Тем временем Полина обстоятельно зачитывала арестованной ее права и предупреждала о всевозможных ответственностях в случае некорректного поведения. И делала она это настолько тщательно, что у подполковника начало складываться впечатление, будто капитан пытается тянуть время. Однако Устав запрещал кому бы то ни было, даже старшему по чину, прерывать офицера, ведущего допрос, если тот не допускал никаких нарушений. А нарушений Полина не допускала.
- Итак, - Буш-Яновская наконец-то приступила к основной части допроса. - Когда вы, Фаина-Ефимия Паллада, в последний раз виделись с вашим отцом, Аланом Палладасом?
Арестованная задумалась, припоминая.
- Кажется… - она шмыгнула носом. - Месяца три назад, не позже никак… Примерно… в конце февраля…
- Вы можете указать более точную дату?
- Затрудняюсь, - покачала головой Паллада, а потом украдкой утерла под носом.
- Громче! Я убедительно прошу вас отвечать четче и громче. Ваши ответы фиксируются…
- Можешь мне не объяснять… - невесело усмехнулась арестованная и, старательно размяв посиневшие губы, почти заорала: - Я затрудняюсь назвать точную дату своей последней встречи с отцом, Аланом Палладасом, 946 года рождения, госпожа капитан Буш-Яновская!!!
Стефания Каприччо за стеклом осталась невозмутима, а вот лицо подполковника Лаунгвальд потемнело от гнева.
- Что он сообщал вам в тот день, когда вы видели его в последний раз? - не обратив внимания на провокационную выходку подруги, продолжила Полина. - Постарайтесь припомнить досконально, это в ваших интересах…
Казенный язык Уставом приветствовался. И здесь Лаунгвальд не могла придраться к оговоркам своего исполнителя, хотя эти, по сути - лишние, фразы и растягивали время допроса.
- Да ничего, наверное, особенного он мне не сообщал, - поежилась Фаина. - Вы ведь знакомы с ним не меньше моего, капитан.
- Отставить, Паллада! - одернула ее Буш-Яновская, будто все еще считая, что перед нею, капитаном, сидит старший сержант-"провокатор". - Отвечайте по существу. О чем вы разговаривали с ним в день вашей последней встречи?
- Ни о чем мы с ним не разговаривали. Он, как обычно, заперся в своем кабинете, а на следующий день уехал.
- Куда? Он вам не сообщил?
- Нет.
- И у вас нет никаких предположений на этот счет?
- Не-е-ет, - в голосе Фаины послышалась издевка, и она, опершись локтем свободной руки о столешницу, развалилась поудобнее. - А разве это имеет значение для следствия? Ну, будь у меня на сей счет какие-либо соображения? А? Капитан?
- Хорошо. Давайте по-другому. Что вы знаете о деятельности некой организации под названием "Подсолнух"?
На губах арестованной мелькнула улыбка:
- А я должна о ней что-то знать? После того, как вы пропустили мои мозги через эту вашу сраную мясорубку? А?
- Значит, вы отказываетесь говорить? - уточнила капитан.
- Я не отказываюсь. Просто я могу отвечать лишь на те вопросы, ответы на которые мне известны, - столь же категорично отчеканила арестованная и ухмыльнулась. - У вас есть что-то против меня? Если нет, вы не имеете права меня задерживать более трех часов. А я могу потребовать какого-нибудь адвоката, ворюгу-пройдоху, как они все!
Несмотря на блокировку памяти в ней осталось много от прежнего управленца специальности "провокатор"…
- Капитан Буш-Яновская! - послышался голос, и Фаина невольно огляделась, пытаясь найти его источник: еще бы - даже измененный программой, этот голос был узнаваем для нее. И ненавистен. - Выйдите из комнаты в операторскую!
- Слушаюсь! - Полина не могла не подчиниться приказу шефа, даже нарушающего процессуальные нормы.
Зеркало снова разъехалось и поглотило капитана. Фанни задумчиво уставилась на "браслет", вяло утирая слякоть под носом.
Покинув "зеркальный ящик", замерзшая Буш-Яновская первым делом обратилась к блондинке-лейтенанту:
- Поднимите температуру в камере.
- Есть!
Пока лейтенант занималась аппаратурой, капитаны и подполковник отошли в сторону. Прежде чем заговорить, Лаунгвальд пожевала узкие губы:
- Проведение допроса поручается капитану Буш-Яновской. Подробности отчета - в мой архив.
- Слушаюсь, госпожа подполковник! - Полина щелкнула каблуками.
Лаунгвальд стремительно удалилась. Двери бесшумно разъезжались перед нею и тут же смыкались.
- Пора переходить на медикаменты, - тихо сказала Стефания Каприччо. - Пока Фаина действительно чего-нибудь не ляпнула…
- Да, в этой морозилке мозги отказываются соображать, - согласилась Полина. - Я окоченела даже с терморегулятором, а уж Файке каково… Может и не выдержать, знаете ли…
- Сейчас "ящик" прогреется. Это было распоряжение вашего шефа - опустить температуру до возможного минимума… Мы ничего не могли поделать.
- Я предполагала, что так и будет, - Буш-Яновская зябко растерла плечи. - Ну все, ни пуха, ни пера, Стефания.
Американка кивнула и отправилась в "зеркальный ящик".
* * *
…Я пытаюсь ухватиться хоть за какую-то мысль - одну, вторую - сложить из них подобие "соломинки" и выкарабкаться из водоворота безумия. Забываю все, о чем думалось мгновение назад. Это усиливает мой ужас.
- Скажешь? - кажется, голос Стефании хуже любого кошмара.
Соломинка рассыпается на множество бессвязных мыслей, но я уже не в мальстреме…
* * *
…Вспоминаю… Капитан КРО Нью-Йорка Стефания Каприччо, войдя ко мне в "ящик" после Полины, изъяснялась предельно лаконично. И вежливо. Но эта вежливость дорогого стоила. Мне. Она представилась при входе, и по спине у меня побежала ледяная струйка пота. В каждом ее движении, в каждом жесте, не говоря уже о взгляде и походке, сквозило что-то ужасное, неосознаваемо-ужасное. Так наши древние предки, вероятно, столбенели, встречаясь без оружия с диким хищником. Я не буду передавать наш с ней недолгий разговор: слова тут ничего не объяснят. Они важны лишь для стенографа. Скорее всего, прочитывая записи в протоколе дознания, человек несведущий может составить мнение, что Стефания со мной любезничала.
И тогда началось главное. И тогда меня столкнули в мальстрем безумия…
* * *
…Моя первая галлюцинация была достаточно логичной и правдоподобной. И, мне кажется, она что-то значила…
Я на знакомой мне, но чужой планете. Я в городе, который уже видела, но который также чужд мне. И мы лицом к лицу с моим убийцей - человеком, назначенным убить меня. Кто он? Возможно, из Управления… Но человек из Управления выполнил бы свою миссию, не раздумывая. Почему медлил тот мальчишка? Не знаю, не помню. Он не убил меня. Мне кажется, я уже и прежде видела этого парня. Юного и древнего Господина Инкогнито…
Вот он стоит передо мной. В глазах его - пустота. Не такая, как у Стефании. Пустота и отрешенность загнанного. Я знаю, что он может убить меня голыми руками, едва двинувшись. Я откуда-то знаю это. И он не делает этого, он слушает меня. Кажется, он уже все решил. У меня нет страха.
- Я запоминаю, говорите… - едва слышно произносит он, глядя куда-то мне под ноги…
…Просыпаюсь от удара по лицу:
- Говори! - то снова была Стефания; о, ангелы и архангелы, молю вас, верните мне те часы и минуты, когда все это происходило! Они были раем, хотя тогда я так не думала. Глупая!..
Провал - всплытие, провал - всплытие… Сбилась со счету… И всюду те же лица: в обрывках галлюцинации - красивое, смертельно усталое лицо юноши, в реальности - все более утомленное, но с каждым разом и более жесткое лицо Каприччо. Мысли стали мешаться. Во сне я пыталась сказать молодому человеку, что ничего не знаю, а в реальности… в реальности я, наверное, бессвязно плела что-то о контейнере - том самом, о котором должна была сообщить своему несостоявшемуся убийце.
- Я оставил дочери… дочери информнакопитель… - говорю я. - Там - всё…
Мальчишка не двигается, но я получаю оплеуху и чувствую, что из носа струится горячий - языком чувствую: кисловато-соленый - поток.
- Что на накопителе? - лязгает в ушах металлический женский голос.
- Информация… о к-контейнере… - говорю я нелепицу, извлеченную из сна, и слышу хрип. Кажется, он вырывается из моей собственной глотки…
- Дьявол! Она сейчас сдохнет! - вскрикивает женщина и разражается длинной - явно ругательного характера - фразой на незнакомом языке. - Скорее! Два! Я сказала - два кубика!
Вену пропарывает что-то острое. Рука отнимается. Память - тоже.
- Я все сделаю… - тихо говорит мне Господин Инкогнито, длинноволосый юноша (вижу в его русых волосах блестки седины), и растворяется в темноте.
Темнота облепляет меня, словно свето- и звуконепроницаемый синтетический кокон… Синтетический… Да… Я пытаюсь выговорить формулу вещества, которое поглощает меня. Кажется, я знаю это вещество.
Наступает Вечность…
* * *
Монстры исчезли… Кажется, исчезли… Я уже не чувствую их…
Это потому, что нет зеркал… Это уже не "ящик". Вот главное, что я поняла, едва начав приходить в себя.
Тело раздирали крючья. Я была уверена, что сейчас открою глаза и обнаружу себя подвешенной на крючках, как туша во владениях мясника. Для туши хватает одного, меня же растянули за руки, за ноги, за каждый позвонок, маленькими крючочками тянули внутренности, через изогнутую трубку древних жрецов высосали мозг…
Я лежала на металлической койке с синтетическим матрасом. Не было ни крючьев, ни трубок. Была только боль.
Повернув голову влево, я увидела девушку, неторопливо укладывающую какие-то непонятные инструменты в кейс. Сознание невольно отметило, что девушка много моложе меня, стройна, пышноволоса, хороша собой, одета во все черное и главное - главное! - ничуть не похожа на мастера пыток Стефанию Каприччо. К тому же образ этой красавицы был смутно мне знаком, но я никак не могу вспомнить, где видела ее…
- Это - тоже сон? - спросила я.
Получилось, что я скорее подумала, чем спросила. Язык почти не повиновался.
Девушка обернулась. Действительно красавица. И эта улыбка… полуулыбка… Я уже где-то встречала подобную загадочную улыбку. Это сон. Или… я не заметила, как умерла? Стефания кричала, что я сейчас сдохну. Может, так и произошло?
- Ты - архангел? - спросила я уже более, как мне показалось, отчетливо.
- До свидания, синьорина Паллада! - с мягким, бархатистым акцентом, слегка картавя, отозвался архангел.
Минимизировав кейс, мое видение исчезло за дверью. Забавно: на этом свете тоже есть двери. Я ведь так долго искала их, когда плыла по белоснежному ледяному коридору…
На голову снова нахлобучилась мгла. Все растаяло…
* * *
Я снова сижу в "зеркальном ящике". Сижу и ловлю себя на том, что не помню ни того, как меня тащили сюда, ни того, как усаживали, ни того, как приковывали. Передо мною вновь Полина Буш-Яновская. Ох и глупо же я, наверное, смотрелась, когда вместо любой закономерной в таком случае фразы разочарованно спросила:
- А где тот архангел?
Буш-Яновская деловито разложила перед собой какие-то бумаги - все до одной стерильно-чистые. Поправила, собрав их в тонюсенькую стопочку. Постучала ногтями по столу.
- Госпожа Паллада… Вы отпущены. Под мое поручительство. Вам не разрешено не только покидать Москву, но и дом, где отныне будете проживать…
- Домашний арест? - усмехнулась я: мне было наплевать уже на все.
Буш-Яновская сжала губы. Она всегда была из тех женщин, которые считаются хорошенькими, но не красавицами: носик вздернут, но слегка длинноват, верхняя губка чуть-чуть не достает нижней, и, чтобы сжать губы так, как Полина сделала это после моего скептичного вопроса-уточнения, подруге пришлось значительно напрячь мышцы лица. Из обаятельной лисички она тут же превратилась в слегка раздраженную хмурую даму:
- Я попрошу не перебивать меня. За это время вы обязаны вспомнить все, о чем вас просили вспомнить здесь…
Перебивать я не стала. Усмехнулась про себя. Ну что ж, арест так арест. Что мне теперь, после всего…
5. Аннигиляция
По дороге из КРО Полина повела себя странно. Усевшись за руль своей старенькой "Звездочки", она извлекла из кармана малюсенький - с ноготь размером - приборчик и активировала его. Фанни догадалась, что это ни что иное как сканер для обнаружения всевозможных "жучков". Приборчик пискнул на манер летучей мыши и через секунду выдал светящийся "бублик" - "ноль", который растаял в воздухе.
Выпущенная на поруки, Паллада подперла голову рукой, вздохнула. У нее было единственное желание: поскорее куда-нибудь лечь, забиться в самый темный угол, стать невидимой - надолго-надолго… даже навсегда… И еще ее затошнило, когда машина тронулась. Это напомнило ей галлюцинацию о вертящейся спирали, когда рот был набит острым песком, а горло резало будто ножом…
- Что мне кололи, Полина? - спросила Фанни, онемевшими пальцами нащупывая кнопки, чтобы опустить спинку кресла. - Психотропы? У меня в голове все путается, я ни… ч-черта… не помню и не понимаю… Ангелы и архангелы, меня сейчас вырвет…
- Заткнись. Раньше надо было думать… - сквозь зубы бросила Буш-Яновская, глядя на дорогу: она всегда предпочитала водить машину самостоятельно и не полагалась на автошофера.
- Так что я сделала? - арестованной наконец удалось откинуть спинку кресла, и Фанни буквально растеклась на ней всем телом.
"Звездочка" выскочила на автостраду и повернула на запад. Вдали уже показались неясные, голубоватые холмы. День выдался пасмурным и туманным.
Полина разомкнула губы:
- Мы договорились, что ты будешь беспрекословно подчиняться мне. Хоть это-то ты помнишь?
Фанни абсолютно не могла вспомнить, чтобы они с Полиной о чем-то договаривались. Ей казалось, что с подругой они не виделись уже с год. И вообще странно, как она очутилась в Москве, хотя планировала "гастроли" по Югу. Но где-то в отчаянно замаскированных уголках памяти прятались обрывки другой, опротестовывающей это, информации. Напрягаться, чтобы извлечь ее, сейчас не было ни сил, ни желания…
- Ну, знаешь ли! - Полина прибавила скорости, потому что машина нырнула под землю, на скоростное шоссе. - Придется вспоминать, так дело не пойдет… Я подозревала, что с этим будут проблемы…
Фанни бессильно повернула голову и взмолилась:
- Полина, перестань говорить загадками! Если бы я о чем-то таком знала, Каприччо выудила бы это из меня, независимо от того, хочу я этого или нет…
- Каприччо колола тебе совсем не то, о чем ты думаешь… - возразила капитан Буш-Яновская. - К тому же, в таком сочетании, чтобы ты, наоборот, ни фига не вспомнила…
Паллада отвернулась и сквозь полусомкнутые ресницы стала смотреть на сверкающую дорожку, в которую превратились осветители, встроенные в потолок тоннеля. Так же плясали и вспыхивали разрозненные мысли в ее голове…
Полина продолжала:
- Ты будешь "вспоминать" то, что скажу тебе я. Отец вложил накопитель в одну из старых твоих книжек. Между прочим, он говорил тебе об этом, но, знаешь ли, как это ни прискорбно, голова твоя набита неизвестно чем… - она удрученно вздохнула. - Ты передохнешь у меня, выспишься. Затем мы едем на Двенадцатой Ночи и "обнаруживаем" то, что нам нужно… Просматриваем накопитель на месте, у тебя. Но - молча! Фанни! Запомни: абсолютно молча. Если кто-то и будет говорить, то лишь я. Вот тебе план на ближайшие сутки.
- Хорошо, - не отрываясь от созерцания светящейся "дорожки", откликнулась Паллада.
- Узнаешь? - Буш-Яновская вытащила из того же кармашка, из которого доставала сканер, миниатюрный, чуть ли не микроскопический датчик, затем протянула его апатичной арестантке.
- Что за гадость? - Фанни поднесла датчик к глазам и стала разглядывать тонюсенькие волосинки усиков, которыми он должен была к чему-то крепиться.
- Знаешь, сколько времени понадобилось Джоконде, чтобы, пока ты была без сознания, локализовать "троянчик" в твоей шкуре?
- Что еще за Джоконда? - Паллада по-прежнему смотрела на посверкивающие в пальцах усики "троянчика".
Буш-Яновская качнула головой. Фанни подумала, что это имя очень подошло бы той девушке, "архангелу"… Если, конечно, дива не была галлюцинацией… И снова - приступ тошноты… Нет, необходимо смотреть в окно или в прозрачный потолок, а не на то, что происходит в машине. Когда отвлекаешься, хоть немного перестает мутить…
- Во-первых, это "слухач"… - заговорила Полина, выдергивая из полумертвых пальцев подруги маленькое устройство. - Довольно паршивенький, но, знаешь ли, расшифровать при желании можно… Ты что?
Паллада схватилась за горло. Буш-Яновская вовремя подсунула ей пакет, и арестантку вывернуло желчью. В глазах Полины в какое-то мгновение мелькнула жалость. Она помогла подруге избавиться от нечистот, подала салфетку.
- Все?
Фаина кивнула. Капитан продолжила:
- Во-вторых, это приводит в действие аннигилятор… Чтобы с тобой было меньше возни, когда ты окажешься не нужна… Распоряжение Лаунгвальд. Ты еще будешь сомневаться в серьезности происходящего?
Ее фраза добила бывшую сотрудницу спецотдела окончательно…