- Камлать надо, чтобы мужика от бабы отделить! - продолжал переводить слова старухи-шаманки Бильдыев.
- Получится ли? - засомневался Павлов.
- У нее получится. Она шибко сильная. Самая сильная из всех шаманов, каких моя знала, - уверенно заявил Бильдыев.
- Чем черт не шутит. Пусть попробует, - нехотя, согласился Павлов.
Бильдыев и Айдан о чем-то между собой поговорили, и после этого Бильдыев сообщил Павлову свой план: вечером, когда галера встанет на стоянку, надо усыпить Алексхана маковым соком, положить между двух костров, и ровно в полночь начать камлание. К утру, если все пройдет удачно, Алексхан станет либо мужчиной, либо женщиной.
Павлов в ответ лишь пожал плечами и отправился на капитанский мостик, чтобы проверить, как капитан Тарас справляется со своими обязанностями. Убедившись в том, что все в порядке, Павлов предложил Бильдыеву продолжить прерванный разговор. В ответ старик лукаво улыбнулся и сказал буквально следующее:
- Мой хочет здесь быть, ветер дышать. Твой хочет отдыхать.
Павлов расценил его слова, как отказ продолжать беседу, и спустился по трапу в свою каюту. Открыв дверь, он сразу обратил внимание на то, что его кровать разобрана и в ней кто-то лежит, укрывшись с головой пуховым одеялом. Возмущенный такой наглостью, он сдернул одеяло с непрошеного гостя и обнаружил младшую жену Бильдыева Лисичку - молодую коренастую женщину с матово бледным лицом и монгольским разрезом глаз.
Лисичка была уже раздета и стыдливо прикрывала ладонями свои маленькие груди. Прочитав в ее взгляде выражение мольбы и испуга, Павлов улыбнулся и произнес на тунгусском языке единственную фразу, которую он знал:
- Здравствуй! Не бойся! Я - твой друг.
Лисичка радостно заулыбалась, повторила вслед за ним те же слова, похлопала себя по животу и раздвинула ноги.
- Ай да Бильдыев! Ай да хитрец! - подумал Палов, закрыл дверь изнутри на засов и стал раздеваться.
……………………………………………………………………………………………………
Тихим вечером, когда уставшее за день солнце тонуло в знойном мареве заката, "Эсмеральда" торжественно и гордо под парусами, поднятыми на обеих мачтах, проследовала мимо фактории. На берегах Елены горели костры, ветер доносил запах дыма, еды и зычные голоса прибывших на летнюю ярмарку представителей разных племен народов Северного Забайкалья и Прибайкалья. Павлов открыл окно-иллюминатор, расположенное у изголовья кровати и высунул голову. Лисичка тоже захотела посмотреть, что происходит на берегу, и шлепнула его по голой спине. Павлов ничуть не рассердился и подвинулся, чтобы ей тоже было видно.
Когда за окном перед ними открылась безбрежная гладь Голубого залива, они вернулись в исходное положение. При этом Павлов ни на минуту не забывал про свою галеру и чувствовал ее ход. Вот пройден поворот, курс - фордевинд. Северо-западный ветер давит в паруса, опасно потрескивают мачты, гик-шкоты и ванты, готовые лопнуть, жалобно звенят.
Лисичка, извиваясь под ним, стонет все громче и громче:
- М… ммм… мммм….
Внезапно галера резко накреняется на левый борт, и Павлов вместе с Лисичкой скатываются с кровати на пол, застеленный мягким ковром.
Вскочив на ноги, Павлов стал быстро одеваться, чтобы поспешить на помощь капитану Тарасу.
Лисичка, заглянув под кровать, рассмеялась и что-то громко сказала. Павлов вначале подумал, что она увидела ручного хорька, которого он держал в своей каюте для борьбы с серыми крысами, но все оказалось гораздо хуже: из-под кровати, сконфуженно улыбаясь, вылезли дочери Бильдыева Инира и Чайка. Девушки дрожали, но не от страха, а от холода, так как из одежды на них были только маленькие кожаные передники для прикрытия и оберега передней, нижней части тела. Судя по их одежде, а точнее - по ее отсутствию, Бильдыев отправил их на подмогу своей младшей жене.
Павлов показал Лисичке кулак и приказал девушкам укладываться на кровать, - не для того, о чем они подумали, наверное, а для того, чтобы согреться. Он накрыл их пуховым одеялом и жестами объяснил Лисичке, что ему надо срочно отправляться по своим делам.
Поднявшись на капитанский мостик и оценив обстановку, Павлов приказал убрать лишние паруса и посадить людей на весла. Галера перестала зарываться в волнах и выровняла свой ход.
……………………………………………………………………………………………………
Впереди по курсу показался Красивый каньон - гряда холмов, которые рассекало речное ущелье, сдавленное с обеих сторон скалами высотой в 20–30 метров. Встречное течение здесь было настолько сильным, что для того, чтобы пройти это место, путешественники, поднимающиеся вверх по реке, вынуждены были дожидаться попутного ветра или медленно продвигаться на своих лодках вперед, цепляясь баграми и крючьями за отвесные стены, сложенные светло-серыми и розоватыми известняками. К счастью, в начале лета ветер, как правило, дул с севера на юг, тогда как течение реки Ипуть - противоположно.
"Эсмеральда" под парусами благополучно миновала речное ущелье и вскоре подошла к устью небольшой реки под названием Полынь. Павлов приказал капитану Тарасу "сворачивать паруса" и искать подходящее место для якорной стоянки и предстоящего ночлега. Место нашлось довольно быстро. Его порекомендовал старик Бильдыев, вспомнив "про два холма и горячий ручей", где он когда-то зимовал вместе со своими соплеменниками.
Прошел еще час, и настала пора для долгожданного ужина. На галере остались только вахтенные; все остальные: члены экипажа, гости и женский музыкально-танцевальный коллектив, - сошли на берег, разожгли костры, поставили шалаши и с нетерпением ждали, когда в трех медных котлах сварится оленина. Павлов приказал открыть бочонок виноградного вина. Согласно намеченному плану, он передал свой кубок с вином Бильдыеву, в который он незаметно добавил сколько-то капель экстракта макового сока.
Дождавшись, когда все насытятся, Павлов попросил красавицу Полину под аккомпанемент кифары исполнить какой-нибудь свадебный гимн, - якобы для того, чтобы проверить, как она подготовилась к предстоящему завтра выступлению перед орландами. Пение и музыкальное сопровождение всем понравились, и он приказал подать Полине и Алексхану в порядке поощрения еще вина. После того, как Алексхан осушил второй кубок, его неудержимо потянуло ко сну. Он даже не добрался до своего шалаша, заснув прямо у костра. В тот момент никто не придал этому никакого значения, полагая, что он либо слишком устал, либо к алкогольным напиткам непривычен.
Ближе к полночи Бильдыев и шаманка Айдан на выбранной ими поляне неподалеку от лагеря разложили два костра. Павлов и сын Бильдыева Нурлан на носилках перенесли туда спящего Алексхана.
Айдан взяла в левую руку бубен, украшенный разноцветными узорами и увешанный амулетами из кости, в правую - деревянную колотушку, что-то протяжно пропела и трижды ударила колотушкой по туго натянутой коже.
- Духа шибко сильного к себе зовет. Когда он придет, тебе страшно будет. К лодке своей шагай, Лисичке живот надувай, назад не смотри. Нурлан дрова будет рубить, а мой в костер дрова кидать, - сказал Бильдыев, осторожно взяв Павлова за локоть.
Павлов решил старику не перечить и отправился в лагерь, но по дороге не удержался, остановился, прислушался и оглянулся.
- И… Иее…Иес…,- издалека доносились до него окончания протяжных звуков ритуальной песни Айдан и глухие удары бубна.
Он сделал несколько шагов вперед, и неожиданно упал. Несколько минут спустя, повторилось то же самое: он споткнулся буквально на ровном месте. После этого, не оглядываясь, он добрался до лагеря, перекликнулся условным паролем с часовыми и отправился на галеру. Поднявшись по сходням, он поговорил с вахтенным матросом и остановился подле пирамидального шатра, в котором расположились его бывшие наложницы. Прислушавшись, он различил не только женские, но и мужские голоса, и откинул полог.
В шатре он застал капитана Тараса и боцмана Корейка, которые развалились у камелька на мягких парчовых подушках. Увидев своего начальника, мужчины вскочили, и капитан Тарас заплетающимся языком стал докладывать о том, что "за время отсутствия их высочества присутствия ничего подозрительного не наблюдалось". Павлов нагнулся, поднял с пола кожаную флягу, открыл, понюхал и выплеснул остатки медовухи на капитана Тараса. Тот все понял правильно, и попросил разрешения выброситься за борт. Павлов сказал, что не возражает, после чего капитан Тарас и боцман Корейка, ползком, на четвереньках, с позором, выбрались на палубу.
Павлов пожелал девушкам спокойной ночи, и собрался было выйти, но они единогласно потребовали, чтобы он, хоть ненадолго, остался вместе с ними. Делать нечего: он присел на подушку, на которой незадолго до него сидел капитан Тарас. Девушки стащили с него сапоги и, обнажив бюсты, придвинулись к нему на небезопасное расстояние.
- Это даже не искушение святого Антония, а черт знает что! - подумал Павлов, и, нащупав за пазухой тугой кошелек с серебряными монетами, объявил:
- Девки! Не шалить! Вот вам монеты! Разделите их пополам и все, что вам не хватает, купите на ярмарке.
- Нам злата-серебра не надо! Мы хотим любви и уважения! - пискнула красавица Полина, но ее уже никто не слулал: - кошелек пошел по рукам, возбуждая бывших наложниц своей тяжестью и звоном.
Павлов натянул на себя сапоги и быстро ретировался в направлении своей каюты. Открыв дверь, он сразу же при входе споткнулся обо что-то мягкое, нагнулся и обнаружил дочерей Бильдыева Иниру и Чайку, мирно сопевших на полу в своих меховых спальных мешках. На кровати, как того и следовало ожидать, почивала Лисичка, которая, как только он прилег, придвинулась к нему и, опахнув его лицо горячим дыханием, заключила его в свои объятия.
……………………………………………………………………………………………………
Он проснулся незадолго до рассвета, оделся и вышел на палубу. Утренние сумерки окутали спящую землю. Под фок-мачтой, скрестив ноги по-татарски, сидел Бильдыев и курил глиняную трубку. Рядом с ним, свернувшись калачиком на куске мятой парусины, устроилась старуха-шаманка и что-то спросонья бормотала.
- Баба у Айдан получилась. Смешная, однако…,- сказал Бильдыев.
- Где он, то есть она? - забеспокоился Павлов.
- Дрова рубит, злая шибко, - сказал Бильдыев и показал в сторону берега.
Алексхана Павлов застал у костра - тот устанавливал на треноге большой медный чайник и своим обычным хрипловатым голосом переругивался с шеф-поваром Рутением. Внешне гермафродит также нисколько не изменился. Те же вьющиеся каштановые волосы, большие карие глаза, вздернутый носик и полные чувственные губы.
- Привет, Алекс! И тебе Рутений желаю доброго утра и удачного дня! - приветствовал их Павлов.
При виде Павлова Алексхан густо покраснел и отвернулся.
- Алекс, подойди ко мне, - попросил Павлов, но тот не послушался и, путаясь в полах длинного платья из блестящей тафты и фая (шелка с двойным переплетением), побежал в лес. В три прыжка Павлов догнал Алексхана, схватил за плечи и рванул к себе.
- Что они с тобой сделали? Покажи! - строго приказал он.
Алексхан испуганно замотал головой, но затем, преодолев страх и смущение, подхватил подол платья и задрал выше бедер. Так и есть, пенис исчез! О том, что он когда-то существовал, напоминал холмик скопления жировой ткани, которая, вероятно, должна была со временем рассосаться. Но и интимных женских мест приятные черты Павлов не обнаружил - ни визуально, ни на ощупь. У Алексии, как теперь следовало называть гермафродита, была "костянка", то есть недоразвитый женский орган с инфантильными половыми губами. Такую девушку, даже если она прекрасна лицом и образована не только бы ни в какой гарем не взяли, но шансов выйти замуж не было никаких.
Глядя на Алексию со смесью жалости и отвращения, Павлов объявил ей, что отныне она никогда больше не наденет мужского платья, не будет заниматься мужской работой, и что вскоре основной ее обязанностью станет обучение дочери Верховного вождя орландов Ириски языку и письменности джурджени.
- Я лучше утоплюсь! - сказала Алексия и захныкала.
- Цыц! Будешь мне перечить, выдам замуж за Бильдыева! - пригрозил он ей и приказал немедленно отправляться в его каюту, будить гостей и заниматься приборкой помещения.
II
На Красные Камни Павлов и его спутники прибыли только под вечер, так как идти против течения при слабом порывистом ветре можно было лишь с малой скоростью. Только команда гребцов сушила весла, наслаждаясь отдыхом, как новый поворот румбом вынуждал срочно убирать паруса, хватать весла и грести, грести, чтобы галеру не выбросило на мель. Понимая, что гребцы совсем выбились из сил, Павлов приказал встать на якорную стоянку не у Главного причала, как он договаривался со своим будущим тестем, а у Перламутровой башни. Пока члены экипажа переодевались в праздничные одежды и готовились к высадке на берег, к галере на маленькой лодке-ялике подошел встревоженный старший сын Верховного вождя Кочубей.
Выяснив, в чем причина опоздания, Кочубей попросил немного подождать, и, примерно через час вернулся назад, но уже не на ялике, а на ладье Верховного вождя и предложил принять на борт "самых прекрасных помощников". Ими оказались пятнадцать девушек из отряда старших учениц под командованием Урсулы-воительницы.
Заметив, что Урсула тоже собирается сесть на весла, Павлов жестами пригласил ее к себе на капитанский мостик. Она очень удивилась, но приглашение приняла. Таким образом, через четыре года они снова встретились, хотя узнать своего милого друга в красавце джурджени в блистающих золотом доспехах она, разумеется, не могла. Так и подмывало Павлова заговорить с ней на языке орландов, но он изо всех сил сдерживался, употребляя вместо слов жесты и мимику.
Урсула заметно постарела, ссутулилась, через ее лицо, наискосок: с левого виска до правой нижней челюсти, - проходил глубокий шрам от раны, полученный ею прошлой зимой от медведя-шатуна, внезапно заявившегося на дальний дозор у реки Лопарь. С бурым мишкой ей удалось справиться, но следы этой схватки навсегда остались на ее лице. Про тот случай Урсула, правильно поняв его жест, вынуждена была "рассказать", в виде пантомимы. По правде говоря, Урсуле было лестно от того, что столь знатный господин удостоил ее своим вниманием и захотел с ней пообщаться. В какой-то момент их взгляды встретились, и Павлов почувствовал, как у него надсадно заныло сердце.
Получив подкрепление, экипаж "Эсмеральды", подбадриваемый музыкой и песнями, навалился на весла, и, примерно, за час, довел судно до главного причала, где уже с полудня собралась толпа встречающих. При появлении галеры Тезей-хана встречающие замерли. Замечательно стройные обводы корпуса, плавно перетекающие в грациозно изогнутые штевни, и резные позолоченные изображения сказочных животных на носу и корме вызвали неподдельное восхищение. Психологический эффект усиливали закатные лучи солнца, преломившиеся об отложения красного гранита. У зрителей, стоящих на берегу, возникло ощущение, что прекрасная галера словно спустилась с неба.
Под бравурную мелодию свадебного гимна композитора Шестипалого Павлов сошел по сходням на берег и стал подниматься по лестнице, вырубленной в стене каньона. Следом за ним шли "друг жениха" Бильдыев и его младшая жена Лисичка. Бильдыев давно мечтал о том, чтобы сбить со своего свата спесь, и с помощью Павлова, кажется, этого добился, давая понять, что приходится знатному гостю орландов не просто шафером, но и "братом по жене". Гонорий быстро сориентировался в ситуации и шепнул своей дочери, как ей следует себя вести.
Итак, на нижней площадке пролета лестницы Павлова встречали сестра Верховного вождя Гита и невеста Ириска, разодетые в шелк и соболя. Гита держала в руках серебряный поднос с хлебом-солью. После того, как Павлов троекратно поцеловался с Гитой и отведал хлеба, Ириска подхватила его под руку и повлекла за собой на вторую площадку, где их встретил Верховный жрец орландов преподобный Колыван.
Заметив отчаянные сигналы Гонория, Колыван властным жестом приказал жениху и невесте опуститься перед ним на колени. После этого Верховный жрец прочитал короткую молитву и легонько ударил их по спине своим золоченым посохом. Таким образом, в присутствии всего честного народа он, данной ему властью, объявил Тезей-хана и Ириску мужем и женой.
Следуя за Колываном, Павлов и Ириска поднялись на третью площадку, где их встречали старейшины девяти родов. В одном из старцев Павлов с радостью опознал деда Михея - главу рода Белохвостого Оленя. Он так расчувствовался, что против регламента поздоровался с каждым старейшиной за руку, а Ириска, следуя его примеру, присела в низком поклоне. Старейшинам орландов, которые должны были в соответствии с наставлениями Гонория встретить старшего сына императора джурджени, склонив перед ним головы, уважительное поведение высокопоставленного зятя Верховного вождя очень понравилось, и они единодушно пришли к выводу о том, что Гонорий от гордости и тщеславия совсем потерял голову.
Ступени закончились, и новобрачные очутились в окружении орландского народа, который приветствовал их восторженными возгласами и бросал им под ноги летние цветы: герберы, лилии, розы, хризантемы и статицы. Краем глаза Павлов увидел в толпе знакомые все лица: Ерофея, Лаванду, Гарегина, Фиалку, Юлия и Нару. Сердце подсказывало ему, что где-то рядом находится Березка и его дети-двойняшки: Дмитрий и Роза. Но опознать среди многих женщин с малыми детьми свою милую Березку он, к сожалению, не смог. И тут он заметил стройную чернокожую молодую женщину с грудным ребенком за спиной в рюкзачке. Это, несомненно, была Сара Гудвин.
Павлов остановился и, как бы шутя, спросил у переводчицы Гиты, с каких пор орланды почернели, но из-за шума она его не услышала. Сделав еще несколько шагов, он снова остановился, так как узнал Агату. Бывший Центурион постоянного войска орландов была одета в скромную одежду из грубого холста и оленьей замши, ее волосы стали совсем седыми и лицо покрылось морщинами.
- Гонорий хочет знать: ты сразу пойдешь в дом к невесте, или хочешь отдохнуть? - спросила его Гита, когда свадебная процессия поравнялась с подворьем Кочубея, где когда-то Беллерофонт укрывал похищенную Медвяную Росу.
- Пойдем к невесте, не будем тянуть, - отозвался на ее слова Павлов, у которого это место сразу вызвало неприятные воспоминания.
Гита жестом дала понять Гонорию, что жених не возражает против того, чтобы свадебные торжества начались прямо сейчас. Гонорий понимающе кивнул головой и, зычным возгласом установив тишину, объявил о том, что приглашает званых гостей в свою резиденцию.
Павлов, в свою очередь, подозвал к себе Урсулу и через переводчицу Гиту предал ей свою просьбу: пусть ученицы из ее отряда возьмут под контроль галеру и проследят за оставшимися на ней людьми: капитаном Тарасом и тремя вахтенными, - чтобы их никто не обидел. Урсула в ответ сообщила ему, что его волнения напрасны, так как все уже давно под контролем. Павлов знал, что на слово Урсулы можно положиться, и сразу успокоился.
Во время торжественного шествия свадебной процессии от Главного причала до резиденции Верховного вождя Ириска несколько раз пыталась с ним заговорить. С помощью Гиты она с грехом пополам выучила несколько фраз на языке джурджени и пыталась порадовать своего мужа своими лингвистическими способностями.
- Не парься, милая! Толемей-хан за зиму обучил меня вашему языку, - шепнул ей Павлов на ухо, и она, обрадованная, приняла его заявление за чистую монету.