные джинсы.
- А вот уста мои не трогай! Да и не в них дело, в конце концов. Как, по мнению нашего богоспасаемого начальства, мы должны разбираться с этим вдвоем? Может быть, ты поработаешь приманкой? Или я? Прошлого раза им было мало, да?
- О каком прошлом разе… а, тогда! Да, признаюсь, роль… ммм… жертвы у меня неважно получилась.
- Ну и! А что нам теперь делать? Теперь-то нам подстава в любом случае не подойдет! Где мы добудем свежего покойника?
Лена выпрямилась, подобрала свитер, отряхнула его и завязала на поясе.
Двое наконец-то заметили ее.
- Эй, а эта девушка кто? Я ее не помню!
Теперь красивые серые глаза юноши смотрели прямо на Лену, и под этим взглядом хотелось съежиться (в смысле, превратиться в ежика и куда-то убежать). Парень был неподражаемо аристократически высокомерен.
- Полагаю, это новенькая, - "Алеша Попович" слегка улыбнулся, отчего его лицо стало намного приятнее. - Елена Владленовна?
- Ну… да, - на всякий случай Лена отступила. - Только, если можно, без отчества.
- Весьма похвальное желание, - склонил голову Попович, при этом глаза у него как-то блеснули. - Иметь отчество в честь бандита… врагу не пожелаешь.
- Да завязывай ты с политикой! - юноша просиял, едва только услышал имя Лены. Лицо его и манеры при этом совершенно преобразились: из холодного и зло ироничного он в мгновение ока стал милым и восторженным. Лена даже подумала, уж не почудилась ли ей его первоначальная холодность. - Так значит, ты наша напарница! Софья нам про тебя говорила. Гип-гип-ура трижды, честное слово! Меня зовут Вик, а его - Стас, но ты пока зови Станислав Ольгердтович, он ужасно стеснительный.
- Без комментариев, - сухо произнес Станислав Ольгердтович, неприязненно покосившись на напарника.
- Ну все, пошли! - Вик схватил Лену за руку.
- Куда?
- Как куда, на Землю, разумеется! Дел - непочатый край!
- Но я… но мне сказали отдыхать…
- Ага, - Вик сощурился. - Ну конечно… Тебе отдыхай, а нам как прикажешь?
- Корнет, вы, кажется, перебарщиваете, - вступился Станислав Ольгердтович. - Барышня еще ничего не умеет, а ты уже…
- Стас, ну сам подумай, чего тут уметь… Лена, ну помоги нам, пожалуйста! Без тебя совсем пропадаем! Это быстро и совсем не опасно!
"С чего это он начал об опасности? Наверняка зубы заговаривает…" - подумала Лена, но… Серые глаза Вика моляще уставились на нее, и девушка вдруг поняла, что обладателю таких глаз ни одно существо женского пола не откажет. Ковриком расстелется, а просьбу выполнит. Вот паршивец!
Она с удивлением обнаружила, что уже бежит вслед за Виком к реке, а Станислав Ольгердтович совершенно от них не отстает… И вот странно: Лена заметила, что на лугу там, где они пробегали, вспыхивали золотые пятна. Это были одуванчики. Очень-очень много одуванчиков. Целые созвездия…
А еще по лугу заскользили какие-то тени. Чересчур быстрые и маленькие для облаков, но и чересчур большие для птиц.
Лена подняла голову и вскрикнула, сама не поняла от чего - от ужаса или от восторга. Прямо над нею, в синем небе парили огромные крылатые существа… То ли львы, то ли… псы! Ну конечно! Симарглы!
- Ты чего остановилась? - крикнул Вик. - Поднажали, а то они все сожрут и тоже улетят!
"Кто и почему тоже? И что они жрут? На меня не покусятся?" - хотела спросить Лена, но не спросила, потому что поднажала.
Она увидела, как несется им навстречу речка, но ничего даже отдаленно походящего на мост в поле зрения не появилось.
Тем не менее ни Станислава Ольгердтовича, который держался немного впереди, ни Вика это ничуть не смутило. Они рванули напрямик, и Лена увидела, что сотрудники Тринадцатого отдела бегут прямо по воде, и при каждом шаге из-под их ноги поднимаются тучи брызг.
"А вот не буду останавливаться! - удивляясь собственной храбрости, подумала Лена. - Наверное, я тоже так могу!"
- Главное, не останавливайся! - вторя ее мыслям, крикнул Вик, когда она уже вступила на воду. - Остановишься - утонешь!
Лена не остановилась.
Когда они перебежали на тот берег и все же затормозили - отдышаться - Лена возбужденно спросила:
- И что, я теперь всегда так смогу?!
- Нет, только здесь. Ты не Христос. На Земле все настоящее, на халяву не прокатит. Надо будет заклинание читать или еще что-то в том же духе.
Теперь они уже не бежали, просто быстро шли по лугу, к тому самому стаду на горизонте, которое Лена видела из окна. "Вот странно, - подумала она, - сейчас бы я точно так же видела себя, идущими с этими двумя по полю…"
- Так в чем же дело? - спросила она, не то у Вика, не то у Станислава Ольгердтовича - она еще не была уверена, кто из них главнее. - Зачем я вам так срочно понадобилась?
- Ну… - начал Вик. - Понимаешь, нам позарез нужна приманка. Демоны, как известно, очень любят молодых девушек… на завтрак, обед и ужин, если получится. А нам нужно выманить демонов, вот хоть в петлю! Понимаешь, третий месяц глухарь висит, никак раскрыть не можем! А нам сегодня Петрович намекнул - если до завтра не обернемся, то, когда будут подводить баланс, передадут участок на комиссию, чтобы коллектив подключился к расследованию.
- Ну и что? - непонятливо распахнула глаза Лена. - Подумаешь…
- Ты не понимаешь… - Вик досадливо поморщился. - Стас, да объясни же ей!
Станислав Ольгердтович вздохнул.
- Наш корнет излишне импульсивен, и в этом его беда… Дело в том, что у любой группы на участке всегда есть… хм, свои проблемы. У нас такая работа, что нельзя делать ее абсолютно честно. Если будет расследовать дело сборная - они неизбежно обнаружат следы. Уничтожить их мы не успеем. Поэтому мой друг решил, что чем договариваться с аудиторами, проще до завтра раскрыть дело, которое не дается нам несколько месяцев. Не могу не восхититься его способностями к логическому мышлению.
- Да, да, иронизируй, - поморщился Вик. - Как будто у тебя есть что-то другое наготове.
Сериал "Убойная сила" в действии. Мозги Лены совершили некий кульбит, переводя слова Станислава Ольгердтовича в нормальный формат, после чего она спросила:
- То есть вы просите меня прикрыть свои темные делишки?
Станислав Ольгердтович прямо посмотрел на Лену.
- Понимаете, Елена, нам с вами работать вместе. Может быть, очень долго. Поэтому мы должны научиться ладить друг с другом.
- Вот именно! - вмешался Вик. - Не говоря уже о том, что "темные делишки", как ты выразилась, появляются всегда, это их свойство, - он подмигнул Лене. - И могу тебе гарантировать, что ничего криминального… Просто, понимаешь, любые правила… А, вот мы и пришли.
Действительно, стадо теперь было совсем близко. И Лена поняла, что это не коровы.
- Голиаф! Голиаф, дуй сюда! - крикнул Вик что было легких и взмахнул рукой.
Громадный зверь вскинул клыкастую голову и легкими быстрыми прыжками понесся к ним через луг.
- О-ох! - Лена поняла, что ноги не держат ее, и упала на колени в траву.
Крылатый пес приземлился рядом с ними, обдав запахами собачьей шерсти и душистого луга. Он был раза в полтора больше лошади, не считая размаха крыльев, перья в которых, в цвет шерсти, отливали темной бронзой. А еще у него были умные равнодушные глаза, которыми он даже не смотрел на Лену, а обозревал ее с высоты своего положения.
Вик моментально залез ему на спину, и Лена сразу поняла: что-что, а так ловко у нее не выйдет. Если уж на лошадь (как она читала) садиться учились месяцами, то вот на такую образину… да еще не дай бог за шерсть дернешь, сразу же растерзает!
А перед тем как залезть, надо же еще подняться на ноги… а как это сделать, когда колени трясутся, и тело не держит…
- Ты чего? - Вик уже подавал ей руку. - Полезай! Это наш со Стасом симорг, Голиаф. Понимаешь, мы тут все как бы симарглы - ну, это сленг, - а эти зверюги - симорги, чтобы не перепутать. На самом деле терминологически никакой разницы, но надо же отличать людей от собак…
Голиаф презрительно оскалился, давая понять, что неизвестно, кого от кого следует отличать.
Яркое солнце слепило из-за плеч Вика, багровыми отблесками отражалось в карих глазах симорга, играло на рыжеватой собачьей шерсти. Протянутая рука Вика… протянутая рука Юрки… зеленая трава здесь и зеленая трава на берегу реки, где она лежала, глядя в небо…
"Я никуда не пойду, - подумала Лена со страхом неотвратимости. - Я ничего не буду делать… Зачем все? Я же умерла…"
- Ты не можешь сейчас отказаться! - воскликнул Вик. - Это судьба! Ты просто обречена нам помочь!
- А седло?! - с дрожью спросила Лена.
По лицу Вика на мгновение мелькнула тень прежнего аристократического высокомерия.
- Оседлать бога?.. - спросил он с саркастическим смешком.
Чьи-то сильные руки подхватили ее сзади и одним мощным толчком усадили на спину симорга, позади Вика. Чтобы не скатиться, Лене пришлось уцепиться за талию мальчишки.
Станислав Ольгердтович - а это был, конечно, он - уселся позади Лены, так что та оказалась зажатой между двумя телами.
- Корнет, не могу одобрить ваших методов! - крикнул он, так как симорг уже танцевал на месте, хлопая крыльями и нетерпеливо фыркая. - Девочка сама не своя, а ты ее тащишь.
- Да ладно тебе! - беззаботно улыбнулся Вик (Лена явственно чувствовала улыбку в голосе, хотя не видела ее). - Бой научит.
И симорг прыгнул вверх.