* * *
Москва, Звягинцев Лог, тот же день
До особняка Буш-Яновских в Звягинцевом Логе я все-таки добралась. И даже без дальнейших приключений. Нет, я решительно никогда больше не сяду в "гробомобиль"! "Фирма "Пегас"! С нами вы почувствуете себя в раю!" После сегодняшнего им придется либо сменить слоган, либо прогореть. Потому что к моменту нашего отъезда в кашу из машин пробивалась очередная вездесущая съемочная группа…
Парень, подбросивший меня на Реко-Глинскую, 14, тоскливо посмотрел мне вслед, однако я не растаяла и попрощаться не вернулась.
В Логе летом - благодать! Польке и Вальке крупно повезло жить в этом местечке. Моя же мать, будучи при жизни знаменитой примой московской оперы, не позволяла себе шиковать. А потому после роковой авиакатастрофы мы с папашей так и остались в старой квартире старого дома - монолитного муравейника, вокруг которого громоздились всевозможные магазины, рестораны и прочие заведения, утопающие в призывных огнях рекламных голограмм. И два чахлых деревца на пять кварталов вокруг.
Я постояла, вдыхая в себя аромат хвои. Не к добру мне вспомнилась трагедия, случившаяся с мамой. Я всегда старалась затереть ее в своей памяти и, кажется, мне это удавалось. А сегодня… Какое-то предупреждение? Покойница-мать словно грозила мне пальцем с того света…
Если бы не папашины опыты, на которые он спускал все средства, в том числе и мамины гонорары, она могла бы остаться в живых. Отлично помню: она не хотела лететь тогда. Я же… я на тот момент работала в Управлении, у меня была куча своих забот. Я проигнорировала спор между родителями, а ведь могла встать на мамину сторону и послать отца куда подальше с его экспериментами. Чертов "гений"!
Во мне шевельнулось нехорошее чувство, и я с трудом удержала проклятье, готовое вырваться из моего сердца. А потом… в голову пришла мысль, что все-таки я пользуюсь плодами папиного труда. Пусть и не в распрекрасных бескорыстных целях, но тем не менее - пользуюсь! Ему они дохода не приносили, пусть хотя бы принесут мне. Почему нет? Я ведь не хочу ничего эдакого - вроде власти над миром. Несмотря на то, что эликсир метаморфозы вполне мог бы поспособствовать в исполнении подобной мечты, будь она у меня…
И я сделала несколько шагов в направлении дома Буш-Яновских.
Не знаю, что произошло. Внутри меня взвыла какая-то сирена. В виски впилась иголка - привычная, знакомая, ледяная иголка. Под ложечкой засосало. Неужели египетская аномалия переместилась в здешние широты? Наверное, похожие чувства испытали луксорские туристы…
Опасность!
Опасность - от Полины?! Чепуха! Я проделала такой путь, в дороге со мной ничего не произошло… почти ничего. Меня никто не задержал, не похитил. Остался последний шаг - и Буш-Яновская разъяснит мне ситуацию.
Я уже на пороге. Уже кладу руку на сканер…
Все помутилось в голове. Я подняла глаза и увидела перед собой маску. Лепнина, украшавшая фасад Полининого дома. Страшная, перекошенная маска, символ древнего театра, одной стороной лица усмехалась, другой - рыдала.
Вспышка!
Память!
Oh-h-h my god! Моя голова!
Двери открылись…
3. Ясна Энгельгардт
В то же время в доме Полины Буш-Яновской…
Сержант Ясна Энгельгардт специализировалась в спецотделе в качестве "аналитика-оперативника". Она была человеком дисциплинированным и покладистым. Ее мать, Пенелопа Энгельгардт, ушедшая в отставку в звании майора ВО, приучила дочь к беспрекословному подчинению. Единственным существом, к которому Энгельгардт-старшая питала слабость, была ее внучка, недавно родившаяся Полиночка. Именно бабушка настояла, чтобы Ясна и ее муж, художник Виктор Хан, забрали малышку из Инкубатора почти сразу после извлечения новорожденной из реторты. Мотивировала она это объяснением, что "так в их семье поступали всегда".
Не сказать, что появление постоянно орущего младенца в доме, где еще не был закончен ремонт, сильно поспособствовало профессиональной карьере обоих молодых супругов. Виктор почти забросил рисование, пропустил несколько выставок, а Ясну все чаще видели на работе невыспавшейся и понурой, хотя она крепилась из последних сил. И в спецотделе Ясина вялость стала уже притчей во языцех: сотрудники шутили, перефразируя старую, как мир, поговорку: "Не было у бабы забот, забрала баба дочку из Инкубатора".
Сегодня, в один из своих редких выходных, Ясна вырвалась из дома под предлогом визита к Буш-Яновским с приглашением четы на скорое крещение дочки. Причем идея крещения тоже целиком и полностью принадлежала Пенелопе Энгельгардт.
Сержант упивалась короткими мгновеньями свободы. Она заметно повеселела. Кроме того, у начальницы были гости.
Американцы оказались ребятами веселыми и заводными. Один, Витторио, постоянно грыз орешки и выплевывал скорлупки прямо под ноги к отчаянному неудовольствию робота Дядюшки Сяо. Второй, Марчелло - приятный блондин с аккуратной бородкой - тут же принялся осыпать Ясну комплиментами, будто впервые в жизни увидел перед собой хорошенькую женщину. Ну а третий, Чезаре, самый старший и наиболее серьезный в команде, время от времени вступал в перепалку с главной в их "квартете" - Джокондой. Оба - и он, и красавица - пикировались на незнакомом Ясе языке, быстром и певучем, отдаленно напоминающем кванторлингву. Джоконда делала вид, будто строжится, и обзывала подчиненного синьором Бурчачо.
Но все они явно дожидались появления кого-то еще.
- Вы так всегда? - не удержалась Энгельгардт, в очередной раз выслушав от Марчелло оду своим глазам, "локонам" и улыбке.
- Нет, - буркнул Чезаре, хмуро поглядев на блондина, - только зимой, весной, летом и осенью… Паяц!
- Э! Чез! Фаворисца тацерэ! - Марчелло вскинул указательный палец.
Кудрявого крепыша это не проняло:
- Чиуди иль беццо! - ответил он все в том же неприветливом стиле.
Энгельгардт нисколько не удивилась, когда услышала сигнал охранной системы, оповестившей о чьем-то приходе.
Клацая когтями, Дядюшка Сяо потрусил ко входной двери. Капитан Буш-Яновская, переглянувшись с гостями, также поднялась и вышла.
- Рад приветствовать! - из холла послышался голос робота-добермана, и в нем, как бы это ни было странно для машины, присутствовали нотки радости.
- Дядюшка Сяо, вашу лапу!
Ясна изумилась. Второй голос принадлежал Фаине Палладе, которую не так давно отпустили после ареста. И голос этот был слишком веселым для человека, обуреваемого большими неприятностями.
Ошибки не было: в зал вошла гречанка собственной персоной. Внимательными серо-голубыми глазами оценила обстановку. Улыбнулась всем присутствующим.
- О-о-о! - воскликнул Витторио и, отряхнувшись от ореховой кожуры, подскочил к ней. - Бон джорно! Салве! Коме андато ил виаггио?
- Си, андра бене! - быстро откликнулась Фанни на том же языке (!). - А парте ил уна пиккола инциденте. Ла авариа…
- Ла авариа? - Джоконда хмыкнула. - Си-и-и… Ты, как всегда, в своем духе!
Гречанка согласно кивнула. Затем красавица-американка встала, они с Палладой обнялись и "поцеловались" крест-накрест, промахиваясь мимо щек. Ритуал продолжили мужчины-подчиненные. Соблюдая некую иерархию, гречанку обнял, взаимно похлопывая по лопаткам, вначале старший, Чезаре. Затем - бородатый блондин Марчелло. И уже напоследок - любитель орешков Витторио. Все завершилось рукопожатиями.
Полина с усмешкой наблюдала за спектаклем. Вопросительные взгляды растерянной Энгельгардт она игнорировала.
- Там все в порядке? - спросила Фанни, разваливаясь в кресле и забрасывая ногу на ногу.
- Бенинтецо! - последовал ответ начальницы "черного квартета". - Эсса мэндаре ин лабораторио е гиа дормирэ.
Гречанка сложила руки на груди и потерла пальцами подбородок. Ясна сразу отметила, что прежде этот жест подруге свойственен не был.
- Хм… Фаволосаменте. Я не сомневалась, Джо… Все сработало замечательно, грациа…
Джоконда вытащила из кармана изящную коробочку с тоненькими сигаретками и предложила гречанке. Та кивнула. Дядюшка Сяо, по-стариковски поворчав себе под нос, активировал вытяжку и в очередной раз принялся убирать скорлупки, набросанные Витторио.
- Как дела, Яся? - Фанни наконец-то переключилась на молчаливо наблюдавшего за нею сержанта. - Вы переехали в новый дом?
Ясна вздохнула. Это была больная тема, о которой она предпочитала говорить только в форме шутки.
- Если этот дом можно назвать новым…
- Он пережил Завершающую, - вмешалась Буш-Яновская. - А значит, переживет еще и всех нас. Добротный дом.
- О, да! - подхватила Энгельгардт. - Когда мы вошли туда впервые, там не было ничего, кроме обломков и тараканов. А стены были расписаны каким-то белым составом. Ну, мою матушку вы знаете: она сочла эти надписи шедевром древних граффити и бросилась за специалистами…
Уже знакомая с этой историей, Полина рассмеялась, а остальные обратились во внимание, будто им и впрямь была интересна какая-то история ветхого дома. Ясна продолжала:
- Я потом поинтересовалась, что там было написано… У дешифровщика…
- И?.. - Фанни выдохнула дым.
- Это были какие-то загадочные послания на славянском. "Кириллица" - так, по-моему, это называется. Ну, вот такое, например: "Буш требует выдачи главного таракана!" Встречались письмена и на основе латыни, типа "Тараканы, гоу хоум!" Понятия не имею, что это могло означать для древних…
Но "квартет" и гречанка, по-видимому, поняли, потому что переглянулись и захохотали.
Ясна заговорила бойчее:
- Ученые подошли к вопросу принципиально…
- Еще бы они не подошли к нему принципиально, когда над ними с мухобойкой стояла твоя мамуля! - вытирая слезы, откликнулась Фанни.
- Вот-вот! Состав соскобленной краски оказался веществом-инсектицидом… То-то я заметила, что тараканы его не доели… Ну, давайте не будем об этом. Я приехала пригласить вас на крестины моей Полинки. Мать хочет обставить это событие с помпой…
- Если она снизошла даже до меня, то верю. Насчет помпы… - Фанни подмигнула Ясне с Полиной и окликнула добермана. - Дядюшка Сяо, не сообразите ли вы нам чего-нибудь выпить? До сих пор не отдышусь после аварии… Кстати, Джо, еще до того, как мое такси вляпалось в переделку, я успела посмотреть одну забавную передачку. Угадай, кого я там увидела?
Американка с невозмутимым видом пожала плечами.
Тем временем робот ловко и быстро сервировал столик. Лапы его постоянно трансформировались, да еще и с такой быстротой, что глаз едва улавливал смену приспособлений: только что были ножницы, теперь уже щипцы, затем нож, зажим, снова нож. Столовые приборы, казалось, сами разлетались по местам, напитки - выливались в посуду, угощения - с ресторанным шиком укладывались на тарелки. А с виду ведь доберман и доберман…
Гречанка сделала глоток из своего бокала и продолжила:
- Нашего с тобой общего знакомого, археолога Эдуарда Ковиньона… И вот на самом интересном месте - трах-бабах! - мы теряем управление и сталкиваемся со встречным авто! Чтобы я еще хоть раз в жизни села в "гробомобиль", тем более - фирмы "Пегас"!..
- О! О! - вмешался Чезаре, услыхавший знакомое имя. - Кто бы мог подумать! Ковиньон! Белиссимо! Ах! Ах!
- Чезаре, ту алла луи иннаморато! - Марчелло и Витторио, хлопая себя по ляжкам, загоготали, отчего с последнего еще сильнее посыпались выплюнутые скорлупки. - Сигнорси!
Кудрявый с деланным возмущением прикрикнул на них:
- Чиуди иль беццо! Гуэлло мия аморэ!
- Гы! Аморэ а прима виста!
Они попрепирались между собою, покуда начальница-американка не остановила их красноречивым взглядом.
- Мы с Фанни покинем вас, - произнесла Джоконда, адресуя эти слова не своим спутникам, а хозяйке дома и Ясне. - С вашего позволения.
Гречанка поднялась, небрежно ткнула окурком в пепельницу, и они с американкой ушли в Полинин кабинет.
- Боюсь, Ясна, что на крещение к твоей дочери мы не успеем, - наконец-то у Полины появилась возможность поговорить о деле, которое привело сержанта в ее дом. - Мы, знаешь ли, с Палладой отправляемся в служебную командировку. Буквально завтра… Потому приношу извинения.
- С Фанни?! Она восстановлена в спецотделе?
Сплошные сюрпризы! Вот этого Ясна никак не ожидала. В свое время она тяжело пережила утрату своей любимой подруги: с Фанни они были дружны гораздо больше, чем с быстро продвигавшейся по карьерной лестнице Полиной или с писательницей Сэндэл Мерле, Хвастушкой Сиди, ныне супругой посла Максимилиана Антареса.
- Считай, что восстановлена, - отозвалась Буш-Яновская.
- Но крестины будут не завтра. У нас еще не закончился этот треклятый ремонт, к тому же, масса организационных вопросов… Так что, думаю, не раньше первых чисел августа…
Полина ответила, что будет иметь в виду, извинилась за отсутствие Валентина и пригласила гостей ужинать.
4. Гость с Фауста
Созвездие Кита, планета Эсеф, резиденция посла Максимилиана Антареса, июнь 1001 года
Если не считать некоторых видов фауны, Эсеф был райской планетой.
- Вам куда? - уточнил таксист.
- Северное взморье.
Священник Агриппа не привык к пейзажной роскоши и яркому солнцу. Магистр редко вылетал во "Внешний Круг" обжитой и протуннелированной части Галактики. На его родном Фаусте небо скрывали свинцовые тучи, а дождь был настолько привычным явлением, что монахи попросту не обращали внимания на это неприятное атмосферное явление. Если священникам и приходилось покидать суровую планету монастырей, то это было вызвано лишь неотложными делами Епархии.
Но сейчас, как это ни странно, Агриппу двигал порыв личного свойства. И магистр был взволнован. Причем взволнован настолько, что даже не обращал внимания на растущие у обочины хищные "цветы" - на самом деле вовсе не цветы, а животных, которые, благодарение Всевышнему, не могли передвигаться.
Их было много. Самые мелкие - величиной с кулак. Средние - с человеческую голову. Ну а долгожители могли бы сожрать и овцу. Неприятного вида - в форме пятиконечной звезды, лучи которой у взрослых особей обманчиво загибались наружу, к "стеблю", чтобы при первом же удобном случае сжаться в "бутон", поглощая неосторожную жертву - они постоянно шевелились. "Цветы" все время меняли запах.
Людей они пытались приманить чарующим ароматом всевозможных блюд. Гастрономическая озабоченность проецировалась хищниками на все окружающее. Молодняк тренировал навыки на мухах, и потому пройти мимо "питомника" с юной порослью, не зажав носа, было невозможно.
Поначалу, как знал Агриппа, колонисты пытались избавиться от омерзительного соседства. Они выжигали целые луга этих "цветочков", но галактическое общество охраны природы осудило вандализм. И в самом деле: с гибелью волосатых темно-бордовых живых "пентаграмм" стала нарушаться экология Эсефа. Под нажимом Общества в правительстве Содружества приняли поправку к статье, где наложили строжайшее вето на уничтожение "пэсартов". Именно так называлось это животное-растение в перечне "Представители фауны планет Галактики". На латыни - базовом языке кванторлингвы - название звучало как "pesartus vulgaris", то есть, "пэсарт обыкновенный".
В городах, конечно, от "цветочков" избавляются по-прежнему, невзирая на запреты. Однако стоит выехать за пределы населенного пункта - и любуйся багровым морем, над которым кружат насекомые. Сутки напролет издает оно гадостные чавкающе-хрустящие звуки.
"Любуйся", конечно, при одном условии: если на тебе надет надежный респиратор…
Те пэсарты, что росли у самой дороги, с любопытством нацеливали свои пятиконечные головы-желудки на проезжавший автомобиль священника. Сообразив, что до жертвы им не дотянуться (они не были разумными, однако все, что касалось процесса пищеварения, пробуждало в них необычайную находчивость), "цветочки" принимались в ярости грызть дорожное покрытие скрытыми в глубине "бутона" зубами. Перезаливать дорогу местным властям приходилось в среднем раз в два года.
Прилет фаустянина был связан с одним немаловажным обстоятельством, а если точнее, то с побегом бывшего послушника по имени Зил Элинор.
Элинор не был Агриппе кровным сыном, да это и так понятно, ведь монахи исповедуют целибат. Однако мальчик, родившийся, как и все остальные дети Фауста, в монастырском инкубаторе, слишком отличался от своих собратьев. Агриппа являлся не только наставником, но и названым отцом Зила. Священник крестил ребенка, занимался его воспитанием, знал о душевных порывах взрослеющей личности.
И вот теперь, похоже, с Зилом приключилась какая-то беда. Максимилиан Антарес в приватном сообщении прислал неутешительные новости. Это заставило Агриппу отложить дела, обратиться в Епархию за разрешением покинуть Фауст и, наконец, прибыть на Эсеф.
Машина домчала священника до резиденции посла. Пусть она и находилась за пределами города Орвилл, столицы одноматерикового Эсефа, и была погружена в зелень первозданных джунглей, стоит ли говорить, что в округе трудно было бы найти хоть один вредоносный пэсарт? При видимой дикости усадьба и прилежащая территория была тщательно ухожена, что неудивительно: дипломат Антарес, посол Земли на Эсефе, был первым лицом этой планеты.
Агриппа задумчиво огляделся. Совсем недавно здесь ступала нога его сына… О, Всевышний! Что же случилось с тобой, мальчик мой?
Священник еще чувствовал слабые отголоски присутствия Зила. Все фаустяне в той или иной степени эмпаты, а Элинор был среди них, пожалуй, сильнейшим. Правда, мальчишка о том и не догадывался, считая, что это норма.
Основоположник религии Фауста, Александр-Кристиан Харрис, который жил во времена Завершающей войны, в своих долгих поисках нашел сведения о знаниях древних оританян - полностью исчезнувшей с лица Земли расы прародителей нынешних людей. Многие называли эту расу атлантами или "антарктами", но суть не менялась. Пращуры-духократы погибли в ледяной пустыне во время одного из глобальных катаклизмов прошлого. Их немногие крохи успели рассеяться по планете и сохранить малую толику своей культуры, не до конца задавленные новой, техногенной и воинственной, цивилизацией. Именно знания жителей загадочного Оритана и легли в основу учения монахов Фауста.
Биокиборг-садовник, обрабатывавший приусадебный участок, выпрямился над грядками и уставился на священника пустыми глазами. Агриппа еще раз подивился: все, скольких он видел, "синты" из обслуги Антареса выглядели классически бездушными болванчиками.
- Здравствуй, - просто сказал Агриппа.
- Здравствуй, - монотонно ответил садовник. - Чем могу быть полезен, господин?
- Где могу я найти вашего хозяина?
- Господин Антарес сейчас на пляже. Он ждет обеда.
- Как мне отыскать пляж?
- Идите по этой тропинке, она выведет вас, - "синт" равнодушно махнул рукой в сторону парка.