Ее слова погрузились в Риса, когда девушка посмотрела в его глаза, гипнотизируя молодого человека.
"Так много событий в нашей жизни пыталось разлучить нас", - сказала Стара. – "Наши кланы. Наши родины. Океан. Время... Тем не менее, ничто не смогло удержать нас друг от друга. Прошло так много лет, а наша любовь по-прежнему сильна. Разве это совпадение, что ты должен был увидеть меня накануне своей свадьбы? Судьба что-то нам говорит. Еще не поздно".
Рис посмотрел на нее, его сердце бешено стучало. Стара ответила на его взгляд, ее полупрозрачные глаза отражали небо над головой и океан под ногами, в них было так много любви. Рис был растерян как никогда, он не мог мыслить ясно.
"Может быть, мне следует отменить свадьбу", - сказал он.
"Не я должна тебе это говорить", - ответила Стара. – "Ты должен заглянуть в свое сердце".
"Прямо сейчас", - сказал Рис. – "Мое сердце говорит мне, что ты - та единственная, кого я люблю. Ты - та единственная, кого я всегда любил".
Стара пристально посмотрела на него.
"Я никогда не любила никого другого".
Рис ничего не мог с собой поделать. Он наклонился и поцеловал девушку. Ему показалось, что весь мир вокруг них растаял, он почувствовал, что погрузился в любовь, когда Стара ответила на его поцелуй.
Они целовались до тех пор, пока им не стало трудно дышать, пока Рис не осознал, что несмотря на то, что протестует у него внутри, он никогда не сможет жениться ни на ком другом, кроме Стары.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Гвендолин стояла на золотом мосту. Вцепившись в его перекладину, она посмотрела вниз через край и увидела под собой бушующую реку. Пороги ревели от ярости, поднимаясь все выше. Она ощущала брызги даже отсюда.
"Гвендолин, любовь моя".
Обернувшись, Гвен увидела Тора, который стоял на дальнем берегу, возможно, в двадцати футах, и ждал, протянув руку.
"Иди ко мне", - умолял он. – "Перейди реку".
Обрадовавшись его присутствию, Гвен пошла к Тору, пока другой - тихий - голос не остановил ее.
"Мама".
Повернувшись, Гвен увидела стоявшего на противоположном берегу мальчика лет десяти, он был высоким, гордым, широкоплечим, с благородным сильным подбородком и блестящими серыми глазами. Как его отец. На нем была красивая сверкающая броня из материала, который она не узнала, а на поясе висело оружие воина. Гвен ощущала его силу даже отсюда. Это была сила, которую невозможно остановить.
"Мама, ты нужна мне", - сказал мальчик.
Он протянул руку, и Гвен направилась к нему.
Затем она остановилась и начала переводить взгляд с сына на Тора и наоборот. Каждый из них протягивал руку, и Гвен чувствовала, как ее разрывает на части. Она не знала, в какую сторону пойти.
Вдруг, пока она стояла там, мост под ней рухнул.
Гвендолин закричала, почувствовав, как погружается в пороги внизу.
Потрясенная Гвен упала в ледяную воду, где ее начала подбрасывать ревущая вода. Она всплыла на поверхность, жадно хватая ртом воздух и, оглянувшись, увидела своего сына и мужа, которые стояли на противоположных берегах, протягивая руки, нуждаясь в ней.
"Торгрин!" - закричала Гвен. – "Мой сын!"
Она потянулась к ним обоим, закричав, но вскоре почувствовала, как падает через край водопада.
Гвен закричала, потеряв их из виду и падая на сотни футов навстречу острым скалам внизу.
Гвендолин закричала и проснулась.
Она оглянулась по сторонам, покрытая холодным потом, сбитая с толку, не понимая, где находится.
Гвен постепенно осознала, что она лежит в кровати в тусклых покоях замка, где на стенах мерцали факелы. Она несколько раз моргнула, пытаясь понять, что произошло, все еще тяжело дыша. Она постепенно поняла, что это был всего лишь сон. Ужасный сон.
Глаза Гвен привыкли к полумраку и она заметила в комнате нескольких слуг. Девушка увидела Иллепру и Селезе, которые стояли по обе стороны от нее, протирая ее руки и ноги холодными компрессами. Селезе осторожно вытерла ей лоб.
"Ш-ш-ш", - успокоила ее целительница. – "Это всего лишь сон, миледи".
Гвендолин почувствовала руку, сжимающую ее, и когда она оглянулась, ее сердце подпрыгнуло, стоило ей увидеть Торгрина. Он преклонил колени у ее кровати, держа ее за руку. Его глаза озарились от радости, когда он увидел, что она очнулась.
"Любовь моя", - сказал Тор. – "Ты в порядке".
Гвендолин моргнула, пытаясь понять, где она находится, почему она в кровати, что все эти люди здесь делают. После чего вдруг, когда Гвен попыталась пошевелиться, она почувствовала ужасную боль в животе и все вспомнила.
"Мой ребенок!" - вдруг неистово закричала она. – "Где он? Мальчик жив?"
Гвен в отчаянии рассматривала лица вокруг себя. Тор решительно сжал ее руку и широко улыбнулся, благодаря чему Гвен поняла, что все в порядке. Ей показалось, что вся жизнь пришла в норму после этой улыбки.
"Он жив", - ответил Тор. – "Слава Богу. И благодаря Ралибару. Это он принес вас обоих сюда, как раз вовремя".
"Он совершенно здоров", - добавила Селезе.
Внезапно воздух разрезал крик, и Гвендолин, обернувшись, увидела, что вперед вышла Иллепра с кричащим ребенком на руках. Мальчик был закутан в одеяло.
Гвендолин почувствовала облегчение и расплакалась. Она истерично зарыдала при виде его. Это были слезы радости и облегчения. Ребенок жив, она жива. Они выжили. Каким-то образом им удалось выйти из того кошмара.
Гвен никогда еще не была так благодарна в своей жизни.
Иллепра наклонилась вперед и положила ребенка Гвен на грудь.
Гвендолин села и посмотрела на своего сына. Она почувствовала, что заново родилась, когда прикоснулась к нему, когда ощутила его вес на своих руках, его запах, взгляд. Она покачала его и крепко прижала к груди, всего завернутого в одеяла. Гвендолин почувствовала, как ее переполнили волны любви и благодарности. Она с трудом верила в то, что у нее есть ребенок.
Когда ребенка передали ей на руки, он вдруг перестал плакать. Он стал очень спокойным и, повернувшись и открыв глаза, посмотрел прямо на нее.
Гвен была потрясена, когда их взгляды встретились. У ребенка были глаза Тора - серые искрящиеся глаза, которые, казалось, принадлежали другому измерению. Они смотрели прямо сквозь нее. Глядя на сына, Гвен чувствовала, словно она знала его из другого времени. Все время.
В это мгновение Гвен ощутила такую сильную связь с сыном, как ни с кем и ни с чем в своей жизни. Она крепко обняла его и поклялась, что никогда не отпустит. Ради него она пройдет через огонь.
"У него твои черты, миледи", - сказал ей Тор, улыбнувшись, когда он наклонился и посмотрел на сына вместе с ней.
Гвен улыбнулась в ответ, ее переполняли чувства. Она никогда еще не была так счастлива в своей жизни. У нее было все, чего она хотела - быть с Торгрином и с их ребенком.
"У него твои глаза", - ответила Гвен.
"Единственное, чего у него нет, так это имени", - сказал Тор.
"Может быть, нам следует назвать его в твою честь", - предложила Гвендолин.
Тор решительно покачал головой.
"Нет. Он - сын своей матери. У него твои черты. Настоящий воин должен нести дух своей матери и умения своего отца. Он нуждается в обоих. У него будут мои умения, а назвать его следует в твою честь".
"Тогда что же ты предлагаешь?" - спросила Гвен.
Тор задумался.
"Его имя должно звучать, как твое. Сына Гвендолин следует назвать... Гувейн".
Гвен улыбнулась. Она сразу же полюбила то, как оно звучит.
"Гувейн", - произнесла она. – "Мне нравится".
Гвен широко улыбнулась, крепко обнимая ребенка.
"Гувейн", - прошептала она сыну.
Гувейн повернулся и снова открыл глаза и, когда он посмотрел прямо сквозь нее, Гвен могла поклясться в том, что увидела его улыбку. Она знала, что он для это слишком мал, но девушка на самом деле видела проблеск чего-то и была уверена в том, что сын одобрил свое имя.
Селезе наклонилась вперед и приложила мазь к губам Гвен, после чего дала ей выпить какую-то густую темную жидкость. Гвен тут же оживилась. Она почувствовала, что постепенно приходит в себя.
"Как долго я здесь пробыла?" - спросила Гвен.
"Вы проспали почти два дня, миледи", - ответила Иллепра. – "Со дня великого затмения".
Гвен закрыла глаза и все вспомнила: затмение, град, землетрясение... Она никогда не видела ничего подобного.
"Наш ребенок принес с собой великие предзнаменования", - сказал Тор. – "Все королевство стало свидетелем происходящего. О его рождении уже говорят повсюду".
Крепко сжимая своего сына, Гвен ощущала, что через нее проходит тепло, понимая, насколько особенным является этот ребенок. Все ее тело покалывало, пока она держала его, и Гвен знала, что это не обычный ребенок. Она задавалась вопросом, какие силы заключены в его крови.
Гвен вопросительно посмотрела на Тора. Неужели этот мальчик тоже друид?
"Ты был здесь все это время?" - спросила она его, осознавая, что Тор не отходил от нее ни на шаг. Благодарность по отношению к нему захлестнула ее.
"Да, миледи. Я пришел как только услышал. Кроме прошлой ночи, которую я провел у Озера Печалей, молясь о твоем выздоровлении".
Гвен снова заплакала, не в силах контролировать свои чувства. Никогда в жизни она не испытывала большего удовлетворения. Держа в руках этого ребенка, она чувствовала себя совершенной, в возможность чего она никогда не верила.
Не в силах бороться с собой, Гвен вспомнила тот судьбоносным момент в Преисподней, когда она вынуждена была сделать выбор. Она сжала руку Тора и крепко обняла своего ребенка, желая, чтобы они оставались рядом с ней, желая, чтобы оба были с ней вечно.
Тем не менее, девушка знала, что одному из них придется умереть. Она не могла перестать плакать.
"Что случилось, любовь моя?" - наконец, спросил Тор.
Гвен покачала головой, не в силах рассказать ему.
"Не волнуйся", - сказал Тор. – "Твоя мать все еще жива - если ты плачешь по этой причине".
Гвен вдруг покраснела.
"Она серьезно больна", - добавил Тор. – "Но у тебя еще есть время увидеться с ней".
Гвен знала, что она должна сделать.
"Я должна ее увидеть", - сказала она. – "Отведи меня к ней сейчас".
"Вы уверены, миледи?" - спросила Селезе.
"В Вашем состоянии Вам не следует двигаться", - добавила Иллепра. – "Ваши роды были необычными и Вам нужно восстановить свое здоровье. Вам повезло, что Вы живы".
Гвен решительно покачала головой.
"Я увижу свою мать до того, как она умрет. Отведи меня к ней. Сейчас".
ГЛАВА ПЯТАЯ
Годфри сидел в центре длинного деревянного стола в таверне с кружкой эля в каждой руке. Он пел в большой группе МакГилов и МакКлаудов, стуча кружками по столу вместе с ними. Они все раскачивались взад и вперед, стуча своими кружками на каждой фразе, в то время как эль выплескивался на стол. Но Годфри было все равно. Он был слишком пьян, как и каждую ночь на этой неделе, и чувствовал себя хорошо.
По обе стороны от него сидели Акорт и Фальтон и, глядя по сторонам, Годфри наслаждался, видя десятки МакГилов и МакКлаудов за столом: бывшие враги собрались на это пиршество, которое он организовал. Годфри понадобилось несколько дней на то, чтобы прочесать Хайлэндс и добиться этого. Сначала мужчины отнеслись к этому настороженно, но, когда Годфри выкатил бочки с элем, а затем привел женщин, они стали собираться.
Сначала пришли лишь несколько человек, с подозрением относясь друг к другу, держась на своей собственной стороне зала. Но когда Годфри удалось наполнить таверну, расположенную на вершине Хайлэндс, мужчины расслабились и начали взаимодействовать. Годфри знал, что ничто не объединяет мужчин так, как обещание бесплатного эля.
Когда Годфри привел женщин, это окончательно примирило мужчин между собой и сделало их чуть ли не братьями. Годфри обратился ко всем своим связям по обе стороны Хайлэндс, чтобы очистить бордели, и он щедро заплатил всем женщинам. Сейчас зал был полон женщин и солдат, большинство из них сидели у солдат на коленях, и все мужчины были довольны. Женщины, получившие хорошее жалование, были счастливы не меньше мужчин, и весь зал гудел от радости и одобрительных криков, когда мужчины перестали концентрироваться друг на друге и вместе этого обратили свое внимание на выпивку и женщин.
По мере того как продолжалась ночь, Годфри начал подслушивать разговоры между некоторыми МакГилами и МакКлаудами, когда те становились друзьями, составляя планы о совместном патрулировании. Это был именно тот вид связи, которого он должен был добиться по просьбе сестры, и Годфри гордился собой из-за того, что сделал. Кроме того, он и сам наслаждался, его щеки порозовели от большого количества выпитого эля. Он осознал, что в эле МакКлауда было что-то необычное. Эль на этой стороне Хайлэндс был крепче и бил прямо в голову.
Годфри знал, что существует много способов укрепить армию, объединить людей и править королевством. Политика - это одно, правительство - другое, а правоприменение - третье. Но ничто из этого не трогает человеческие сердца. Годфри, при всех своих недостатках, знал, как достучаться до обычного человека. Он и сам был обычным человеком. Несмотря на все благородство королевской семьи, его сердце всегда было с народными массами. Он обладал некоторой мудростью рожденных на улицах, чего были лишены все те рыцари в сияющих доспехах. Они были выше всего этого. И Годфри восхищался ими за это. Но он понял, что в том, чтобы быть ниже этого, тоже есть свои преимущества. Это давало ему другой взгляд на человечество, а иногда людям нужны две точки зрения, чтобы полностью понять людей. В конце концов, величайшие ошибки, совершенные Королями, заключались в их оторванности от народа.
"Эти МакКлауды знают, как пить", - сказал Акорт.
"Они не разочаровывают", - добавил Фальтон, когда перед ними на столе появились еще две кружки.
"Этот напиток слишком крепкий", - сказал Акорт, громко отрыгнув.
"Я совсем не скучаю по нашему родному городу", - добавил Фальтон.
Годфри ощутил толчок в бок и, оглянувшись, увидел нескольких мужчин МакКлауд, которые слишком сильно раскачивались, слишком громко смеялись, напиваясь и обнимая женщин. Годфри осознал, что эти МакКлауды были жестче МакГилов. МакГилы тоже были жесткими, но в МакКлаудах было нечто несколько варварское. Осматривая комнату взглядом эксперта, Годфри увидел, что МакКлауды сжимают своих женщин слишком крепко, стучат своими кружками слишком громко, толкают других локтями слишком грубо. Было что-то такое в этих людях, что заставляло Годфри нервничать, несмотря на все проведенные с ними дни. Он не до конца доверял этим людям. И чем больше времени он с ними проводил, тем больше начинал понимать, почему оба клана не могут объединиться. Годфри задавался вопросом, смогут ли они вообще когда-нибудь стать единым кланом.
Пиршество достигло своего пика, и было роздано еще большее количество кружек, вдвое больше, чем прежде. МакКлауды не поубавили свой пыл, как обычно поступали солдаты на этом этапе. Вместо этого они начали пить еще больше. Годфри, не в силах справиться с собой, слегка занервничал.
"Думаешь, люди вообще могут столько пить?" - спросил он Акорта.
Тот фыркнул и выпалил.
"Кощунственный вопрос!"
"Что на тебя нашло?" - спросил Фальтон.
Но Годфри пристально наблюдал за тем, как один из МакКлаудов, настолько пьяный, что едва мог видеть, споткнулся о группу своих товарищей солдат и с грохотом сбил их с ног.
Повисла секундная пауза, когда все присутствующие в комнате повернулись, чтобы посмотреть на группу солдат на полу.
Но в следующую минуту солдаты снова поднялись, крича и смеясь, и, к облегчению Годфри, пиршество продолжилось.
"Разве с них не достаточно?" - спросил Годфри, начиная подумывать о том, что все это было плохой затеей.
Акорт непонимающе посмотрел на него.
"Достаточно?" - переспросил он. – "Разве такое возможно?"
Годфри заметил, что сам он произносит слова нечленораздельно, а его разум мыслит не так ясно, как бы ему хотелось. Вместе с тем он начал ощущать какой-то поворот в зале, словно что-то было не так, как должно было быть. Всего было слишком много, как будто комната утратила чувство сдержанности.
"Не трогай ее!" - вдруг раздался чей-то крик. – "Она моя!"
Тон голоса был мрачный и опасный, он разрезал воздух и заставил Годфри обернуться.
В дальней стороне зала поднялся один из солдат МакКлаудов. Выпятив грудь вперед, он спорил с МакГилом. МакКлауд протянул руку и выхватил женщину с колен МакГила, обернув рукой талию и уводя ее назад.
"Он была твоей. Теперь она моя! Иди найди себе другую!"
Выражение лица МакГила помрачнело и он вынул свой меч. Комнату наполнил характерный звук, заставивший всех присутствующих повернуть головы.
"Я сказал - она моя!" - крикнул МакКлауд.
Его лицо стало ярко-красного цвета, волосы слиплись от пота. Все мужчины наблюдали за происходящим, привлеченные его смертельным тоном.
Все резко остановилось и мужчины в зале притихли. Обе стороны, застыв, наблюдали за солдатами. МакКлауд - крупный мускулистый мужчина - скривился, взял женщину и грубо толкнул ее в сторону. Она полетела в толпу, оступилась и упала.
МакКлауда, очевидно, не волновала женщина. Теперь всем было ясно, что единственное, чего он по-настоящему хотел, - это кровопролития.
МакКлауд вынул свой собственный меч, противостоя сопернику.
"Твоя жизнь за ее жизнь!" - сказал он.
Солдаты по обе стороны расступились, образуя для их столкновения небольшую поляну, и Годфри увидел, что все присутствующие напряглись. Он знал, что должен остановить это, прежде чем все обернется полномасштабной войной.
Годфри перепрыгнул через стол, скользя по кружкам с пивом, спеша через зал в центр поляны. Он встал между солдатами, вытянув ладони и удерживая их на безопасном расстоянии друг от друга.
"Мужчины!" - крикнул он, невнятно произнося слова. Он пытался оставаться сосредоточенным, заставить свой разум мыслить ясно, искренне жалея о том, что так много выпил.
"Мы все здесь мужчины!" - кричал Годфри. – "Мы все - один народ! Одна армия! Нет необходимости в сражении! Вокруг много женщин! Ни один из вас не желает драться!"
Годфри повернулся к МакГилу, который стоял, нахмурившись, сжимая в руке меч.
"Если он извинится, я приму его извинения", - сказал он.
МакКлауд стоял поставленный в тупик, после чего вдруг выражение его лица смягчилось, и он улыбнулся.
"В таком случае я извиняюсь!" - крикнул он, протягивая левую руку.
Годфри сделал шаг в сторону, и, когда МакГил осторожно взял ее, они оба пожали друг другу руки.
И в эту минуту МакКлауд вдруг схватил руку МакГила, дернул его поближе, поднял свой меч и вонзил его тому прямо в сердце.
"Я извиняюсь", - добавил он. – "За то, что не убил тебя раньше, жалкий МакГил!"
МакГил вяло упал на пол, из него хлынула кровь.
Он был мертв.