Но тут ваших ребят зауздило. Мол, в Приморье от бандитов житья нет, так ещё и дома надоедают. А тут и ящеры непонятно с чего всполошились. С чего-то и им захотелось вдруг удаль свою показать.
Ну, показали, - совсем помрачнел лицом атаман. - Всех, кто участвовал в нападении, сначала пулемётным огнём шуганули, а потом тех, кто выжил, догнали и развесили по окрестным дубам. Знатные в вашей компании мастера по ловле людей оказались, - кинул он косой, мрачный взгляд на Сидора.
Потом ещё пару раз такое повторилось.
А потом нас перестали трогать, - равнодушно, душераздирающе зевнул атаман. - Вообще! Никто, нигде и никогда!
Дошло, видать. Одно дело удаль свою молодецкую показать. Пограбить какого-нибудь купца, а потом, если не попался, то и весело прогулять награбленное с товарищами. И совсем другое - совершенно чётко знать, что ограбив конкретно вот этого купца, тебя обязательно убьют. Если не сразу, то потом. Найдут, хоть на другом берегу реки и повесят.
Ну и кому это надо? Они же не самоубийцы.
И вот уже целый месяц, если где и бывают нападения на торговцев, то никогда не трогают обозы с вашими значками.
С какими такими значками? - равнодушно поинтересовался Сидор.
Честно признаться, рассказ атамана не вызвал в его душе никакого интереса. Подумаешь. Он то думал тот что интересное расскажет, чего он не знал. А тут это. Догнать и уничтожить нападавшего, чтоб в следующий раз никто в этих местах тебя не трогал - самая обычная для Приморья практика. Всего делов то.
- Да вот с этими!
Развернувшись от костра, атаман мотнул головой в сторону баронского штандарта, который Сидор по привычке прикрепил к заднему борту своей тачанки, и в тот же момент об этом забыл. Оказывается, напрасно.
- Блин! - удивлённо протянул Сидор. - Да это же мой герб, герб баронов де Вехтор.
- Угу, - согласно кивнул головой атаман. - Он самый. Твой отныне персональный герб баронов де Вехтор.
Вот поэтому-то мы и хотели с тобой вместе до города добраться, чтобы наверняка исключить любые неожиданности.
Если кто на нас нападёт…, - замолчав, атаман внимательно посмотрел в глаза Сидора, - то можно быть абсолютно уверенным, что это за нашим золотом. Никто иной в здравом уме к нам сейчас не полезет. А значит и отвечать можно соответственно, на полную катушку.
- А что, - душераздирающе зевнув, Сидор сонно помотал головой из стороны в сторону. - Если бы на вас просто так напали, то отвечать надо было бы как-то иначе? - ехидно полюбопытствовал он.
- "Нет, - пришла в голову вялая мысль. - Всё-таки не отоспался. Надо бы ещё давануть минуток шестьсот".
- Считай, что твой Советник дал нам специальное задание, - улыбнулся атаман, посмотрев на клюющего носом Сидора. - Надо попробовать поймать кого-нибудь на живца. Может, кто и клюнет.
- С моим штандартом? - неподдельно изумился Сидор. - Не лучше ли было бы попробовать без него?
- Лучше, - тихо отозвался атаман. - Но опаска меня берёт. Такими деньгами - не шутят. Вот и я не желаю.
- Ну-ну, - качнул Сидор головой. - И то хотите, и это. И пятое, и десятое. И ничего-то у вас не получится. И Слава Богу, - зевнул он. - Давай уже спать. Завтра утром рано подъём, а до дому ещё пилить и пилить.
Поздняя встреча.*
Самый дорогой и престижный кабак перевала Басанрог этим вечером был на удивление пуст. Вести, всполошившие пару недель назад всю таможенную братию о полной отмене всех запретов на все товары, везомые в верховья Левобережья и в прилегающие регионы, радикально поменяла всё.
У мелкого служивого люда на таможне больше не было времени сидеть и протирать штаны по кабакам, маясь бездельем и заливая алкоголем скуку и маету, поселившуюся в конторах таможенных клерков. И стосковавшиеся по нормальной работе люди бросились на любимое дело, как волки на отбившуюся от стада бедную овечку.
Теперь клерки навёрстывали упущенное за весь прошедший период "Колоссальной глупости", как теперь каждый чуть ли не в открытую называл прошедшие месяцы.
Единственный, кто не принимал непосредственного участия в этом празднике духа, был устьинский князь Александр Петрович Вепрев, из семьи тех мелкопоместных поречных дворян Вепрев, что несколько поколений назад лишившись собственного земельного владения, навсегда связали жизнь своей семьи со служением Таможне. И настолько в том преуспели, что иной жизни для себя уже и не мыслили, полностью сосредоточив все свои интересы на всём, касавшемся данного дела.
Который уже день князь сидел в своём любимом кабаке и заливал горе. Самыми последними чёрными словами он клял себя за проявленную им инициативу, приведшую к столь трагическим для него последствиям.
Князь нарушил данное им слово.
И хоть слово было дано не дворянам, а так, каким-то мелким левобережным купчикам, значения это не имело. Слово было нарушено. И нарушено сознательно.
Но кто ж знал! Кто мог знать, что какой-то бывший мелкий левобережный купчик с купленным дворянским титулом, на поверку вдруг окажется столь значимой фигурой. Да ещё им заинтересуются на самом верху, в Головной Конторе, люди, в сознание князя воспринимаемые не иначе как небожители.
И им станут интересны его самые поверхностные и самые общие расчёты князя по нему!
- "Казалось бы, пустая игра ума, - мрачно размышлял князь. - А вон, поди ж ты…"
- "Да ещё вынесли официальную благодарность за наблюдательность и нетривиальное мышление. Чтоб вы все там повздыхали!" - мысленно выругался князь, лишь на миг, представив себе последствия лично для себя такого поздравления.
- "Боже! В какой же я влез гадюшник, - в который раз уж за последние сутки мысленно костерил он сам себя. В какой же он оказался заднице из-за своей необдуманной инициативы.
Те товарищи, чьи интересы он не без весьма существенной для себя пользы столь успешно проталкивал на Таможне, теперь могли ведь и обидеться. Причём, обидеться достаточно серьёзно, потому как то, что произошло, не лезло ни в какие ворота. А связываться с этими левобережцами лесовиками себе дороже было.
Однако, пришлось.
- Здравствуй, Сашенька.
Улыбка, зловеще ласковая мгновенно подтвердила все подспудные страхи князя, терзавшие его последнее время. Рядом с его столом стояли и улыбались двое его кредиторов, двое вчера ещё самых лучших и любимых друзей, а сегодня два самых злейших его врага: Глава города Старый Ключ Косой Сильвестр Андреевич и товарищ его Староста того же, будь он проклят, левобережного города Худой Сила Савельевич. Два человека, видеть которых, при всей для него необходимости, князь сегодня не желал ни под каким видом.
Однако, его желания сейчас мало кого интересовали.
- Ну? - синхронно начали оба товарища в один голос. Князя явственно передёрнуло.
Голова со своим дружком довольно оскалились. Для них обоих нагадить какому-нибудь дворянину было истинны удовольствием. И они оба, синхронно повторили свой вопрос.
- Ну?
- Я здесь ни при чём, - непроизвольно вырвалось у князя. - Я наш договор и свои обязательства выполнил честно и в полном объёме. Право на безпошлинный проход через таможню у вас есть, и никто его не отменял. Можете смело им и дальше свободно пользоваться. И это не моя вина, что сняли все запреты. Это приказ высшего руководства, - зачастил он, стараясь словесным поносом забить, замять возникшее за столом напряжение.
Голова улыбался, молча смотрел на частившего что-то речитативом таможенника, и его никак не оставляло страстное желание взять эту тварь за выпирающий далеко кадык и тихо так сжать, до хруста хрящей. И давить, давить, давить, пока тот окончательно не захрустит под пальцами, сменившись страшным предсмертным хрипом.
Голова аж зажмурился от удовольствия, лишь на миг, представив себе столь сладостную картину.
Как же он ненавидел этих тварей. Этих наглых, зажравшихся дворянчиков, жирующих на своем исключительном, но не ими созданном месте. Живущих его трудом, его деньгами, в конце концов - его потом и кровью!
- Плохая вытяжка, - донёсся до Головы голос таможенника.
- Что? - широко распахнул глаза Косой.
- Плохая вытяжка, говорю, - повторил таможенник. - Говорил я, говорил хозяину, чтоб трубочиста вызвал, а он ни в какую. И так, говорит, хорошо.
- Экономит, мерзавец, - с непередаваемой смесью чувства заботы и участия в голосе, проговорил князь.
- Доэкономится до того, что приличные люди сюда ходить перестанут, - вдруг подал голос молчавший до того Староста. И, видимо, чтобы уж окончательно поставить всё на свои места, сухо добавил. - Мы не затем сюда пришли, чтоб обсуждать здешнюю вытяжку. Говори, что происходит?
- Что это ещё за отмена торговых пошлин? Что это за снятие блокады? Ты же говорил, что она ещё продержится минимум полгода. Что происходит?
От ледяного, монотонного голоса Старосты, по спине князя пробежал холодок. Таким он его ещё не видел. Злой, сосредоточенный, казалось, вот сейчас вцепится рукой ему в горло и будет давить, давить, давить.
Князь мотнул головой, сбрасывая наваждение. Староста с Головой всё так же сидели напротив него за столом и молча, ожидали от него ответа.
- "Это вы, что ли оба приличные люди? - чуть было не ляпнул, не сдержавшись, таможенник вслух. - Да дворовый пёс по сравнению с вами двумя выглядит поприличней. Хоть бы оделись, что ли не в своё лесное рваньё, раз в приличное место собрались".
Стараясь, чтобы на лице его не отражалось никаких, ненужных в данный момент эмоций, князь постарался внутренне перенастроиться на деловой лад. Дело, за которым он, который уж день сидел за этим столом, начинало вытанцовываться. И надо было лишь не спугнуть рыбку, чтоб она уверенней заглотила пустой крючок. Пока выходило не очень…
- "Быдло!" - мысленно выругался он.
Это заведение считалось в их среде если и не самым, то уж одним из самых фешенебельных и престижных для посещения. И презрительное высказывание о нём какого-то лесовика явственно покоробило князя. Но приходилось терпеть. Пока! Эти лесовики ещё были ему нужны. У них были деньги! Много денег! И лишиться идущего от них дохода, лишь потому, что не сумел в нужный момент промолчать, князь не хотел.
И ещё у него было ДЕЛО. ДЕЛО к этим лесовикам.
Правда, они пока о том не знали, и, дай Бог, никаких подробностей не узнают никогда. Если только он сейчас правильно себя поведёт.
А что очень хотелось нахамить в ответ, так это могло и потерпеть. У него ещё будет впереди много и времени, и возможностей, чтоб сделать так, как ему надо и поставить, таки быдло на отведённое для него место.
А то, что быдло это Глава не такого уж и маленького, и довольно известного в верховьях Лонгары города, под названием Старый Ключ, так и что с того. Тем ему хуже. Селянин, он и есть селянин. И ничего ты в этом не изменишь, как ни старайся, как себя ни называй.
Князь сосредоточился. Надо было срочно переходить к тому делу, ради которого он находился здесь и ради которого он так долго ждал этого "Главу". Порученное ему дело было слишком серьёзным и слишком влиятельные люди взвалили на его плечи столь ответственную миссию, чтобы сейчас из-за его фанаберии, из-за какого-то пустяка всё провалилось.
Надо было направить мысли этих людей в нужную сторону, и он ОБЯЗАН был это сделать. Иначе…
Князю на миг даже стало плохо, при одной лишь мысли о том, что было бы иначе…
- Итак, к делу, - решительно начал он. - Как вы уже поняли, моей вины в произошедшем нет. Это - не мой уровень, - покачал он головой. - И не ваш, и даже не начальника нашей Таможни. Это уровень верховный. Распоряжение Головной Таможенной Конторы - отменить все запреты.
И виноват в этом ваш же земляк, житель вашего города некто барон Сидор де Вехтор. Это из-за него отменены все запреты.
В Головной Конторе посчитали, что Таможня несёт слишком большие убытки из-за этой блокады, совсем ей не нужной. И распорядилась отменить запрет.
О том, что это именно его докладная записка послужила спусковым крючком для принятия этого решения, князь благоразумно промолчал. Вряд ли эти лесовики знакомы с внутренней кухней таможни, но если же, всё же, когда-нибудь правда выплывет, то уж отбрехаться от них он всяко сумеет. Больно уж эти лесовики доверчивые оказались.
Вон как глазки сразу помутнели и оба лесовика о чём-то задумались.
Князь воспрял духом. Буквально пары слов хватило, чтобы из глаз этих матёрых убийц пропала жажда мести и убийства. Его убийства. Успех следовало закрепить. Тогда его миссия сидения в этом кабаке будет выполнена. Точно выполнена, и донесена до сознания этих двух.
Что главное?
Во всём виновен барон Сидор де Вехтор! Он один виноват в отмене запретов! С него спрос. Вот и разбирайтесь между собой, а таможню оставьте в покое. Она здесь ни при чем. Ни она, ни князь, как её представитель, ни кто-либо другой из таможенников. Они свои обязательства выполняют честно. И раньше выполняли, и выполняют, и впредь готовы выполнять
К обоюдному удовольствию.
Князь чуть ли не мурлыкнул от удовольствия, видя, насколько легко эти селяне проглотили наживку.
Плавная речь князя лилась и лилась тихим потоком, ласково журча на перекатах и успокаивая, обволакивая сознание лесовиков, навязывая нужное князю мнение. И, похоже, слова упали в благодатное место на унавоженную кем-то до него почву.
- "Есть! - мысленно похвалил князь сам себя. - В яблочко!"
Глаза Сильвестра Андреича смотрели теперь на него спокойно, и даже с неким участием, как бы выражая тем самым свое понимание и сожаление, что и князь в этом деле тоже пострадал. Хотя, спрашивается, с чего бы. Денежки то свои он давно получил. Да, наверняка уже и потратил.
Это теперь этим лесовикам непонятно что было делать, а таможеннику то что. Деньги получены, и получены вперёд, как здесь водится. А если у его клиентов возникли проблемы, то это уже не его дело. Это дело самих клиентов, разбираться с тем, кто им так поднагадил.
- "Вот пусть и разбираются", - довольно констатировал князь, подымаясь из-за стола и прощаясь за руку со своими клиентами.
Всё, его миссия была выполнена. Все стрелки переведены на барона, и таможня выведена из-под удара.
А вот как там будет теперь разбираться с этими людьми сам барон, князя уже не касалось. Его важные люди попросили подставить де Вехтора, он это сделал.
Теперь будущее его на таможне было обеспечено, уж слишком влиятельные враги оказались у де Вехтора, на которых сделал теперь ставку князь.
И, похоже, не прогадал. Завтра на работе его ждало повышение.
Тело князя нашли следующим утром под дальним глухим забором в каком-то глухом закутке во дворе трактира. Что он там делал и как оказался в том месте - неизвестно.
Его тело, без всяких следов насилия, обнаружили случайно, рано утром, когда местная портомойка, решив срезать крюк, хотела проскочить на соседнюю улицу короткой дорогой, воспользовавшись оторванной у забора доской в том углу.
Никто ничего не слышал. Но все почему-то сразу пришли к выводу, что князя убил кто-то из недовольных клиентов.
Подозревать будут Косого Сильвестр Андреича - Главу города Старый Ключ и Старосту того же города Худого Силу Савельича. Но, ничего, доказывающего причастность обоих к убийству так и не найдут. И практически сразу же обоих и отпустят, предварительно извинившись перед обоими.
Так дело и заглохнет - за отсутствием обвиняемых.
Князь ошибся. В таких делах, когда надо было свалить чей-то род, свидетелей не оставляют. Князь плохо знал историю, даже историю своей собственной семьи. За что и поплатился.
Возвращение в город.*
Три дня по возвращению домой никто Сидора не беспокоил. Это было просто чудо какое-то. Казалось, во всём мире вдруг наступила полная благодать и всеобщее благолепие. Настолько у него было спокойно и хорошо на душе.
Всё чем он занимался, заключалось только в мелких домашних делах по разросшемуся домашнему хозяйству и колка дров на зиму, за что он взялся, чтоб хоть чутка размяться и не терять форму. Но и это нисколько не нарушало установившегося в его душе спокойствия и благолепия.
Каждый раз, когда он теперь возвращался домой, он понимал что возвращался действительно в свой дом. Туда где его ждала любящая жена, детишки, гугукающие что-то на своём непонятном детском языке и тянущие маленькие ручонки к вернувшемуся издалека папке.
Это было здорово. А ещё лучше было осознавать, что хоть и надо будет ему скоро отправляться обратно: либо в Приморье, либо в горы, либо на озёра или заводы, дома его всегда будут ждать: и любящая жена, и дети, и товарищи. И что рады они не куче золота, что приволок он с собой, заработав в каторжных трудах за прошедшую пару месяцев, а рады будут именно ему самому, а не тому что он в этот раз привёз с собой.
Даже то, что он заявился домой без подарков, только на подъезде к городу сообразив, что ничего с собой не захватил, не умаляло того, как ему все были рады. И это было самое ценное, что он только мог себе представить.
Единственное что его сильно огорчало последнее время, так это грустные глаза Димкиных жён, как бы молча упрекающие его в том, что он вернулся, а Димон остался где-то там, то ли в непонятном, страшном Приморье. Словно несущий непонятную какую-то повинность, или занимающегося какими-то непонятными вещами на Правобережье Лонгары, в местах, о которых даже их подруги по бывшему курсантскому училищу сами говорили с тайным страхом.
Всё-таки амазонки были странными женщинами. Ни слова упрёка ему не сказали, как будто им было или всё равно, но вспыхнувшие радостью глаза сразу же выдали их скрытые, подспудные чувства. Поэтому он, не смотря на то, что последнее время старался не делать ничего подобного, дал себе страшное, торжественное обещание вернуть Димона домой, не смотря на все страхи того и опасения.
- "Будь что будет! - клятвенно пообещал себе Сидор, глядя в заискрившиеся от счастья глаза какой-то из его жён. - Будет отказываться, свяжу и притащу домой силой. Хватит! У мужика дома четверо детей, две жены, а он шляется непонятно где. И что с ним там творится - совершенно неизвестно. Непорядок.
Нет! Надо срочно вертать мужика домой. Все в дом, все в дом! Он не хуже меня может заниматься всей той мутотенью, что на меня тут норовят навесить. Вот пусть он дома поживёт и отдохнёт. А уж потом, если захочет, то тогда можно будет и вернуть его обратно. Хоть снова в эти его любимые руины за трофеями, хоть куда".
- Опять ворон ловишь!
Весёлый голос Маши мгновенно выдернул его из созерцательного состояния, в котором он пребывал всё нынешнее утро. Сидя на полусобранной на зиму поленнице, на подстеленном под седалище потёртом кожушке, который неведомым образом опять перекочевал сюда из пещер Долины, Сидор блаженно щурился на не по осеннему тёплое солнце. С ехидной улыбкой он рассматривал весёлую, радостную Машку, осторожно выбирающуюся из своей коляски и замершую неподвижно на единственном сухом пятачке посреди огромной лужи перед воротами.
- Ну, у вас тут и грязюка, - недовольно проворчала она, растерянно перетаптываясь на одном месте.