Я вдохнул, испытывая боль от кратковременной задержки дыхания, и тут шоу началось. Волосы Эркхам - они не просто вились, они медленно шевелились, извивались, будто от порывов неслышимого ветра. Просто до невероятности жутко… Она не открывала рта, сжатого в бледную нить, я не слышал ни звука, но они слышали. Все. Это стало понятно по шевелению, пробежавшему гибкой волной по залу, по тому, как непроизвольно налегла на меня Джиа, как Калеб стиснул мои пальцы. По мере "нарастания звука" Эркхам начала плавно раскачиваться на широком плече, волосы мерно скользили по лицу, по плечам, повязка мерцала, дрожала, грозя открыть лицо, но не исполняя угрозы. Мне казалось, что я умру, стоит только разойтись этим прядям, упасть алой ткани, но отвести глаза было невозможно, - почти с болезненным напряжением я следил за каждым движением каждого волоска. Джиа едва слышно застонала, сильнее опираясь на меня, почти наваливаясь; Калеб держался, хотя я чувствовал, как сильно, почти истерично дрожит его рука. Но я ощущал лишь нечто, сходное с приближением к высоковольтным проводам, и не больше. Вибрация по спинному мозгу, обещающая, но не дающая. Когда Джиа уронила голову мне на плечо, я не испугался, что она не сдержит себя. Я был исполнен другого чувства. Мне было так плохо, так одиноко, и по одной причине - я хотел слышать и не мог. Но мне так хотелось… действительно хотелось - кажется, ничего еще в своей жизни я так сильно не хотел.
Это длилось долго и закончилось внезапно. Эркхам вдруг изогнулась, обернулась вокруг шеи чернокожего, пока он поддерживал ее за колени, и впилась в нее с другой стороны, залив плечо волосами, как вином. Почти тут же прожектор погас, и через секунду зажегся свет. Сцена была пуста. Я взглянул на Джиа - ее глаза горели, а губы дрожали и кровоточили, Калеб еще несколько секунд стоял с закрытыми глазами, пока она не обняла его, успокаивая. Когда он отпустил мою руку, на ней отпечатались багровые синяки.
- Прости, Уильям, - сказал он шепотом.
Что ж, мы квиты. Я оставил их друг на друга и отошел к окну. Тоска быстро проходила, сменяясь легкой грустью, но мне уже хотелось уйти отсюда. Заснуть и, по возможности, не увидеть во сне Эркхам… никого не увидеть.
Кто-то дотронулся до моего плеча скользящим движением ладони, и еще до того, как он подал голос, я знал, кто там.
- Скучаешь, деточка? Твоим хозяевам не до тебя?
- Нет, - ответил я и повернулся к Генри. И в тот момент, когда встретился с ним глазами, я вдруг осознал, что на самом деле не хочу уходить. И никогда не хотел. Я хочу быть здесь и сейчас. - То есть да.
- Так да или нет? - спросил он, почти прижимая меня к окну, отрезая ото всех. Да мне уже было все равно. Они все для меня исчезли в один момент.
- Да.
Он взял мою руку - прокушенную - и начал изучать расположение линий, потом прочертил ногтем по ладони.
- Такая короткая линия жизни, - сказал он, - как печально, миленький. Ты скоро умрешь. А ты столько еще не видел.
И правда… Как я мог раньше не думать об этом? Все время не думать об этом? Это же очевидно. И так грустно. Так грустно. До слез. Но я ведь Уильям-никогда-не плачет, смогу ли я?
- Но это можно изменить. - Он не отпускал мою руку, а зеленые глаза вдруг стали граниться, как изумруды. - Хоть сейчас. Ты скучаешь? Ничего нет хуже скуки, миленький. Пойдем наверх - я покажу тебе звезды ближе.
Смогу, конечно, теперь я знаю. Я едва удержался, чтобы ничего не сказать, а как много хотел. Звезды ближе - я хочу их видеть. Только скорее, пожалуйста, почему мы так медлим, почему мы еще здесь, я больше не могу ждать, невыносимо, этот чертов сплин просто рвет меня на части…
Внезапно кто-то властно потянул меня назад, и по лицу скользнула ладонь. Я открыл глаза. Мир восстановился, хотя не так быстро, как в первый раз. Еще несколько секунд перед глазами висел зеленоватый туман.
- Мы уходим, - сказала Джиа спокойно. Калеб подошел к ней, и я оказался за их спинами. - Всего хорошего.
- Всего, - ответил Генри, и только сейчас я заметил кровь на его губах. Вряд ли это была его кровь, как у Джиа. - Рад был повидать вас, детки.
- Прощай.
Когда мы вышли, Джиа была в порядке, не то что в первый раз. И Калеб тоже. Будто они зачерпнули силу из какого-то неведомого источника, пусть ложную, зыбкую, но дающую возможность уйти достойно. Сейчас я немного чувствовал ее и в себе.
- Все хорошо, - сказала Джиа.
- Да, - ответил Калеб, - все превосходно. Уильям, ты доволен?
Я немного задержался, приоткрыв дверцу машины.
Не просто доволен. Я в отчаянии.
Конец записи.
* * *
ТРОПА БОГА
Я не знаю, как жить,
если смерть станет вдруг невозможной.
ЗАПИСЬ 11.
Никогда не видел их такими веселыми. Наверное, нужно услышать Эркхам, чтобы понять, что она дает, а давала она много. Это было видно невооруженным глазом.
Они были возбуждены, смеялись, перебивали друг друга, говорили о не понятных для меня вещах и не известных мне именах, и это меня изводило. Эмоции давно не играли в моей жизни первых ролей, а сейчас я был наполнен ими, барахтался в них как тонущий щенок. Беззвучный концерт, чары, забытый сон, "самое главное"… Сейчас в полной мере я осознал, как же скудны мои возможности, - я был как слепой, ощупывающий радугу, и глухой, пытающийся увидеть музыку. Они видели, слышали, воспринимали, а мне доставались только отбросы с их стола, отражения, бледные десятикратные копии. Но если эти копии так до сумасшествия ярки, то каковы тогда оригиналы?..
Около дома я сказал, что зайду на свою квартиру на минутку, и они едва отпустили меня - для чего-то я был им нужен, может, для контраста… Однако я не пришел ни через десять минут, ни через двадцать. Я сидел на ступеньках и курил уже третью сигарету - что меня держало? Неужели великая и всепоглощающая королева зависть? Признаться себе в этом - никогда, но я все сидел и не мог заставить себя выйти, вернуться к ним, увидеть их счастье без возможности ощутить его. Услышать Эркхам. Назовем это так.
Дверь неслышно открылась, неся за собой сквозняк, запах подъезда и перебивающий все острый и густой запах крови.
- Уильям, ты в порядке? - спросил Калеб, отчего-то шепотом.
- Смотря с чем сравнивать.
Что-то со стуком шлепнулось на пол у моих ног.
- Что это?..
Глупый вопрос, когда предмет лежит у тебя под носом. Это была голова добермана, на вид - открученная голыми руками, покрытая запекшейся кровью, только помутневший глаз тускло блестел при свете из приоткрытой двери, красные оскаленные клыки длиной в полпальца. Вылитый Триллер… Не знаю, какой Калеб ожидал реакции, но я был слишком вымотан и только спросил:
- Зачем?
- Хотел сделать тебе приятное.
- Приятное, мне? - Я немного отодвинул голову носком ботинка. - Для этого не обязательно обливать меня собачьей кровью.
Путь к моему сердцу куда короче…
Он сел со мной рядом и несколько минут молчал. Потом слегка повернул меня за плечо.
- Уильям, не думай, я прекрасно понимаю твои чувства. Что мне сделать, чтоб утешить тебя?
Выражение его лица было действительно обеспокоенным - на фоне дозы от Эркхам это дорогого стоило. Я крепче сжал сигарету, чтобы не было заметно, как дрожат руки. Калеб отвел прядку волос мне за ухо, и я дернул головой, хотя от прикосновения по коже пробежали мурашки.
- А что ты можешь?
Кончики его пальцев осторожно коснулись моего подбородка. Я, кажется, глаза закрыл, потому что не помню начала - как позволил это - ничего, кроме легкого прикосновения к щеке, к губам, а потом - провал. Это-ж-надо… забудь, что раньше называлось поцелуем - все то не более чем бледная тень… Его язык умело уводил меня от остроты зубов, и научиться этому оказалось не так и сложно. Не знаю, почему, но на языке отчетливо ощущался вкус его крови - тот вкус, что я попробовал, когда они пробовали меня. Тот вкус, о котором забыть нереально в принципе… которого хочется все больше. Вкус Джиа?.. Мы, наверное, долго целовались, до одури, до боли в губах, до тьмы в голове, и Калеб соизволил прерваться, только когда мне начало недоставать дыхания.
Когда оно восстановилось, морок сгинул, и в глазах немного посветлело. После лекции, что Калеб прочел мне когда-то относительно полового вопроса, заводиться бесполезно, можно только вот голову с его плеча-то убрать, чтоб не думал, что я совсем уж раскис. Я это сделал - правда, не сразу. Почему-то моей голове было там на диво комфортно.
Я едва зажег новую сигарету - прежняя, по понятным причинам, в пальцах не удержалась.
- Думаешь, мои проблемы можно решить одним поцелуем?..
- Это далеко не все, что я могу. - Он коротко засмеялся, и я тоже - против воли. - Я сделаю все, что ты скажешь, Уильям. Клянусь.
- Оставь меня в покое. Иди к Джорджии.
- Она расстроится, если я вернусь один. Тебе не понравился подарок?
Я бросил на "подарок" беглый взгляд.
- Откуда ты узнал породу?
- По прикусу. Вообще-то это Джиа, я по собакам небольшой специалист. Я все больше исполнитель.
Странные они ребята. Неужели действительно думали, что это меня развлечет? Странные ребята… считающие, что странные ребята - это мы.
Пальцы снова ласково пробежали по моим волосам. Мое колебание, наверное, было заметно, потому что Калеб сказал:
- Джиа открыла бутылку коньяка из коллекции Бонапарта, и если мы не пошевелимся, то успеем только пробку облизать. Она такая.
Странные ребята… Только этим вечером все мы были странными, пьяными и свободными. Выдержанный коньяк легко пился, но так же легко манипулировал ЦНС по своему усмотрению, музыка была густой и обволакивающей, а разговоры - поверхностными и ненавязчивыми. Мне было почти хорошо - если бы я признался себе в этом, то пришлось бы уйти, принципиально. Потому я не признавался. Я вообще об этом не думал.
А потом Джиа захотела со мной танцевать.
Калеб лежал на диване и наблюдал за нами, допивая остатки императорского напитка. Поскольку пепельница не растягивалась, последний окурок венчал хрупкое сооружение и угрожал упасть на вылизанную стеклянную поверхность стола.
- Это третья пачка, - сказал я.
- Ты считаешь?
- Посигаретно. Минздрав в последний раз предупреждает.
- Только не меня. - Он потянулся. - Я ведь не умру от рака.
- Да, я забыл… Это что, была цитата, или мне показалось?
- Энн Райс гениальна. - Новая пачка уже была распечатана, и в потолок устремилось очередное ядовитое облачко. - Ее не убили в свое время за длинный язык только из уважения к ее гениальности.
Джиа бросила на него укоризненный взгляд.
- Ты думаешь только о себе.
- А Уильям не против, правда, Уильям?
- Правда, Калеб. Я в пассивных курильщиках с детства, так что поздновато меня спасать.
Комнату давно затянул тончайший сизый туман, Шаде восхищалась неземной красотой Иезавели, но Джиа была прекраснее во сто крат царевны Сидонской, и вряд ли найдется песня, достойная создания в моих руках. Я смотрел на нее и представлял, каким человеком она была - нервной дамой в платье с обручами и выбеленным лицом или загорелой крестьянкой, собирающей в поле цветы? Была помолвлена с кем-то королевских кровей, блистала среди аристократии на балах… или для них же за красными портьерами? В любом случае, я уверен, она блистала. Она была такой невесомой, будто каждое движение зависело только от меня - партнерша мечты.
- Вы надо мной смеялись? - спросил я ни с того ни с сего в середине танца.
- Насчет чего?
- Насчет раффлезии Арнольди хотя бы?
- Ну немножко. В тебе было столько агрессии - просто нужно было дать ей выход.
- А насчет Индианы Джонса? Я три раза перематывал этот момент, но так ничего и не понял.
Танец, как и ее улыбка, вдруг начал постепенно сходить на нет, и стало очевидно, что вел тут совсем не я. Джиа села на диван, облокотившись на Калеба, а я устроился в кресле напротив, чувствуя, как из мозгов стремительно уходит алкоголь.
- Помнишь, о чем шла речь? - спросила она.
- О выборе между жизнью и смертью. И что, он разве не очевиден?
- Под жизнью ты подразумеваешь нашу жизнь, а под смертью - вашу смерть?
- Разумеется.
- И по-твоему, выбор очевиден?
Я чего-то по-прежнему не понимал, и виной тому был не коньяк.
- Никто не хочет умирать. Все хотят, чтобы жизнь длилась вечно. Разве не так?
Джиа сделал длинную паузу, потом сказала:
- Некоторые вещи несколько другие, чем кажутся на первый взгляд. Ты видишь вашу жизнь ничтожно коротким отрезком, обрывающимся во мрак, а наша - тот же привычный отрезок, в знакомых и родных интерьерах, но превратившийся в бесконечную прямую. Так?
- Ну да.
- И меньше всего ты думаешь, что эту прямую тоже могут оборвать в любой момент.
- Да, но могут и не оборвать…
- Тогда отвлекись на секунду и представь, что ваша жизнь не заканчивается со смертью, она просто меняет форму, и в своей постоянной изменчивости она по-настоящему вечна. Ваша смерть - просто конец одной фазы из бесконечного множества фаз. Наша же смерть - это настоящая смерть, пустота. Забвение. Дальше для нас нет ничего. Но мало у кого достает веры выбрать правильную дорогу, не прельститься синицей в руках и сделать шаг в бездну.
Я смотрел на нее, как селяне на какого-нибудь пророка, - тупо и недоверчиво.
- Тропа Бога?
- Индиана Джонс должен был ступить в бездонную пропасть, это стало бы подтверждением его слепой веры. Он сделал шаг - и нога его ступила на мост.
- И в чем смысл?
- А смысл, дорогой Уильям, в том, что мост был там независимо ни от чего. Был и все. Не вера выстроила мост - она лишь дала возможность его обнаружить. Однако без нее человек никогда не ступит в бездну - и не узнает, есть там мост или нет.
- То есть… загробная, грубо говоря, жизнь существует независимо от веры в нее?.. Просто существует и все?..
- Пресловутый журавль в небе. И в конце жизни становится для каждого приятным сюрпризом… если ты, конечно, не выберешь другое.
Калеб погладил ее по голове и поцеловал в волосы.
- Разница лишь в том, что старина Инди мог повернуть назад, а люди не могут. Они идут до конца.
- А вы?
- Мы - те, кто повернул назад. Но когда все поняли, вернулись… и обнаружили, что больше нет ни бездны, ни моста. Ничего.
Пока я переваривал сказанное, у меня, наверное, было то еще выражение лица. Наконец я выдал квинтэссенцию всего этого умственно-душевного напряжения в одной гениальной фразе:
- Тогда вы должны очень сильно бояться смерти.
- Так и есть, дорогой Уильям…
- Можешь поверить, так и есть.
Голос Джиа становился все тише, я пересел ближе, едва удерживаясь от желания хотя бы дотронуться до ее руки, утешить. Но в утешителе она не нуждалась, он у нее был - и она им была. Замкнутый круг на двоих.
- Я ненавижу себя за малодушие, - прошептала она. - За то, что побоялась ступить в бездну. Ненавижу себя еще сильнее, чем Генри.
- За то, что не рассказал? - спросил я осторожно.
- Он-то рассказал, - произнес Калеб мрачно, - но это не имеет значения. Вначале никто не верит, а потом все понимаешь сам.
- Тогда за что его ненавидеть?
- За синицу в руках. За щедрость и любовь. За то, что не хотел переживать проклятье в одиночестве. Может, поэтому сейчас он предпочитает смертных - с ними он чувствует себя не таким… проклятым.
Вопрос вертелся у меня на языке, но задать его не хватало духу.
- Вы не проклятые, - сказал я наконец.
- О да. Мы просто, как в "Матрице", выпили не ту таблетку. И теперь пьем каждую ночь…
Внезапно грянула музыка, и я чуть язык не откусил. Просто Калеб дотянулся до пульта и сменил Шаде на Кайли Миноуг. Она громко заявляла, что хотела бы сделать это со мной. Или с нами всеми.
Он подхватил Джиа на руки и неожиданно кинул мне. Конечно, я поймал - я поймал бы ее даже со сломанными руками.
- Детка, - сказал Калеб голосом героя-любовника шестидесятых, - не меняй тему. Меня не проведешь, я-то знаю, сколько бутылок подарил тебе месье Великий Карлик. Тебе не кажется, что сейчас не время экономить?
Она рассмеялась, так весело, будто секунду назад не говорила о страшных безысходных вещах. Мне бы так уметь переключаться.
- Гулять так гулять.
Вторая бутылка закончилась гораздо быстрее. Мы высунулись в окно подышать ночным воздухом, который откуда-то нес резкие цветочные запахи, потом Джиа вклинилась в середину и влезла с ногами на подоконник, на самый край. Я знал, что она не умрет, даже упав с гораздо большей высоты, но страховать ее было приятно. Тем более после всего, что сейчас обрабатывалось моей заторможенной ЭВМ.
Она игриво, как-то по-детски качнулась, будто хотела прыгнуть, и Калеб машинально удержал ее, прижал к себе отточено-заботливым движением. Меня хлестнула волна ревности, настолько неоднозначная, что почти причиняла боль. И скорее всего, такая же очевидная, потому что Джиа положила руку мне на плечо, будто предлагая участвовать.
- Можешь поверить, дорогой Уильям, что когда-то у нас был бой до смерти?
- Поверить - могу… но не могу представить, что бы заставило вас биться насмерть.
- Кто-то… что-то… все это в прошлом, и раны давно затянулись. Кто такая Эми? - сказала она внезапно, безо всякого перехода.
- Моя мать… Эмерал. - Странно, я не замешкался, не вздрогнул, просто взял и сказал. - Эмерал Гвен Макбет.
- Эмерал - это значит изумруд? Редкое имя. Я слышала его только раз, помнишь, Кейли?
- Такая чудесная девочка, что играла дону Анну в том маленьком театре, - кивнул он. - Совсем молоденькая, конечно я помню ее. Эмерал Залински… Сейчас ей, наверное, уже за сорок.
Пол шатнулся, я закрыл глаза и на мгновение ясно увидел сцену маленького театра на окраине и на ней - Эмерал Залински под мантильей доны Анны, целиком отдающаяся стихии игры и не подозревающая, что совсем скоро она станет миссис Макбет, родит ребенка и умрет. И никогда ей не будет за сорок…
- Ты по ней скучаешь.
Это не был вопрос. Потому я не ответил. Хотя смог бы - так же легко, как произнес ее имя, и это была чья-то заслуга - не моя.
…Я не успел о многом подумать перед сном. Неужели они хоть сколько-то искренни? По идее, я должен напоминать им о том, что они потеряли… но может, они правда чувствуют себя со мной не такими проклятыми?
И внезапно понял, уже засыпая. Их красивый безопасный дом, эта спокойная патриархальная жизнь без диких кровавых оргий, эта тихая гавань - только модель, копирующая то, чего у них уже никогда не будет. Они сами создали ее для себя - модель жизни по ту сторону моста. Hеaven haven… Soul asylum…
Я не успел о многом подумать. Хотел только вспомнить, когда решил их не убивать - сейчас или в первые же минуты?
Конец записи.