16.
"Я хотела только остановить время… Оно уже почти остановилось, в этой комнате с холстами вдоль стен, с моей кроватью среди бумажных завалов… Оно остановилось здесь, где я днем спала или существовала в растительном безделье, вечерами ждала Михаила, а ночами его дожидалась… Я почти остановила время, потому что дни текли за окном, совершенно одинаковые, как здания по типовому проекту… А теперь они вернут мою душу. И я потеряю надежду".
Ирина лежала на кровати, свернувшись, как младенец. Зачем жить? Жизнь - ненужный дар, о котором она не просила. Жизнь должна проходить мимо, не касаясь ее. Она так бережно выстроила свою раковинку, но ничего не выйдет. Скоро в раковинку ударит бешенное течение реки, разомкнет плотные створки, нанесет песка - рожай жемчуга, моллюск… Твори, ты же художница!
Скоро ее вернут. Скоро они сделают все для того, чтобы она жила, и тем самым…
Она просто лежала и смотрела на кусок обоев, отошедший под подоконником. Кусок висел, косо загнувшись трубочкой.
Вокруг была пустота. Зачем мы выходим в мир, если нет ничего, кроме пустоты?
Она прикрыла глаза. А потом услышала голос:
- Эй, красавица… Не ждала меня?
- Миша? - она поднялась на локтях, подслеповато щурясь в оконный проем, заслоненный теперь темным силуэтом. - Я думала, они убили тебя…
- Почти! - рассмеялся он беззаботно, показывая белые зубы. - Они изгнали меня… Теперь я не могу вернуться домой, и сила моя тоже по большей части ушла… по крайней мере, на время. Но зато я вернулся к тебе. Славная мы парочка, правда? Девушка с половинкой души и бездушный демон…
- Да… - согласилась Ирина, чье сердце замерло, забыв биться. - Странная.
- На! - он что-то кинул ей, и Ирина не смогла поймать. "Что-то" упало на кровать рядом с нею. Пальцы нашарили искусственные волосы, похожие на ощупь на леску.
Ее руки уже как-то раз ощущали это…
Ирина подняла голову манекена к лицу. Ее глаза в полутьме заглянули в глубину других глаз, нарисованных.
- Это ты… - сказала она, прижимая свое творение к груди. - Это все-таки ты!
- Это я, - серьезно сказал Михаил, подходя и садясь рядом. - И она. Это - мы.
Мы в ответе за тех, кого…
- Чего ты хочешь? - прошептала Ирина, откидываясь головой на его плечо.
- Чтобы время остановилось.
Но время никогда никого не слушает.
На следующее утро Михаил не ушел. И потом - тоже.
17.
В Ирии Лена почти сразу осталась одна. Головастов с ними раскланялся сразу, как только слезли с симорга, а Вик со Стасом отправились в Морской Дом - приводить себя в порядок. Особенно нуждался в этом Вик. Стасу стало лучше сразу же, как только из него выдернули сук, а вот его напарнику было по-настоящему худо: уж больно много сил он отдал, чтобы запечатать демона.
В общем, они ушли. Станислав Ольгердтович ворчал, что Вик всегда подставляет себя под удар, а Вик был так слаб, что даже не огрызался.
И когда Лена, не желающая идти в дом, где она могла столкнуться еще с кем-то, осталась одна под цветущими яблонями, она дико захотела закурить. Захотела вертеть в пальцах сигарету, дымить, и вообще чувствовать себя взрослой и опытной. Потому что на самом деле такой маленькой и растерянной она в жизни не была. Эти воспоминания из детства… были ли они правдой, или их принесла с собой Черная Метка?..
Лена потерла шею… маленькая пентаграмма не болела, не саднила и вообще никак не проявляла себя, спасибо ей на этом. Пусть Стас сколько угодно уверяет ее, что никакой опасности она не представляет, но почему Лену так упорно не отпускает ощущение, что все не так просто?..
Девушка пыталась анализировать, пыталась привести все к какому-то подобию системы. Да… в детстве она, вероятно, была одной из них… посвященной "тьме" или как там это называется. Она теперь может восстановить это. А потом родители отмолили ее, и это было жутко больно, это стоило ей больного сердца, но это… дало ей свободу. И теперь Сергей пытается эту свободу у нее отнять, привязать ее к себе. Любовь ли это?.. Болезненная ли привязанность?.. Сумасшествие?..
Едва ли кто-то из них вообще может считаться нормальным. Если бы… если бы она могла получить помощь, или совет… голова отказывается работать.
Впрочем, ей бы это не помогло. Впервые она поняла, что Вик и Стас тоже крайне уязвимы. Что они и впрямь часто ошибаются и еще чаще не знают, что делать. Что в этот раз и Карина, и Головастов, пустили дело на самотек, понадеявшись только на нее. Что она должно что-то сделать. Как-то помочь.
Был теплый, даже жаркий вечер, и яблони пахли спелыми плодами, словно осенью. Этот запах душил в кольцах мощных объятий, словно живой, мешал думать.
Солнце скрылось на Западе,
За полями обетованными…
А где-то мои обетованные земли? Земли, где можно будет жить так, как на самом деле захочется, не поправляя ничего ни за кем и не разбираясь с этими бесконечно сложными цепочками чувств, тянущимися из жизни?
Сегодня, когда она ловила демона… Она думала о демоне, а выходило - о Сергее.
Потом Лена повернула голову и увидела Матвея Головастова. Нелепый, долговязый, почему-то вдруг показавшийся моложе, он медленно брел к ней по аллее. Подошел. Остановился.
- Счет пошел на часы, - сказал он. - Они знают, что вы набрали силу, Лена. Надо что-то делать. Чем быстрее, тем лучше. И делать это должны вы. На ваших напарников надежды мало. Пока Морецкий в таком состоянии, Филиппов от него не отойдет, это уж как пить дать. А все решится завтра. Вы готовы? Вы ведь уже набрали немного опыта, вы должны представлять, что делать.
- Опыт… - хмыкнула Лена вдруг совершенно несвойственным ей тоном. - Как экспа в компьютерных игрушках.
На самом деле она почувствовала страх. Неужели Головастов прав, и все действительно должно решиться так скоро?.. Почему?.. Потому что они изгнали демона, и дали "плохим ребятам" знать, что они деятельны и активны?.. Ох, господи, не было печали!
- Что? - Головастов по-петушиному наклонил голову к плечу.
- Ничего, - улыбнулась Лена. - Нет, я не готова. Сначала я должна увидеть сон.
"Я должна наконец-то разрешить хоть одну проблему!"
Мы в ответе за тех, кого любим.
Эпизод IV. На краю пустыни
0.
…Во сне Лена снова оказалась на границе. Но это уже была не река, затерянная в тайге, и не море с каменным пляжем. Это была опушка мрачного осеннего леса. Голые корявые сучья, кое-где украшенные мокрыми желтыми листьями, торчали в разные стороны, словно космы неопрятной ведьмы. От леса начиналось черное мерзлое поле, в котором время от времени попадались мелкие коричнево-розоватые катышки картошки. Каркали вороны в перламутровой тишине тихого неба. Было холодно, воздух, вылетавший изо рта, повисал белыми облачками.
Но, как ни странно, этот холод показался Лене более настоящим, чем все предыдущие испытанные ею холода. Словно сны вспоминали, что такое по-настоящему мерзнуть. И еще Лене подумалось: после такого холода хорошо вернуться в тепло и разложить влажный от мороси плащ сушиться на батарее.
Кроме того: это был не сон. То есть, точно сон, потому что на Земле сейчас силилась пробудиться дохленькая городская весна, а в Ирии изнемогал от своего великолепия вечный май. Но как реально было небо… и паутинки… и резной листочек, который осел на рукав ее светлого плаща…
Да. Светлого плаща у Лены никогда не было. Белый и бежевый - чересчур маркие цвета для ее практичного характера. И волосы она никогда не носила вот так, свободно распущенными по плечам. И не подвязывала на шею белый шарф аккуратной перетяжкой. И на руках у нее никогда не было такого изящного маникюра.
Оглядев себя, Лена поняла почти сразу: она снова столкнулась с идеализированным образом. Но на сей раз Сергей в своем сне загонял в идеализированный образ ее саму. Ей стало почти смешно. Что за человек! Сперва он ненавидит ее, обвиняя бог знает в чем, и показывает ту ужасную комнату с пианино, а потом…
Она улыбнулась, почти через силу, и мирно пошла вдоль кромки леса, хотя больше всего на свете ей хотелось гневно зашагать, печатая шаг, как красноармеец на параде. Все это походило на декорации к концовке мелодрамы, да только вот Лена не желала участвовать ни в каком сентиментальном повествовании. Она просто хотела сделать что-то с неизбывной болью, которая терзала ее в самой глубине сердца. И она знала: сделает. Так или иначе.
Через какое-то время Лена обнаружила, что Сергей уже давно идет рядом с ней.
- Это последний сон, - сказала она.
Сергей только кивнул.
- Последний, потому что я начинаю бороться.
Кажется, Сергей хмыкнул. Это и в самом деле звучало смешно.
- За что? - спросил он.
- За тебя, - ответила она, и остановилась.
Он тоже встал как вкопанный.
- Не за… город? - спросил он осторожно.
- Городом больше, городом меньше, - пожала плечами Лена. - Я вообще не понимаю, что в нем изменилось с тех пор, как пришли вы. Ну, игровых автоматов стало больше.
- Люди на улицах стали меньше улыбаться. Я помню… совсем как в… Там, где я жил раньше.
- Так ты не из Омска?
- Нет.
Это было сказано таким тоном, что спрашивать, откуда он, Лена не стала.
- Я не хочу отдуваться за других, - произнесла Лена, зная, что кривит душой. - Почему я должна исправлять то, что кто-то натворил? - он не ответил. - Почему ты молчишь? Тебе же лучше, если я отступлюсь. Разве не для этого вы насадили на меня черную метку? Чтобы симарглы оставили вас в покое. Не знаю уж, оказывала ли на меня эта метка какое-то влияние - Стас говорит, что нет, - но я и впрямь хочу оставить вас в покое.
Сергей молчал.
- Ну, что ты молчишь? - Лена говорила сердито, раздраженно. - Я и сама ничего не знаю! Я так поняла, что вся ваша деятельность, вся ваша структура - она направлена не на то, чтобы изменить мировой порядок. И вообще, вы - несчастные люди. Вы… невидимки. Вас никто не видит, потому что вокруг вас темнота.
- Откуда ты знаешь?.. - Сергей посмотрел на нее едва ли не с испугом.
- Я поняла, что ты знал, что в детстве я была одной из вас.
- Знал. Ну и что?..
- Если ты думал, что мне это дело понравится, когда я вспомню, то ты заблуждался. Я убила котенка, - Лена сама не ожидала, что сможет это произнести: это звучало на удивление мерзко. - Фу, какая гадость! Вы занимаетесь подобными вещами, чтобы добиться власти и почестей? Кто же это сказал… не помню… Не имея умений даже чтобы пойти в мафию, они ударились в оккультизм! Это про вас.
- Не совсем, - Сергей устало потер лоб, - в организации попадаются достаточно талантливые личности. Просто есть много разных путей возвыситься. Один из них, истинный, - наш.
- Ну так вот я решила вам не мешать! - произнесла Лена как можно независимее. - Вы нанесете ущерба не больше, чем наши политики. А то и меньше. Я предлагаю вашим договор. Заключим соглашение… разделим сферы влияния… Иначе выходит невыгодно ни тем, ни другим. Например, вы обязуетесь не нарушать покой мертвых, а мы - ваш.
- Ты думаешь, это сработает? - Сергей ухмыльнулся.
- На какое-то время, - ответила Лена серьезно.
- Ты не имеешь права.
- Так я и спросила! А кроме того… черт возьми, Сергей, я мертва. Я - симаргл. Один из тройки, ответственной за этот город. О каких правах можно говорить?
Лена произносила это вполне искренне. Она понятия не имела о том, каковы границы прав и обязанностей, возложенных на нее. Да кто вообще их устанавливал?.. Исходя из того, что вся эта заварушка началась с Артема, предполагала, что они очень велики. В управлении симарглами - если оно вообще было, потому что Софья, несмотря на свой грозный вид, вмешивалась во что-то крайне редко - похоже, придерживались более консервативных традиций, связанных едва ли не со средневековым местничеством. С одной стороны, это и не удивительно - когда контора существует столько лет.
Кажется, она отвлекалась на миг, задумалась над сказанным, потому что не заметила, как Сергей в ярости обернулся е ней, схватил ее за ворот пальто. Закричал прямо в лицо:
- Да ты, маленькая сволочь! Как ты можешь быть такой спокойной! Ведь я же… я же люблю тебя! Плевать мне на метку, на все остальное… тысячу раз плевать! Я найду способ оживить тебя…
На миг ее сковало удивление… но все-таки, она изменилась. И изменилась сильно. Невероятно сильно.
- Глупости, - произнесла Лена решительно, с удивившей саму себя легкостью стряхивая его руки со своего воротника. - Несусветные глупости.
И больше ничего сказать не могла. Все-таки, она тоже любила его. Как ни старайся казаться сильной, как ни упражняйся в равнодушии…
Они стояли друг рядом с другом, друг на друга не глядя.
Лене казалось, что вены у нее вскрылись сами собой, и из разорванных жил течет кровь… а с кровью любовь, капля за каплей. Столько лет любить его, умереть, потом узнать, что он колдун, заклинатель мертвых, злодей, узнать, что он тоже ее любит… по крайней мере, испытывает к ней то, что он сам называет любовью. И что в итоге?
- Почему у тебя так холодно всегда? - спросила Лена, поежившись. - Сделал бы как-нибудь лето…
- Солнце я не люблю.
- А зря, - пожала Лена плечами. - Оно красивое. Если не слишком злое.
Возникла пауза. Они ведь не всегда рождаются тогда, когда сказать нечего. Иногда произнести слишком много, а времени совершенно не хватает, поэтому приходится что-то мямлить… или смотреть на горизонт, думая о том, что рано или поздно это время кончится… уже кончается, утекает между пальцами. На смену ему придет нечто иное, незнакомое.
Они проснутся.
- И что нам делать? - спросил Сергей несколько беспомощно.
Они стояли у кромки влажного леса и смотрели на ворон, которые каркали, срывая глотки. Вороны кружились над полем, искали пропитания. Голая земля их не устраивала. Наверное, они тоже хотели тепла.
- Что-нибудь, - пожала плечами Лена. - Знаешь, я передумала… Я попробую.
- Что?
- Бороться с вами. Думаю, это будет очень полезно.
- Кому? - насмешливо.
- Тебе.
"Да, - подумала она на границе яви и сна, - мой милый, моя истерзанная, искалеченная любовь… Я больше ничего не хочу, я так устала, что почти превратилась в бетон и стекло, но я все еще желаю спасти тебя".
1.
Я проснулся в темноте. Впервые было по-настоящему темно, хоть глаз коли. Обычно в незашторенные окна моей квартиры светят фонари или заглядывает луна, а в этот раз не было ничего, совершенно ничего. Как это объяснить? Я не боюсь темноты. Бояться чего-либо здесь, в этом мире - фу, какая пошлость. Но в темноте комната перестала казаться мне пустой, точно была наполнена каким-то странным содержимым. И тускло светился прямоугольник окна, куда проникал слабый свет с улицы. Рама была мертвенно-белая, хотя при дневном свете было бы видно, что она давно нуждается в покраске. Ветка, которая обычно стучала в стекло под ветром, просто лежала, и кругловатые тополиные листья были прижаты к пыльному стеклу своеобразным орнаментом.
Я смотрел на этот узор, сидя на кровати, и даже не решался повернуть голову. Почему-то мне стало очень жутко. Будто смерть стояла у моего изголовья. Я понял: там должна быть Лена. Бог знает как она выбралась из моего кошмара и пришла сюда, но она точно стоит тут… и снова смотрит на меня… и она меня не видит. В такой темноте кого угодно можно пропустить. В общем, на лице ее пустота, и ничего хуже этого быть не может.
Медленно я заставил себя повернуть голову. В конце-концов, это девушка, которой я почти овладел. Я не должен ее бояться.
Рядом с моей кроватью никого не оказалось. Разумеется. Лена, должно быть, проснулась в своем Ирии. Говорят, там цветут яблони круглый год. Белые яблони… постоянная белизна, как будто облака спустились на землю, теряя клочки своего вещества. Кто как, а я бы не вынес.
"Я уже и не знаю, любовь ли это… Можно ли любить, и одновременно бояться?.. Я не боялся темноты, но боялся людей… Аллу Валентиновну, председателя… много кого. Но этому страху воли не давал. Почему же у меня дрожат поджилки перед девушкой с разными глазами? Перед этой неопытной наивной дурочкой?"
Потому что она не наивная и не дурочка. Она просто другая.
Наверное, это знают хорошие люди. Мы все другие. Мы все очень разные. Богатые и бедные, циничные и наивные, мужчины и женщины, живые и мертвые.
Хорошие люди говорят, что перед Богом все равны.
Это ответил чей-то голос в темноте… я не сразу разобрал, что это мой голос. Точнее, голос того мальчика, которым я был когда-то. Этот мальчик умел любить.
Я сам не знаю, чего боюсь. Она видела меня насквозь, а я ее не видел. Я почти ничего о ней не знаю, кроме всяких мелочей: что она любит, во что одевается, как она проводила свой день. В ее лицо я не смотрю. Оно для меня черный ящик. И поэтому я хочу, чтобы она была со мной.
Если это любовь, то это болезнь. Она должна быть уничтожена, стерта из моего сердца, как стирают ненужный файл из замусоренной памяти компьютера. Я не хочу любить ее. Я вообще ничего не хочу любить. Мне это принесло уже достаточно болезненных ран. Любовь уничтожает твою личность, и ты остаешься ни с чем.