Коломан звонко икнул. Он столько раз хотел, точнее, мечтал услышать что-то подобное от отца, но тот этого так никогда и не сказал, постоянно ставя ему в пример брата Белу, крепкого и здорового парня. Тот был всего на два года постарше, но по виду - на все пять. Читать Бела не любил, зато умел не только охотиться без устали. Конечно, рыцарей своего отца, короля Андрея, он в этом ремесле обогнать еще не мог, зато в своем кругу перепивал всех сверстников.
Да и до женского пола Бела был тоже весьма не прочь, охотно делясь с младшим братцем рассказами о своих похождениях, легенды о которых, по его уверению, уже давно бродили не только по столице, но и чуть ли не по всей Венгрии. Да что там похождения, когда он вот уже несколько лет был женат, причем не на ком-нибудь, а на дочери самого никейского императора Федора Ласкариса. Но это все старший брат. Коломан же был… Эх, да что там говорить.
"С одной стороны, мне все это не больно-то и пригодится, - оправдывался он сам перед собой. - Все ж таки Бела - наследник престола. Но с другой - всякое может случиться. Вон отец тому самый живой пример. Он-то ведь тоже не самым старшим был, а если считать дядю Саломона, умершего во младенчестве, так и вовсе и вовсе третьим сыном моему деду Беле III доводился, а вот поди ж ты, стал королем. А если и у нас такое приключится? Ох и смеяться тогда надо мной все станут".
И впрямь - у него и с охотой не ладилось - причем не столько страх в душе был, сколько непонятная и даже его самого тревожащая жалость ко всему зверью, а уж про барышень и вовсе говорить не приходится. Но тут хоть на возраст сослаться можно, а с вином оправданий нет. С ним же у Коломана была и вовсе беда - первый кубок еще куда ни шло, а вот со второго уже начинало мутить. Ну разве это дело?
"С другой стороны, вот того же рязанского князя взять, - вдруг подумалось ему. - Уже которую трапезу я с ним сижу, а ведь так ни разу и не видел, чтобы ему слуги в кубок вина доливали. Выходит, одним обходится? Или… Или у него там и вовсе не вино?" - Коломан даже немного вспотел от таких мыслей.
- Хороший ты человек, царевич, - продолжал между тем Константин рассудительно. - Вот только в жизни немного иначе все, чем в книжной премудрости. И люди не всегда похожи на тех, про которых там пишется. Да и глупо это - ждать от врага, чтобы он свое слово сдержал. Вот ты сам представь, что я сейчас все свои полки на твоего отца двину. Неужто они дома усидят и откажутся идти воевать против меня, когда их король позовет. Простить их можно было бы только при условии, ежели бы мы с тобой… - произнес он задумчиво, но тут же энергично тряхнул головой, словно изгоняя глупую мысль. - Да нет, не согласишься ты. Нечего и говорить, - и украдкой покосился на заинтригованного Коломана.
Наступила пауза. Победил в ней опыт - принц первым прервал молчание.
- Если от меня потребуется поступить как-либо против рыцарской чести, то я, конечно, откажусь, - начал он медленно, будто размышляя вслух.
- Зачем же против чести, - искренне удивился Константин. - Я хочу, чтобы они перестали быть моими врагами. А это может произойти только в том случае, если я подпишу с тобой мирный договор.
- Это может сделать лишь мой отец. Я не вправе распоряжаться землями королевства, если ты их потребуешь.
- А если не потребую? - осведомился рязанский князь.
- И размер выкупа тоже не вправе определять, - нашел еще одну причину Коломан.
- А если совсем без выкупа?
- И что же, так ничего и не потребуешь? - не поверил принц.
- Ты знаешь, - задумчиво произнес Константин. - Вот с отцом твоим, королем Андреем, у меня иной разговор был бы, пожестче, чем с тобой. А что я от тебя могу потребовать? - Он мягко улыбнулся мальчику, сидящему перед ним. - Да ничего. Ты ведь правильно говоришь - ни угодьями земельными, ни серебром, ни прочим ты распоряжаться не вправе. Ну, разве что на моей коронации в Киеве поприсутствовать. Пусть все увидят, что ты на нее прибыл. Значит, наши государства в мире находятся. Или даже нет, - оживился он. - Не просто побывать на ней, а и принять участие. Тогда все соседи уверятся в том, что нас рассорить не удастся.
- И это все? - недоверчиво переспросил Коломан.
- А чего же еще? - искренне удивился Константин. - А сразу после нее я всех твоих воинов вместе с Фильнеем и освобожу. Или даже нет, - тут же передумал он. - Мы лучше вот как поступим. Я еще до нее половину выпущу. Должна же быть у тебя свита, хоть и небольшая. Думаю, два десятка будет достаточно. А потом, после подписания договора, и остальные свободу получат. Пойдет такое?
- Такое пойдет, - твердо заявил королевич.
- Слово? - серьезно переспросил рязанский князь.
- Рыцарское! - гордо произнес Коломан и тут же осекся. - Я ведь не опоясан, да и шпор у меня нет.
- Да-а-а, - задумался Константин. - Это меняет все дело. Как можно принимать участие в коронации, не будучи опоясанным. Жаль, жаль, - сокрушенно вздохнул он, подмечая, как вытягивается от огорчения лицо Коломана. - Хотя что это я?! - хлопнул он себя по лбу. - Можно подумать, что я завтра на царство венчаться стану! Времени-то еще сколько угодно. Успеем мы тебя и опоясать, и шпоры надеть.
- А разве у вас на Руси среди… - Коломан смешался, закашлявшись и радуясь, что слово "варваров" он все-таки произнести не успел, в самый последний миг ухватил себя за язык. - Разве среди твоих воинов, - продолжил он, - есть рыцари?
- Ну-у, если исходить из строгих канонов, про которые ты читал, - протянул Константин. - Тогда, конечно, нет. Но это не беда. У меня ведь помимо тебя еще и польские князья будут. Вот они-то тебя и опояшут, чтоб все честь по чести было.
- А подвиг совершить? - почти жалобно спросил Коломан.
- Без подвига никак? - осведомился Константин.
- Если бы я мог одним ударом меча разрубить воина на коне и в доспехах от макушки до низу вместе с лошадью, - прикрыв глаза, начал певуче цитировать Коломан хорошо известные ему строки. - Без труда зараз разгибал четыре подковы, поднимал до головы рыцаря в доспехах, который стоит на моей руке, и съедал бы за обедом четверть барана или целого гуся, тогда да. А так… нет, - произнес он подавленно.
Бедный мальчик чуть не плакал. Так сильно расстроился он оттого, что золоченые шпоры, по всей видимости, уплывали от него навсегда вместе с его хрустальной мечтой.
- Вона как, - подивился Константин, искренне посочувствовав горю принца. - А ты, стало быть, ничего этого не можешь?
- Нет, - честно ответил Коломан. - Да, пожалуй, и никогда не смогу.
- Но ведь ты королевский сын, - возразил рязанский князь, лихорадочно размышляя, что бы такое ему предпринять и что придумать.
- Я не хочу получить рыцарские шпоры только по этой причине, - гордо вскинул голову принц.
- А еще там есть какие-то подвиги? - поинтересовался Константин.
- В бою, - совсем тихо прошептал Коломан. - Но то уже и вовсе не про меня.
- А какие? - спросил Константин.
- Если рыцаря от смерти спас, или на копье поднял сразу трех сарацин, или освободил от неверных святой град Иерусалим, или…
- Стоп, - оборвал перечень князь. - А ты говоришь - не про тебя. Воевода Фильней - рыцарь?
- Конечно.
- А ты его от смерти спасаешь. Ведь если бы не твое согласие, то болтаться бы ему завтра на доброй пеньковой веревке, а так поживет еще.
- Но я же не в бою и не мечом, - возразил Коломан.
- А ты почитай внимательно, - предложил Константин. - Я больше чем уверен, что там не сказано, чем и как именно ты должен его спасти. Да разве это важно, если уж так разобраться? Главное, что спас, а остальное… - он пренебрежительно махнул рукой.
- А ведь и впрямь не сказано, - с некоторым удивлением протянул Коломан, и его мальчишечье лицо осветила светлая добрая улыбка.
"Господи, как же приятно сделать счастливым человека, - вздохнул Константин, но тут же цинично добавил сам себе, чтоб чересчур не расслабляться: - Особенно если это не несет больших дополнительных расходов и, напротив, сулит кое-какие доходы, пусть и не материальные.
С Васильком же получилось еще проще. О том, в кого именно влюблен пылкий юноша-князь, Ростислава сообщила Константину как-то невзначай. Едва же он узнал об этом, как сразу все события истории совершенно заново встали перед его глазами. Вот, оказывается, почему Василько всю жизнь послушно ходил у стремени своего старшего брата и никогда ни в чем ему не перечил.
Вот почему сам Василько в той официальной истории женился весьма поздно. Константин не помнил точно, когда тот наконец-то согласился пойти под венец, но точно знал, что князю было далеко за двадцать. Это был чуть ли не единственный случай в те времена, когда русские князья старались женить своих сыновей еще мальчишками, обзаводясь таким образом новыми союзами и приобретая различные выгоды, а уж обручали и вовсе детей.
Оказывается, все потому, что Василько всю свою жизнь был страстно и безнадежно влюблен, а объект его страсти был близок, но недоступен - жена брата.
- Когда она только-только увидела его первый раз, то еще ничего не поняла. Молодая же совсем. А ныне, как она мне писала, он так настойчиво уговаривал ее не постригаться в монастырь, не губить свою красоту и юность, что и слепой по одному голосу догадался бы. Так что ты имей в виду.
- А он открылся ей в своих чувствах? - спросил тогда Константин.
- Робеет. Вдруг она откажет, - мечтательно улыбнулась Ростислава. - Совсем как у нас с тобой.
- Ну, у нас чуточку иные причины были, - поправил ее Константин. - Хотя - да. В целом ты права. А ей-то самой он нравится?
В ответ на это Ростислава только неопределенно пожала плечами.
- Девчонка ведь еще. Ей не замуж надо было идти, а в куклы играть. Поспешил мой отец, ох как поспешил, - вздохнула она. - Со всеми нами поторопился. Разве что маленькую Еленку просватать не успел, но уж та и вовсе дите.
Константин в ответ промолчал. Он мог бы, конечно, возразить, рассказать жене кое-что, но зачем? Только ревность к сестре возбудил бы. А вот сердечной тайной владимиро-волынского князя он решил воспользоваться сполна, выжав из нее все, что только возможно. К тому же, насколько ему стало известно, ни один из князей не собирался присутствовать на церемонии венчания его на царство, не говоря уж о том, чтобы принять в ней участие в качестве подручника царя. О том, чтобы кто-то из них, к примеру, подал патриарху корону или державу со скипетром, можно было и не мечтать.
Вот и получалось, что он венчается на царство как бы самовольно. Нет, будут, разумеется, на церемонии и князь Вячко, и сидевший в Чернигове племянник Ингварь Ингваревич, и второй племянник - Давид, который сидел в Новгороде-Северском, но все это не то.
Можно было бы пригласить братьев Константиновичей из Переяславля-Южного, но они тоже не авторитеты. Да и никуда это не годилось. Ведь самому старшему из них, кстати, тоже Василько, совсем недавно исполнилось тринадцать лет. И опять же они тоже считались подручниками, а было необходимо привлечь кого-то из независимых и достаточно значительных князей.
Владимиро-волынский князь тоже был молод, но все-таки юноша, а не подросток. К тому же выбирать не приходилось. Кроме него оставались только великовозрастные дети киевского князя Мстислава Романовича, правившие не только в Киеве, но и в Новгороде Великом, а к ним с этим было бесполезно соваться, да еще смоленский князь, который по возрасту был даже помладше Василько Константиновича.
Но вначале предстояло решить проблему самого Василька.
Именно поэтому Константин, намного опередив все свое войско, следующее к Галичу, с небольшим отрядом дружинников направился в недалекий Владимир-Волынский. От Луцка, который Константин удержал за собой, до столицы Василька не было и полусотни верст - день хорошей езды, не больше.
Уже на первой трапезе - как ни удивительно, проходила она почти келейно, невзирая на прибытие столь солидного гостя, - Константин, без труда оставшись с парнем наедине, задумчиво произнес:
- Вижу я, что печаль тебя сердечная гложет…
Василько тут же зарделся, как красна девица, но ничего не ответил. Однако молчание юноши отнюдь не смутило рязанского князя, который уверенно продолжал гнуть свою линию:
- Даже ведаю, по какой именно особе твое сердце истомилось.
И вновь юный князь открыл было рот, но затем, так ничего и не произнеся, плотно сомкнул губы.
- Можешь, конечно, и со мной в молчанку играть, - равнодушно произнес Константин. - Если не хочешь, чтоб я тебе подсобил, то и мне навязываться ни к чему.
Рязанский князь выдержал паузу, разочарованно вздохнул, так и не услышав ни одного слова, и решительно встал из-за стола.
- И то верно, - произнес он. - Время уже позднее, а я тебя пытать удумал. Пойдем-ка лучше спать. Только дай кого-нибудь из холопов, чтоб проводил до ложницы, а то мы тут с Епифаном заплутаем по пути.
- Я сам тебя доведу, - тихо сказал Василько.
Пока они неспешно шли, юный князь по-прежнему угрюмо молчал. Раза два-три он уже совсем собирался с духом, но в самый последний момент перебарывал себя. Каких усилий воли ему это стоило - оставалось только догадываться.
Прорвало Василька на следующий день, когда Константин обмолвился, что завтра рано поутру ему надо бы уже уехать.
- Так скоро? - печально произнес тот. - А то погостил бы еще. На охоту бы съездили. Да мало ли куда.
- Какой из тебя теперь охотник, - усмехнулся Константин. - Я так понимаю, что тебя самого кто-то подстрелил. Да как метко - прямо в сердце стрела вошла.
Василько долго молчал, потом нехотя выдавил:
- И оперение у стрелы этой опознать сможешь?
- Немудрено. Хоть оперение, хоть наконечник. Она же навылет прошла. - И после паузы спокойно осведомился: - Так ты породниться со мной захотел?
- А если и так, то что?! - почти с вызовом не сказал - выкрикнул Василько.
- А ничего. Говорю же, что могу помочь. Как мыслишь, если я сам в сваты к тебе пойду? Хотя нет, - немного подумав, отказался он от своего предложения и пояснил: - Я же ее старшей сестре мужем довожусь, а ты сам обычаи дедовские ведаешь. Если девка сиротой осталась, то старшие ей вместо матери с отцом. С матерью понятно - Ростислава есть. А вот брата у нее вовсе нет, ни старшего, ни младшего. Тогда получается, что я, как муж Ростиславы, как раз и прихожусь вместо отца твоей Анне.
Услышав имя любимой, которое впервые прозвучало в речи Константина, Василько вздрогнул.
- А ты против, Константин Володимерович? - спросил он тихо.
Это был даже не шепот. Так, прошелестело только, как осенний лист, когда он, уже сорванный с ветки, укладывается поближе к своим братьям. Константин больше по губам догадался, нежели услышал.
- Если бы я против был, то никаких разговоров с тобой вовсе бы не заводил. Чтобы ваша свадьба не состоялась, мне, если хочешь знать, даже и отказывать тебе ни к чему. Иные бы нашлись, против которых и князь бессилен.
- Это как же? - оторопел Василько.
- А так, - вздохнул Константин. - В том-то и кроется твоя главная беда. Церковь на твой брак никогда согласия не даст и венчать вас ни за что не станет.
- Почему?
- Да потому, что патриарх воспретит. Слышал такое - до седьмой степени родства?
- Слыхал что-то, - пожал плечами Василько. - Так ведь разве она мне сродни?
- А ты как думал, - степенно ответил Константин, порадовавшись в душе, что не поленился и тщательно записал со слов Ростиславы все, что она помнила - кто на ком женат, кто чей отец, дед и прочее. - У вас ведь с нею отцы, - он почесал в затылке, вспоминая, как правильно назвать, и после легкой заминки продолжил: - Братаны двухродные.
- Но ведь она же была замужем за моим братом, и церковь их обвенчала? - растерянно произнес Васильке - Как же так?
- А вот так, - развел руками Константин. - Многое забываться стало, но не так давно вспомнили. К тому же раньше у нас митрополит был, а теперь - патриарх Мефодий. Такие браки церковью больше освящаться не будут. Он уже и грамотку специальную по всем епархиям разослал. Не веришь мне, так спроси у своего епископа.
- А как же мне теперь быть-то!? Я же люблю ее! Я без нее… Да мне и жить незачем, если без нее! - чуть не заплакал Василько.
- Как жить, спрашиваешь, - вздохнул Константин. - Есть один выход. Князю, конечно, патриарха не пересилить. Не по чину ему это. С епископом и то не всегда получается управиться. А вот если царь всея Руси даст согласие на ваш брак - тут дело иное. Против царя даже патриарху тяжело идти. - И подытожил: - Словом, считай, что ко мне - потому как я твоей суженой вместо отца - ты уже посватался и согласие получил. А остальное… Ну, тут уж моего венчания на царство надо подождать. Так-то оно понадежнее будет.
- А если владыка Мефодий все равно… - начал было Василько.