Впрочем, он об этом и не задумывался. А вот над тем, что силы весьма и весьма неравны, призадуматься стоило. С ним-то рядом всего-ничего - десяток ратников, а тех, кто его окружил, да еще и укрылся за засеками, пожалуй, вчетверо больше, если не впятеро.
Да и позиция у ратников Константина была - хуже не придумаешь. Мало того, что оказались в кольце, да еще на открытом месте, на голой поляне. Обратный путь перекрыт лесинами, да по лесу все едино не уйти - вмиг тати, как белок, перещелкают. Вятичи даже шкурок на охоте ухитряются не портить - прямо в глаз лесного зверька бьют. Так что всадить свою стрелу в широкую спину дружинника - им раз плюнуть. Оно для него и вовсе детская забава.
Опять же и уходить отсюда некуда. Урочище располагалось чуть ли не на самом краю обширных болот, непролазные топи тянулись верст на двадцать, не меньше. А уж за ними, прямо у истоков реки Снежети стояла еще одна живая легенда - град Карачев. Но о нем и думать не моги. Это реки зимой подо льдом спят, а у болот завсегда бессонница. Ждут они - круглый год свою жертву ждут. И едва та попытается по обманно-ровному снежку пройти, как тут-то и протянет к ней свои жадные руки неугомонный болотняник.
Пришлось организовывать оборону на месте, благо разбойный люд не спешил нападать, ограничившись тем, что начал перекрикиваться, пытаясь задорными речами выманить царских дружинников на открытое место.
Решив, что иного выхода не остается, Константин даже согласился пойти на переговоры. Поднял руки вверх - в знак добрых намерений - и вышел на середину полянки. Меч свой, чтоб видели тати, он одному из дружинников передал.
Чуть погодя из-за засеки появился человек. Главарь татей оказался не из пугливых, да и подлости за душой не таил - вышел без меча и даже бронь свою снял. Подойдя к царю, он удосужился согнуть спину в знак уважения. Поклон, правда, получился неважнецкий, ну да уж хоть такой.
- Исполать тебе, государь, - произнес вежливо.
- И тебе подобру, - склонил в ответ голову Константин.
- Неужто и впрямь мне ныне выпало с самим государем Константином Владимировичем речь вести? - поинтересовался для начала атаман.
- С ним, - подтвердил тот спокойно, успев подумать, что жизнь в Древней Руси, пускай не такая уж и долгая по своим временным меркам, и впрямь изрядно успела изменить его характер.
Ему припомнились события десятилетней давности, когда он оказался почти в точно таких же обстоятельствах. Разница заключалась лишь в том, что тогда он был один, а сейчас с десятком дружинников. Зато и татей намного больше, чем тогда. Но теперь возможное предложение главаря шайки отпустить его подобру-поздорову в обмен на оружие, одежду и коней Константином бы даже не обсуждалось. Он отверг бы его изначально, не задумываясь ни на секунду, ибо лучше отдать жизнь, чем порушить честь.
"Ну прямо совсем настоящим княжеским, нет, теперь уже царским духом пропитался", - даже восхитился он, чувствуя вполне законную гордость, а вслух спросил:
- Ты про меня уже все доподлинно сведал, а мне тебя как звать-величать прикажешь?
- Сланом люди добрые кличут, - откликнулся тот.
- А есть они здесь - добрые-то? - полюбопытствовал царь.
- Ты ныне у меня, считай, в гостях, так почто хозяев коришь облыжно? - возразил атаман.
- Обидеть не хотел, - уступил Константин. - Однако земли эти мои. Получается, что и ты у меня тоже в гостях. К тому же я привык к тому, что добрые люди в градах да селищах живут, а не в лесу прячутся.
- Стало быть, доля такая. У меня тоже когда-то и дом был теплый, и жена славная, и дите народилось. Все в одночасье порушилось.
- И кто тому виной? - спросил Константин, продолжая присматриваться к собеседнику.
По виду тот на вятича не походил никаким боком. И нос не бульбочкой, а заостренный, и волосы не черные, а темно-русые, и бородка совсем небольшая, и одежа на нем дорогая, а сидела как влитая.
- Да что там долгие речи вести, - отмахнулся от вопроса Слан. - Ты мне лучше вот что скажи. Верно ли попы в селищах да в Карачеве сказывали, что ты всех татей миловать повелел?
- Если рудой человеческой рук не замарал, - уточнил Константин. - Только тогда поспешать надо. Ведь в грамотке моей и сроки указаны. Так что тебе на раздумье да на сдачу всего пара месяцев осталась.
- Руки мои чисты, - ответил Слан. - Так как ты с теми поступаешь, кто по доброй воле из леса выходит?
- По грехам их, - ответил Константин, окончательно успокоившись. - Вовсе без наказания тоже отпускать нельзя, иначе не по Правде оно будет. Однако и в порубе никого томить не собираюсь. У меня кара иная.
- Кнут и кат? - усмехнулся Слан.
- Зачем же так сурово? - возразил Константин. - Потрудиться надо для блага Руси. И не за гривны. Тем и полное прощение выслужишь.
- Ишь ты, - мотнул головой атаман. - Стало быть, двойную выгоду получить желаешь. И леса свои от нас очистишь, и холопов даровых себе обретешь. Ловко ты все измыслил.
- Ловко измыслил, говоришь, - повторил задумчиво Константин. - Как сказать. Скорее, в убыток себе. Сам прикинь. Придет ко мне гость торговый, коего ты обидел, и челом на тебя или на кого иного бить станет. А я ведь прощение уже даровал. Значит, виру за его обиду кому платить придется? Верно, мне. А за ним следом второй подойдет, третий, и всем им гривны надо отдать. Какая же это выгода? Скорее, убыток голимый.
- Тогда зачем ты нам прощенье объявил, коли оно тебе в убыток? - озадаченно спросил Слан.
- Хочу все дороги для купцов обезопасить. Чтоб даже девка с кулем серебра могла пройти где угодно, и ей никакого урона бы не было, - пояснил Константин. - А люд мне нужен не простой, а боевой, потому как трудиться придется в местах глухих, необжитых. Новые города хочу ставить на Дону, на Волге-матушке, на далеком Яике. А там ухо надобно востро держать. Племена в тех краях кочевые, дикие. Чуть зазевался - головы лишился. Либо сразу ссекут, либо в полон к басурманам угонят. Пока град не поставите, даже схорониться негде - степь кругом. Конечно, с вами и мои люди поедут, они к ратному делу привычные. Но будет их не очень уж много, иначе вовсе без воев останусь. Потому и хочу, чтоб каждый себя защитить смог.
- Не каждому такая жизнь по нутру придется, - протянул Слан.
- Не каждому, - согласился Константин. - Однако есть и другая работа, поспокойнее. Если отсюда все время на восход солнца идти, сразу за землями волжских булгар горы начинаются. Там народец поспокойнее будет. Опасаться нападения все равно надо, но если к ним с лаской, то и они к тебе по добру. Зато работа потяжелее. Земля в тех местах рудами богата, кои мне нужны. Поначалу задарма потрудитесь во искупление грехов своих, да отработаете то, что я вам в дорогу дам, а после, когда расплатитесь за все, можете хоть на все четыре стороны идти.
- Чем же платить-то повелишь? - поинтересовался Слан.
- А мне все едино, - спокойно ответил Константин. - Можно золотом, можно серебром, приму и железо с медью, могу и камни-самоцветы в уплату взять.
- И назад вернуться тоже дозволишь? - уточнил атаман.
- Если желание будет, - равнодушно пожал плечами Константин. - Только учти, что запрошу я с вас много. Не один год потрудиться придется.
- И сколь же берковцов железа на каждого положишь во искупление? - поинтересовался атаман.
- По сотне, - коротко отвечал Константин. - Как привезете, так и все - отработали. Тот, кто там останется, станет за свои труды гривны от меня получать.
- Ежели я здесь из болота руду добывать бы начал, то больше пары берковцов за лето мне нипочем бы не извлечь.
- А ты что же, из рудознатцев будешь? - поинтересовался Константин.
- Коваль я, - пояснил Слан. - А ковалю без того, чтоб самому руду добывать, не можно.
- С тебя тогда и полсотни хватит, - скинул князь. - Твой труд подороже будет.
- Все едино два с половиной десятка лет на тебя спину гнуть придется, - усмехнулся атаман.
- Если из болота добывать - тогда да. А там в земле железа столько, что при удаче за одно лето рассчитаетесь, - обнадежил Константин.
- А коли не подсобит мне Авось?
- Тогда за два-три, от силы - за пять.
- А не боязно тебе? Вдруг я соглашусь, а там, в местах глухих в бега ударюсь? - полюбопытствовал Слан.
- И будешь как волк всю жизнь в лесу отсиживаться, - улыбнулся князь. - Глупо оно как-то выходит. Тебе и здесь-то, близ болот жить надоело.
- А тебе почем знать? - грубовато перебил атаман. - То моя боль.
- Не надоело бы, так ты сейчас со мной не сидел бы, да про прощение не выспрашивал. Думаешь, не вижу я, как ты все прикидываешь? Тут и слепой по одним твоим вопросам учуял бы, что тебе твоя нынешняя жизнь хуже горькой редьки.
Словом, после долгих разговоров, обсудив княжеские предложения со своими людьми, Слан дал добро, но, узнав, что Константин едет в Киев, запросился вместе с ним.
- Ты же сам сказывал, что на работу и со всей семьей можно ехать. А у меня женка под Киевом осталась, - хмуро пояснил он. - А людишки мои - в том не сумневайся - боле никого не тронут. Да и редко тут кто ездит в зимнюю пору, - добавил он, подумав.
Поехал атаман не один - с ним увязался какой-то мальчишка.
- Я его зимой в лесу подобрал. Поводырем он был у слепого старца. С дороги они сбились. Старец совсем замерз, а этот крепким оказался. Мы его снежком растерли, так он вмиг оклемался и даже не кашлянул ни разу. Одно слово - Поземка. Так и ходит за мной с тех пор, как хвост привязанный. Да и кличут нас схоже, по-зимнему. Он мне теперь как брат меньшой.
На суде, устроенном в близлежащей деревне, выяснилось, что Слан не лгал. Он и сам не убивал, и людям своим не позволял этого. Более того, они и брали в деревушках и селищах только самое необходимое, причем иногда, когда удавалось потрясти мошну проезжего купца, еще и расплачивались за взятое. Бывали случаи, когда они, сжалившись, сами одаривали какую-нибудь бедную вдовицу или убогую чету стариков.
"Ну прямо тебе Робин Гуд из Черниговского леса", - думал Константин, выслушивая свидетельские показания.
Прибыв в Киев, Слан немедля подался в свою деревню. Там он первый раз едва не попался монастырским служкам, однако успел вовремя уйти. Теперь же ему довелось повстречаться с бедой во второй раз, и убежать, как прикинул с тоской бывший атаман, навряд ли получится. Высок тын княжеского терема. Осилить-то можно, да, пока лезть будешь, десять раз стрелой снимут. Ворота тоже на запоре, да и ратников во дворе много. Одна надежда оставалась - на царя.
- Не в дружине он у меня, - сказал Константин. - Под Черниговом из лесу вышел, услыхав, что я татей милую, если они сами с повинной придут. А про резу… - он пристально посмотрел на Слана, который виновато опустил голову. - Про резу он, может, и сказывал, да мне не до того было.
- Ну что ж, в железа его возьмем да головой игумену за обиду отдадим, - сделал вывод Андрей Мстиславич.
- Не холоп я - смерд вольный, - не выдержал Слан.
- Какая разница, - зябко передернул плечами киевский князь.
Холодно становилось, потому и торопился он побыстрее решить дело, которое не стоило выеденного яйца.
- За обиду вира положена. Да ты и сам поди про это знаешь. Есть чем у тебя заплатить?
Слан опустил голову, потом с надеждой поглядел на Константина. А рядом с ним застыл Поземка.
Когда монах бил челом на Слана, мальчишка стоял поодаль. Поначалу он кинулся к названому брату, а потом, сообразив, что помочь сможет только Константин, метнулся за ним.
Вообще-то, не стоило из-за таких пустяков ссориться с хозяином терема, ох не стоило. К тому же виноват был Слан перед Константином, утаив кое-что, и, как оказалось, немаловажное. С другой стороны, просто так лишаться кузнеца и нарушать свое слово было тоже нежелательно.
- Погоди, Андрей Мстиславич, - остановил Константин князя. - Он за обиду настоятеля и так наказан - дальше некуда. Жена его вместе с сынишкой малолетним живота лишились. Между прочим, по повелению того же игумена, который их на мороз с твоего благословения выгнал.
- То божий суд был, - не согласился киевский князь. - А на земном гривны уплатить надобно.
Чувствуя себя хозяином положения, киевлянин приосанился.
- А почто ты так рьяно заступаешься за него? - осведомился он у Константина. - Последнее дело - божьих людей забижать. Опять же, зубы он повышибал монаху. За одно это с него по Правде русской дюжину гривен надлежит взыскать, да самому страдальцу гривну выложить.
- Так ведь он хоть десять лет в твоем порубе просидит, но ни куны единой не заплатит, - не сдавался Константин. - А я готов сегодня же их отдать. Согласен, Февроний? - обратился он к монаху.
Тот замялся. Ох, не одобрит строгий игумен, если монах согласится на это. Но и то рассудить - ежели Слана в княжеский поруб отправят, то монастырю от этого и вовсе никакого прибытку не будет.
- Дак я, как отец Александр скажет, - промямлил он.
- Здесь его нет, а ждать нам недосуг, - заявил киевский князь.
Если бы Константин приехал к нему попросту в гости, он еще поупирался бы. Очень уж ему не по душе такое поведение пришлось. "В моих вотчинах моих же смердов под свою заступу берет, да еще из тех, кто уличен в татьбе, - сопел он мрачно, размышляя, как быть. - И ведь не уступает, будто я здесь и вовсе никто. А супротив становиться из-за пустяшного дела тоже ни к чему. Ну кто я ныне? Одно название, что князь, а на деле - подручник. Может, если здесь уступлю, так он в остальном не так суров будет. А-а, ладно", - и уже вслух произнес:
- Ну, быть посему. Коли он из вольных смердов, стало быть, надлежит с него взыскать…
- У меня он не один - три зуба выбил, - пискнул Февроний, чувствуя, что дело клонится явно не в его сторону. - Да и от четвертого корешок один остался.
- Пятнадцать гривенок, - заключил Андрей сердито. - И еще половинку. За корешок, - пояснил он.
Дружный хохот дружинников, стоящих за его спиной, которым явно пришлись по душе последние слова киевлянина, чуть приподнял настроение озябшего Андрея Мстиславича.
Он и сам заулыбался, подбоченился, добавив с улыбкой:
- Пока не вынесут гривны - все едино в поруб стервеца, - и покосился на Константина - мол, как я повелел поначалу, так оно и будет.
Однако тот ничем не выказал своей досады, лишь произнес ровным тоном:
- Стало быть, не веришь ты мне, Андрей Мстиславич.
Киевский князь побагровел, однако нашел что сказать:
- То для порядку. Не нами заведено. Исстари тать до уплаты гривен в порубе сиживал. А коли тебя жаль такая разбирает, то сам и озаботься, чтобы он там часу лишнего не просидел.
- Ну что ж, я озабочусь, - многозначительно пообещал Константин.
Расторопный царский казначей, мгновенно уловив все одними глазами, в считанные минуты выложил Андрею Мстиславичу положенную сумму.
Однако после получения гривен настроение киевского князя не улучшилось, а скорее ухудшилось. Виной тому была надпись, вытесненная на реверсе каждой тяжеловесной монеты: "Царь и Великий князь всея Руси Константин I".
"Да кто ты таков?! - жгла князя Андрея обида. - Твоего пращура сто лет назад даже не из Киева, а из Чернигова родной сыновец выгнал. Теперь же вишь как голову задрал. С чего бы? И что далее от тебя ожидать?"
Не угомонившись, он повелел немедленно найти на Подоле купцов, обиженных Сланом, каковых сыскалось аж пятеро. И снова пришлось Константину выгораживать бывшего атамана, разбираясь с каждым из них. После тщательного допроса выяснилось, что на самом деле разбойник причастен к грабежу только троих и все они, по счастью, были средней руки, то есть имели с собой не так уж и много добра.
Но все равно после окончательного подсчета товаров, которые тот у них позаимствовал, вышла кругленькая сумма в шестьдесят гривен. Константин, почесав в затылке, покосился на бледное лицо Слана, напряженно ожидавшего решения государя, и, подумав себе в утешение, что он попросту дает кредит, хотя и весьма долгосрочный - лет на десять, не меньше, наконец махнул рукой.
- Я сказал, что милую, а назад слово государю брать негоже, - произнес он внушительно.
Лицо Андрея Мстиславича при этих словах исказилось от досады. Он промолчал, но в душе пообещал себе, что если встретится с этим татем на узкой дорожке, то все равно ему не сносить буйной головы.
И не знал киевский князь, что через три года судьба, криво ухмыляясь, как она это умеет, предоставит ему такую возможность, но совсем при иных обстоятельствах.
Слан, поставленный десятником над своими же товарищами из числа бывших разбойничков, с лихвой оправдал все те гривны, которые выложил за него Константин. Если бы не он - не видать бы царю первого каравана с добытым железом, который Минька решил опрометчиво сплавить по стремительной Чусовой. Тяжелогруженые баржи, которые отличались от плотов лишь срезанным спереди носом да еще небольшим бортиком по краям, непременно разбило бы вдребезги. Во многом именно благодаря Слану этого не случилось.
Горный участок Чусовой, тянувшийся на четыреста верст, и впрямь был страшен. Достаточно сказать, что знаменитые днепровские пороги выглядели невинной забавой по сравнению с теми ужасами, которые таила Чусовая. Скалы кое-где так низко нависали над самой рекой, что в ту первую поездку с плота вообще снесло небольшой навес, устроенный для отдыха.
Первая скала, прозванная Крепостной, потому что в точности походила на крепостную стену, встретила баржу Слана снисходительно, позволив ему увильнуть в сторону, зато потом его поджидали сразу две. Одна из них нависала над самой рекой, выступая в нее каменным острым ребром. Опасность заключалась еще и в том, что течение, которое отбрасывала от себя первая скала, несло баржу - если она уцелеет к тому времени - прямиком на вторую, расположенную следом за ней, но уже на противоположном берегу.