К тому же, как успел заметить князь Александр Всеволодович, чья дружина билась бок о бок вместе с венграми, а теперь отчаянно неслась куда глаза глядят, далеко не все рязанцы гнали коней наперерез отступающим. Меньшая часть на полном скаку летела к гостеприимно открытым городским воротам, которые почему-то не спешили закрываться.
Стража метнулась было к ним, но в это время десяток совсем юных отроков решительно встал на их пути.
- Не балуй, - произнес один, многозначительно поигрывая обнаженным мечом. - Ты что же, хочешь своего князя за воротами оставить?
- Так пока Александр Всеволодович до них доскачет, рязанцы внутри будут! - попытался пояснить пожилой стражник Михей, исполняющий должность старшего воротника.
- Верно говоришь, - кивнул юнец, и его открытое мальчишечье лицо осветилось простодушной доброй улыбкой. - Его-то мы и ждем. - И он тут же произнес совсем иным, суровым тоном: - Баловать не будешь - останешься жив, а не то…
Стальное острие сверкнуло прямо перед глазами старого воротника. Тот беспомощно оглянулся по сторонам.
- Ах, ты еще учить нас будешь, сопляк! - внезапно выскочил из-за спины Михея Кречет, который уже давно метил на место старшого и теперь решил, наверное, что пробил его час.
Выхватив меч, он ринулся на юнца, который даже не шелохнулся, будто это его вовсе не касалось. Зато за спиной паренька что-то почти одновременно звонко щелкнуло, и сразу два железных арбалетных болта вошли в грудь Кречета.
- А ведь мог бы жить да жить, - хладнокровно произнес юнец, рассматривая мертвое тело, свалившееся к его ногам.
Такая быстрая смерть одного из воротников решила все. Остальным уже не захотелось лезть напролом, тем более что мальцов было не меньше десятка, то есть еще восемь арбалетов у них оставались заряженными, а в том, что они, не колеблясь ни секунды, немедленно пустят их в ход, сомневаться уже не приходилось.
К вечеру город был полностью взят, а пленные венгры вместе с Фильнеем заперты в просторном порубе, расположенном близ конюшен княжеского двора. Королевича Коломана среди них не было.
Бывший галицкий князь, оказавшийся в узилище вместе с Фильнеем, простонал, страдальчески держась за голову:
- Говорил же я, что надо польские полки обождать.
- С ними было бы полегче, - нехотя согласился венгерский воевода, но затем, немного подумав, добавил: - Вот только я не думаю, что мы их дождались бы.
Глава 5
Лучше худой мир
- Одного я только в ум не возьму, батюшка, - после долгого раздумья прервал затянувшуюся паузу Святослав. - Какие ты слова отыскал, чтобы при венчании на царство пред тобой и угорскийцаревич склонился, и ляшские князья? К тому же, как я слыхал, и прочие князья уговорились супротив тебя выступить, чтоб никто на венчание не пришел, а вышло инако совсем…
- Тут главное - попросить как следует, - вздохнул Константин.
- Ага, но главное, чтоб звучало убедительно, - с невинным видом добавил Вячеслав, покосившись на безмятежное и кроткое лицо друга.
- Без этого никак, - лениво отозвался Константин.
Говорить не хотелось, да и непогода, которая вновь постепенно начинала расходиться за заледенелым окошком возка, располагала к совершенно иному. В такие минуты ему хотелось не беседовать, а размышлять. Или предаваться воспоминаниям…
Александр Всеволодович не знал, что, невзирая на все свое высокомерие, Фильней был прав, предположив, что ждать польских полков не стоило.
Гонцы не лгали, утверждая, будто сводный отряд Лешка Белого и Конрада Мазовецкого выступит буквально со дня на день. Он действительно вышел из Сандомира, где жители Кракова соединились с мазовшанами, всего через три дня после того, как их посланцы убыли в Галич. Однако на его пути лежали владения Константина Рязанского, который отнял Луцк, Бельз и Червень с прилегающими к ним землями у Ингваря Ярославича и Александра Всеволодовича. Земли эти были вытянуты с востока на запад вдоль всего Владимиро-Волынского княжества, гранича с юга с Галицким княжеством, а с запада - с владениями Лешко Белого.
Разумеется, и Лешко и Конрад хотели миновать их стороной, пройдя в обход, по замерзшему Сану - притоку Вислы, напрямую в земли галицкого князя, но у них это не получилось. Ближе к полудню пятого дня, считая со времени их выступления из Сандомира, когда до галицкого города Ярослава оставалось не больше двадцати верст, передовые дозоры поляков напоролись на русичей.
- Далее ходу для вас нет, - спокойно объявил стоящий впереди двух десятков русских дружинников Евпатий Коловрат. - Послан я от Константина Рязанского и имею слово к вашим князьям, так что проводите меня к ним.
Задираться смысла не имело. На узкой просеке, лежащей среди дремучего леса, для настоящего рыцарского боя не имелось места. К тому же за дружинниками высился здоровенный завал, за которым угрожающе поблескивали наконечники русских копий.
Кое-кто из тех поляков, что были помоложе, немедленно схватились за мечи, но старший польского дозора, пожилой рыцарь Миколай из Туробоев, так рыкнул на них, что оружие почти мгновенно вернулось обратно в ножны.
- Рязанские, стало быть, - произнес он мрачно, вытер со лба испарину и жестом пригласил русича следовать за ним.
Вернувшись к неспешно едущему польскому войску, которое вели братья-князья, и доложив о случившемся, Миколай с тяжким вздохом махнул рукой совсем еще юному воину, подзывая его к себе и уводя подальше от дороги, к повалившемуся дереву.
Евпатий Коловрат был немногословен. После краткого приветствия он почти сразу перешел к изложению сути дела. Говорил боярин на этот раз сухо и лаконично, без цветастых оборотов и прочих изысков, поэтому вся его речь длилась считанные минуты. Закончил же он ее вопросом, заданным безо всяких уверток, чтобы при ответе невозможно было отвертеться:
- Великий князь Константин Владимирович хотел бы знать, намерены ли вы идти дальше, чтобы помогать его ворогу, который самовольно взял Галич под свою руку, или мы будем и далее с вами жить в мире, как подобает добрым соседям?
- А где сам князь Константин? - поинтересовался Лешко Белый, пытаясь сохранить достоинство.
- Ты хочешь увидеть его самого? - спросил Евпатий. - Я могу проводить вас с братом к нему. Здесь недалече.
Конрад незаметно одернул Лешка за рукав кунтуша. Тот оглянулся на брата и заметил разведчиков, топчущихся в отдалении.
- Поступим так, - предложил Лешко, вновь повернувшись к Коловрату: - Мы сейчас с братом посоветуемся, а потом сообщим тебе и твоему князю свое решение.
- Ну что ж, - спокойно согласился Евпатий. - Можно и подождать. Я буду у засеки.
Он учтиво склонился перед князьями в неглубоком поклоне, после чего отправился обратно, но, пройдя несколько шагов, вдруг остановился и круто обернулся:
- Князь Константин Владимирович повелел передать вот еще что. Как бы вы там ни решили, но, покуда промеж нас кровь не пролилась, он вас за ворогов все равно считать не станет, а посему милости просит к себе в шатер, дабы повечерять, чем бог послал. Да заодно, если такое желание будет, и людишек наших сочтете спокойно, как и хотели, - он легонько, одними уголками губ улыбнулся. - Словом, ждем в гости, - подытожил боярин, легко запрыгивая в седло.
Как только Лешко выслушал разведчиков, он сразу понял, почему на губах Коловрата гуляла такая ехидная улыбка.
- Около тысячи их у леса стоят, - доложили они. - Но там холмы, а из-за них костры дымят, и много. Хотели дальше прокрасться, да заметили нас.
- Не заметили, а окружили, - честно поправил его второй из разведчиков, добавив в оправдание: - У них тулупы белые, вот мы их на снегу и не приметили.
- И отпустили? - с удивлением спросил Лешко.
- Стоим же тута, - вновь вступил в разговор первый дозорный. - Сказали, что, пока князья ответ свой нам не дадут, они кровь лить не желают. Если что, так уж пусть она не на их, а на нашей совести будет.
- И что будем делать? Ты все равно хочешь идти на выручку галицкому князю? - осведомился Конрад, оставшись наедине с братом.
- Мы дали слово, - напомнил Лешко. - И ты, и я. К тому же я виноват перед ним. Помнишь, тогда, десяток лет назад, когда мы вначале дали ему города, а потом отняли их. Тогда мне так поступить было еще простительно из-за юного возраста, а теперь… Не хочу, чтобы он после всего случившегося во всеуслышание заявлял, что слово польских князей ничего не значит. Тем более при дворе венгерского короля.
- Но у меня тоже был уговор о мире, - возразил Конрад. - Причем именно с рязанским князем. И как я буду выглядеть в его глазах?!
- Неважно, - отрезал Лешко. - Свое посольство он к тебе высылал, когда еще не посягнул на земли, принадлежащие папе римскому, и не изгнал славных крестоносцев с их исконных земель. Выходит, твой уговор был с князем-христианином, пусть и схизматиком. Подняв же руку на имущество святого ордена, боровшегося с язычниками, он сам этот уговор порушил.
- Так-то оно так, - вздохнул Конрад. - Только все равно нехорошо это…
- А тут как ни крути, все равно выходит, что ты свое слово нарушаешь, - перебил его Лешко.
- Но я галицкому князю его не давал, - возразил его брат.
- Ему - нет. Но ты вспомни про покровительство папы и текст его последнего послания. Он же объявил крестовый поход на покровителя язычников. Если ты и сейчас сохранишь дружбу с рязанским князем, то тут уж свентопетшем не отделаешься. Да и Пелка, даром что в моей краковской епископии начинал, такое может устроить - вплоть до отлучения. То-то братец наш двоюродный возрадуется.
- Да, Лясконогий будет счастлив, - мрачно согласился Конрад.
- И силезский племянник, который нам в отцы годится, тоже, - веско добавил Лешко. - Да что там говорить про архиепископа, когда от тебя из Мазовии всего месяц назад уехали госпитальеры из ордена святой девы Марии.
- Значит, будем биться? - грустно спросил Конрад у брата.
- Значит - биться! - раздраженно отрезал тот. - Я пошлю с ответом своего каштеляна, а ты придай ему свиту для солидности. Да возьми самых крепких и высоких, чтобы русичи тоже подумали лишний раз, стоит ли с нами тягаться.
Конрад кивнул и пошел к своим дозорным, удобно устроившимся на повалившемся дереве и о чем-то тихо беседовавшим. Однако, не дойдя до них всего пару шагов, он остановился, прислушался к их разговору и чуть ли не на цыпочках повернул назад. Дойдя до своего брата, который инструктировал каштеляна, он вполголоса окликнул его, приложил палец к губам и молча поманил за собой.
- Ну что еще? - недовольно проворчал Лешко, но, заинтригованный столь странным поведением брата, послушно двинулся следом за ним.
Конрад вновь не дошел до поваленного дерева, остановив Лешка в паре шагов от дозорных, сидевших к ним спиной. Кряжистый Миколай что-то настойчиво втолковывал своему спутнику, совсем молодому широкоплечему парню:
- А я тебе говорю, что если наши князья решат вступить в бой, то спасутся только те, у кого быстрые кони, так что я на своем Венчике далеко не убегу - настигнут. Вот и получается, что все земли в Туробоях перейдут к тебе, потому как ты есть мой двоюродный внук и должен меня похоронить как следует, - объяснял он юному богатырю. - Так что ты лучше слушай, что я говорю, да на ус мотай. Первым делом гроб мне велишь сделать дубовый, да не вздумай валить дерева в той роще, что жмется к болоту. Дуб там плохой. С виду крепок, а середка с гнильцой. Руби в дальнем леске, который в сторону Плоцка уходит. Там он славный, один к одному. А суконце для погребальной одежи лучше не покупай, а возьми в сундуке, на самом дне. Думал, на твою свадьбу надену, но что уж тут. Одежа там справная, а тебе она все равно не подойдет - на плечах разойдется. Вон ты у меня какой вымахал, Бартош.
- Это я все сделаю, - не выдержал молодой. - Но отчего ты собрался помирать? Вон у нас какие рыцари - один к одному.
- Ты еще молодой, - кашлянул в ладонь Миколай. - Рыцарство у нас, конечно, славное. Случись с кем иным сражаться, так я бы кошель серебра в заклад против медной пуговицы не побоялся поставить, что мы непременно одолеем. Но тут русичи.
- А что русичи?! - разгорячился Бартош. - Бивал же ты и русичей. Сам мне рассказывал.
- Те, кого я бивал, в Галиче сидят, - усмехнулся Миколай. - Ну и не только в нем одном. Они и в Полоцке, и во Владимире-Волынском, да мало ли где еще. Вот таких-то мы с нашим князем даже втрое меньшим числом непременно побили бы. Вот только нам не свезло. Ныне супротив нас рязанцы вышли. Сам же слыхал, чья это засека и какого князя люди. А я бился против них несколько лет назад, так что знаю. Нас тогда князь Михаил Городненский сманил. Да ты помнишь поди. Сам еще со мной просился, а я тебе сказал, что мал еще, - пробасил он, шутливо толкнул в бок Бартоша, но почти сразу же вновь посерьезнел. - Тогда полтора десятка наших удальцов в его дружину пошли. Думали, сходим, мошну набьем да сразу обратно. А где я еще серебром разживусь, чтоб свадебку достойную тебе сыграть? У нас-то в ту пору все тихо было. Ну и съездил на свою голову. Еле ноги унес.
- А что ж так?
- Да вот так, - ворчливо отозвался Миколай. - Представь себе стену, но не простую, а крепкую, почти как железо. Сколь ни бодай - все без толку.
- Хорошей секирой можно и железо разрубить, - неуверенно заметил Бартош.
- Можно, - согласился Миколай. - Только стена-то не простая. Возле нее долго топтаться не получится - вмиг копьем или мечом достанут. Там чуть зазевался и все. А тех, что за этой стеной, нипочем не достать. Вот такое войско у князя Константина. Ты меня знаешь. Я в десятках сражений был. Если самые крупные считать, и то пальцев на руках и ногах не хватит. Никогда не боялся, а там…
- Неужто струсил?! - изумленно ахнул Бартош.
- Вот еще!.. Ничего я не струсил, а просто…. Просто понял, что все бесполезно. Не одолеть их. А раз бесполезно, так зачем оно все? Да и остальные это поняли - я же не первым назад коня повернул. И получилось, что поехали пятнадцать, а обратно из-под Ростиславля, так град называется, где мы… где нас… где они… - Он махнул рукой. - Словом, вернулись только трое. Это те, у кого самые резвые кони были. Тогда мой Венчик меня от погони спас, а сейчас уже все. Остарел мой боевой друг, не тот стал, совсем не тот.
- И никак их…
- Да говорю же тебе! - с досадой произнес Миколай. - Одолеть их нам нет никакой возможности. Тогда их даже меньше было, чем нас, а тут столько же, даже чуть больше.
- Почему это ты так решил? - удивленно спросил Бартош.
- Потому что я не глухой, - раздраженно ответил его дед. - Ты сам не слыхал, что ли, как Анджей из Мокрца сказал, будто их тысяча, и еще много дымов за холмами. Вот и считай. И коням нашим нужный разбег взять не получится. Снег-то вон какой глубокий, по брюхо им будет. Значит, до стены шагом, - с тоской произнес он. - А потом… - он вздохнул и умолк.
- Я тебя никогда не брошу, - решительно произнес Бартош.
- Вот и сгинем оба ни за что ни про что! И пресечется наш славный род Леливов из Туробоя! Что же тут хорошего, - проворчал старый воин. - Оно, конечно, рад я, что ты такой славный у меня, а только иначе нельзя. Ни к чему тебе пропадать вместе со мной. У тебя-то кобыла молодая совсем. Авось ускачешь. Да, вот еще что. Часть серебра, что я скопил тебе на свадебку, - ну, ты помнишь, где оно закопано, - ты не пожалей и отдай за упокой моей души. Только не в наш костел. Он у нас больно старый и неказистый. А убранство костела - это как одежа для молитвы. Из нашего она дальше, чем до апостола Петра, не дойдет, а может, и он ее не примет - скажет, что плесенью от нее припахивает да мышами. Тут надо в Плоцк, а лучше всего не пожалей времени и съезди в Краков в храм Святого Войцеха или Девы Марии. К ней, заступнице, очередь, поди, на небесах. Много там нас, таких как я. Но ты не скупись и закажи сразу не одну заупокойную службу, а десять. Если первые где-то там по пути к небу затеряются, то седьмая или восьмая, в крайнем случае десятая непременно должны к ней пробиться, чтоб она там за меня своего сына попросила.
- А ты бы князьям нашим поведал про все то, что мне тут понарассказывал, - неуверенно предложил деду внук.
- Еще чего не хватало. Они же под Ростиславлем не были, так что все равно не поймут. Решат, чего доброго, что я струсил. Нет уж, пускай что они скажут, то и будет. Да и пожил я уже. Как-никак, шестой десяток прошлым летом пошел. Пора уж. Вот за тебя мне боязно. Ты, когда по мне поминки сыграешь, сразу женись. Только не бери Марыську из Тульчи. Она хоть и бойкая девица, да худая совсем. Смотреть и вовсе не на что - одни кости торчат. Ты же не собака. Опять же приданого у нее почитай и вовсе нет. Лучше возьми за себя Ягенку из Стшегоня. За нее отец такие бобровые гоны дает - сказка, да и только.
- Да не в приданом дело, - досадливо отмахнулся Бартош, почему-то раскрасневшийся.
- Тю, - искренне удивился Миколай. - А в чем же еще? Опять же одна она у него. Когда он помрет, и вовсе все ваше будет. Хотя… ты прав. У нее самой такие телеса пышные, что никакого приданого не надо. Ей и орехи грызть без надобности - на лавке разложит и сядет, да и сама она как…
- Дальше неинтересно, - шепнул Конрад брату, и они оба неслышно отошли от беседующих.
Некоторое время Лешко ничего не говорил. Уставившись куда-то вниз, он сосредоточенно расковыривал узким носком сапога снег, изрядно притоптанный его воинами, будто надеясь обнаружить под ним что-то интересное. Конрад терпеливо ждал.